Разрыв митр. Сергия с епископатом.

Митрополит Сергий, заместитель местоблюстителя Патриаршего престола, обвиняется в том, что, вопреки основному церковному закону, - чтобы первому епископу ничего не творить без рассуждения всех прочих, - в июле 1927 г. превысил свои полномочия и, несмотря на протесты Епископата, а также клира и народа, сознательно пошел на путь самочиния.

Церковь получила то, чего могла бояться в начале, когда увеличила права первого епископа. Она встретила в нем не только утешение и поддержку в борьбе, но и малодушие и падение. Возможность произвола, злоупотребления положением единоличного возглавителя Церкви, соблазн власти или восхищения высших ее прав, превратилась в действительность. Насколько очевиден разрыв первого епископа с собратиями свидетельствуют факты.

Епископ Дамаскин, в промежутке между ссылками, был в Москве и 11 декабря 1928 г. лично беседовал с митр. Сергием. Об этом он напоминает ему в своем послании.

"Вы уверяли меня, — пишет еп. Дамаскин митр. Сергию, — что стали на путь своей декларации совершенно сознательно и добровольно, что Вы осуществили лишь то, к чему неудачные попытки делал и почивший Патриарх, и митрополит Петр, только те делали шаг вперед, а два назад, Вы же разрубили узел... Ваши преемники вынуждены будут считаться с уже совершившимся фактом. На мои два вопроса 1) считаете ли Вы, что решение Ваше является голосом соборного иерархического сознания Российской Церкви, и 2) имеете ли Вы основание считать Ваш личный авторитет достаточным, чтобы противопоставить его сонму маститых иepapxoв, совершенно не разделяющих Вашу точку зрения, — Вы не дали мне ответа, чем привели меня тогда в крайнее смущение. — "Я считаю это полезным для Церкви... мы теперь получили возможность свободно молиться, мы легализованы, мы управляем — говорили Вы мне".

Далее еп. Дамаскин добавляет: "Мудрость Ваша попустила Вам настолько переоценить себя и свои полномочия, что Вы решаетесь действовать вопреки такому основному иерархическому принципу Церкви, который выражен в 34 прав. св. апостолов".

Мы знаем уже, что предшественники митр. Сергия по власти сообразовались с голосом епископата и всей Церкви и ничего не творили без рассуждения всех, и последний заместитель арх. Серафим Углицкий отказался действовать единолично, не спросив голоса старших иepapxoв.

Авторитетный голос епископата, клира и народа об отношении к условиям легализации был выражен в осуждении обновленческого и григорьевского расколов и в специальных актах, как послание группы соловецких епископов.

Наконец, выступление против декларации и действий митр. Сергия со стороны епископата, клира и мирян, всей массы верующих, являются подтверждением прежних позиций Церкви, их твердости и неизменности.

Вот та стена Церкви, которая стала против нового поведения митр. Сергия. Но главное еще в том, что и сам митр. Сергий считался с голосом епископата, искал его, на него опирался в своих действиях, выражал те же мнения об условиях легализации и открыто их исповедывал до самого своего последнего заключения. Здесь он сам явился судьей для своего будущего. 28 мая/10 июня 1926 г. он выпустил проект обращения к правительству об условиях легализации и просил епископат отозваться на него, но 16/29 июня 1927 г. издает декларацию с самостоятельными решениями. На свое новое выступление митр. Сергий уже не запросил общего согласия. Довольно советоваться, пора действовать по собственному усмотрению. Вот разительный факт перехода от одних действий, солидарных, к другим, самочинным. Митр. Сергий знает, что делает, и потому не дал никакого ответа еп. Дамаскину.

Запрещение протестующих.

