Встречи и расставания (часть 1)

 

Утром Гермиона тормошит меня ни свет ни заря, говорит, чтобы я вставал, что надо одеться и причесаться, что, какое бы ни было у нас правительство сегодня, но в Министерство надо идти в приличном виде, что она уже каким-то образом договорилась с Лоуди, и он разрешил ей прийти на работу не к девяти, как обычно, а чуть позже, чтобы проводить меня, до сих пор лишенного магии, через камин. И она все говорит и говорит, втолковывая мне что-то бодрым жизнерадостным голосом, хотя я могу представить, чего ей это стоит — ведь ее тоже в определенной мере ждет полная неизвестность, пусть и за дверями ставшего столь знакомым за последний год кабинета Лоуди. Только вот говорить ей о том, что я всю ночь не сомкнул глаз, я, пожалуй, не стану.

- Я не считаю, что должен как-то особо одеваться, Герми, — откликаюсь я, прекращая изображать спящего. — Мне наплевать, в каком виде я там появлюсь. Мне надоел этот нелепый маскарад с мантиями, в которых большинство похожи на огородное пугало. Островерхие шляпы, совы, носящие почту…

В ее глазах непонимание и испуг.

- Гарри, ты о чем? Ты же идешь в Министерство…

- Захваченное пиратами, Герми. Думаю, более уместным карнавальным костюмом была бы повязка на глазу и говорящий попугай на плече. К сожалению, у нас нет ни того, ни другого. У тебя ведь остались маггловские вещи Рона? Ну, поприличнее, чем те, в которых я вчера с тобой аппарировал в супермаркет.

- Ты хочешь идти, как маггл?

- Да, — я сажусь на кровати, одергивая футболку. — Я и есть маггл, ну, практически, уже больше, чем полтора года. Причем большую часть этого срока я маггл именно по воле лорда Довилля. Так что пусть удавится, когда я явлюсь к нему в джинсах и кроссовках. И вроде у Рона была еще куртка кожаная?

Герми отворачивается — она часто так делает, если согласиться со мной не может, но спорить ей не хочется. Молчит пару минут, а потом примирительно заявляет:

- Знаешь, ты просто устал. И отвык от магии. И злишься на всех. Но я думаю, ничем плохим сегодняшний поход в Министерство тебе грозить не может — ты реабилитирован, Довилль же обещал вернуть тебе магию.

- Мы можем подождать и посмотреть, как за мной придет конвой авроров в случае моей неявки. Тогда и посмотрим, что и чем мне может грозить.

- Гарри, — она говорит со мной мягко, словно с ребенком, — мы столько сделали для них. Вот увидишь, ты на все посмотришь иначе, как только магия вернется. Если они даже не найдут твою волшебную палочку, тоже не беда — мы купим новую. Ну же! Ты не можешь простить Довилля за магию и поединок?

Милая моя, если бы ты знала хоть часть правды обо мне и пиратском капитане, простите, о господине заместителе министра, ты бы поостереглась лишний раз произносить при мне его имя.

— Брось, Гарри, — продолжает она меня уговаривать. — Тебе вовсе и не нужно с ним долго общаться. Главное, он обещал вернуть магию. Иначе зачем ему еще вызывать тебя? Ты больше не считаешься преступником, мы свободны. Гарри!

И я встаю, усаживаюсь с ней за стол пить кофе, улыбаюсь, делая вид, что верю тому, что она говорит. Только вот надевать старую мантию Рона категорически отказываюсь — я в то утро будто впервые вижу волшебный мир как бы со стороны — старомодным, несколько нелепым, словно покрытый пылью и паутиной сундук с одеждой прабабушки на чердаке. Будто все кругом выросли, а вот они — нет.

