Соланж Клезанже — Ф. Шопену в Париж

 

Мой маленький Шопен.

Я хотела гораздо раньше поделиться с Вами своей радостью, но я была так утомлена, что не была в состоянии этого сделать. У меня толстая девочка, настолько же крупная, насколько та была крохотной. Я не сумела бы сказать Вам, красива ли она или дурна; я нахожу ее очаровательной, — иначе и быть не может. Одно можно сказать наверняка: она не горбата, не хромая и превосходно себя чувствует. Всё же она гораздо менее красива, чем первая. Та была слишком прекрасна, чтобы жить. Я хочу просить Вас об одном одолжении — ободрить моего мужа. Сегодня утром я получила от него совершенно подавленное письмо. Он пишет о том, что приедет сюда, вместо того чтобы ехать в Лондон. Он утверждает, что сейчас уже слишком поздно предпринимать эту поездку. Я же считаю, что никогда не бывает слишком поздно, и настаиваю, чтобы он совершил ее. Я очень изругала его сегодня утром, а сейчас жалею об этом, так как это причинит ему горе. Убедите его, Вы ведь рядом с ним, отправиться в Лондон, а не в Гийери. Даже если он там не получит заказов на бюсты, было бы хорошо, если бы он смог продать какую-нибудь статую. Но если он снова приедет сюда охотиться и удить, то это ничем не поможет нам выйти из этого трудного положения. Между тем сейчас, когда у нас ребенок, настало время подумать об этом. Я рассчитываю на Вас, — прочтите ему наставление. Ваши слова произведут на него впечатление, ибо он очень уважает Вас и ценит. Побраните его, а затем утешьте, потому что он несчастен. Завтра, я думаю, мы пошлем ему денег.

Надеюсь, что при этой превосходной погоде Вы хорошо себя чувствуете. Здесь очень жарко. Прощайте, мой маленький Шопен, я крепко жму вашу руку и всячески благодарю за Ваше внимание.

Соланж.

 

[Гийери.] Воскресенье, 13 [мая], день выборов [1849]

Адрес: «Monsieur Chopin, Cour d’Orléans, 9, rue St. Lazare, 34, Paris». Почтовые штемпеля: «Lavardac, 14 mai 49» и «Paris, 18 mai 49».

 

МАРЦЕЛИНА ЧАРТОРЫСКАЯ — ВЛАДИСЛАВУ ЧАРТОРЫСКОМУ В ПАРИЖ

 

Вюрцбург, 16 мая [1849]

 

Дорогой Владзё!

[...] сходи к пани Киселевой (Киселева — урожденная Потоцкая, жена русского посла в Париже Николая Киселева.); я просила ее, чтобы она велела написать в Варшаву письмо с просьбой о выдаче паспорта сестре и шурину Шопена; спроси, как обстоит это дело, и попроси пани Кисел [еву], чтобы она, пока не будет получен положительный ответ, об этом никому не говорила, — мне бы не хотелось, чтобы у бедного Шопена были по этому поводу ненужные волнения. Я посылаю Тебе также письмо Шопену, потому что не знаю его адреса [...].

М.

 

Отрывок.

 

АДОЛЬФУ ЦИХОВСКОМУ В ПАРИЖ

 

[Chaillot, весна 1849]

 

Будь добр, зайди ко мне сегодня в субботу или завтра в воскресенье. У меня к Тебе важное дело (Шопен, вероятно, хотел просить А. Циховского оказать содействие в продаже старинных часов, которые В. Гжимала, находясь в стесненном материальном положении, хотел продать.). Я бы сам поехал на [улицу] Caumartin, но я пока еще мало двигаюсь.

T. à V. [Весь твой] Ш.

74, G [ran] de Rue, Chaillot

 

На русском публикуется впервые. Адрес: «Monsieur Cichowski, Rue Caumartin, Nr 11».

 

ВОЙЦЕХУ ГЖИМАЛЕ В ПАРИЖ

 

[Chaillot, 1849 (?)]

 

Как раз только написал адрес и запечатал, когда пришло Твое письмо с просьбой не ставить Твоего имени. — Что касается Плихты (Речь вдет о жене Анджея Плихты.), то она должна быть у меня (и я у нее, если смогу); однако Ты знаешь, что я теперь совсем не могу на себя рассчитывать. — Она, вероятно, использует остальное время в Париже иначе, чем на такие визиты, как ко мне. Впрочем, может быть, мы и не встретимся, — поэтому лучше всего, чтобы Ты ей самой (а не сыну через ее посредство) ясно написал, что она должна сказать сыну — или же ясно написал мне (потому что из Твоего последнего письма я не понял, что сказать Плихте). Итак, напиши мне, ясно вдолбив в голову, без обиняков, что Плихта должна сказать и сделать. А я сейчас же ей напишу, если не смогу выехать. Только торопись.