Протест давал ему основание проверить свой поступок, усомниться в правильности своих действий и исправить их, как исправляли его предшественники. Протесты епископов достаточны для того, чтобы всякое действие свое посчитать ошибочным и приостановить его и поискать соборного голоса, и без него не решаться на шаги такого характера. Иначе единоличное по нужде управление превращается в превышение власти, в узурпации прав епископата. Надо остановиться. Нельзя пользоваться безсилием епископата, не имеющего возможности собраться в одно место, чтобы выразить свое мнение, а также своими временными правами единоличного правителя, чтобы ими злоупотреблять до нарушения прав всех других, и наконец, выгодой своего положения и тем более покровительством в этом деле гражданской власти, враждебной Церкви. Но всём этим первый епископ воспользовался и поступил преступно. Проявив совершенно неуместное упорство, он сознательно и дерзко выступил против епископов с церковными мерами запрещения. Сам, нарушая закон и свое единство с епископатом, он осмеливается мерами запрещения в священнослужении, обрушиваться на мужественных и честных исповедников истины церковной, как на раскольников, нарушающих единство Церкви. Он один запрещает всех несогласных с ним епископов Православной Церкви без согласия всех других, опираясь только на Синод своих личных, только что подобранных им, сторонников из шести человек, тогда как в отношении к григорьевцам он брал с собой Собор в 25 епископов, то есть всех, кого мог в это время опросить около себя в самое короткое время. Он теперь вооружен и оправдан в своих глазах прошлой своей практикой, которую применяет против истины так же, как и за истину. Кто признавал его прежние прещения на раскольников законными, должен, по его логике, признать их таковыми же и на себя. Будучи сам виновен теперь в том, в чем некогда обвинял раскольников, он обрушивается на православных епископов, - среди которых сам был, - только за то, что они остались на прежних своих позициях, тогда как он от них отошел.

Диктатура первого епископа.

Законное Высшее Церковное Управление, в лице Патриаршего Синода и Высшего Церковного Совета, разогнано еще в 1922 году. Синод, созданный митрополитом Сергием в 1927 г., по каноническому существу своему, не может претендовать на такую роль высшего церковного управления. Этот Синод… не избранники Поместного Собора в числе шести епископов и не вызываемые (пять) по очереди из епархий, как полагается по закону (Опред. Собора от 7 декабря 1917 г. п. 4), а искусственно подобранные единоличным избранием первого епископа и советской власти из его сторонников.

Зная это, митр. Сергий, кроме себя, члена Синода по избранию Собора, хотел иметь в его составе, хотя бы митр. Арсения, и объявил об этом раньше, чем получил от него отрицательный отзыв на свои действия, благодаря которому митр. Арсений никогда и не оказался в сергиевском Синоде. Таким образом, синод митр. Сергия — незаконное учреждение и не облекает никаким высшим авторитетом его единоличное управление.
Также искусственно подбирает он себе епископат. Не весь епископат ему нужен, как полагается по закону, для одобрения или порицая его действия, а только часть его, та, которая определенно поддержит его и пойдет за ним, то есть сторонников той диктатуры, которую он установил в своем лице. Принцип же единоличного управления установился в Церкви с момента самочиния митр. Сергия, когда он и не спросил обще-епископского мнения на свои действия и отверг протест его.

Митр. Сергий восстал против соборности Церкви, пренебрегши духовным Собором. Претензией первого епископа на непогрешимость и насилием безбожной власти в Русской Церкви исключена открытая борьба за истину. Возник новый режим в Церкви, которого никогда не было, и он действует в ней в лице московской Патриархии и в настоящее время. Синод, и какой-либо Собор, допускаются постольку, поскольку эти учреждения поддержат позицию первого епископа, принятую им от гражданской власти. Синод является только канцелярией при нем, а Собор — одной авторитетной формой его утверждения, без действительных прав и осуществления общеепископской власти. Два епископских собора 1943-44 гг. и Поместный Собор 1945 г. протекали в условиях полного внутреннего стеснения, без собственной инициативы и прав, как жалкие исполнители директив антирелигиозной власти, с которой в контакте только московская Патриархия.

Патриархия.

До какой степени соборное начало и воля Церкви игнорируются в практике Московской Патриархии, свидетельствует недавний пример в Западной Европе. Патриарх Алексий хотел иметь дело только с единоличными решениями митрополитов Евлогия и Серафима, и как только выяснилось, что большинство приходов одной епархии будет не на стороне подчинения Москве, Патриарх, до созыва епархиального собрания, объявил его незаконным, требуя твердо стоять на заветах почившего уже митр. Евлогия (Послание от 17 сентября 1946 г.). Его делегация в Париже удивлялась, что вообще какие-либо вопросы могут решаться епархиальным съездом. Все должно быть по приказу сверху.

