Голодовка отчаянных испанцев

Помимо немцев, в Боровичском лагере содержалось также около трехсот испанцев. Примерно восемьдесят из них были так называемыми «красными», а остальные сражались на стороне немцев. Мы часто сталкивались с «красными» испанцами в России. Основную массу среди них составляли люди, вывезенные еще детьми из Испании, которым большую часть их жизни довелось просидеть в советских лагерях, или же, если им очень повезло, днем они могли работать на заводах или на стройках, а по вечерам обязаны были возвращаться в лагерь. Все испанцы, содержавшиеся в Боровичском лагере, вне зависимости от того, считались ли они «белыми» или «красными», люто ненавидели советскую власть. Бывшие «красные» испытали все прелести коммунистической системы на своей собственной шкуре и, разочаровавшись в ней, не собирались сложить здесь свои кости. Ни «красные», ни «белые» не имели возможности наладить связь со своими семьями в Испании. Все, кто встречал испанцев в России, хорошо помнят, как эти отчаянные люди с южной оконечности Европы, испытывая на себе негостеприимное отношение русских, страдали от тоски по родине и как настойчиво они добивались права писать и получать письма.

Однако на все их требования русские однообразно отвечали, что у них нет дипломатических отношений с Испанией и поэтому им трудно наладить почтовую связь с этой страной, в отличие, например, от Германии. Для испанцев, покинувших свою родину еще в годы гражданской войны, это означало, что они должны ждать до тех пор, пока Франко не лишится власти. Многие из этих людей полагали, что ситуация вряд ли изменится коренным образом в ближайшем будущем, но к 1950 году они и их соотечественники, которые сражались на стороне Германии во время Второй мировой войны, придерживались мнения, что им в конце концов разрешат писать письма домой. При этом вопрос о дипломатических отношениях не играл первостепенной роли, поскольку можно было обратиться за посредничеством к Международному Красному Кресту. Русские отделывались своими обычными отговорками, поэтому испанцы сами решили взять инициативу в свои руки.

Пятьдесят человек объявили голодовку, а на следующий день число голодающих увеличилось до ста человек. В конечном итоге более двухсот заключенных отказались принимать пищу. Воодушевленные испанцы, которые могли обращаться к русским на их родном языке, беспрерывно кричали. Руководство лагеря было весьма встревожено и для подавления голодовки решило использовать силу. Около тридцати голодающих были заключены в тюрьму. Однако случилось невероятное: они выбили окна и сбежали обратно в бараки к своим соотечественникам.

Русские, находившиеся на территории лагеря, отступили назад и приготовили к стрельбе пулеметы на сторожевых вышках. В качестве последнего резерва был задействован так называемый примирительный комитет, который не имел никаких юридических полномочий, но ранее с его помощью несколько раз удавалось перевести взрывы возмущения в форму письменных протестов. Однако на этот раз все его усилия оказались тщетными. Протесты продолжались в активной форме.

Естественно, мы предлагали испанцам продукты, но они отказывались от них на том основании, что русские тогда не будут воспринимать их голодовку всерьез. Случайно они смогли раздобыть кусковой сахар и добавляли его в чай. Большинство испанцев голодали в течение девяти дней, до тех пор, пока русские не пообещали, что они смогут отправлять письма на родину.

Получив официальные заверения по этому поводу, испанцы прекратили голодовку. Большинство ее участников поместили в лагерную больницу, поскольку у них были явные симптомы истощения и обезвоживания. Несмотря на устные заверения, испанцам так и не разрешили писать. Русские просто обманули их, чтобы заставить отступить. Чтобы предотвратить скоординированные акции в дальнейшем, испанцев разделили на небольшие группы и отправили в разные лагеря. Русские еще раз нарушили свое слово. В лагере опять воцарилось спокойствие. Они одолели группу заключенных, которая осмелилась выступить в защиту одного из основополагающих прав человека.

Печальная встреча

В один прекрасный день в лагере появилось некое новое сооружение. Небольшая часть лагеря была отделена от остальной территории. Один барак обнесли двумя заборами и тремя рядами колючей проволоки.

Мы терялись в догадках. Имея некоторый опыт, мы полагали, что эти сооружения предназначаются для одиночного заключения или что их могут использовать в качестве больничного изолятора и тому подобное, мы даже успели подумать, что они не очень подходят для подобных целей, но оказались не правы. Туда привезли немецких женщин, которых мы в последний раз видели много лет тому назад. Они были из семей немецких дипломатов, работников посольств и консульств, работавших на Дальнем Востоке, которые попали к русским, когда они начали войну против Японии.

