Великий комбинатор и Беспартийный блок

 

Низведение парламента первого созыва до роли статиста в государственной жизни не было главной целью режима, поскольку с августа 1926 года судьба законодательного органа и так полностью находилась в руках Пилсудского. Он не планировал также запрета легальных политических партий, за исключением революционных и радикальных сепаратистских организаций. Неслучайно Пилсудский еще летом 1927 года решил проводить выборы в новый сейм на основании прежнего избирательного закона, отдававшего предпочтение партиям перед независимыми кандидатами. Дискредитируя парламент, Пилсудский метил не столько в сам институт как таковой, сколько в представленные в нем оппозиционные партии. Диктатору легко было помыкать сеймом потому, что режим не имел в нем собственной фракции, а были лишь противники, временные попутчики и деморализованные парламентарии, которых никак нельзя было считать надежной опорой «санации».

С приближением срока полномочий парламента первого созыва перед режимом во весь рост встала задача завоевать в новом составе законодательного органа максимально большое число мандатов. Несомненно, оптимальным вариантом было бы обеспечить себе квалифицированное большинство, чтобы иметь возможность изменить конституцию и проводить через сейм все законопроекты правительства. Не следует думать, что режим стал готовиться к выборам лишь с ноября 1927 года. Как известно, в парламентский период у Пилсудского не было собственной партии, а число настоящих пилсудчиков со стрелковой, легионерской и пэвэовской родословной не превышало нескольких десятков тысяч человек, так что их никак нельзя было считать достаточной силой для достижения поставленной цели. Ситуации не меняло появление в лагере победителей так называемой «четвертой бригады» (в легионах, как мы помним, было три бригады), то есть разного рода карьеристов, приспособленцев и просто энергичных людей. Единственный опыт участия пилсудчиков в выборах в 1922 году оказался неудачным.

Следует сказать и о том, что основная часть политически активных людей (а их в любом обществе обычно бывает не более 10 процентов) уже давно определилась в своих партийных предпочтениях. Поэтому набрать достаточное количество человеческого материала для еще одной, притом мощной, а желательно даже самой мощной в Польше политической партии было не то что тяжело, а невозможно. Имевшие в 1926 – 1927 годах место расколы в оппозиционных партиях и создание сторонниками маршала параллельных организаций показали бесперспективность этого пути обеспечения режиму надежной политической базы. У режима, решившего пойти на выборы, оставалась только одна возможность – создать блок различных партий и организаций, формально объединенных признанием верховенства государственного блага над интересами отдельных политических партий. Фактически в основу деятельности блока была положена не какая-то групповая идеология, а поддержка режима Пилсудского как единственной силы, адекватно выражающей интересы польского государства. О необходимости организации именно такой политической структуры маршал говорил Барановскому еще в июне 1926 года.

Решая эту стратегическую задачу, Пилсудский вел переговоры и налаживал сотрудничество с различными политическими, общественными и представительными организациями, а также авторитетными деятелями, представлявшими различные группы польского общества. Как правило, эти его действия связывают с обеспечением широкой общественной опоры правительству. С одной стороны, это действительно так. Но Пилсудский не планировал проведения какой-либо хозяйственной реформы, которая затрагивала бы интересы влиятельных социальных слоев, не отказался от уже осуществлявшейся аграрной реформы (хотя о таком его намерении очень много говорила и писала оппозиция). Следовательно, эти контакты были ему нужны для налаживания доверительных отношений, без которых нечего было и думать о формировании проправительственного избирательного блока.

По мнению маршала, в рамках блока могли взаимодействовать консерваторы, либералы, социалисты и крестьянские партии, поляки и национальные меньшинства, одним словом, все граждане Польши, считающие, что хорошее правительство должно гармонично выражать всеобщие интересы и вести политику бесконфликтного разрешения неизбежно возникающих противоречий. Пилсудский поручил проведение избирательной кампании правительственного лагеря своим самым доверенным и наделенным хорошими организаторскими способностями приближенным – Валерию Славеку и Казимежу Свитальскому. Было решено, что в основу избирательной стратегии будет положен выбор избирателя между новой реальностью, возникшей с приходом к власти Пилсудского, и ее противниками, желающими вернуть страну в «лихие двадцатые», в домайское прошлое. Собственно говоря, это была единственно возможная и приемлемая для лагеря стратегия. В условиях наиболее благоприятной за всю предшествующую историю независимого существования Польши хозяйственной конъюнктуры оппозиции оставалось только одно – критиковать правительство за его пренебрежительное отношение к парламенту. Но эта тема не очень интересовала обычных избирателей. К тому же все помнили, что сами депутаты оказали режиму немалую помощь в модификации польского парламентаризма.