Вполне, конечно, естественно, что в соответствии с общей советской системой, в Церкви установлен диктаторски способ управления, который продолжает насильственно удерживаться на своем месте. Но тем более очевидна его неканоничность. Советская власть, склоняя на компромисс с собой первого епископа, в лице Пaтpиapxa и его преемников, содействовала потом укреплению ответственной пред собою единоличной формы управления Церковью. Митр. Сергий пошел на это.

Нарушение догматов.

Все, что в Символе веры, суть догматы. Митр. Сергий погрешил против 9-го члена символа веры о Церкви единой, святой, соборной и апостольской. В свое время это отметил в полемике с митр. Сергием Николай (Добронравов), еп. Владимирский (от 7/20 апр. 1928 г.), сказав, что "против апостольства Церкви он погрешил введением в Церковь мирских начал и земных принципов, против святости — похулением подвига исповедничества, против соборности — единоличным управлением Церковью", не говоря уже о том, что он нарушил и единство ее.

Кафолическая Церковь, по-славянски, соборная, есть Церковь, собранная отовсюду, всеобщая, заключающая в себе верующих всех мест, времен и народов — вселенская. Она есть человеческий собор, возглавляемый Христом.

Вселенскость пронизывает всю Церковь насквозь, от домашней Церкви и союза двух, до Церкви вселенской, через приход, епархию и поместную Церковь. Церковь вселенская — собранное целое и каждый член ее должен не нарушать догмата соборности. Можно погрешить против вселенскости Церкви на местах, не храня "единства духа в союзе мира" (Еф. 4, 3) самочинием, идя против связующего в ней начала, ибо соборная Церковь состоит из множества членов, хранящих единство. Поэтому всякий, кто противополагает свою волю всей Церкви, погрешает против догмата о соборной Церкви. Каждый ее член должен верить так, как она. И чтобы ему оставаться в Церкви вселенской, он не может отходить от той части Церкви, в которой находится, ибо она связана со всей Церковью.

Это простое основание догмата относится и к первому епископу. Для Церкви существенна идея епископа, необходимого ей как связанного непрерывным преемством с апостолами и Христом. И идея апостольства подчеркивается в избрании первого из них возглавления поместной Церкви. Однако, и он связывается единением со всеми одинаково с ним правомочными епископами по образу Пресвятой Троицы. Правило Апост.34, сочетавая в церковном управлении единоличное начало с соборным, укореняется в догмате: "епископы ничего не творят без рассуждения первого, и первый ничего не творит без рассуждения всех, ибо так будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святый Дух".

Первый епископ, глава Поместной Церкви, прежде всего хранит единство со своими епископами, а потом уже и с главами других церквей. Ему надо иметь единство со своими епископами, чтобы иметь единство со всеми другими церквами. А если он в расколе со своими, то какой же он представитель Церкви и член Церкви Вселенской? Московская Патриархия не выражает голоса епископата Российского и его не представляет, и как звено не соединяет его со Вселенскою Церковью, хотя апостольское преемство в российской Церкви не иссякло и без этого высшего церковного управления.

Церковь вселенская есть братский союз поместных самовозглавляемых или самоуправляющихся автокефальных церквей. Это апостольский, любовью связуемый союз под единым Главою Христом. Оформлением его является сначала поместный собор, как братский съезд епископов каждого народа, а потом вселенский, как общение представителей и первых епископов всех Поместных церквей.

Церковь вселенская объединяется для решений во вселенском Соборе, который выражает голос ее, определяет истинные православные догматы и законы ее управления, обязательные для всех ее частей. Вселенский Собор, принятый и признанный Вселенскою церковью, — верховная власть Церкви, столп и утверждение истины. Поэтому в догмате кафоличности, вселенскости, в собранности Церкви воедино лежит аргумент соборного управления ею в лице равных по полномочиям епископов Церкви, как глав поместных церквей, так и епархий. Поэтому словом "кафолическая" обозначается не только Церковь Вселенская, собранная отовсюду, всеобщая, но и Церковь, управляемая вселенским Собором, и в своих частях вообще Собором епископов, по-гречески Синодом. Поэтому похищение общеепископской власти соборной есть уже не раскол, а ересь единоличного управления церкви епископом, отколовшимся от соборного единства, а потому предосужденного уже православной Церковью в ее отношении к Римскому первому епископу. Безусловно, существует антагонизм между Папским единовластием, решения которого имеют законную силу и без формального согласия епископского Собора и прочих верующих, и соборным началом вселенской Православной Церкви.

