Последняя часть философской поэмы

 

 

Ты, о, Афина бессмертная

С неумирающим Эросом!

Бог бесконечного творчества

С вечно творящей богинею!

О, золотые родители

Всевдохновенных детей!

 

Ты, без болезни рожденное,

Ты, вдохновенно‑духовное,

Мудро‑любовное детище,

Умо‑сердечное – ты!

 

Эроса мудро‑блаженного,

Мудрой Афины божественной,

В вечном общеньи недремлющих,

Ты – золотое дитя!

 

11 февраля 1901

 

Так – одинокой, легкой тенью…

 

 

Так – одинокой, легкой тенью

Перед душою, полной зла,

Свои благие исцеленья

Она однажды пронесла.

 

7 марта 1901

 

Пять изгибов сокровенных…

 

 

Пять изгибов сокровенных

Добрых линий на земле.

К ним причастные во мгле

Пять стенаний вдохновенных.

Вы, рожденные вдали,

Мне, смятенному, причастны

Краем дальним и прекрасным

Переполненной земли.

Пять изгибов вдохновенных,

Семь и десять по краям,

Восемь, девять, средний храм –

Пять стенаний сокровенных,

Но ужасней – средний храм –

Меж десяткой и девяткой,

С черной, выспренней загадкой,

С воскуреньями богам.

 

10 марта 1901

 

Вчера я слышал песни с моря…

 

 

Вчера я слышал песни с моря

И плески волн о южный брег,

Душа, в смятеньи песням вторя,

К полудню направляла бег.

 

Так – невозможного искала,

И лишь далеко ввечеру

Сознаньем поздним разгадала

Волны певучую игру.

 

Но вновь перед вечерним светом

Она болит из глубины

И чует в сумраке согретом

Загадку песни и волны.

 

19 марта 1901

 

Вечерний свет заутра снова…

 

 

Вечерний свет заутра снова

В сияньи дня прольется мне.

Его пророческое слово

Находит отзвук в старине.

 

То старый раб в чертогах ясных

Находит признаки теней

Победоносных и прекрасных

Во всем величии царей.

 

19 марта 1901

 

Отзвучала гармония дня…

 

 

Отзвучала гармония дня –

Замирают последние песни…

Ты, душа, порожденье огня,

В наступающем мраке воскресни.

 

На границе печалей дневных,

На границе вечерних веселий,

Загорайся огнем новоселий

По краям облаков грозовых.

 

19 марта 1901

 

Он уходил, а там глубоко…

 

 

Он уходил, а там глубоко

Уже вещал ему закат

К земле, оставленной далеко,

Его таинственный возврат.

 

8 мая 1901

 

Завтра рассвета не жди…

 

 

Завтра рассвета не жди.

Завтра никто не проснется.

Ты и мечты не буди.

Услышишь, как кто‑то смеется.

Только с дороги сойди.

 

Жалобным смехом смеется.

Громко кричит: «Отойди!»

Он – сумасшедший. Не жди

Завтра рассвета. Никто не проснется.

Ты же и в спящей мечте

Разгадку найди.

 

8 мая 1901

 

Ты ли это прозвучала…

 

 

Ты ли это прозвучала

Над темнеющей рекой?

Или вправду отвечала

Мне на крик береговой?

 

13 мая 1901

 

«Два стихотворения»

 

 

I

 

Не часто, не всегда, с мольбой и чутким страхом

Смотрю в твои глаза и чую прошлый день…

Тоскую и молюсь над погребенным прахом,

А всё объемлю лучшей жизни тень…

Не часто, не всегда, но, верь, душа не лживо

Поет твои мечты, к твоим стопам плывет…

И знай – о, знай! – тогда, что трепетно и живо

Она тебя манит, тоскует и зовет…

Ответь единый раз болезненному крику,

Послушай только раз безумный бред ночной, –

И ты поймешь душой, зачем темно и дико

Грядущий день зарю выводит за собой…

 

13 мая 1901

 

II

 

Поверь, и я, далекий света,

Давно мечтавший об ином,

К тебе приближусь до рассвета, –

Мы ночь в объятьи проведем.

 

В одном объятьи и молчаньи…

Когда заря начнет вставать, –

Исчезнем в смертном содроганьи,

Чтоб дня грядущего не знать.