В октябре 1927 года Славек доложил Пилсудскому о завершении многомесячных подготовительных работ по организации новой организационной структуры лагеря пилсудчиков. Ею стало роскошное по стилю словосочетание – Беспартийный блок сотрудничества с правительством (ББСП) маршала Пилсудского, просуществовавший до 30 октября 1935 года. Правда, последние два слова в названии блока, использованные с единственной целью – мобилизовать под его знамена всех сторонников маршала, – впоследствии, после ухода Пилсудского с поста премьер-министра, не использовались.

Активная работа с кандидатами в состав партии власти завершилась публикацией 19 января 1928 года декларации Беспартийного блока (ББ), под которой поставили свои подписи 373 человека, главным образом деятели местных комитетов блока, уже созданных к тому времени по инициативе и при участии локальных и воеводских органов государственной власти. Центральная идея этого пространного документа сводилась к тому, чтобы избрать в сейм людей, способных к конструктивному сотрудничеству с правительством в деле хозяйственного развития страны и создания конституционных основ сильной исполнительной власти. Одновременно режим поддерживал две небольшие политические партии, созданные сторонниками Пилсудского до и сразу же после переворота, но не сумевшие к 1928 году приобрести массовый характер.

Помимо традиционных методов борьбы за привлечение избирателей – митингов, собраний и печати – активно использовались давление, шантаж и даже репрессии в отношении коммунистов и членов левых партий. Особенно бесцеремонно администрация запугивала противников режима и население в восточных районах Польши. И все же главными своими противниками на выборах 1928 года режим считал национальных демократов и их союзников. Оппозиционные режиму правые партии оказались объектами нападок с двух сторон – режима и левых партий. И те и другие помнили, что именно правые были победителями двух предшествующих избирательных кампаний. Но методы борьбы режима и левых с правыми существенно разнились. Левые в основном занимались критикой эндеков и их лидера Дмовского, постоянно твердили об их склонности к фашизму и желании установить диктатуру буржуазии и помещиков, режим же помимо критики постарался лишить национальных демократов финансовых спонсоров. И это ему в полной мере удалось: крупнейшие организации предпринимателей, финансистов, торговцев и помещиков в декабре 1927 года практически отказались от финансовой поддержки правых. Беспартийный блок, в отличие от других партий, вообще не имел проблем с финансированием, поскольку Пилсудский приказал выделить из государственной казны на его избирательную кампанию 8 миллионов злотых, что было по тем временам огромной суммой.

Характер избирательной кампании свидетельствует, что ни одна из традиционных политических партий не сумела понять в общем-то очевидной истины: политическая система Польши после мая 1926 года претерпела настолько существенные изменения, что теперь линия водораздела проходила не между революционными, левыми, центристскими и правыми партиями, а между всеми ними вместе взятыми и режимом. Следует сказать, что это прекрасно понимал Пилсудский – не случайно он стремился придать выборам характер плебисцита, ставя избирателей перед выбором: за или против режима. А Славек и Свитальский одну из своих главных задач во время избирательной кампании видели в том, чтобы не допустить блокирования даже близких по духу партий.

Сам Пилсудский в избирательную кампанию явно не вмешивался, видимо, потому, чтобы в случае неудачи своего лагеря не нести за это ответственности. Но если принять во внимание, что он начал работать на выборы 1928 года еще в 1926-м, его вклад был огромным. Маршал сумел убедить имущие классы в том, что будет защищать их интересы лучше, чем национальные демократы. Последовательно выполняя и перевыполняя положения закона об аграрной реформе 1925 года, который предусматривал обязательную ежегодную парцелляцию не менее 200 тысяч гектаров помещичьих и государственных земель, дав крестьянам возможность получать на приемлемых условиях государственные ссуды на покупку земли и развитие производства, он усилил в сельской среде позиции своих сторонников. И это несмотря на то, что католический клир чаще всего агитировал за национальных демократов. Быть может, не столь заметными были его успехи в рабочей среде. Однако благоприятная хозяйственная конъюнктура и снижение уровня безработицы успокаивающе действовали и на рабочих.

