Государство и церковь, духовная и светская власть

 

Напряженные взаимоотношения царя со своими нахарарами и существовавшие между ними усобицы, часто дававшие повод к ужасным кровопролитиям, – все это было вкратце описано в предыдущей главе.

Но для армянской истории было характерно еще и другое, более печальное явление, а именно: такие же враждебные взаимоотношения царя с духовенством и с его высшими представителями.

С того дня, когда христианство стало проникать в Армению, началась глухая внутренняя борьба между царем и духовенством. Борьба эта не раз приводила к печальным и трагическим результатам. Примечательно то, что эта борьба начинается с того же времени и в дни тех же царей, которые боролись со своими нахарарами. Этими царями были четыре преемника Трдата Великого: Хосров, Тиран, Аршак и Пап.

Даже сам Просветитель не избег преследований. Последние дни своей жизни он провел в неизвестности, скрываясь в пещерах горы Сепух.

Из его сыновей Аристакес был убит князем Архелаем, а Вртанес лишь чудом спасся от неистовства толпы в Аштишатском монастыре.

Один из сыновей Вртанеса, Григорис, умер мученической смертью на поле Ватнян, а другой, Иусик, был убит в церкви по приказу своего тестя, царя Тирана.

Два сына Иусика – Пап и Атанагинес – были убиты в одночасье в Аштишатском монастыре.

Пап за своим столом, во время обеда, отравил сына Атанагинеса Нерсеса Великого, при активном содействии которого он взошел на царский престол.

Одним словом, начиная с Просветителя вплоть до его последнего потомка Саака Партева, почти никто из представителей этого большого патриаршего рода не умер своей смертью, но все сделались жертвой жестокости либо царя, либо нахараров.

Пали жертвами и видные церковники тех времен.

По приказу Хосрова, Маначихр Рштуни велел сбросить с высоты горы Ындзак в Ванское озеро семерых диаконов патриарха Акоба Мцбинского. Мольбы и слезе старика патриарха не могли смягчить жестокого князя.

Тиран велел задушить старого священника Даниэла, который был одним из выдающихся учеников Просветителя.

Аршак приказал закидать камнями на площади Хада ученика Нерсеса Великого – епископа Аршаруника и Багреванда, – который был патриаршим местоблюстителем во время пребывания Нерсеса в Константинополе.

Каковы же были причины этих бедствий? Может быть, борьба новой религии со старинными языческими обычаями и нравами?

Именно так и объясняют это армянские историки.

Все преемники Трдата Великого, кроме Врамшапуха, вплоть до падения дома Аршакидов, описаны ими в качестве людей в высшей степени безнравственных. Духовенство порицало их непристойный образ жизни, они же в гневе повелевали убивать духовных лиц. Таков суд истории.

Но та же история бессознательно обнаруживает иногда такие штрихи, которые свидетельствуют как раз о противоположном и заставляют искать корни совершенных злодеяний в более глубоких и веских причинах.

Почему аршакидские цари после принятия христианства, вместо того, чтобы облагородиться, стали более жестокосердными, более преступными? Нравственное влияние христианства не могло дать таких чудовищных результатов. Почему, наконец, аршакидские цари до принятия христианства были более нравственными и более благородными? Тиран II, Арташес II, Хосров Великий представляют собой образцы человеколюбия и высокой добродетели. И вообще среди армянских языческих царей нельзя указать ни одного, кто был бы охарактеризован историей столь неприглядно, как последние христианские цари из Аршакидов. Были ли они варварами, беспощадно избивавшими представителей духовенства?

Для решения этого, вопроса следует прежде всего выяснить, что представляло собой в то время духовенство и какой вид имела духовная власть.

Когда Просветитель и Трдат вводили христианство в Армении, они главным образом старались уничтожать языческие памятники и вместо них создавать христианские. Капища были разрушены, храмы старых богов разорены и на их месте основаны христианские монастыри и храмы. Церкви были построены как в городах, так и в посадах и селах. В монастырях были организованы религиозные братства, а в церквах определилось белое духовенство. Были основаны школы для подготовки церковнослужителей из детей жрецов и из остальных сословий.

Требовалось обеспечить духовное сословие.

Новопосвященный царь в своем беспредельном христианском усердии не пожалел передать только что построенным монастырям и церквам в вечную собственность множество сел, посадов, усадебных мест и иное недвижимое имущество. К церковным учреждениям перешли и те имения капищ, какими владели они в языческие времена. Иначе говоря, когда языческие храмы стали христианскими, они сохранили за собой прежние владения.