Догмат о Церкви, выраженный в 9-ом члени Символа Веры, был нарушен в прошлом определенным открытым образом в Римской Поместной Церкви единоличной диктатурой первого ее епископа, заявившего претензии на таковое же главенство над всею Церковью. Но православная Вселенская Церковь отвергла это притязание и порвала общение с Римской поместной церковью, и эта церковь такового же поместной и осталась до сего времени, несмотря на свои размеры, и благодаря именно своей не-соборности. В ней некому и не для чего собираться при диктатуре папы, и происходившие у нее соборы ничего общего не имеют с теми, которые были до этой диктатуры. Не для раскрытия же и утверждения истины они, если вся истина в папе.

Самочинием первого епископа в Русской Церкви в последнее время нарушен догмат соборности.

Безплодность защиты.

Мы видим еще раз безплодность защиты митр. Сергия и Московской Патриархии. Правила 14-15 Двукр. Собора говорят: "Если пресвитер или епископ, или митрополит дерзнет отступить от общения со своим Патриархом, и не будет возносить имя его по определенному чину, но прежде соборного оглашения и совершенного осуждения его учинит раскол, таковому быть совершенно чужду всякого священства. Отделяющееся же от общения с предстятелем ради некия ереси, осужденной соборами или отцами, когда он проповедует ересь всенародно и учит оной открыто в Церкви, таковые, если и оградят себя от общения с так называемым епископом, прежде соборного рассмотрения, не только не подлежат положенной правилами епитимии, но и достойны чести, подобающей православным. Ибо они осудили не епископов, а лжеепископов и лжеучителей и не расколом пресекли единство, но потщились охранить Церковь от расколов и разделений".

Вот содержание этих правил, та стена, за которую пытался укрыться митр. Сергий.

Кроме того, что он должен был считаться с духовным Собором епископов, от которого имел свои полномочия и которым теперь был осужден, он напрасно думал, что нет оснований считать его и нарушителем догматов. Вкрадывающееся зло не сразу распознается членами Церкви. Проповедовать и учить ереси всенародно и открыто можно не только словами, но и делами. Самое похищение общеепископской власти, самочиние и превышение своих полномочий, или разрыв единомыслия с епископатом совершились в моменты издания декларации, принятия условий легализации и пренебрежения всеобщим протестом. Как громок был протест, так и демонстративно и всенародно было его попрание. Ссылка же на будущий Собор и правила Двукр. Собора была методом насилия для уничтожения обще-епископского свободного мнения, для порабощения епископата, для обмана его таким обещанием, которое никогда не будет выполнено. Сам же первый епископ посчитал себя непогрешимым в своих решениях, могущим повести Церковь, куда он хочет, только пользуясь связанностью епископата и поддержкой для себя от насилия власти. Хотя самая опора на указанное правило есть уже сознание совершенных нарушений, но откладывание суда над собою было с твердой надеждой, что его никогда не будет. Это бесстыдство первого епископа никогда не может быть забыто и оставлено без должных последствий. Таким образом, ересь единоличного управления вкралась в Церковь, и возможность ее в начале, в 1920 г., когда первый епископ получал полноту власти, превращается в действительность его упорными действиями.

Вполне справедливо было отмечено (Сборник Троица. Письмо пастыря к пастырю, 1947 г.), что и иконоборчество вначале никем не почиталось догматической ересью и казалось вопросом обрядовым, внешним, дисциплинарным, и канонически нельзя было восставать против Патриаpxa и Собора. Однако Церковь почувствовала здесь ересь и протестовала против нея, и не форма, а правда канонов и истина Церкви была с протестующими и победила.