Вирусы и «эволюционное древо»

 

Карин Мёллинг провозглашает: «Сначала появились вирусы!» [с. 34].

На первый взгляд, принятие этого утверждения должно чётко определять основание дарвиновского «эволюционного древа». Однако вирусы слишком разнообразны, чтобы считать эту тему ясной и установленной.

Родственные связи разных вирусов между собой нам неизвестны и, тем более, недоказуемы. К примеру, как сообщает Карин Мёллинг, 93% генов мегавирусов не встречаются у других видов, поэтому классифицировать их весьма затруднительно.

Но это не смущает исследователей.

 

«Гирусы» и «вироиды».

Некоторые вирусологи смело помещают «гирусы» (такое название получили открытые в 2013 году гигавирусы) «в основание древа жизни в качестве общего предка. По оценкам учёных, возраст таких вирусов составляет 2,7 млрд лет» [с. 217].

Однако для столь ответственного утверждения нет достаточных аргументов. Оставим в стороне вовсе не очевидную тему о возрасте (мы рассмотрели её достаточно подробно в главе 6). Зададимся более принципиальным вопросом: почему «гирусы» помещены «в основание»?

Тот, кто верит в эволюцию, не может не верить и в то, что есть дарвиновское «древо жизни», а у этого древа должно быть какое-то генеалогическое «основание». Но эта вера остаётся неподтверждённой гипотезой.

Карин Мёллинг останавливает внимание читателя на теме «древа жизни»: «(Гигантские) вирусы расположены у истоков корней древа жизни? В настоящее время всё больше людей так считает» [там же].

Сама же она, подтверждая шаткость подобных предположений, эту гипотезу отвергает и предлагает иную альтернативную, хотя и столь же беспочвенную: «Но я отдаю предпочтение вироидам (точнее: «Но я верю больше в вироиды», But I believe more in viroids – прот. К.Б.), поскольку гигантские вирусы слишком велики, чтобы служить началом жизни» [там же].

Потрафим автору. Поверим вместе с ней в то, что у истоков гипотетического древа стоят самые мелкие из вирусов – вироиды. Однако, как выясняется, это предположение никак не проливает света ни на происхождение остальных вирусов, ни на их положение в гипотетическом «эволюционном древе».

Дистанция огромного размера остаётся также между вирусами и бактериями.

 

Фрау Мёллинг проявляет завидную гибкость в своей эволюционистской позиции, когда пишет: «Гигантские вирусы могут быть не полностью сформированными бактериями, которые на пути превращения в настоящие бактерии остановились где-то на боковой ветви, и процесс их развития остался незавершённым; или наоборот, они могут быть выродившимися бактериями, потерявшими часть своих генов и независимость. В любом случае гигантские вирусы – это переходная форма между вирусами и клетками» [с. 217].

Обратим внимание на то, что автор при всей своей компетентности не берётся определить окончательно: являются ли гигантские вирусы результатом восходящей эволюции (от вироидов), либо «боковой эволюционной ветвью», либо деградировавшими высшими существами. Она допускает, что предками вирусов могли быть «выродившиеся бактерии»…

Но могли быть, строго говоря, вообще кто угодно – вплоть до выродившихся деревьев или выродившихся гигантских звероящеров. Точно ведь знать не может никто!

Во всяком случае, из монографии совершенно неясными остаются вопросы: появились ли «вироиды» из «гирусов», или наоборот? И каким образом это могло бы произойти?

 

Примечательно следующее знаменательное обстоятельство. Если признать, что вирусы появились в результате разрушения генома более крупных видов, то положение вирусов на «древе жизни» следует определять не снизу – у его «основания», а наверху – выше тех видов, из которых вирусы образовались. Тогда дарвиновское «древо» заметно преобразится. Оно окажется лишённым своей нижней (прикорневой) части. Картина довольно странная, если не абсурдная: висящее в воздухе «дерево без пня».

Но зато над каждой «веточкой», соответствующей отдельному виду, появляются новые «побеги» – вирусы, которые произошли путём «регрессивной эволюции» из данного вида. «Свои» вирусы, порождённые собственным организмом, можно будет изобразить на «древе» и над человеком разумным, и над каждым представителем флоры и фауны.

 

«Рибозимы».

Один из разделов книги называется: «Что появилось сначала – курица или яйцо? Ни то, ни другое!»