 

И будут души неразлучны,

И будут сплочены тела,

Как будто вдруг – светло и звучно

Дышала песнь – и умерла.

 

13 мая 1901

 

Через песчаные пустыни…

 

И к мидианке на колени

Склоняю праздную главу.

Владимир Соловьев

 

 

Через песчаные пустыни,

Лелея долгую мечту,

Я нес в далекие святыни

Мою духовную лепту.

Ни человек, ни зверь, ни птица

Не помешали мне идти.

Одно дитя – отроковица

Мне повстречалась на пути.

И вечно‑женственным прикован,

Смущен, – и брошена лепта,

И ослеплен, и очарован,

И власть прияла красота.

Но за блаженными брегами

Еще белеет некий храм.

Туда приду, горя мольбами,

И там явлюсь – в ряду с богами

И сопричисленный богам.

 

20‑21 мая 1901

 

Вечереющий день, догорая…

 

 

Вечереющий день, догорая,

Отступает в ночные края.

Посещает меня, возрастая,

Неотступная Тайна моя.

 

Неужели и страстная дума,

Бесконечно земная волна,

Затерявшись средь здешнего шума,

Не исчерпает жизни до дна?

 

Неужели в холодные сферы

С неразгаданной тайной земли

Отошли и печали без меры,

И любовные сны отошли?

 

Умирают мои угнетенья,

Утоляются горести дня,

Только Ты одинокою тенью

Посети на закате меня.

 

11 июля 1901

 

Видение

 

Предтечи вечного сиянья,

Неугасимого огня.

Ал. Гиппиус

 

 

Розы в лазури. Пора!

Вон пламенеет закат.

«Поздно. До завтра простимся, сестра». –

«Будь же счастлив. До завтра, о, брат».

 

И разошлись. В вышине

Розы с лазурью слились.

Смотрит он: в темной лесной глубине

Тени недвижно и странно сплелись.

 

Кто‑то вблизи пролетел –

Лес зашатался вокруг.

Он крикнул, – и он онемел.

Слышится: «Здравствуй, друг».

 

«Розы в лазури. Пора!» –

«Сосен краснеют стволы». –

«Кто знает, завтра с утра

Будешь ли жив и далек от хулы?»

 

Внемлет он. «Ты ли, сестра?»

И зрит – заалело вокруг.

Вздрогнули тихо листы:

«Нет, не сестра, а друг».

 

И жалкий, жалкий познал

Силу лазурных роз.

Он долго в лесу ликовал,

И призрак в мечтах возрос.

 

Назавтра: «Здравствуй, сестра». –

«Был ли ты счастлив, брат?»

Розы в лазури. Пора!

Вон пламенеет закат.

И ныне, будто вчера,

Увижу, как розы горят.

 

1 августа 1901

Поляна в Прасолове

 

Нас старость грустная настигнет без труда…

 

 

Нас старость грустная настигнет без труда,

Мы немощны теперь, и нет у нас желанья.

С тех пор, как умерла подруга, – никогда

Не полнится душа тревогой ожиданья.

Та жизнь прошла для нас, чудес и бед полна,

Оставив по себе одни воспоминанья.

Печальная, наш мир покинула она,

И в этой пустоте всё памятна весна,

Где каждый вздох хранит ее существованье.

 

3 августа 1901

 

Преображение

 

 

Разверзаются туманы,

Буревестник на волне,

Пролетают ураганы

В бесконечной вышине.

 

В светлый день Преображенья

Дух безумца поражен:

Из неволи, из смятенья

Голос Твой услышал он.

 

Ныне скорбный, ныне бедный,

В лоне Вечного Отца,

Близ Тебя, в лазури бледной

Жаждет нового конца…

 

Лишь одна страна в тумане

(Буревестник на волне) –

Беспокойное желанье

Вместе с богом – в вышине.

 

6 августа 1901

 

Наступает пора небывалая…

 

 

Наступает пора небывалая.

В освященные ризы одет,

Вознесу я хвалы запоздалые, –

Не раздастся ли свыше ответ.

 

Пламя алое в сумраке носится,

Потухают желанья в крови.

Вижу – к вышнему небу возносится

Безначальная дума Любви.