Маршал позволил использовать свое имя в названии избирательного блока режима. Наконец, он не испугался прямо нарушить закон, приказав субсидировать за государственный счет избирательную кампанию ББ.

4 марта 1928 года состоялись выборы в сейм, а спустя неделю в сенат. Их итоги не поддаются однозначной интерпретации. Беспартийный блок, поддержанный 25 процентами избирателей, получил в сейме 122 места, а всего проправительственные партии имели 130 мандатов. По сравнению с выборами 1922 года это был колоссальный успех лагеря Пилсудского, но с точки зрения его текущих и перспективных интересов скорее следует говорить о болезненном поражении партии власти. Хотя почитатели Пилсудского и стали крупнейшей фракцией в сейме, однако до абсолютного большинства им не хватало 93 мандатов. Своим несомненным успехом режим мог считать сокрушительное поражение правых партий (37 мандатов вместо 120) и центристов (партия Витоса завоевала 21 мандат вместо 50). Увеличили свое представительство в сейме левые и революционные партии, что также стало для властей определенным сюрпризом. Национальные меньшинства сохранили свои позиции. Сходная картина наблюдалась и в сенате. Расклад сил в новом парламенте был таков, что главными противоборствующими сторонами теперь были не правые и левые, а партии, поддерживающие режим, и левые.

Результаты выборов в сейм, по признанию Пилсудского, превзошли его ожидания. Он был бы доволен даже в том случае, если бы Беспартийный блок получил 60 мандатов. Маршал полагал, что, имея более 100 депутатов, можно будет серьезно влиять на работу нижней палаты. Но итоги выборов в сенат его разочаровали. Он рассчитывал на получение ББ большинства мест в верхней палате, поскольку имел свои планы ее использования во взаимоотношениях с сеймом.

Проанализировав результаты выборов, Пилсудский определил план действий режима в условиях, более благоприятных, чем в предшествующие два года, но далеко не тех, которые ему хотелось бы иметь. Его он изложил на встрече с наиболее авторитетными деятелями проправительственного крыла сейма 13 марта 1928 года. Начав с критики, он назвал неправильной ситуацию, когда президент лишен права самостоятельного принятия решений, когда группа депутатов может остановить или замедлить всю работу парламента, когда сейм занимается решением преимущественно маловажных вопросов и не желает сотрудничать в определении повестки дня своей работы с правительством, знающим истинные потребности государства в тех или иных законах.

Перейдя к определению задач Беспартийного блока, маршал разделил их на стратегические и текущие. К первым он отнес изменение конституции, но при этом отметил, что быстро сделать это не удастся, потребуется определенное время. Это значило, что он по-прежнему не хотел в конституционном вопросе формально выходить за пределы правового поля. В числе вторых было названо обеспечение исполнительной власти первенства перед законодательной. Для этого он считал нужным изменить процедуру принятия бюджета, предоставить кабинету право ратифицировать межгосударственные экономические соглашения, устанавливать таможенные тарифы и т. д. Как прямая угроза прозвучали его слова, что судьба парламента зависит от того, сумеет ли тот изменить методы своей деятельности. Пилсудский указал на особую роль маршала сейма как гаранта конструктивного взаимодействия нижней палаты с правительством. В качестве лучшего кандидата на этот пост он назвал Бартеля, имевшего опыт работы в обеих ветвях власти.

Следует сказать, что после парламентских выборов 1928 года Пилсудский все чаще будет говорить собеседникам, что реформа государственного устройства – последняя задача, которую он должен решить во внутренней политике. Это единственное, на что он согласен использовать свой авторитет. Естественно, это не означало бы его ухода с политического Олимпа вообще, поскольку внешнеполитическая и военная области по-прежнему оставались бы в исключительном ведении маршала.

