Англо-финляндские отношения до прекращения судоходства на линии Петсамо (14 июня 1941 г.)

Главные представители Англии в Финляндии — посол Верекер и военный атташе Маджилл — являлись искренними друзьями нашей страны. Их рапорты отличаются отсутствием безосновательного очернительства. Скорее наоборот, для них характерны доброжелательность и понимание, а со стороны Верекера даже продолжавшаяся долгое время доверчивость, особенно если сравнивать его рапорты с критическими донесениями шведского посольства в Хельсинки. И поскольку их сведения зачастую отличались от информации финского посла в Лондоне, английский Форин Оффис вскоре понял, что причина крылась в том, что Грипенберг сам получал недостаточную информацию из Финляндии. Грипенберг не раз жаловался на это обстоятельство, но безрезультатно. В такой обстановке он все же сохранил симпатии англичан, хотя и не смог в полной мере оказывать влияние на принятие ими тех или иных решений.

В деятельности английского посла в Хельсинки и его руководителей в Лондоне следует отметить два момента. С одной стороны, они все отчетливее видели поэтапное изменение внешнеполитического курса Финляндии, с другой — стремились приемлемыми способами воспрепятствовать этому изменению. Способ, с помощью которого можно было облегчить положение Финляндии и продемонстрировать негативную роль Германии, заключался в смягчении режима жесточайшей торговой блокады. Английские дипломаты заняли по этому вопросу совершенно иную позицию, чем министерство военной экономики (MEW). Так, Форин Оффис запросил 30 марта мнение последнего, не следует ли пообещать финнам более легкий режим судоходства с Петсамо, если бы они приняли во внимание интересы Англии в делах пропаганды и издательской деятельности. Несмотря на полученный отрицательный ответ, Форин Оффис рекомендовал своему послу в Хельсинки поддерживать с финнами теплые отношения.

Когда Грипенберг 17 апреля с тяжелым чувством жаловался на узколобую позицию в отношении импорта некоторых металлов, Форин Оффис больше проникался его аргументами, чем МЕВа. Финляндия нуждалась в 5 тоннах марганцевой бронзы и 20 тоннах олова для того, чтобы достроить обещанные Советскому Союзу буксиры. Она приобрела в связи с этим нужный металл в США, но не получила лицензии на его доставку. Грипенберг заметил младшему госсекретарю Форина Оффиса Батлеру, что этот запрет портит отношения Финляндии с Советским Союзом. Форин Оффис попытался найти выход из создавшейся ситуации, созвав по данному вопросу предложенную Грипенбергом конференцию круглого стола.

Английские дипломаты стали обдумывать и радикальные средства, которые могли бы предотвратить угрожающее развитие событий. Настроенный дружественно по отношению к Финляндии Верекер телеграфировал 28 апреля в Лондон:

«Не могу представить себе ни одной комбинации, которая могла бы подвигнуть Финляндию на сотрудничество с Россией против Германии. Каковой бы ни стала Германия в будущем, она будет для Финляндии потенциальным союзником против будущей России. С другой стороны, имеется реальная возможность удержать Финляндию в стороне от германо-русской войны… Русским надо посоветовать… вернуть часть финской территории, находящейся ныне в распоряжении Советского Союза, например, Ханко с окрестностями или Выборг. Это было бы унижением, но Советский Союз никогда не колебался, когда речь шла о реализме во внешней политике. Не мог бы американский посол в Стокгольме предложить это своему советскому коллеге или же правительство Швеции или США могли бы предложить этот план правительству Советского Союза».

Руководитель отдела северных стран Форин Оффиса Лоуренс Кольер отметил 2 мая 1941 г.: «по моему мнению, последнее предложение следует оставить без последствий».