 

17 августа 1901

 

Всё бесконечней, всё хрустальней…

 

 

Всё бесконечней, всё хрустальней

Передо мной синела даль.

Я различил за нивой дальней

Мою осеннюю печаль.

 

Но, как тогда она витала,

В моей душе рождая сны,

Так ныне мирно отдыхала

Вблизи от милой стороны.

 

И я мечтал, уже свободный

Былой печальной суеты,

В другой душе, с моею сродной,

Смирить печальные мечты.

 

21 августа 1901

 

Синие горы вдали…

 

 

Синие горы вдали –

Память горячего дня.

В теплой дорожной пыли –

Призрак бегущий коня.

 

Церковь в лесистой глуши –

Только листы шелестят.

Стоны ли бедной души

Успокоенья хотят?..

 

2 сентября 1901

Поляна в Прасолове

 

Внемлю голосу свободы…

 

 

Внемлю голосу свободы,

Гулу утренней земли.

Там – вдали – морские воды

Схоронили корабли.

 

Но душа не сожалеет,

Все сомненья далеки:

На востоке пламенеют

Новой воли маяки!

 

Снова жду, надежды полный:

Солнце, светлый лик яви!

Пламенеющие волны

Расступились для любви!

 

4 сентября 1901

 

Глушь родного леса…

 

 

Глушь родного леса,

Желтые листы.

Яркая завеса

Поздней красоты.

 

Замерли далече

Поздние слова,

Отзвучали речи –

Память всё жива.

 

5 сентября 1901

Шахматово

 

Ожидание

 

 

Дни текут молчаливо,

Непонятные дни.

Жду речного разлива,

Притаившись в тени.

 

В отдаленные страны,

В сероватую высь,

Все былые обманы

Без следа унеслись.

 

Но наутро чудесней

Вновь предстанут они:

Вслед таинственной песне

Светозарные дни.

 

9 сентября 1901.

Петербург

 

Знаю, бедная, тяжкое бремя…

 

Смерть и время царят на земле –

Ты владыками их не зови.

Вл. Соловьев

 

 

Знаю, бедная, тяжкое бремя

Ты отвека устала нести.

Ропщешь ты на бездушное время, –

Я с открытой душою в пути.

 

Здесь бушуют неверные бури,

Злые сны пролетают, звеня.

Над тобою – всевластность лазури,

Нет в тебе – лучезарного дня.

 

Но у тайны немого виденья

Расцветешь, обновленьем горя.

Все мечты мимолетного тленья

Молодая развеет заря.

 

15‑16 сентября 1901

 

Посвящение

 

 

Встали надежды пророка –

Близки лазурные дни.

Пусть лучезарность востока

Скрыта в неясной тени.

 

Но за туманами сладко

Чуется близкий рассвет.

Мне – мировая разгадка

Этот безбрежный поэт.

 

Здесь – голубыми мечтами

Светлый возвысился храм.

Всё голубое – за Вами

И лучезарное – к Вам.

 

18 сентября 1901

 

Ходит месяц по волне…

 

 

Ходит месяц по волне,

Ходит солнце в синей зыби,

Но в неведомом изгибе

Оба зримы не вполне.

 

Странно бледны лики их,

Отраженья их дробимы.

Ты равно ль с другой палима

Или пламень твой затих

 

И неверным отраженьем

На волнах моей мечты

Бродишь мертвым сновиденьем

Отдаленной красоты?

 

7 октября 1901

 

Аллегория [24]

 

 

Бежали сны – сиял рассвет,

И пламенеющие росы

В исходе полунощных лет

Покрыли медного колосса.

 

Кумир вставал в лучах зари,

К нему стекались поколенья;

Уже воздвиглись алтари,

Звучали рабские моленья,

 

Колена всех преклонены…

Один – мудрец – подъемлет очи,

И в них рабы, поражены,

Узрели знак прошедшей ночи…

 

Он – в исступлении жреца,

И вот, измученный и важный,

Коснулся влажного венца,

И глас послышался протяжный,

 

И ожил мертвенный колосс.

А над пустыней – без предела –

И страх, и крик, и гомон рос;

И красота небесных роз

Покрыла жертвенное тело.

 

13 ноября 1901

 

Любовник, вышедший для брани…

 

Militat omnis amans.