Библейский ответ на этот известный вопрос можно сформулировать так. Вначале был Бог, который сотворил курицу, способную, по Его благословению, нести яйца – то есть вначале были и курица, и яйцо. В «дефицитные» советские годы был расхожий анекдот, содержащий такой ответ на этот философский вопрос: раньше (не то, что теперь!) всё было, и куры, и яйца…

Ответ: «Ни то, ни другое!» – на этом фоне выглядит бедновато.

Предоставим слово Карин Мёллинг: «В настоящее время появился новый ответ на вопрос, что было первым – ДНК или белки. Это молекулярно-биологическая версия хорошо известного вопроса: курица или яйцо? А ответ прост: ни то, ни другое. Это была РНК!» [с. 289].

Речь идёт вновь о никому не известном предмете: что поставить в основание эволюционного древа? Поводом для новой версии стало открытие РНК-молекулы, имеющей свойство каталитической активности и способной расщеплять другую РНК. Такие молекулы получили название «рибозимы». Это весьма интересное открытие было удостоено в 1989 году Нобелевской премии. Но выводы о том, что рибозимы являются эволюционными предшественниками белков, мягко говоря, не убедительны.

Приведём две цитаты:

«Рибозимы настолько просты и универсальны, что разве они не кажутся очень древними?» [с. 289]. «Белки-ферменты… на несколько порядков эффективнее каталитических РНК. Белки-ферменты составляют основу нашего метаболизма в целом, в каждой клетке. Но они появились позднее» [там же].

Почему «очень древними»? Почему «позднее»? Кто сравнивал возраст рибозим и белков? Похоже, что здание строится на зыбком песке. По крайней мере, автор никак не аргументирует своё мнение, согласно которому «некоторые рибозимы в процессе эволюции превратились в белковые ферменты» [сс. 289 – 300]. Интересно было бы узнать несколько подробнее, как же им удалось осуществить такое впечатляющее «превращение»?

 

«Общие предки»

 Карин Мёллинг считает: «У фагов и ретровирусов много общего. Насколько же высок уровень консервативности на всём пути от фагов до ретровирусов! Это должно означать, что они родственны, и (что) этот механизм имеет серьёзные (в оригинале: «великий», great – прот. К.Б.) преимущества с точки зрения эволюции» [сс. 180 – 181].

Автор настолько увлечена эволюционной идеей, что не заботится об убедительности своих аргументов и логической связи между предпосылками и выводами. Позволю себе сделать несколько замечаний.

Во-первых, у фагов и ретровирусов, на самом деле, не так уж «много общего». Первые состоят из ДНК, вторые – из РНК. Об этом мы знаем от самой Карин Мёллинг: «Состояли ли первоначально геномы фагов главным образом из РНК, как современные ретровирусы? Большинство фагов содержит более стабильные двуспиральные ДНК» [сс. 182 – 183].

Во-вторых, никакого «пути от фагов до ретровирусов» в монографии не показано. Есть серьёзное подозрение, что это – очередная фикция.

В-третьих, вывод про фаги и ретровирусы о том, будто «они родственны» ничем не обоснован. Он остаётся предположением автора.

В-четвёртых, говорить про «серьёзные преимущества с точки зрения эволюции» можно только исповедуя веру в эволюцию как в некую сущность, имеющую самостоятельные разум и волю. На наш взгляд, это – весьма странное и специфическое словоупотребление.

Проведём аналогию. У кошек и собак тоже «много общего». Но это вовсе не означает, что между ними существует некий пройденный эволюцией «путь» (от кошек к собакам или обратно). Это не означает даже того, что «они родственны». Никакая внешняя схожесть, равно как подобие в строении генов, не могут всерьёз рассматриваться как следствие эволюции. Тем более – как «доказательство» её существования.

 

Карин Мёллинг отмечает: «Меня и по сей день удивляет степень сходства этих двух разных систем, двух, казалось бы, далёких друг от друга мiров фагов и ретровирусов, что и является одним из доказательств эволюции их взаимоотношений (точнее: «их эволюционных или эволюционирующих отношений», evolutionary relationship – прот. К.Б.). Есть ли у них общие предки?» [с. 182].