Человек, даже диктатор предполагает... Расчеты Пилсудского на то, что ББ, завоевавший относительное большинство мест в сейме, сможет оказывать определяющее воздействие на работу законодательного органа, не оправдались. 27 марта 1928 года Пилсудский понял, что будет иметь дело с сеймом, вовсе не собирающимся работать под его диктовку. На этот день были назначены официальное открытие парламента, приведение депутатов к присяге, а также избрание маршала сейма и его заместителей. Скандальными оказались уже первые минуты заседания. Как только Пилсудский поднялся на трибуну с постановлением президента в руках, депутаты-коммунисты стали выкрикивать: «Долой фашистское правительство Пилсудского!» Трижды призвав буянов к спокойствию, маршал приказал министру внутренних дел Славой-Складковскому удалить их из зала. Тот попытался сделать это с помощью полиции, чем вызвал возмущение многих депутатов. На помощь сопротивлявшимся коммунистам пришли социалисты. И только после введения в дело еще одной группы вооруженных полицейских, пустивших в ход приклады, церемония открытия была продолжена. Депутаты-коммунисты были доставлены в отделение полиции и тут же отпущены, успев вернуться к началу процедуры присяги.

Но на этом неприятности для режима не кончились. Пилсудский планировал, что маршалом сейма будет Бартель, которого в политических кругах считали умеренным пилсудчиком, сторонником мирного сосуществования с парламентом. Однако его план провалился – спикером нижней палаты был избран социалист Игнаций Дашиньский. Как мы помним, он был знаком с маршалом с довоенных времен, много ему помогал, будучи депутатом австрийского рейхсрата, поддерживал с ним конструктивные отношения и в независимой Польше. Пилсудский был крестным отцом его ребенка. Все изменилось в мае 1926 года. Дашиньский осудил переворот и режим санации, настаивал на восстановлении в стране демократического правления, но не исключал возможности сотрудничества с Пилсудским. Ошеломленные неожиданным поражением депутаты от Беспартийного блока и члены правительства покинули зал заседаний. В их отсутствие был избран президиум сейма, в котором не оказалось ни одного представителя самой крупной фракции нижней палаты. Впоследствии Пилсудский не раз скажет, что это было непростительной ошибкой Беспартийного блока.

В политических кругах ожидали ответного шага Пилсудского, многие предсказывали роспуск парламента. Однако это было бы не лучшее решение. Вряд ли результаты следующих выборов могли оказаться для правительственного лагеря более благоприятными. Поэтому Пилсудский рекомендовал ББ активно включиться в работу сейма. К тому же левые партии не спешили развивать свой тактический успех – ведь основные рычаги власти по-прежнему оставались в руках пилсудчиков.

И именно в этот момент для режима прозвучал тревожный сигнал, на первый взгляд не связанный с политикой. Как уже упоминалось выше, врачи еще в 1927 году рекомендовали маршалу резко, на 55 процентов, снизить нагрузки, а он поступил ровно наоборот, взвалив на себя помимо генерального инспектората и военного министерства еще премьерские обязанности. И организм не выдержал такого над ним насилия. В ночь с 17 на 18 апреля 1928 года 60-летний Пилсудский перенес легкий инсульт. Лечение в целом было успешным, но подвижность правой руки полностью восстановить так и не удалось. Окружение Пилсудского до этого, видимо, не очень задумывалось о здоровье шефа. Все близкие к нему люди привыкли к его частым заболеваниям и не самой хорошей физической форме и, как обычно в таких случаях бывает, не придавали этому большого значения. И вдруг они осознали, что, будь инсульт посильнее, они бы остались без вождя, который думал, планировал и принимал решения за весь лагерь, отводя им лишь роль послушных исполнителей его приказов. Более того, здание диктатуры все еще было в строительных лесах, у нее не было прочного правового основания и необходимых несущих конструкций, которые позволили бы пилсудчикам удержать власть при отсутствии коменданта.