Мне не спалось ночью, я бездумно водил ногтем по обивке дивана, рисуя круги и треугольники, вставал — тихо-тихо, чтобы не разбудить Герми — курил в чуть приоткрытое окошко, разглядывал, как налитая в стакан вода ловит отсветы фонарей с улицы. И думал. Думал о том, что он скажет мне. И что я скажу ему. И проигрывал в уме массу вариантов, и порой мои демоны даже с надеждой поднимали голову — да, вдруг что-то невероятное возьмет и случится… Что? Лорд Довилль падет перед тобой ниц, герой, станет умолять о прощении? Брось, он, думаю, мог и вообще не заметить, что сделал по отношению ко мне что-то плохое. «А морские ежи?» — спрашивают мои неугомонные собеседники, — «он же из-за тебя, ты что, не понимаешь?» Понимаю, да…вероятно, ему было непросто проститься со мной на Кесе. Может быть, тоже привязался…если он вообще умеет. Но он это пережил, я даже не сомневаюсь. Потому что так было нужно — всем, и ему в первую очередь. Потому что планы, над которыми ты работаешь четыре года, вовлекая в них массу людей, не бросают под ноги милым симпатичным мальчишкам типа меня. Было приятно, не более. Так, просто хорошее воспоминание. Эпизод. Передышка.

А даже если вдруг — да-да — если вдруг мир перевернется, и он скажет: «Я так виноват перед тобой! Я скучал по тебе…» Нет, забудь, такого не бывает. А даже если и бывает… Ты готов занять место в его мире, бывший герой? Простить, забыть, стать мальчишкой-любовником при богатом и влиятельном маге? Не понимая и не принимая того, что он делает? Представь себе его жизнь, которая начинается сейчас, нет, на самом деле, она началась еще вчера или позавчера, сразу после захвата Министерства, когда они сформировали правительство, распределили посты, приняли первые решения… Его жизнь с заседаниями кабинета министров, визитами, переговорами, зваными приемами… И с понимающими улыбками таких, как лорд Малфой, в промежутках — что, Северус, торопишься к … своему Поттеру? Это в любом случае был бы неравный союз, он был бы возможен, если бы я тогда, еще на Кесе, согласился поговорить с ним. Стал бы его союзником. Стал бы одним из НИХ. А так… быть некой привязанностью, такой вполне простительной слабостью, которую прячут от других?

Но, я надеюсь, лорд Довилль избавит меня сегодня от мук непростого выбора — прощать, не прощать… Он не станет извиняться. Да, он делал это на Кесе, но там это было нечто столь личное, интимное… Мне кажется, тогда это вообще был не он. Не он, не я…

Давай рассуждать проще. Он забрал меня на Кес. Он заставил меня привязаться к себе, а потом предал. Он сделал так, как ему было удобно. Это вполне укладывалось в его планы. Малфой и он вынудили Гермиону предать мужа, чтобы совершенно бездушно использовать и ее. Так что брось, Гарри, тут не о чем говорить. Ты будешь вежлив и не более. Это просто вызов в Министерство. Мне надо просто пойти и вернуться — не нагрубить, не сорваться на крик и упреки… и не сдаться. Вполне посильная задача.

- Тебе сахар положить? Гарри, я в третий раз спрашиваю — сахар будешь?

Я смотрю на нее и не сразу понимаю, чего она от меня хочет. А потом отрицательно мотаю головой. И замечаю, что у нее темные круги под глазами. И слишком много движений — она постоянно что-то перекладывает на столе: то ложку, но нож, то крышку от сахарницы. Тоже не спала? Нервничает? Ах да, Поттер, ты же у нас пуп земли! А то, что твоя подруга сейчас впервые отправляется на работу в Министерство, где сейчас полным-полно тех, кого она всю свою сознательную жизнь считала своими врагами? Тех, кто не называл таких, как она, иначе как грязнокровки? Тех, кто охотился за ними, как за зверьем, в наш так и не состоявшийся седьмой год в Хогвартсе? Представь себе, ей тоже не по себе! И пока совершенно неясно, где Рон, вернется ли он, а если да, то захочет ли выслушать ее. Но нет, Поттер, ты будешь сидеть здесь и пускать слезу по своей несостоявшейся любви!