О каких «эволюционных (эволюционирующих) взаимоотношениях» может идти речь? Кто эти «взаимоотношения» наблюдал? Почему о мнимой  эволюции от РНК к ДНК автор говорит с такой лёгкостью как о наблюдаемом факте? Налицо пример рассуждений, не соответствующих научной логике, но гадательных и совершенно бездоказательных.

Гипотеза существования «общих предков» является ахиллесовой пятой всех генетических расчётов. Она всегда остаётся предположением, не подтверждённым достоверными наблюдениями.

Для доказательства нашего утверждения достаточно провести мысленный эксперимент.

Допустим, что некто утверждает, будто геномы двух различных видов «родственны» или «имеют общего предка». Предположим, что некий инженер-генетик сумел в своей лаборатории создать точную искусственную копию одного из этих геномов. Утверждение о «родственности» двух природных видов автоматически распространяется и на искусственно созданный  геном (поскольку он идентичен с одним из природных). Но про искусственный мы знаем, что родственных ему геномов не существует. Тем самым мы доказали, методом от противного (аb absurdo), что предположение о наличии «общих предков» у разных видов нельзя утверждать с абсолютной достоверностью.

Общеизвестны два препятствия, стоящие на пути признания реальности эволюционного «древа жизни» – практически полное отсутствие надёжных «переходных форм» и «общих предков». По сути это означает, что «древо» фактически не имеет ни соединительных линий – «ветвей», ни чётко определённых узлов – «разветвлений». Что же тогда остаётся от такого древа?

Аналогичные трудности имеют место не только при выявлении мнимых родственных связей между верхними «ветвями» дарвиновского «древа», то есть между высшими (макроскопическими) видами флоры и фауны. Как следует из книги Карин Мёллинг, не меньшие проблемы возникают и при попытке исследовать основание этого «древа». Вирусы и одноклеточные простейшие организмы не поддаются классификационному описанию в виде простых схем или графов.

Автор ставит безответные вопросы: «Как происходила эволюция? Стали ли мелкие вирусы более крупными и прогрессируют ли они, чтобы стать гигантскими вирусами и двигаться вперёд по пути превращения в клетку? Это вполне коррелируется с усложнением структуры и увеличением размера. Или, вероятнее всего, обратное – действительно ли потеря генов и регрессия приводят к образованию вирусов? Полагаю, первое более вероятно» [с. 217].

Для читателя после таких сумбурных рассуждений остаётся неясным не только путь эволюции, но и была ли она вообще. Факты об этом не говорят ничего. А их интерпретация, похоже, всецело зависит от фантазии исследователей.

Во всяком случае, сравнительный анализ различных вирусов не позволяет определённо и достоверно утверждать, которые из них должны по праву занимать своё достойное место в основании дарвиновского «древа жизни». Остаётся неясным и более принципиальный вопрос – какое отношение имеет это схематическое «древо» к реальной картине возникновения животных и растительных видов.  

Дальнейший ход» эволюции

Давно замечено, что гипотеза о возможной трансформации одного вида в другой является самым уязвимым местом в учении дарвинизма, поскольку подобного макроэволюционного перехода никто не наблюдал ни в природных, ни в лабораторных условиях. Когда исследователь принимает такое утверждение на веру, он всегда совершает логический скачок от достоверных фактов до необоснованной их интерпретации.

Из множества предоставленных Карин Мёллинг примеров такого рода остановимся на двух, которые помогут нам проиллюстрировать очевидную несостоятельность эволюционной гипотезы.

Как появилась плацента?

 

Карин Мёллинг описывает возникновение плаценты у человека. Не станем придираться к тому, что плацента входит в состав женского организма не только человека разумного, но также многих других животных. Проследим за тем, как излагается эта тема с позиции эволюционной вирусологии: «Самый удивительный результат действия полезных вирусов – образование плаценты у человека, и в этом процессе задействован ретровирус. Из-за этого вируса нам не нужно откладывать яйца, как многим другим животным, и эмбрион может развиваться внутри организма матери… Способность вируса, близкого к ВИЧ, оказывать супрессивное действие на иммунную систему дала возможность эмбриону развиваться в утробе матери и не быть отторгнутым её иммунной системой… Просто удивительно, насколько похожи поверхности белка Env HERV-W и ВИЧ… Свойство, которое сегодня делает ВИЧ смертельным вирусом, ранее в процессе эволюции обусловило формирование одного из самых значимых преимуществ человека – развитие плаценты» [сс. 197 – 198].