Сходные мысли, видимо, пришли в голову и Пилсудскому. 5 мая он провел совещание с инспекторами армий и офицерами группы «Восток», предназначенной для управления войсками на случай войны с Советским Союзом. После речи об исключительной значимости этого театра военных действий маршал разделил его на отдельные участки и поставил перед генералами конкретные задачи, связанные с инспекцией частей, прикрытием и организацией обороны. Теперь он мог не опасаться, что его армия будет захвачена врасплох восточным соседом. В политической же области он пришел к выводу о необходимости более активно приучать своих подчиненных к управлению государством. Он лучше других знал, что в его распоряжении нет подготовленных кандидатов на пост премьера, если не считать его самого и Бартеля.

Примирительная позиция, которой Пилсудский придерживался в отношениях с сеймом после 27 марта, успокоила законодателей. 22 июня 1928 года парламент на пять недель ранее конечного срока утвердил бюджет. В тот же день президент закрыл сессию. Казалось, у правительства не было особых поводов для недовольства, никакой политической напряженности не чувствовалось. Но 25 июня в Королевском замке в присутствии президента состоялось заседание правительства, в самом начале которого Пилсудский от имени всех министров подал главе государства прошение об отставке кабинета. Самое интересное заключалось в том, что никто из министров об этом его решении заранее оповещен не был. Причинами отставки Пилсудский назвал состояние здоровья, недостаточные полномочия президента, вследствие чего основная тяжесть государственных дел падает на главу кабинета, а также приводящие его в бешенство отношения с сеймом. Для повышения эффективности работы правительства он тут же предложил президенту создать резерв кандидатов в премьеры из трех или четырех наиболее ответственных и хорошо контактирующих между собой политиков, которые поочередно возглавляли бы кабинет. Это не только обеспечило бы преемственность правительственной политики, но и позволило бы этим людям нормально отдыхать. Из его выступления, по форме очень нервного, иногда переходящего в крик, сквозило отчаяние от мысли, что поляки не меняются к лучшему так быстро, как ему бы хотелось. Не случайно в марте 1928 года, подводя итоги предшествующего года, маршал признал, что выполнил свою работу только частично и если он умрет, то вернутся воровство и власть партий.

27 июня было объявлено об отставке правительства и назначении нового, в очередной раз во главе с Бартелем. 1 июля появилось интервью Пилсудского, в котором главными причинами своей отставки он назвал недостаточные полномочия исполнительной власти и нежелание иметь дело с новым сеймом, который начал работу по образцу предшествующих. Пилсудский не скрывал своего презрительного отношения к обоим сеймам и к парламентариям, которых он назвал «публичными тряпками», как и того, что после событий 27 марта подумывал о разрыве всяких отношений с парламентом и октроировании конституции. Состояние здоровья как одну из причин своей отставки Пилсудский отверг. Видимо, на эту тему, обычно очень популярную у людей старшего возраста, он предпочитал говорить только с близкими людьми. Но то, что он считал ее важной и актуальной с политической точки зрения, не вызывает сомнений.

Об этом свидетельствует его совещание с ближайшими соратниками Славеком, Пристором, Беком, Венявой-Длугошовским и Свитальским, состоявшееся 14 июля 1928 года в Бельведере. О содержании выступления маршала известно из дневниковых записей Свитальского: «Комендант начал с поручения Пристору запротоколировать ход собрания. В результате этого у нас сложилось впечатление, что комендант придает этому совещанию какое-то особое значение, потому что во время предыдущих встреч он никогда не требовал, чтобы их кто-то фиксировал.

Комендант начал с того, что его здоровье пошатнулось. Он может умереть, к чему он готов, лично для него это не проблема. Но он должен думать, как обезопасить свой труд, чтобы Польша, когда его не будет, не упала слишком резко с той высоты, на которую комендант ее втащил.

Первое, что тревожит коменданта, – нехватка людей. Эту нехватку он чувствовал на всем протяжении своей государственной работы. Он стремился к тому, чтобы государственную деятельность могли возглавить люди, которые за эту Польшу боролись, а не те, для кого это государство было, по сути дела, сюрпризом. При достижении этой цели он столкнулся с непреодолимыми трудностями.