Ovid. Amores [25]

 

 

Любовник, вышедший для брани,

Оставил тирс коснеть в цветах,

Не одолеть прозрачной ткани

С одной небридой на плечах.

 

Но дрогнул тирс – и песни страстной

Повиты таинством слова,

И у любовницы прекрасной

Уже кружится голова.

 

И тирсоносцу глянул в очи

Один вакхический экстаз,

Дохнул навстречу шорох ночи,

И дрогнул тирс в последний раз…

 

С тобою тирса не забуду

И, в брань вступая, не солгу,

Поверив будущему чуду

Еще на этом берегу.

 

16 ноября 1901

 

Ворожба

 

 

Я могуч и велик ворожбою,

Но тебя уследить – не могу.

Полечу ли в эфир за тобою –

Ты цветешь на земном берегу.

Опускаюсь в цветущие степи –

Ты уходишь в вечерний закат,

И меня оковавшие цепи

На земле одиноко бренчат.

 

Но моя ворожба не напрасна:

Пусть печально и страшно «вчера»,

Но сегодня – и тайно и страстно

Заалело полнеба с утра.

Я провижу у дальнего края

Разгоревшейся тучи – тебя.

Ты глядишь, улыбаясь и зная,

Ты придешь, трепеща и любя.

 

5 декабря 1901

 

Недосказанной речи тревогу…

 

 

Недосказанной речи тревогу

Хороню до свиданья в ночи.

Окна терема – все на дорогу,

Вижу слабое пламя свечи.

 

Ждать ли поздней условленной встречи?

Знаю – юная сердцем в пути, –

Ароматом неведомой встречи

Сердце хочет дрожать и цвести.

 

В эту ночь благовонные росы,

Словно влажные страсти слова,

Тяжко лягут на мягкие косы –

Утром будет гореть голова…

 

Но несказанной речи тревогу

До свиданья в ночи – не уйму.

Слабый пламень глядит на дорогу,

Яркий пламень дрожит в терему.

 

6 декабря 1901

 

Смотри приветно и легко…

 

 

Смотри приветно и легко

В глаза суровые разврата:

В них – бесконечно далеко –

Горит душа и ждет возврата

В жилище прежних благ и бед,

В миры молитвенных созвучий,

Где всем таинственный ответ

Дает Безвестный и Могучий,

Кому покорны мы, жрецы,

И те, кто проще, суеверней:

Те – бедняки – из наших терний

Себе плетущие венцы.

 

16 декабря 1901

 

Черты знакомых лиц…

 

 

Черты знакомых лиц,

Знакомые огни

Уходят от меня.

Мне памятны одни

Те, бедные мои,

Задумчивые дни,

Когда ты, притаясь,

Ждала меня в тени,

И путь бежал, виясь,

И были мы одни…

 

Таков он был тогда –

Мой сумрачный рассвет,

Начало всех блаженств,

Всех небывалых бед.

Когда же мне блеснет

Тот – настоящий свет?

Когда же мне сверкнет

Тот – пламенный рассвет?

Когда ж он пропоет

Тот – радостный ответ?

 

28 декабря 1901

 

Я прокрадусь ночью сонной…

 

 

Я прокрадусь ночью сонной

К изголовью утомленной

Вечной суетностью дня.

 

Там незримый, неизбежный

Мертвый голос вьюги снежной

Посетит меня.

 

29 декабря 1901

 

Туман скрывает берег отдаленный…

 

 

Туман скрывает берег отдаленный.

Ладья бежит – заметней и смелей.

Кто на руле – прекрасный и влюбленный –

Тебе поет и гладит шелк кудрей?

 

Смотрю я вдаль без воли и без плена,

Мой берег пуст, но ясно вижу я –

Поет и блещет розовая пена,

В лучах зари бегущая ладья.

 

И внятен крик тоскующий и страстный,

И даль нема, и взор еще немей.

И на руле – влюбленный и прекрасный

Тебе поет и гладит шелк кудрей.

 

12 января 1902

 

Три стихотворения

 

 

I

 

Из царства сна выходит безнадежность –

Как птица серая – туман.

В явь ото сна умчит меня безбрежность,

Как ураган.

 

Здесь – все года, все боли, все тревоги,

Как птицы черные в полях.

Там нет предела голубой дороге –

Один размах.