Как всё просто, хотя и «удивительно»! Свойство «ретровируса» влиять на иммунную систему, якобы, породило новый эволюционный этап: появление плацентарных животных. Раньше яйца откладывали в песок или в гнездо, а теперь матери стали вынашивать младенцев внутри своей утробы. Если не вдаваться в подробности перестройки всей физиологии женского организма, можно даже, не разобравшись, поверить в эту волшебную метаморфозу. Но представим себе курицу, которая заразилась вирусом и «решила» больше не откладывать яйца, а сохранять их в своём чреве: если в день несушка приносит одно яйцо, то за один инкубационный период её «беременность» приведёт к разбуханию организма, сопоставимому с объёмом самой мамаши. Такая курица просто лопнет, не успев передать потомству свои новые «унаследованные от ретровируса» свойства. Картина вполне безумна и совершенно нереальна.

Очевидно, что «выбор» способа производства потомства – откладывания яиц или внутриутробной беременности – зависит не от ВИЧ-инфицированности матери, а от чего-то гораздо более значимого: от предопределённости каждого вида к выполнению репродуктивной функции. Нелепо, и даже кощунственно считать, будто важнейшую функцию рода – передачу жизни потомству – определяет вирус.

Бог дал заповедь: Плодитесь и размножайтесь (Быт. 1, 22). И с того момента она осуществляется по свойственному каждому виду (точнее роду) закону.

Творец премудро установил: кому размножаться почкованием, кому метать икру, кому откладывать яйца, кому вынашивать детёнышей в сумке. Человеческому роду, в частности, Праведный Господь изрёк такие непререкаемые слова, адресованные праматери нашей Еве: Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рожать детей (Быт. 3, 16). Не знаю, использовал ли Всемогущий Бог при осуществлении подобных повелений «ретровирусы». Но очевидно, что, вирусы «сами по себе», без Бога, «по своей воле» (которой у них нет!) ничего подобного сотворить не смогли бы.

Я искренне рад за генетиков, которым удалось выделить элемент кода плацентарных животных, отвечающий за внутриутробное развитие эмбриона (честь им и хвала!). Я могу потерпеть, если кто-то навязчиво называет этот элемент генетического кода «ретровирусом» (но я их предупреждаю: дамы и господа, вы вводите многих, доверившихся вам людей в заблуждение!). Однако я не готов поверить в сказку про одну распутную самку, которая однажды случайно заразилась «ретровирусом» и благодаря этому положила начало современной акушерской практике (эта сказка глупая, пошлая и совсем не  назидательная).

В качестве опровержения описанного профессором Мёллинг механизма образования плаценты можно предложить следующее соображение: если названный «ретровирус» так похож на современный ВИЧ, то почему же ни одна из заражённых СПИДом рожениц не привнесла ничего нового в деятельность родильных домов? К примеру, не начала вновь откладывать яйца? Или не отрастила себе сумку, как у кенгуру? Или не уподобилась Зевсу-олимпийцу, который родил Афину-Палладу из собственной головы? Или не изобрела способ рожать безболезненно?

Говоря серьёзно, речь следует вести не об эволюции, а о патологии, поскольку не все ВИЧ-инфицированные (увы!) доживают до родов.

 

Вирусы, осы и гусеницы

 

Механизмы взаимодействия «паразита» со своим «хозяином» весьма многообразны. Некоторые из них более просты, другие – весьма причудливы и затейливы. Профессор Мёллинг описывает свой «любимый вирус», поли-ДНК-вирус (PDV). Он имеет свойства и эндо- и экзогенных вирусов и использует чрезвычайно любопытный механизм взаимодействия с хозяином, который можно назвать «тройственным союзом»: 

«Вирусная ДНК интегрируется в геном хозяина в осе-матке, обеспечивая производство новых вирусных частиц в её яичниках. Оса-матка секретирует яйца, а вместе с ними и вирус, и вводит их в полость тела гусеницы. Затем вирусы высвобождают 30 плазмоидных ДНК с генетической информацией, кодирующей токсины, которые они продуцируют, и уничтожают гусениц. В результате образуется заранее переваренная пища для молодых ос. Это идеальная смена ролей: вирусы теперь с генами хозяина, а хозяин – с вирусными генами» [с. 199].