Одни не желали заниматься этой работой, к которой у них были определенные способности. Другие – это либо люди, хотевшие действовать методами своего прошлого конспиративного гетто, то есть методами, непригодными для управления государством, либо люди с настолько посредственными и неразвитыми способностями, что при таком умственном уровне нельзя управлять даже малым предприятием, не говоря уже о государстве...

Комендант обращает внимание на многократно им подчеркивавшуюся необходимость выявлять людей и информировать его о них...»[238]

Затем Пилсудский дал характеристики тем людям из своего окружения, с которыми он связывал будущее режима, – Медзиньскому, Славой-Складковскому, Славеку, Свитальскому, Пристору, Беку, Веняве-Длугошовскому – и перечислил, на каких государственных и военных постах он планирует их использовать.

Диктатор также поделился своими размышлениями о необходимых изменениях в конституции. При этом он предостерег от всякой спешки и отметил, что, угрожая 1 июля октроированием конституции, он хотел только напугать оппозицию. Прежде чем решаться на такие радикальные меры, нужно сориентироваться в расстановке сил. Но это не значит, что правительственный лагерь может предаваться бездействию. Ближайшее время нужно посвятить широкой пропаганде основных направлений пересмотра конституции. В их числе он назвал переход к сессионному порядку работы парламента, усложнение процедур созыва внеочередных сессий сейма и выражения вотума недоверия правительству, усиление влияния президента на внешнюю и военную политику, наделение его правом издавать декреты и т. д.[239]

Конечно, эту речь Пилсудского нельзя считать политическим завещанием, поскольку он вовсе не собирался отправляться на покой. Это пока что свидетельство глубоких размышлений диктатора о будущем установленного им режима, который он считал благом для Польши и гарантией ее безопасности в неспокойном мире. Неслучайно свою речь он завершил рассуждениями о возможности войны с красной Россией. При этом он повторил свою старую мысль, что большевики в случае внутреннего кризиса могут ради своего спасения выдвинуть лозунг войны. И он не уверен, что тогда кто-нибудь справится с «нашими трудностями, потому что это огромный груз». Из выступления следовало, что маршал связывал будущее режима с изменением конституции, усилением исполнительной власти за счет законодательной и более активным выдвижением на ключевые посты в армии и государстве людей из близкого окружения, вместе с ним переживших эпопею легионов. Все три названных направления и были положены в основу его последующих шагов.

О том, что Пилсудскому была вовсе не чужда мысль о смерти, говорит и его выступление на виленском съезде легионеров в 1928 году. В нем он, предвосхищая свое завещание, попросил похоронить его сердце в Вильно, на Росах, где спят вечным сном легионеры, погибшие ради того, чтобы сделать ему в 1919 году пасхальный подарок.

Несмотря на всю нелюбовь к лечению, Пилсудский все же осознавал, что состояние его здоровья перестало быть его личным делом, что он так и не подготовил своего коллективного преемника. Как известно, характерной чертой всякой диктатуры является отсутствие рядом с вождем сколько-нибудь по-настоящему сильных индивидуальностей. И Пилсудский в этом отношении исключением не был. В сложившейся вокруг него со времен мировой войны команде креативные личности отсутствовали полностью – были только послушные исполнители. По рекомендации врачей он решил уйти в длительный отпуск и провести его за границей, чтобы отвлечься от текущих проблем. Возникновения проблем стратегического значения до момента созыва бюджетной сессии парламента он не предвидел. В общей сложности в этот раз он провел в Румынии шесть недель – с 19 августа по 2 октября 1928 года.

Согласно конституции 1921 года правом внесения изменений в Основной закон был наделен лишь сейм второго созыва. Последующие сеймы могли принимать только новые конституции. И Беспартийный блок, и многие другие партии в своих предвыборных программах требовали ревизии конституции, естественно, в разном ключе. Поэтому этот вопрос не мог не стать предметом обсуждения в сейме, а тем самым и объектом политических баталий. Видимо, в тот момент у Пилсудского не было четкого представления не только о процедуре изменения, но и ее необходимости. Поэтому он то говорил, что это нужно обязательно сделать, то рекомендовал Славеку не торопиться с конкретным проектом.