- Герми, все будет нормально, вот увидишь! — говорю я, словно извиняясь.

- Значит, мантию не наденешь? — она делает вид, что не слышала то, что я ей только что сказал. — Как ребенок, честное слово! Ты же взрослый маг, Гарри!

Я не собираюсь с ней спорить, только отрицательно качаю головой. И под ее неодобрительным взглядом натягиваю толстовку и джинсы Рона, и ту самую черную куртку, которая мне всегда нравилась. Герми направляет на меня палочку, укорачивая вещи мне по росту, но они все равно сидят несколько мешковато — Рон все же гораздо крупнее меня. Ну что ж, с чужого плеча… мне не привыкать.

Перед выходом я все же бросаю взгляд в зеркало, так, скорее, по привычке, нежели ожидая увидеть там что-то новое или же выглядеть достойно в глазах заместителя министра по внешним связям. И то, что я вижу, меня… не, не ошеломляет, конечно, но… Я вижу себя практически таким же, каким был еще в школе — с растрепанными волосами, чуть съехавшими на бок очками. Как будто только стал чуть старше. А так такой же мальчишка, как и когда, да, когда Довилль стал засматриваться на меня на моем шестом курсе. Что, хочешь его растрогать? И я немедленно поворачиваюсь к Герми, почти сердито бросая ей:

- Ну что, идем мы или нет?

Министерство встречает нас непривычной пустотой — нет обычного потока посетителей, раздающихся приветствий, шарканья множества ног. И практически абсолютная тишина — пара голосов в дальнем конце Атриума возле лифтов кажутся возмутительно громкими, неуместными. На стойке охраны нас останавливают — Грегори Гойл регистрирует палочку Гермионы, меня тоже удостаивает взглядом, я бы даже не сказал, что неприязненным:

- А, это ты, Поттер. Проходите. Тебе на третий этаж.

- Я знаю, Грегори.

Гермионе со мной по пути — большая часть министерских кабинетов расположена именно на третьем этаже. Лоуди квартирует всего в паре шагов от лорда Довилля, так что Герми провожает меня почти до самых дверей.

- Удачи! — шепчет она мне.

- И тебе тоже.

Она подмигивает мне, стараясь казаться веселой. И мы договариваемся, что бы там ни было, но сегодня вечером мы вновь встретимся у нее дома. Наверное, это обещание дает нам обоим некую опору. А я решительно открываю дверь и делаю шаг вперед, хотя на какую-то секунду у меня мелькает безумная надежда — вдруг дверь не откроется, и мне можно будет просто развернуться и уйти, просто сбежать?

Сибилл Эшли, видимо, его секретарша, поднимает глаза от вороха пергаментов на своем столе. Будет занятно, если лорд Довилль предложит мне подождать и продержит здесь еще пару часов. Это было бы очень правильно. Мне бы даже, честно говоря, этого очень хотелось, потому что я просто не могу себе представить, как мы сможем смотреть друг на друга после всего, что произошло. Да нет, это я не могу. Это я дурак. Думал о нем все прошедшие три месяца. Ему-то было, чем себя занять.

- Мистер Поттер, лорд Довилль ждет Вас.

Сибилл вежливо улыбается мне. Как-никак, должности секретаря такого человека ей придется соответствовать. Пусть даже островной загар все еще покрывает ее лицо, шею и руки, словно напоминание о пиратской жизни, сам факт которой в свете нынешних перемен следует скорее забыть как не совсем приличный. Она широко распахивает передо мной дверь… и мне кажется, я вновь ступаю на белый, сияющий на солнце песок, который вот-вот оросится моей кровью. Дыши глубже, Поттер. А мои демоны уже отодвигают себе стулья и рассаживаются вокруг стола, чтобы им удобнее было смотреть на него.