Кроме того, Трдат издал всеобщий закон о том, чтобы в усадебных местах (в малых поселениях) церкви принадлежало «по четыре земли», а в посадах (в больших поселениях) «по семь земель». «Земля» являлась тем отвлеченным мерилом для участка, который отводился каждому дыму или отдельной крестьянской семье. Следовательно, если в каждом посаде давалось «по семь земель», это означало, что давалось такое количество земли, которое было достаточно для семи семейств.

Таким именно образом церковь стала самым богатым землевладельцем в государстве.

Разбогатели в земельном отношении и монастыри.

Для того, чтобы получить более ясное представление о том, какими имениями владели монастыри, достаточно в качестве примера взять хотя бы находившийся в области Тарон монастырь Глака или, иначе, Иннакнян, о богатствах которого его первый настоятель Зеноб Глак в своей истории дает весьма интересные сведения.

Зеноб Глак, один из замечательных сподвижников Просветителя, прибывший вместе с ним из Кесарии, по происхождению сириец, был очень энергичным монахом, описавшим жизнь Просветителя и историю названного выше монастыря.

Этот монастырь в языческие времена, когда он был еще кумирней, имел двенадцать больших посадов. Разрушив кумирню, Просветитель основал на ее месте монастырь и предоставил ему те же двенадцать посадов. Вот их названия с числом дымов и с указанием военной силы каждого:

1. Куарс, 3012 дымов, 1500 всадников, 2200 пеших.

2. Тум, 900 дымов, 400 всадников.

3. Хорни (родина Мовсеса Хоренаци), 1906 дымов, 700 всадников, 1008 пеших.

4. Парех, 1680 дымов, 1030 всадников, 400 пеших.

5. Келк, 600 дымов, 800 всадников, 600 пеших.

6. Базум, 3200 дымов, 1040 всадников, 840 пеших стрелков, 680 копьеносцев, 280 пращников.

7. Мелти, 2080 дымов, 800 всадников. 1030 пеших.

Жаль, что Зеноб упоминает из двенадцати посадов только семь, а из остальных пяти упоминает только название Муша, да и то без числа дымов. Но слова историка, что «это большие посады, как записано в книге князей Мамиконян», заставляют думать, что остальные пять посадов как по своим размерам, так и по количеству населения были если не больше, то во всяком случае не меньше остальных семи, тем более, что среди них был Муш, о котором имеются сведения, как об одном из многолюдных городов Тарона. Так или иначе, имея на руках данные относительно вышеназванных семи посадов, нетрудно определить приблизительное число жителей остальных пяти.

Семь посадов в общем имели 14378 дымов. Если эту сумму разделить на 7, то на каждый посад выпадает 2054 дыма. Если остальным пяти посадам придать по 2054 дыма, то все вместе они будут иметь 10270 дымов. Следовательно, все двенадцать посадов будут иметь 24648 дымов.

В патриархальной обстановке тех времен каждая семья, или дым, могла состоять из 20–30 членов, но, если считать, что в каждой семье было только по пяти душ, можно вывести общую цифру населения всех двенадцати посадов, а именно – 123240 душ.

Любопытно, какова была военная сила этих монастырских посадов. Руководствуясь тем же способом исчисления, найдем общую цифру. Семь посадов вместе имели 13308 пехоты и конницы. Каждый посад имел 1901 воина. По этому расчету остальные пять посадов имели 9505 воинов. Таким образом, общее число воинов двенадцати посадов равнялось 22813.

При наличии столь огромной военной силы у этого монастыря не приходится удивляться тому кровопролитию, которое произошло в результате сопротивления языческого капища войскам Трдата, пришедшим вместе с Просветителем разрушить древнюю кумирню.

Отсюда ясно, что монастырь Глака представлял собою могучее духовное нахарарство как по обширности своих владений, так и по количеству военной силы, но именно духовное нахарарство.

Начиная со времен Просветителя и Трдата монастыри и церкви овладели значительной долей земель и населения Армении.

Однако энергичные преемники Просветителя стали добиваться еще большего увеличения числа церковных владений соответственно растущему числу монастырей и храмов.

Среди преемников Просветителя первое место в церковном строительстве занимает Нерсес Великий. По свидетельству современного ему историка, число основанных им монастырей доходит до 2040. Эту цифру, пожалуй, можно считать чрезмерной. Но в этой чрезмерности заключается та несомненная истина, что Нерсес основал действительно большое количество монастырей, умножив же их, он вместе с тем умножил число монашествующих братий. В его дни число одних только епископов доходило до 1020, не считая церковников низшего сана.