31 октября 1928 года на первом заседании осенней сессии сейма фракция Беспартийного блока предложила приступить к работе по внесению изменений в конституцию. Готового проекта поправок она на тот момент еще не имела, хотя Пилсудский не раз на эту тему высказывался и определенные ориентиры наметил. В ответ три левые партии – ППС и две крестьянские – создали Согласительную комиссию для защиты республики и демократии. Соглашение о единстве действий распространялось только на вопросы укрепления и защиты республиканского строя, демократии, парламентаризма и политических свобод. Во всех других вопросах партии-подписанты сохраняли полную самостоятельность действий. Как бы критически ни оценивать ограниченность платформы совместных действий, это было важное событие в польской политической жизни – в сейме наметилась консолидация оппозиции.

Проект конституционных изменений был внесен Беспартийным блоком на рассмотрение сейма в феврале 1929 года. К его подготовке не привлекались ни члены фракции (они познакомились с ним за час до начала заседания), ни премьер Бартель, имевший собственное видение того, как должна выглядеть конституция, особенно в области прав главы кабинета. В проекте в полной мере проявились намерения режима в конституционной области. Они сводились к отказу от принципа равенства трех ветвей власти. Верховным представителем власти становился президент, который избирался бы всеобщим голосованием из двух кандидатов (один предлагался действующим президентом, второй – национальным собранием). Главе государства планировалось предоставить значительные полномочия в области внешней и внутренней политики, право решать все вопросы формирования, функционирования и отставки кабинета. Существенно ограничивались контрольные функции сейма в отношении исполнительной власти, предусматривались меры по ускорению процесса принятия законов и постановлений. Все это, по замыслу авторов проекта конституции, должно было повысить эффективность работы высших органов государственной власти.

Проект Беспартийного блока был встречен в штыки всеми оппозиционными фракциями сейма, что делало проблематичным его принятие. Но руководители проправительственного крыла были настроены достаточно оптимистично, надеясь договориться с левыми. Иного мнения был Пилсудский. На одном из совещаний со своими приближенными он высказал убеждение, что проект встретится с серьезными трудностями в сейме. Более того, из его уст в адрес Славека неожиданно прозвучал упрек, что ББ запоздал с внесением проекта в сейм[240].

Не лучшая судьба ожидала проект поправок к конституции Согласительной комиссии для защиты республики и демократии, который предусматривал увеличение полномочий сейма. Правые и центристские партии не устраивали содержавшиеся в нем предложения ликвидировать сенат, отделить церковь от государства, признать за компактно проживающими национальными меньшинствами право на территориальную автономию. В 1930 году правые выступят с собственными проектами ревизии конституции. Проект левых показал неготовность оппозиционных партий к взаимодействию в вопросах, в равной мере касающихся интересов каждой из них. Но он точно так же серьезно мешал сближению левых с Беспартийным блоком.

Но все же в центре конфликта между режимом и сеймовой оппозицией оказались не конституционные разногласия, а вопросы более приземленные, но прямо затрагивавшие Пилсудского. В ноябре 1928 года правые озвучили проблему превышения правительством без соответствующего решения сейма расходов государственного бюджета почти на 560 миллионов злотых, из которых 8 миллионов по личному распоряжению премьера были потрачены на избирательную кампанию Беспартийного блока. Так появилось дело министра финансов Габриэля Чеховича, еще одного известного польского франкмасона. Следует сказать, что аналогичное превышение бюджетных расходов случалось и ранее, но каждый раз с разрешения сейма. Поэтому парламентарии расценили последний случай как вызов парламенту и игнорирование законных прав.

В феврале 1929 года, по мнению Пилсудского, в отместку за это бюджетная комиссия сейма урезала на 2 миллиона злотых запланированный в проекте государственного бюджета резервный фонд министерства военных дел. Это был ощутимый удар, так как из средств фонда финансировались, в частности, военные атташаты, а также военная разведка и контрразведка.

Одновременно в сейм было внесено предложение привлечь Чеховича к ответственности перед государственным трибуналом. Спустя месяц сейм принял это предложение. Пилсудский взял Чеховича под свою защиту, заявив, что это он принимал решение о превышении бюджета. Скандал получился громким, оппозиция сумела в какой-то степени взять реванш за бесконечные упреки в ее адрес в злоупотреблениях и необоснованной растрате государственных средств в домайский период, показала обществу, что все утверждения санации о том, что она пришла к власти ради морального возрождения общества, не больше чем демагогия. Правда, дело Чеховича, при всем его резонансе и усилиях оппозиции, надеявшейся с его помощью опрокинуть режим, каких-либо серьезных последствий не имело.