 

Из царства сна звенящей крикну птицей,

Орлом – в туман.

А вы – за мной, нестройной вереницей,

Туда – в обман!

 

17 января 1902

 

II

 

Озарен таинственной улыбкой

Проводил он дни земли.

Шел на берег – и на глади зыбкой

Льдистый призрак виделся вдали.

 

Открывались красные ворота

На другом, на другом берегу.

И там – прекрасное что‑то,

Казалось, пело в лугу.

 

Озарен таинственной улыбкой,

Последние проводил он дни –

Не в дневной надежде зыбкой,

Не в ночной приветной тени.

 

17 января 1902

 

III

 

Но прощай, о, прощай, человеческий род!

Ты в тумане свои переходишь моря –

Через Красное море туман поползет,

Я покинул туман, предо мною – Заря!

Я смотрю ей в глаза, о, народ, о, народ,

Думы нет, мысли нет, только льдина плывет,

Голубая, холодная, – прочь от земли!

Озаренная солнцем смеется вдали!

 

17 января 1902

 

На могиле друга

 

 

Удалены от мира на кладбище,

Мы вновь с тобой, негаданный мертвец.

Ты перешел в последнее жилище,

Я всё в пыли, но вижу свой конец.

 

Там, в синеве, мы встретим наши зори,

Все наши сны продлятся наяву.

Я за тобой, поверь, мой милый, вскоре

За тем же сном в безбрежность уплыву.

 

22 января 1902

 

Целый день – суета у могил…

 

 

Целый день – суета у могил.

В синеватом кадильном дыму

Неизвестный уныло бродил,

Но открылся – лишь мне одному.

 

Не впервые встречаюсь я с ним.

Он – безликий и странный пришлец.

Задрожали бы все перед ним,

Мне же – радостен бледный мертвец.

 

Мглистый призрак стоял предо мной

В синеватом куреньи кадил.

Он владеет моею душой.

Он за мною тогда приходил.

 

Январь 1902

 

На небесах горят Ее престолы…

 

 

На небесах горят Ее престолы,

Их на земле не суетны лучи.

Ее блаженств громовые глаголы

Для слуха чуткого мерещатся в ночи.

 

Январь 1902

 

И были при последнем издыханьи…

 

 

…И были при последнем издыханьи.

Болезнь пришла и заразила всех.

В последний раз в прерывистом дыханьи

Боролись жизнь, любовь и смертный грех.

Он, озарен улыбкой всепознанья,

Нашел удушливый голубоватый смех…

 

Январь 1902

 

Неомраченный дух прими для лучшей доли…

 

 

Неомраченный дух прими для лучшей доли

Тоскующею тенью поутру.

И день иной родится в свете воли.

И легок будет труд в ином миру.

 

Январь 1902

 

Они говорили о ранней весне…

 

 

Они говорили о ранней весне,

О белых, синих снегах.

А там – горела звезда в вышине,

Горели две жизни в мечтах.

 

И смутно помня прошедший день,

Приветствуя сонную мглу,

Они чуяли храм, и холод ступень,

И его золотую иглу.

 

Но сказкой веяла синяя даль,

За сказкой – утренний свет.

И брежжило утро, и тихо печаль

Обнимала последний ответ.

 

И день всходил – величав и строг.

Она заглянула ввысь…

В суровой мгле холодел порог

И золото мертвых риз.

 

1 февраля – 28 сентября 1902

 

У дверей

 

 

Я один шепчу заклятья,

Двери глухо заперты.

Смутно чуятся объятья,

В голове – Твои цветы.

 

Неизведанные шумы

За дверями чужды мне,

И пленительные думы –

Наяву, а не во сне.

 

Наяву шепчу заклятья, –

Наяву со мною Ты.

Долгожданные объятья –

Не обманы, не мечты.

 

Февраль 1902

 

Всю зиму мы плакали…

 

 

Всю зиму мы плакали, бедные.

Весна отворила двери.

Мы вышли – грустные, бледные,

На сердце – боль и потери.

 

И шли навстречу томлению,

Полны предчувствий нестройных.

И было нам дуновение

Весенних струй беспокойных.

 

В порыве ветра летучего –

Мечта иль воспоминание

Чего‑то смутного, чего‑то жгучего:

Не этой весны дыхание.