Основанные им монастыри служили различным целям. Это были разного рода епископства, дома для клириков, братства и женские монастыри, разбросанные по всем уголкам армянской земли. И в каждом из них проживало значительное количество оторванных от мира монахов, наслаждавшихся обильными благами монастырей.

Но великое дело этого крупного пастыря, блиставшего своим человеколюбием, любившего свой народ, как друг, состоит, не в этом. Он создал множество благотворительных учреждений, где находили заботу и приют всякого рода горемыки и неимущие. Будет не лишним вспомнить о некоторых из этих учреждений.

Прежде всего, дома, для нищих, где кормились бедные и неимущие. Больницы, в которых лечили больных. Дома для прокаженных, где заботились о таких больных, которые по обычаю страны считались нечистыми и изгонялись из селений, чтобы не заражать других. Эти несчастные жили в пустынях или у больших дорог. Приюты, в которых получали питание старики и люди нетрудоспособные. Приюты для сирот, где кормили сирот и беспризорных детей. Вдовьи дома, где заботились о старушках‑вдовах. Гостиницы или странноприимные дома, где находили приют странники, путешественники и прохожие. Постоялые дворы, устроенные у дорог, у горных проходов и вообще в таких местах, где было безлюдно, чтобы путешественники могли найти там пристанище.

Каково было число этих учреждений – неизвестно. Но известно, что они существовали не в одной какой‑либо провинции или области, а были разбросаны по всей Армении.

В то время не было нищих, которые бы докучали на улицах попрошайничеством; не существовало гулящих бродяг, которых бы голод вынуждал покушаться на чужое имущество. Каждый был доволен, каждый питался от общественного стола. «Во время Нерсеса, – пишет Фавстос Бузанд, – во всех частях Армении совершенно не было видно, чтобы бедные занимались попрошайничеством, но там, в домах призрения, обслуживались их нужды, и они, удовлетворенные всем, ни в чем не нуждались».

То же самое пишет иерей Месроп: «Во времена Нерсеса никто в Армении не замечал, чтобы появлялись нищие или же нарушители порядка, закона, или же бродяги, которых до того было много в армянской стране. Всему этому положил конец Нерсес».

Великий благоустроитель Армении являл собою совершенный образец добродетели. Сам он прежде всех показывал примеры милосердия и сострадания и убеждал других делать то же самое по отношению к неимущим и нуждающимся братьям.

Фавстос Бузанд говорит:

«Сперва делал сам и затем всех обучал тому же. Приказывал, чтобы во всей Армении, в ее провинциях и разных местах строили дома для нищих, подбирали больных, прокаженных, расслабленных и всех болящих. Были созданы дома для прокаженных, больницы, и было назначено вспомоществование. Вдовам, сиротам и неимущим он давал приют и пищу в доме своем, и бедняки радовались вместе с ним. Стол его всегда был доступен, и трапезная целый день служила гостиницей для нищих и чужестранцев. Хотя он и создал во всех провинциях дома для бедных и выделил им средства, но двери его трапезной вследствие его исключительной любви к бедным всегда были открыты перед неимущими. Слепые, хромые, увечные, глухие, калеки, бедные и нуждающиеся, сидя с ним и в кругу его людей, получали пищу. Сам он своими руками обмывал их, умащал и залечивал раны. Самолично кормил их и свое имущество затрачивал на их нужды, и все странники, находясь под его покровительством, наслаждались покоем».

После этого весьма понятно, почему этот почитаемый человек был столь популярен. Его называли отцом народа. Всюду, где он появлялся, наступала тишина, прекращалось волнение. Он был ангелом мира. Не только армянский царь, не только нахарары Армении, но даже византийские императоры и персидский царь остерегались его. Могучей рукой держал он узду правления Арменией и соответственно своим столь широким воззрениям давал направление ее политике.

Об этом направлении следует сказать, так как в нем таились корни того глухого разногласия, которое, постепенно разрастаясь, в конце концов привело к бедственным усобицам между духовной и светской властью.

На церковном соборе в Аштишате Нерсес Великий в числе ряда реформ выдвинул вопрос о монастырях в особом каноническом постановлении. Его планы в этой связи были настолько обширны, что могли охватить великие идеи во всем их многообразии.

Чего же желал этот могучий ум? Он хотел превратить Армению в огромный монастырь, в общее братство, где бы господствовало только равенство, где бы не было имущественных различий, где бы бедный, неимущий, немощный, нетрудоспособный получал бы пищу с божьего стола.