Он поднимается мне навстречу из-за стола, и я с удивлением замечаю, что он тяжело опирается на массивную трость, так что костяшки пальцев становятся почти белыми от напряжения. Ранен при нападении? Наверняка. Я не тот, кого это должно волновать. Я тоже ранен, лорд Долилль, причем, боюсь, это уже не исправить. А Вам нужны зелья и покой, которые в моем случае совершенно бесполезны.

- Здравствуйте, лорд Довилль, — говорю я ему, не отрывая глаз от его руки, сжимающей трость.

- Садитесь, Поттер.

Ну вот, говорю я себе, самое страшное позади — раз он так назвал меня, значит, мы управимся быстро — без воспоминаний и извинений. То, что я и думал — минутная прихоть, с которой он давно уже справился. А я вот нет. Так что я улыбаюсь своим демонам — горько и грустно, но так, чтобы он не заметил моей улыбки. Его кабинет, как и все Министерство, выглядит пока еще пустынно — он уже устранил все следы присутствия здесь предыдущего владельца, но вот превратить это безликое помещение в свою обитель пока что не успел.

- Если Вы помните, я обещал вернуть Вам магию, когда все закончится. Вы прекрасно справились — и Вы, и мисс Грейнджер.

На нем очень дорогая мантия — темно-серая, почти черная, расшитая серебром. И волосы просто убраны в хвост — министрам не к лицу пиратские косы. Он тоже занимает место за столом — довольно далеко от меня, и у него в руках появляется та самая темная металлическая коробочка, некогда вытянувшая из моего тела силу, словно тонкие нити. И там, на ее дне, маленьким клубочком дремлет то, о чем я уже успел забыть. То, что я так жажду вернуть, хоть и не признаюсь себе в этом. Пока он произносит слова заклятия, я смотрю в его лицо — усталое, холодное, надменное, чтобы навсегда унести с собой, сложить вместе с газетными страничками, которых у меня в последующие месяцы накопится немало, сохранить и так никогда и не суметь выбросить. А вот с газетами я давно расстался… Моя возвращающаяся сила вливается в меня постепенно, ровно, поток ее все никак не останавливается, мне даже кажется в какой-то момент, что она вот-вот разорвет мне грудь. Ее так непривычно много.

- Все, Поттер, Вы снова маг, — легко говорит он, глядя на меня так, будто я должен рассыпаться в благодарностях.

А потом он протягивает мне через стол волшебную палочку, да, ту самую, мою, что когда-то была конфискована у меня при аресте.

- Попробуйте, — говорит он, — все должно получиться.

«Люмос», — произношу я, на конце палочки зажигается небольшой огонек. Как странно, все действительно нормально. Мне вернули магию, в моих руках палочка, которой я когда-то сразил Волдеморта, мне по-прежнему, несмотря на столь значительный перерыв, подвластны заклятия. А я не ощущаю радости. И у меня такое чувство, что мне не возвратили мою магию, а, наоборот, забрали последние воспоминания о ней…

- Я могу идти, лорд Довилль?

- Еще нет, Поттер, — он протягивает мне какие-то бумаги. — Подпишите.

- Что это?

- Документы о том, что Вы вновь вступаете во владение Вашим домом на Гриммо, а также денежным хранилищем Ваших родителей и Вашего крестного в Гринготтс.

Вместе с бумагами он протягивает мне ключи и еще какой-то конверт.

- Что это?

- Это денежная компенсация от Министерства Магии за вынесенный Вам Визенгамотом несправедливый приговор. Три тысячи галеонов.

- Я не возьму. У меня и так достаточно средств.

- Ничего не могу с этим поделать, — он разводит руками. — Это не мои личные средства. Это то, что Вам полагается от Министерства. И не одному Вам. Такую же сумму получат и другие невинно осужденные.