Итак, описана замечательная форма симбиоза осы и вируса. Примечательно, что к этому взаимовыгодному альянсу добавляется ещё один третий, и вовсе не лишний, участник – гусеница, которая ведёт себя весьма странно: «Вирусы и молодые осы смертельно опасны для них (для гусениц), но они защищают их коконы от внешних захватчиков. Таким образом, они помогают своим будущим убийцам. Иногда такое поведение называется материнским. Возможно, гусеница может отложить свою гибель. В 2015 г. было доказано, что захват гусеницами генов является защитой от других вирусов» [с. 200].

Карин Мёллинг подводит этот природный феномен своеобразного жертвенного «материнства» гусениц к очень специфической интерпретации: «Столь необычное взаимодействие хозяина и вируса, когда вирус наполовину эндогенный и наполовину экзогенный, может иметь очень древние эволюционные корни (точнее: «может быть очень древним в понятиях эволюции», may be very old in terms of evolution – прот. К.Б.)» [с. 200].

Но… оно может быть вовсе и не «очень древним» (But … it just may be not very old at all), а точнее – не имеющем никакого отношения к эволюции.

На самом деле, совершенно не понятно, каким образом такая сложная и тонко настроенная система могла бы служить иллюстрацией эволюции. По нашему мнению, рассмотренный пример должен быть решительно признан аргументом, доказывающим отсутствие эволюции у данного вида ос и гусениц.

В самом деле, как три не обладающих разумом существа – оса, вирус и гусеница – смогли образовать устойчивую взаимовыгодную жизненную систему? Такое гармоничное взаимодействие «само» возникнуть не могло. Это совершенно невероятно. Здесь помимо названных участников должен действовать какой-то внешний «режиссёр», который к тому же не просто является «автором сценария», но и обеспечивает бесперебойную работу этой триединой экосистемы. Не могла она сама не только возникнуть, но и сохранить свою стабильность в течение многих веков.

Для её появления и длительного функционирования нужен Премудрый Всемогущий Создатель и Промыслитель.

 

* * *

Поскольку речь идёт о смерти бедных гусениц, сей «очень эффективный природный механизм» [с. 200], определённо, был дан Богом не при Сотворении, а при проклятии Им земли и всего, что населяет её. Вот какие удивительные плоды наказания Господом праотца Адама: не уничтожение всего сущего на Земле, а создание новых сложных и изящных механизмов взаимодействия. Библия называет это появлением «терний и волчцов» (Быт. 3, 18).

По нашему убеждению, в первозданном (до грехопадения) мiре ни вирусы, ни осы не причиняли вреда никому: ни друг другу, ни гусеницам.

 

Заключение. Неутешительный итог. Но есть надежда

Микробиом и свобода воли

Хотелось бы в конце нашего очерка остановиться кратко на нравственно-этическом содержании книги Карин Мёллинг, отражающем её духовную позицию.

Итак, автором описана следующая картина. Бога Творца нет. Жизнь на Земле зародилась самопроизвольно. Появившиеся вначале вирусы создали всё живое, включая человека. Сам человек снаружи и изнутри является носителем микробов, которых в 100 раз больше, чем клеток в его собственном организме. При этом геном самого человека состоит из «ретровирусов», то есть из тех древних вирусов, которые, якобы, внедрялись в наш геном в течение сотен миллионов лет и, тем самым, формировали его. Таким образом, на физическом уровне, человек представляет собой одновременно и «кладбище», и «инкубатор» вирусов.

Профессор Мёллинг использует понятие «микробиом». Он слагается из всех «микроорганизмов, населяющих наш организм, которые находятся внутри него и вне его»: «бактерий, вирусов, архей, грибов» [с. 187]. И мужской, и женский организм рассматривается как экосистема: «У каждого человека свой микробиом, как личный PIN-код» [с. 187].

Всякий гражданин имеет индивидуальный, присущий только ему одному микробиом, по которому он может быть узнан не хуже, чем по отпечаткам пальцев или по радужной оболочке глаза. Что-то зловещее видится в том, что подобный анализ «можно использовать в криминалистике для идентификации человека по его (или её) индивидуальному микробиому» [с. 190].

Изучением этой обширной темы не первый год занимается международный «Проект Микробиом человека (ПМЧ)».