То же самое можно сказать и о так называемом деле Медзиньского, который в бытность свою министром почт и телеграфа растратил на личные нужды государственные средства. Затем возникла афера, связанная с поездкой премьера Свитальского в отпуск в Италию на служебном автомобиле. Как обычно бывает в таких случаях, большинство общества с интересом обсуждало коррупционные скандалы. Но какихто радикальных перемен в верхних эшелонах власти не желало, будучи не без оснований убеждено, что лучше оставить у государственной кормушки прежних сановников, уже наполнивших свои кубышки, чем допускать к ней новых, не вкусивших прелестей жизни наверху, которые тут же начнут воровать пуще прежнего.

Дело Чеховича прямо затрагивало лично Пилсудского, в 1927 – 1928 годах возглавлявшего правительство, что, естественно, вызывало его неудовольствие. И не из-за боязни ответственности (он знал, что его к суду никто привлечь не решится), а из-за нежелания выступать в качестве свидетеля перед органом, который он считал рудиментом эпохи «сеймократии». В начале апреля 1929 года диктатор объявил заменявшему Бартеля на время его болезни Славой-Складковскому, что в Польше три источника власти – президент, он сам и Бартель. И министрам нечего ходить в сейм, с которым он начинает такую же борьбу, как и с сеймом маршала Ратая.

Новую схватку диктатор начал традиционным уже для себя способом – подверг сейм жесткой словесной атаке. Первой его публичной реакцией на дело Чеховича стала статья «Глазное дно, или Впечатления больного человека от бюджетной сессии в сейме», напечатанная в начале апреля 1929 года в ведущей газете санации «Глос правды». Текст поражал своей грубостью даже тех, кто привык к непарламентским выражениям диктатора. Он был полон площадной брани и оскорблений в адрес депутатского корпуса в целом и отдельных парламентариев – самых активных участников расследования дела о перерасходе бюджетных средств. Тон статьи был таков, что все ожидали незамедлительного разгона сейма.

Но Пилсудский, который не скрывал от окружения, что он не сторонник того, чтобы избранный в 1928 году сейм просуществовал весь срок своих полномочий[241], пока что такой шаг считал преждевременным. Само по себе дело Чеховича не имело столь опасного общественного резонанса и веса, чтобы из-за него прибегать к крайней мере. Досрочный роспуск парламента в момент, когда дело еще только набирало обороты, мог быть расценен как попытка замять скандал. Да и выборы 1928 года показали, что режим не настолько популярен, чтобы надеяться на убедительную победу Ко всему прочему, кончилась благоприятная экономическая конъюнктура, польская экономика испытывала все большие трудности.

В этих условиях диктатор решился на шаг, который многие оппозиционные политики восприняли как последнюю попытку режима удержаться на плаву. Пилсудский решил сменить кабинет, заодно выведя на авансцену наиболее доверенных людей из своего кадрового резерва, сформированного главным образом из легионеров. 13 апреля 1929 года кабинет Бартеля подал в отставку. На следующий день было сформировано правительство во главе со Свитальским. Почти половина министров были старшими офицерами, в связи с чем новый кабинет его противники называли «правительством полковников». Новый премьер имел уже достаточно большой опыт государственной деятельности – последовательно занимал посты заместителя начальника гражданской канцелярии президента, директора политического департамента министерства внутренних дел, одного из руководителей избирательной кампании Беспартийного блока, министра по делам религиозных культов и народного образования. Весьма необычной представляется манера назначения Пилсудским не только министров (ранее приводился пример Славой-Складковского), но и руководителей кабинетов. Свитальский вспоминал: «В начале апреля Мосьцицкий организовал как бы абсолютно приватную встречу со мной, в ходе которой известил меня, что собирается после обращения Бартеля об отставке предложить мне миссию создания кабинета. При этом он не ссылался н<