Твой Ш.

 

Адреса: «Monsieur Albert de Grzymala» и «Monsieur le Cte Albert Grzymala».

 

СОЛАНЖ КЛЕЗАНЖЕ В ГИЙЕРИ

 

[Chaillot, 19 мая 1849]

 

Очень несчастный друг благословляет Вас и Ваше дитя. — Надо надеяться, что будущее [хранит] для Вас еще другие утешения и радости. — Молодость обязывает. — Это значит, что Вы непременно обязаны быть счастливой и помнить о тех, кто В [ас] любит *.

Ш.

 

Оригинал на французском языке.

 

* В 1896 г. Самюэль Рошблав, тогда преподаватель гимназии, а впоследствии профессор Страсбургского университета, автор ряда трудов (в том числе и работы о Жорж Санд и ее дочери), обратился к Соланж с просьбой поделиться своими воспоминаниями о Ф. Шопене. В ответ он получил следующее письмо: «Шопен! Изумительный человек, самобытный и чудесный гений, нежность, самоотверженность, высокое чувство чести! Превосходные манеры, обходительность, веселое, слегка ироническое расположение духа; неизмеримое великодушие... все виды великодушия: ума, сердца, таланта, кошелька. Я росла под звуки фортепиано Шопена; и очарование его божественной музыки сохранилось в моей душе среди столь редких теплых воспоминаний моего детства... Представьте себе, что мать [мать Соланж] отдает предпочтение своему старшему сыну и бросает девочку в провинциальном замке на руках деревенских слуг. Среди них была женщина добрая, как бывают добрыми простые люди, с материнским сердцем, целиком посвятившая себя малютке и возместившая ей нежными заботами, ласками, собачьей (это в самом деле так!) преданностью всё то, чего лишили ее настоящие родители. В девятилетием возрасте в Перпиньяне — куда ее наконец перевезли! — ребенок встречает нового друга. Инстинктивно (откуда у невинных детей берется эта проницательность, позволяющая узнать посягателя на честь семьи?) маленькая невзлюбила постороннего. И эта неприязнь вызывала у пришельца особое уважение. Он годами преодолевает эту враждебность, пытаясь восстановить равновесие между братом и сестрой в сердце матери. Добротой, исполненной почтения, нежностью, поддержкой, похвалой и деликатными поощрениями — по отношению к постоянно настороженной девочке, ему сперва удается сделать свое присутствие терпимым, затем заставить оценить себя и наконец — полюбить! Крестьянку звали Франсуазой Мейан. А друга — перпиньянского, майоркского, ноанского и парижского — Шопеном. Друга всегда превосходного, неизменно преданного, всегда отечески нежного — неизменно, до последнего своего вздоха. И вы еще спрашиваете, не вызывает ли во мне его имя воспоминаний? Писать? О, да! Я бы этого хотела. Но я не умею. Всё, что я смогла бы сказать на жалком французском языке, будет столь далеко от него, столь недостойно его памяти. Глубочайшее почитание, обожание, подлинный его культ восторженно сохранился у всех, кто знал его и слышал. Никто не похож на Шопена, никто даже отдаленно не напоминает его. И никто не сможет объяснить всё, чем он был. Какая смерть мученика, какая даже мученическая жизнь — у существа столь совершенного, столь кристального во всём. Наверняка он на небе... если только...

Соланж Санд.

Монживрэ — 19 января [18 ] 96».

 

АДОЛЬФУ ЦИХОВСКОМУ В ПАРИЖ

 

[Chaillot, лето 1849]

 

Мой милый.

Хотел сам к Тебе ехать, но слишком слаб. — Сегодня в 8 у меня был комиссар полиции и разузнавал о Гжи[мале]. — Я хотел бы Тебя непременно увидеть и рассказать об этом — я даже велел вызвать экипаж, но не в силах ехать. — Прошу Тебя, ради бога, вели, чтобы Тебя завезли ко мне перед отелем (Hôtel Lambert.); мой экипажик будет ждать Тебя. — Скажи словечко моему англичанину (Слуга Шопена, приехавший с ним из Англии.).

Твой Ш.

 

На русском публикуется впервые.