Так вирусология оказывается, неожиданным образом, связанной с глобализацией.

 

* * *

 

В то же время вирусология имеет прямой выход на психологию. Вирусы – не только «кирпичики», из которых состоит всё живое. Они «разумны», выступают сознательными «двигателями эволюции», имеют «свободу воли», способность к достижению поставленной цели. Вирусы «являются самыми изобретательными экспериментаторами» [с. 464].

Но и этого мало.

Именно микробиом, оказывается, определяет поведение человека в тех его проявлениях, которые обычно принято описывать в категориях свободы, чувств, симпатии или антипатии, долга, жертвенности, верности, любви, духовности!!!

 Фрау Мёллинг направляет мысль читателя именно в эту неожиданную сторону: «Если слюна отражает индивидуальную генетическую сложность в достаточной мере, чтобы использовать этот метод в диагностике или криминалистике, возникает вопрос: могут ли поцелуй или тесные контакты между членами семьи стать своего рода способом установления равновесия или адаптации микробиомов – как неромантично!» [с. 191].

Здесь все человеческие отношения сведены к «адаптации микробиомов». Это не просто «неромантично».

Данный взгляд не признаёт за человеком способности жить по собственному разуму и по собственной воле. Эта позиция равносильна духовному убийству Адама. Насколько оскорбительным и унижающим наше достоинство следует считать сознательное (или подсознательное) исполнение воли микробов!

Такую позицию следует назвать не только человекоубийственной, но богоубийственной. По сути, это – прикрытый псевдонаучной фразеологией сатанизм. Именно диавол есть противник Бога и человекоубийца искони (Ин. 8, 44). Атеисты лишают Бога чести быть и именоваться Творцом, подменяя акт Сотворения эволюционным процессом. А человека они лишают права считать себя сотворённым по образу и подобию Божьему (Быт. 1, 26). Всё прогрессивное, созидательное, духовное, честное, благородное они сводят к физиологии и – как апофеоз насмехательства над человеческим достоинством – присваивают вирусам способность управлять всем этим.

Карин Мёллинг пишет вполне цинично: «Влияют ли микробы на то, что между людьми возникает чувство притяжения или отторжения? На любовь?» [с. 191].

Здесь – оправдание Каина, Иуды и Ария, всех блудников, содомитов и идолопоклонников, всех грешников и богоотступников. Виноваты же не люди, а вирусы! Никто не в силах идти против воли и желаний собственного микробиома…

Доктор Мёллинг заявляет откровенно: «И наконец, если мы представляем собой экосистемы и если все инородные гены влияют на наши гены, можно ненадолго стать философом и задаться вопросом: “Что такое человек?”, “Кто я есть?”. Способен ли микробиом повлиять на “свободу” принятия нами решений?» [с. 191].

Не дай Бог никому, хотя бы на короткое время, встать на такую страшную духовную позицию! В этой антигуманной философии заключается отречение от Истины и Богом дарованной нам Свободы, отказ от ответственности перед Творцом и лишение себя Жизни Вечной.

 

10.2. Tutti

 

Быть может, эта наша оценка монографии Карин Мёллинг покажется кому-то чрезмерно резкой и не вполне уместной: книга-то, как заметил мой сын Арсений, «не богословская, а научная». Стоит ли выискивать в ней духовное содержание?

Однако не станем закрывать глаза на то, что автор даёт слишком много поводов для подобной критики. На вероучительное содержание книги Карин Мёллинг мы указывали неоднократно (см., частности, разделы 3.3. и 7.3.). Подтвердим это ещё раз её собственным ярким признанием. На вопрос нью-йоркского публициста Джона Брокмана: «Во что мы верим, но не можем доказать?» – она предлагает в книге следующий чеканный ответ: «Сначала появились вирусы!» [с. 34]. В Предисловии автор отмечает, что некоторые части её книги «написаны в философском духе» [с. 11]. С этим нельзя не согласиться. Я также убеждён: обсуждать эту тему необходимо всесторонне. Дело в том, что проблема происхождения жизни не может считаться чисто «научной», она находится на стыке философии и богословия.