Современный ему историк Фавстос Бузанд пишет: «В то время (на Аштишатском соборе) постановили организовать и записали в постановлениях, чтобы весь народ армянской земли превратить в разряд всенародной монастырской братии». А иерей Месроп дополняет: «В дни Нерсеса Великого вся Армения превратилась как бы в совершенную личность, руководимую страхом божиим».

Насколько серьезным было это мероприятие, настолько тяжелыми оказались его последствия.

Быть может, побуждаемый чувствами христианской добродетели, которые были в нем столь горячи, Нерсес Великий выдвинул на Аштишатском соборе этот составленный им план и заставил принять его. Быть может, жестокость того времени, бедствия народа, притеснения, чинимые царем, нахарарами и вообще знатью, подсказали ему превратить лоно церкви в обширное и безопасное убежище, где бы могли найти приют все угнетенные и нуждающиеся.

И наконец, быть может, воодушевленный не всеведущим предвидением, а лишь идеей милосердия, великий патриарх не сумел предусмотреть в начале своего дела всех последствий этого гигантского мероприятия, которое не могло привести ни к какому иному результату, как только к преобразованию армянской страны в церковное государство, стоящее под священным знаменем креста.

Так или иначе, монастырь духовных сограждан был основам. Настоятелем этого всеармянского монастыря был сам патриарх Нерсес Великий. Надзор за обширным хозяйством монастыря он поручил избранным из среды духовенства особым наблюдателям, во главе которых стоял его диакон Хад, позднее возведенный в сан епископа.

Каковы же оказались результаты управления таким монастырем?

Это был самый трудный экономический вопрос того времени. Он породил все те столкновения и борьбу, которая разгорелась между духовной и светской властями и ускорила плачевное падение аршакидского государства.

Выше уже упоминалось, что при Просветителе, когда началось образование монастырей, новообращенный Трдат в ревностном усердии установил во всем государстве общий закон о том, чтобы церкви было предоставлено по «четыре земли» с усадеб и по «семь земель» с посадов. Кроме этих земель, церковь получала особую десятину со всех продуктов страны. Церковь захватила земельные владения всех языческих капищ, находящиеся в руках жрецов.

При Нерсесе Великом, когда сильно увеличилось количество монастырей и различных благотворительных учреждений, соответственно было увеличено и количество церковных владений путем передачи церкви новых посадов и сел. Все созданные им учреждения Нерсес обеспечил верными доходами.

Кроме того, что церковь получала в наследство по добровольным завещаниям, только она считалась единственной наследницей всякого выморочного имущества, получая как движимое, так и недвижимое. Немало возросло и без того огромное богатство ее.

Когда Вачэ Мамиконян по повелению Хосрова II уничтожил последних наследников нахарарского рода Манавазян и Вордуни, оба нахарарства со всем имуществом перешли в собственность церкви. Территория нахараров Манавазян со всеми городами и селами перешла к епископу Албианосу, который предоставил ее церквам, находившимся в его ведении. Территорию же Вордунийского нахарарства со всеми городами и селами занял епископ Басена.

Таким образом, церковь через посредство многочисленных монастырей, захватывая большую часть земель, постепенно стала самым богатым землевладельцем в государстве, в то время как царь был зажат в узких пределах Айраратской области, а нахарарства настолько размножились, что им уже не хватало земли.

Если бы монастыри являлись только обиталищами духовенства, в которых множество бездельных монахов потребляли бы богатства страны, то, без сомнения, народ не потерпел бы их существования, тем более, что христианство не успело еще пустить в Армении крепкие корни. С момента возникновения христианства прошло всего каких‑нибудь семьдесят‑восемьдесят лет! В этот короткий период новая религия не могла еще настолько укорениться в народе, чтобы духовенство могло привлечь народ к церкви если не подлинным христианским усердием, то хотя бы распространением в нем фанатизма и дележом доходов. Все дело в том, что организация монастырей в Армении, особенно после реформ Нерсеса, была приспособлена к требованиям и условиям страны. Такого рода монастыри могли существовать и у языческого народа. Армянский монастырь сочетал в себе и благотворительные и человеколюбивые цели. Там, где господствует рабство, где знать угнетает закабаленных людей, там подобного рода учреждения становятся не только спасительными убежищами для угнетенных, но и утешением для всех несчастных. Это и было причиной того, что народ полюбил монастыри.

Аршак II создал город‑убежище, и за короткий срок там собрались все недовольные. Нерсес Великий создал сотни монастырей и перетянул на свою сторону всю Армению.