- И Вы тоже? — я все же не удерживаюсь от глупой детской выходки.

- Я не получу. Меня никто безвинно не осуждал. А вот Вас и Рональда Уизли — да. И еще несколько человек. Так что деньги Вам придется взять. Купите себе новую мантию, — он выразительно смотрит на мое маггловское одеяние. Тоже не удерживается от замечания.

Я не собираюсь с ним спорить, я просто подписываю все требуемые бумаги, предварительно внимательно изучив их содержимое — он выглядит слегка удивленным подобной обстоятельностью, не торопясь, раскладываю конверты, ключи и пергаменты, подтверждающие мои восстановленные права, по карманам просторной куртки Рона. Пусть он тоже видит, что я не спешу. Потому что любой неосторожный жест может выдать меня. А он должен подумать, что мне все равно. Как и ему.

- Я могу идти, лорд Довилль?

И я уже поднимаюсь с мягкого стула с резной спинкой, чтобы сделать шаг к двери. Только бы успеть, только бы не рассыпаться осколками в приемной. А в голове стучит только одна мысль — он расплатился со мной, как расплачиваются за услуги с дешевой шлюхой. Нет, что ты, Поттер, с очень дорогой шлюхой — тебе вернули дом, немалое состояние и даже дали три тысячи галеонов на карманные расходы, чтобы ты ни в чем себе не отказывал. И я даже не оборачиваюсь на своих демонов, нехотя и разочарованно покидающих места за его столом, чтобы удостовериться в том, что они следуют за мной. Я бы предпочел, чтобы они остались у него. Но они, кажется, намерены сопровождать меня всю оставшуюся жизнь, переезжая со мной из страны в страну, останавливаясь в маггловских отелях и на съемных квартирах…

- Гарри, — вдруг тихо говорит он, когда я уже берусь за ручку двери.

И я вынужден обернуться, чтобы лишь на долю секунды увидеть воспоминания о том, другом человеке в его глазах.

- Гарри, — спрашивает он, — что ты собираешься делать?

Это запрещенный прием, господин заместитель министра. Разве не так? После него противник может упасть на арену уже бездыханным. Но я крепко стою на ногах.

- Я пока не решил, — пожимаю плечами. Я уже не так наивен, чтобы он смог растрогать меня, просто назвав по имени.

- Послушай меня, — он вновь тяжело поднимается и делает несколько шагов по направлению ко мне. — Ты можешь выбрать любую работу — Аврорат, Министерство. Что угодно. Мы умеем быть благодарными.

Я молчу. Мне не нужно ни его, ни их благодарностей.

- Ты мог бы поступить в Университет. Почему нет? Гарри…

А дальше он говорит то, чего ему говорить не следовало:

- Послушай, Гарри, мы могли бы…

Я сразу понимаю, о чем он, и отступаю. Всего на полшага назад.

- Нет, мы не могли бы, лорд Довилль, — твердо говорю я ему. — Мне не нужно от Вас и Министерства ни работы, ни благодарности, ни чего-либо еще.

В его лице почти ничего не меняется, он только на секунду опускает взгляд, а когда вновь смотрит мне в лицо, я вижу перед собой лишь величественного лорда, министерского чиновника, который непонятно почему все же снизошел до разговора с никчемным мальчишкой.

- Ничего не хотите, мистер Поттер? — его голос вновь холоден, будто металл скользит по льду…— хотите прозябать на задворках магического мира? Вновь не представляете себя никем?

- Вы уже говорили нам с Роном на острове, что мы готовим себя к жалкой жизни.

Я же обещал себе не пререкаться с ним! Пусть слово твое будет «да» — да, «нет» — нет, а что кроме….

- Теперь Вы даже не герой, мистер Поттер. В той жизни, в которой Вы оказались на этот раз, Вам придется начинать с нуля. Или Вам это кажется непривычным?

- Да, для Ваших я точно не герой, — спокойно соглашаюсь я.