Здесь была и жена генерального консула Бишоффа, которую захватили в плен в Маньчжурии и привезли в Советский Союз; ее приговорили к десяти годам заключения. Ее пятнадцатилетняя дочь играла на аккордеоне на празднике, организованном немецкой женской лигой, за что также получила десять лет. Жена посла Вагнера получила десять лет за то, что она выступала в качестве хозяйки на официальных мероприятиях, которые организовывал ее муж во время исполнения им своих обязанностей. Их мужья – а как же иначе! – все получили по двадцать пять лет. Посол Вагнер умер от внезапного сердечного приступа во время допроса в Бутырке. Его жена узнала об этом гораздо позже.

Для мужчин находиться в заключении тяжело, а иногда и просто невыносимо. Женщинам во много раз тяжелее. Что может быть нелепее, когда мужчины и женщины встречаются в тюрьмах, – в такие минуты жизнь воспринимается в самых мрачных красках. Наша встреча с женщинами, мысль о которых не покидала нас с тех пор, как мы покинули родину, была печальной и оставила горький осадок.

«Деревянные гробы»

Тщетная надежда на отправку домой вновь вспыхнула у нас в июле 1951 года, но, как и многие другие, она вскоре исчезла. Мы заметили приготовления к приему товарных вагонов, и они на самом деле появились. Однако, как оказалось, они предназначались для отправки нас еще дальше на восток, в глубь страны.

Транспорт, который используется в России для перевозки заключенных, не поддается никакому описанию – людей, приговоренных к двадцати пяти годам заключения, перевозят из одного лагеря в другой, которых много разбросано по обширным просторам России, в так называемых «деревянных гробах». Чтобы убедиться в том, что никто не разобрал стенку вагона, чтобы сбежать самому и дать возможность совершить побег своим товарищам по несчастью, конвоиры ходят вокруг вагонов, простукивая стенки длинными деревянными молотками. «Деревянные гробы» относятся к числу наиболее ужасных вещей, которые только может представить себе человек. Даже скот не перевозят в таких условиях. Во время этапирования переклички особо унизительны. Пересчитывая людей, конвоиры просто перегоняют их из одного конца вагона в другой с помощью пинков и толчков. При этом громадные детины издеваются над менее проворными. В изобилии сыплются проклятия и непристойные замечания, матерные выражения – обычное дело.

Даже при умеренной температуре такие поездки – настоящий кошмар, но если стоит жаркая погода, они превращаются в адскую пытку. Двери закрыты и заперты на замки. Считалось счастьем, если хотя бы открыты крошечные окошки, крест-накрест затянутые колючей проволокой. На жестких деревянных полках долго лежать невозможно, от этого затекают и начинают ныть конечности. Бачок для воды обычно пуст. Во время коротких остановок, даже если поблизости есть источник воды, обычно не хватает времени, чтобы наполнить бачки, или же конвоиры просто не разрешают заключенным это делать. Возле одной из дверей – бочка для отправления естественных нужд. После нескольких дней пути в этом углу невыносимая вонь.

Если действительно жарко, то просто невозможно дышать. С дрожью начинаешь понимать, что тебе не хватает кислорода. Тело покрывается липким потом, который струится по тебе, как вода. Когда жара становится совсем нестерпимой, начинают готовить суп. Голодные люди набрасываются на горячую еду, и спустя короткое время жара и жажда делаются еще нестерпимее. Даже поздно ночью, когда вагоны залиты светом прожекторов, а охранники, находящиеся на свежем воздухе и в тамбурах, начинают дрожать от холода, жара внутри деревянных отсеков товарных вагонов не спадает.

На деревянных полках беспокойно мечутся потные люди. В своих снах они видят весну и прохладные леса у себя на родине. Затем их тревожный сон нарушает постукивание деревянных молотков. Заключенные смотрят на крыши и, вглядываясь в светлые русские ночи, ясно представляют себе, что испытывали несчастные узники на галерах много веков назад.

Ближе к утру обычно становится немного прохладнее, но ненадолго, вскоре солнце немилосердно разогревает крыши и стенки вагонов. Время тянется мучительно медленно.

Я присоединялся к компании других заключенных и рассказывал истории из своей жизни и о своих подвигах во время летной службы. Другие делали то же самое. По крайней мере, мы пытались бороться с невыносимой скукой. При подъезде к Молотову[7] вентиляционные люки были закрыты, так что мы вообще лишились доступа свежего воздуха.