Монастырь давал хлеб, кормил бедных, лечил больных, питал сирот и вдов, обучал и воспитывал детей народа. Он получал средства от народа и возвращал их с процентами. Кроме того, и сам народ был членом монастырского братства. Народ был доволен и не сетовал.

Роптал царь, роптали нахарары. Царь не мог не заметить, что в его государстве образовалось другое государство – духовное, которое незаметно и постепенно захватило не только большую часть земель, но и перетянуло на свою сторону народ. Оно стало наивысшим и наисвященнейшим авторитетом, перед которым преклонялись все.

Царь ужаснулся и понял, хотя и поздно, что церковь настолько усилилась и окрепла, что держит в своих руках уже и царский престол.

Быть может, бедствие наступило бы не очень скоро, если бы аршакидские цари проявили большую терпимость, и если бы духовная власть не вышла за пределы своих узко духовных задач. Но духовенство стало смело вмешиваться в дела государства.

Таинство исповеди раскрыло широкую дверь перед духовенством для того, чтобы войти в душу народа. Знакомясь посредством исповеди с поступками отдельных людей, духовенство стало судить их за преступления и наказывать. Наказания, которые вначале ограничивались только церковным покаянием, в конце концов приняли характер светского осуждения. Церковь практиковала как штраф, так и порку. Порке не подвергалась лишь знать – свободные, а штраф налагался на людей всех сословий. Так наказывала церковь преступников.

Церковь вмешивалась и в такие споры, которые носили чисто гражданский характер: например, в вопросы о разделе земель, дела об их захвате и т. п. Церковь вмешивалась и в дела по разверстке и сбору налогов. Во всем этом она действовала не в качестве мирового посредника, а в роли правомочного лица.

Все это полностью противоречило правам царя и нахараров, которые считали только себя господами и судьями страны.

Аршакидский царь не привык признавать какую‑либо иную власть, кроме своей. Аршакидский царь был священной персоной. В его лице соединялось небесное и земное, духовное и светское. Христианство же отняло у него эту священность особы и передало патриарху церкви. Этого он не мог простить.

Патриарх церкви считал себя полновластным попечителем своей паствы и своего государства. В трудных случаях он вел переговоры с другими государствами и заключал мирные договоры. Он выступал судьей, когда между царем и его нахарарами возникали несогласия. Словом, он участвовал во всех государственных делах и смело протягивал руку к царскому двору, вмешиваясь даже в семейную жизнь царя.

Однажды, во время одного из ежегодных празднеств, когда царь Тиран хотел вместе со своими вельможами войти в церковь, навстречу ему вышел католикос Иусик и закричал: «Куда ты идешь? Ты недостоин! Уйди!..» Царь не мог этого снести. По его приказу католикоса забили палками насмерть…

Вопрос заключался не только в упорной борьбе между страной и новой религией. Вопрос был чисто экономический – о владении собственностью. Тут боролись противоположные интересы церкви и государства. Боролись духовная и светская власти. Это явно бросается в глаза потому, что когда царь Пап отравил за своим столом Нерсеса Великого, то после его смерти Пап переменил все те порядки и уничтожил все те учреждения, которые были созданы великим патриархом и о которых говорилось выше.

Пап начал преследовать духовенство и сократил его непомерно возросшее число. Он закрыл женские монастыри и приказал всем монахиням, давшим обет безбрачия, выйти замуж. Он закрыл все благотворительные учреждения: дома для сирот, для прокаженных, богадельни, дома для бедных и т. д. Издал приказ, чтобы бедным и нищим не помогали и не подавали больше милостыни. По мнению Папа, вся эта благотворительность развивала в народе лень и дармоедство и вместе с тем поднимала авторитет церкви – этой попечительницы дармоедов.

Уничтожив названные учреждения, Пап уничтожил, и источники доходов, на которые они существовали. По новому закону, он запретил давать церкви тот «духовный плод», ту «десятину», которая издавна была установлена его предшественниками. Кроме того, он конфисковал в пользу государства большую часть церковных земель. Вместо установленных Трдатом «семи земель» оставил церкви только «две земли», а пять присоединил к дворцовым имениям. И в соответствии с этими «двумя землями» оставил в каждом селе по два священника и по два диакона, а остальным приказал поступить на военную службу. Сыновей, братьев, родственников священников и диаконов, которые до этого времени были освобождены от налогов, он обложил податями. Он упростил брачные законы. Дал свободу вероисповедания: желавшие снова могли отправлять свои древние языческие обряды и даже поклоняться кумирам.

И, конечно, молодой царь совершил бы еще и другие нововведения, если бы вероломный византийский меч не умертвил его во время пиршества.