Но поскольку все же Форин Оффис не стал активно противодействовать инициативе Верекера, он продолжил ее претворение в жизнь. В своем письме от 14 мая на имя Маллета в Стокгольм он признал, что в финляндском посольстве царит неудовольствие по поводу того, что неофициальные договоренности немецких и финских офицеров идут дальше, чем об этом сообщает президент и что некоторые фанатики действуют за его спиной. Финны преисполнены энтузиазма вернуть потерянные территории с помощью Германии. Поэтому дипломатические усилия, направленные против прогерманской клики в Финляндии совершенно необходимы. В этом русле могло бы быть и предложение Маллета о том, чтобы Советский Союз официально заявил правительствам Швеции и Финляндии о своих мирных намерениях и о готовности вернуть Финляндии Ханко и/или Выборг. Советский посол в Стокгольме мадам Коллонтай наверняка могла бы стать наиболее приемлемым посредником в этом деле.

Маллет ответил 25 мая, что он вряд ли сможет сделать больше того, что уже им сделано в ходе его переговоров с мадам Коллонтай 21 мая 1941 г. «Я думаю, что было бы неразумно идти столь далеко и делать конкретные предложения относительно Ханко и Выборга. Коллонтай относилась к финскому правительству весьма дружественно и без сомнения одобрила то, что Гюнтер там сделал».

Вышеизложенное ясно свидетельствует о том, насколько малозначительной и далекой была Финляндия для британцев весной 1941 г., у которых не было в тех условиях достаточных сил для вмешательства в ее дела. И хотя финляндская ситуация с точки зрения Англии развивалась в «неверном» направлении, дружеское Финляндии посольство в Хельсинки осталось в роли пассивного наблюдателя происходивших процессов. Тем не менее в качестве предупреждения Форин Оффис передал 5 июня 1941 г. для опубликования в «Таймс» небольшой материал о германской вербовке финнов в отряды СС. По официальным каналам Англия сообщила лишь, что ее протест будет зависеть от масштабов вербовки. Эта формула была использована в Финляндии для прекращения вербовочной кампании.

Наш английский посол в Лондоне Грипенберг, которому министерство иностранных дел сообщило, что мизерное количество отправленных в Германию эсэсовцев не следует даже принимать во внимание, узнал от англичан 5 июня, что на деле их было не менее пятисот человек. На следующий день руководитель отдела северных стран британского МИДа Уорнер сообщил Грипенбергу, что все отправившиеся в Германию «вернутся оттуда в Финляндию в качестве ее пятой колонны». Финляндское министерство иностранных дел вынуждено было 8 июня признать, что количество уехавших в Германию составило около тысячи человек, но одновременно посла успокоили сообщением о прекращении вербовочной кампании. Удивленный Грипенберг в своей телеграмме от 9 июня предупреждал о недопустимости постоянного сокрытия фактов и подчеркивал: «Мое положение здесь осложняется, поскольку на основе вашего № 281 сообщил соответствовавшие истинному положению вещей сведения, заверяя, что количество отправившихся в Германию было невелико. Боюсь, что они более не доверяют мне полностью, так как неоднократно убеждались в том, что я не обладаю достоверной информацией о финско-германских отношениях».

К удивлению англичан, даже их доверенные лица — Маннергейм и Рюти — кажется, повернули в сторону Германии. В конце мая Маннергейм сказал американскому послу Шёнфельду, что рано или поздно нападение Советского Союза на Финляндию станет неизбежным. Он критически оценивал отношение США и Англии к Финляндии и спросил, почему они не причисляют Советский Союз к тем диктаторским режимам, против которых сами выступают.

В ходе беседы маршал также заявил о том, что он, в отличие от финских политиков, не одобрял передачи Ханко Советскому Союзу, а также переброску туда русских войск и военных материалов через территорию Финляндии советским железнодорожным транспортом.

Во время визита Верекера к Рюти 5 июня 1941 г., в ходе которого был задан прямой вопрос — состоялась ли поездка генерала Хейнрикса и группы высших финских офицеров в Германию — президент не колеблясь дал положительный ответ. При этом он пояснил, что не уверен — был ли там лично Хейнрикс, но поездка имела место. Офицеры вели переговоры об организации транзита немецких войск через порты Вааса и Ботнического залива, поскольку они были более приемлемыми (!) для этой цели, чем Турку. В доверительной форме Рюти сообщил Верекеру о том, что в самое ближайшее время состоится еще более масштабная переброска войск, и не только через Финляндию, но и через территорию Швеции. Высказав по этому поводу удивление, Верекер выразил надежду, что финский Главный штаб предоставит английскому посольству свежие и точные данные. Именно по той причине, что разговоров с военным атташе Англии Маджиллом на эту тему более не велось, англичане сделали вывод о дальнейшем прогрессе в деле финско-германского военного сотрудничества.