- У Вас, что, совершенно нет амбиций, Поттер? Честолюбия, в конце концов? Желания доказать всем, что Вы не просто экс-золотой мальчик? Будете разносить мороженое у Фортескью? Помогать Джорджу Уизли в магазине?

А Вы вышли из себя, лорд Довилль, констатирую я про себя. Что, неужели и мне удалось задеть Вас? Обещаю, этого больше не повторится.

- Если Джордж будет не против… Мы ничего больше не должны друг другу, лорд Довилль. Ни я Вам, ни Вы мне, — все же эти горькие мальчишеские слова вырываюсь как-то сами, помимо моей воли. — Я могу идти?

- Разумеется.

И я покидаю его кабинет, вежливо прощаюсь с Сибилл, сидящей в приемной, дохожу до двери, думая только об одном — дойти до спасительного коридора, не привалиться там к стене на глазах у тех, кто случайно может увидеть меня там, не разбить кулаки в кровь о камни. Ты не умеешь пробивать стены, мистер Поттер. Иди, еще несколько шагов, впереди лифт, ты точно сможешь, ты даже поздороваешься с теми, кто окажется с тобой в кабине — ты всех их знаешь, ты поднимешься в Атриум. А там Гойл протянет тебе записку — сэр Энтони ждет тебя у себя в Аврорате. Сегодня в 13 30. Ты выйдешь на улицу через вход для посетителей, чтобы только там, в шумной безликости маггловского города, прислониться к каменной холодной стене щекой. И напомнить себе о том, что ты не умеешь плакать…

* * *

Я сижу сейчас, в этот утренний час в церкви Святого Влаха, практически один, если не считать парочки туристов, стоящих у алтаря и разглядывающих фигуру святого, держащего в руках макет города, изваянного из камня. Я смотрю на деревянную скамью перед собой, бездумно вычерчивая на ее темной поверхности замысловатые фигуры. Если сейчас уронить голову на руки, я стану похож на кающегося грешника — неплохой объект для фотосъемки.

Я теперь и сам не знаю, чего я ждал в тот день от господина заместителя министра, заранее решив, что никто из нас ничего не получит. Я же не мог услышать от него извинений в тот день? Да и вообще, глупо было ждать от него чего-либо подобного. И я уверен — даже если бы они и были произнесены, их вряд ли было бы достаточно. Он был виноват передо мной, и он знал об этом, что только заставляло его быть со мной еще более жестоким. И он не мог не понимать, что такой, как я, скорее всего, не простит его. Он был… да, почти равнодушен, у него это всегда неплохо получалось.

В том декабре, стоя на лондонской улочке, состоявшей, как казалось, из одного только холодного ветра, я был убежден, что ошибся тогда, на Кесе, ошибся, как ребенок, принял его желание за нечто большее. Ничего там больше и не было… А ты, как дурак, перебирал свои убогие секреты. Жемчужины, драгоценности… Самому-то не смешно? Но многое из того, что неясным отзвуком слухов, шелестом перелистываемых кем-то посторонним страниц, или же черными строчками писем на белом экране приходило ко мне с моей далекой и уже недоступной родины… ну, не то, чтобы полностью убедило меня в обратном, но все же… все же я порой начинал надеяться, что все было не так просто. Но он никогда не искал меня. Хотя, учитывая историю моего отъезда — было бы странно, если бы он попытался.

Я больше никогда не видел лорда Довилля. Ни разу. И знаю, что не смог забыть его, даже за эти полтора года, что прошло со дня нашей последней встречи в Министерстве. И уже не обманываюсь, просто знаю — я любил его тогда, и люблю сейчас. И, видимо, с этим уже ничего не поделаешь. Поэтому, выходя из церкви, я по как-то незаметно сложившейся привычке, зажигаю две маленькие свечки — нет, не думая ни о ком конкретно, просто так. И отправляюсь в Luna e mare.