Как мы отметили, возникновение вирусов связано с проклятием Земли. По сути, они представляют собой антижизнь: органические молекулы, не способные к полноценному самостоятельному функционированию, но паразитирующие на Божьем творении. Раковая опухоль, смертельные эпидемии чумы и «испанки», полиомиелит, гепатит и СПИД, различные болезни в животном и растительном мiре – всё это вирусы. Нет сомнения в том, что они, хотя и являясь существами материальными, входят в арсенал нашего бесплотного врага – диавола, князя м i ра сего (Ин. 14, 30).

Поэтому большой богословской ошибкой было бы помещать эту нежить в основание древа жизни. Вирусы появились не во время шестидневного Сотворения мiра, а позднее – как результат грехопадения праотцев. Они не получили того Божьего благословения, которым Отец Небесный напутствовал первоначально созданные Им живые виды: Плодитесь и размножайтесь (Быт. 1, 22)! Именно по данной причине эти паразиты не способны к самостоятельному полноценному продолжению своего рода.

И поэтому им не подобает честь быть помещёнными вначале.

Карин Мёллинг допустила эту ошибку, по-видимому, не чувствуя того, насколько тема о Начале является не естественнонаучной, а богословской. А ведь для того, чтобы признать ключевое значение выражения «Вначале…», достаточно было вспомнить первые стихи Ветхого или Нового Заветов –Книги Бытияили Евангелия от Иоанна (Быт. 1, 1 и Ин. 1, 1).

Поистине упущенная в юности возможность: ведь когда Карин была аспиранткой в Цюрихе в её изголовье, как мы помним, «на прикроватной тумбочке лежала Библия» [с. 99]. Похоже, так с тех пор ни разу ею не раскрытая…

 Результатом этой роковой ошибки стало умаление Творца и, вследствие этого – невольное возвеличение диавола. Он есть лжец и отец лжи (Ин. 8, 44). И вся навязанная им философия также является ложной, потому что содержит в себе извращённую картину мiроздания. Она сводится к признанию эволюции от вируса до человека разумного, причём человек оказывается не разумнее вируса. В этом заключается очередная злая диавольская шутка. А места для Христа – Божьей Силы и Божьей Премудрости (1 Кор. 1, 24) в этой философской системе нет.

Православный взгляд на мiр иной: есть Живой Бог, создавший вселенную. И Он дал нам способность познавать небо и землю, для того чтобы прославлять величие Творца, Который промышляет о всякой твари – от вируса до человека.

* * *

Приведу последнюю цитату из книги «Вирусы: скорее друзья, чем враги»:

«Все органисты знают, что у Иоганна Себастьяна Баха после прелюдии следует фуга, которая заканчивается слиянием всех голосов и полным звучанием максимального числа труб – tutti. И вот я со своим tutti – резюме – применительно к вирусам» [с. 463].

Здесь Карин Мёллинг употребила замечательный образ, но применила его не вполне удачно: она спутала своё импровизированное «соло на трубе» с классической фугой.

Орган – это церковный инструмент, который в традиции христианского Запада использовался главным образом для прославления Бога. И следует не забывать о том, что И.С. Бах, величайший из европейских композиторов, своё tutti всегда обращал не «применительно к вирусам» или иным каким-либо более почтенным субъектам, но исключительно к Богу Вседержителю, Господу нашему.

В настоящем tutti звучит не только голос человеческий (Vox humana) или голос девический  (Vox virginea) – они в книге весьма явственны. В фуге должен обязательно присутствовать также глас ангельский (Vox angelica) и даже глас Небесный – глас Божий (Vox Celeste). По крайней мере, эти регистры неизменно использовал в своих шедеврах гениальный соотечественник Карин Мёллинг. А в её монографии Небесный глас не только не слышен, но сознательно заглушен, от чего «tutti»… не получилось. Или, выражаясь деликатнее, оказалось далёким от божественного совершенства.

Со всей искренней доброжелательностью к автору, прошу воспринять настоящий очерк как восполнение этого серьёзного изъяна – то есть как попытку включить Божественный регистр при рассмотрении увлекательной и дискуссионной темы о вирусах. Надеюсь на то, что оправданием мне будет стремление к положительному ответу на вопрос, поставленный в заглавии:

«ВИРУСОЛОГИЯ  И  БОГОСЛОВИЕ:

СКОРЕЕ ДРУЗЬЯ, ЧЕМ ВРАГИ»!

 

Содержание

Введение