Повышенное внимание и критика со стороны английского посольства в Хельсинки, таким образом, стали себя проявлять уже до того, как со всех сторон начали поступать сведения о перевозках. 8 июня стало известно, что немцы в Лапландии за 12 дней построили мост через Паатсйоки и таким образом открыли новую возможность для организации сообщения между Финляндией и Норвегией, Ивало и Киркенесом.

Двумя днями позднее (ранним утром 10 июня) уже стало известно, что по этому маршруту 7 июня в южном направлении проехала дивизия СС, которая, по мнению английского военного атташе, двигалась в сторону Оулу. Отдельной депешей 10 июня в Лондон сообщалась важная новость о том, что германские суда начали прибывать в Ваасу и Оулу. На следующий день один из английских представителей встречался со шведским послом в Хельсинки, и их информация о переброске немецких войск полностью совпадала. По мнению Вестмана, эти перевозки являлись средством давления, которое в ходе переговоров оказывала Германия на Советский Союз. Он полагал, что, идя на сотрудничество с Германией, Финляндия последует примеру Венгрии, другими словами — она предоставила бы немцам возможность выполнить их работу и, следуя в их фарватере, захватила бы те территории, которые считала своей законной собственностью.

12 июня 1941 г. Верекер телеграфировал в Лондон о том, что около 12 000 немецких солдат, которые пришли из Норвегии в Финляндию, были дислоцированы в районе Соданкюля — Кемиярви — Рануа. Воинские части не имели артиллерии за исключением зенитных и противотанковых орудий. И хотя войска были полностью моторизованы, наличие танков не замечено.

Именно в масштабах военного присутствия и кроется суть проблемы. У нас сформировалась точка зрения, согласно которой соглашение о транзите безусловно свидетельствовало о политическом сотрудничестве между Германией и Финляндией, которое, начиная с осени, облегчило положение финнов, но позднее — в июне — привело, в частности, к прекращению английского импорта. Скромные по масштабам акции, такие как разовые перевозки незначительного количества войск или постоянное движение отпускников, нельзя назвать «залпами главного калибра» большой политики. Но переброска двух полностью вооруженных дивизий, нарушавшая при полном взаимопонимании с обеих сторон соглашение о транзите, относилась уже к залпам подобного рода. Этот шаг никоим образом не следует смешивать с небольшим «старым» транзитом, который относился к предыдущей ситуации политического равновесия. Теперь приготовлялись к совершенно иному, к отказу от нейтралитета, что сразу же было замечено англичанами.

Можно констатировать, что когда Англия в знак протеста против переброски немецких войск прервала 14 июня 1941 г. морские коммуникации на Петсамо и таким образом закрыла торговую отдушину Финляндии, соединявшую ее с западом, она действовала, исходя из своих интересов, совершенно верно и предсказуемо. В качестве последнего предупреждения Финляндии этот шаг (вопреки предыдущей практике) был обнародован и в прессе, и по радио. Прекращение судоходства вызвало удивление финской общественности, которой жесткая цензура не давала возможности следить за действительным развитием событий; быть может — и удивление недостаточно информированного финского посла в Лондоне, но никак не финского правительства, которое уже на протяжении нескольких дней было полностью в курсе происходящего. Из сообщений Грипенберга видно, как английская пресса изо дня в день распространяла сенсационные, но совершенно верные новости о переброске немецких войск в Финляндию. Общественное мнение Англии явно настраивалось против Финляндии. О том, что финское правительство понимало, чем все это закончится, видно хотя бы из его вялой реакции на визит Верекера 14 июня 1941 г., когда он вручил президенту Рюти и маршалу Маннергейму меморандум о прекращении судоходства на линии Петсамо.