 

Февраль 1902

 

Боги гасят небосвод…

 

 

Боги гасят небосвод.

Жадно молится народ.

Мы же, близки смутной тени,

Призываем юных жриц

На тенистые ступени

Остывающих теплиц.

 

Вот они – идут рядами

Благовонными садами…

· · · · · · · · · · · · · · · ·

 

Февраль 1902

 

Уже бесстрашный и свободный…

 

 

Уже бесстрашный и свободный

Стою у вековечных врат.

Здесь – по равнине многоводной

Скользит испытанный мой взгляд.

 

Февраль – март 1902

 

Успокоительны, и чудны…

 

 

Успокоительны, и чудны,

И странной тайной повиты

Для нашей жизни многотрудной

Его великие мечты.

 

Туманы призрачные сладки –

В них отражен Великий Свет,

И все суровые загадки

Находят дерзостный ответ –

 

В одном луче, туман разбившем,

В одной надежде золотой,

В горячем сердце – победившем

И хлад, и сумрак гробовой.

 

6 марта 1902

 

Мы шли заветною тропою…

 

 

Мы шли заветною тропою

Сегодня ночью в светлом сне,

Ты в покрывало голубое

Закуталась, клонясь ко мне.

 

И, наяву не знавший ласки,

Всегда томившийся от ран,

В неизреченной, сонной сказке

Я обнимал твой милый стан.

 

Как бесконечны были складки

Твоей одежды голубой…

И в сердце больше нет загадки:

Да, Ты и наяву – со мной.

 

22 марта 1902

 

Ты – злая колдунья…

 

 

Ты – злая колдунья. Мой вечер в огне –

Багрянец и злато горят.

Ты светишься денно нощно во мне,

Но твой презираю наряд.

 

Я царь еще в жизни, – твоих багряниц

Не страшен ни звон мне, ни свет.

Воспряну в отчизне, поверженный ниц,

Исторгну последний ответ!

 

30 марта 1902

 

Душа ждала, но молчаливо…

 

 

Душа ждала, но молчаливо

К твоим просилась берегам,

Где высоко и прихотливо

Терялся в небе белый храм.

 

31 марта 1902

Каменный остров

 

Тянет ветром от залива…

 

 

Тянет ветром от залива,

В теплом ветре – снова ты.

Широко и прихотливо

Покачнулась гладь мечты.

 

Здесь ли, нет ли – это с моря

Огоньки и голоса…

На темнеющем просторе –

Там – песчаная коса.

 

Над моими ли мечтами –

Вечереющий обман?

И широкими струями

Колыхается туман…

 

Март 1902

 

Я жалок в глубоком бессильи…

 

 

Я жалок в глубоком бессильи,

Но Ты всё ясней и прелестней.

Там бьются лазурные крылья,

Трепещет знакомая песня.

 

В порыве безумном и сладком,

В пустыне горящего гнева,

Доверюсь бездонным загадкам

Очей Твоих, Светлая Дева!

 

Пускай не избегну неволи,

Пускай безнадежна утрата, –

Ты здесь, в неисходной юдоли,

Безгневно взглянула когда‑то!

 

Март 1902

 

Испытанный, стою на грани…

 

 

Испытанный, стою на грани.

Земных свершений жизни жду.

Они взметнутся в урагане,

В экстазе, в страсти и в бреду.

 

Испытанный, последних терний

Я жду перед вечерней мглой.

Но засветить огонь вечерний

В моей ли власти молодой?

 

Март 1902

 

Ищи разгадку ожиданий…

 

 

Ищи разгадку ожиданий

В снегах зимы, в цветах весны,

В часы разлук, в часы свиданий

Изведай сердца глубины…

 

В томленьях страстного недуга,

В полях ожесточенных битв,

В тиши некошенного луга

Не забывай своих молитв.

 

Март 1902

 

Есть чудеса за далью синей…

 

 

Есть чудеса за далью синей –

Они взыграют в день весны.

Но плачет сердце над пустыней,

Прося привычной тишины.

 

Той тишины невозмутимой,

Которой нет в ее тени:

В ее душе неумолимой

Горят зловещие огни.

 

Но час придет – жена устанет

Искать услады в долгом сне,

Недуг осенний в бездну канет,

Зима промчится по земле…

 

Март 1902

 

Проходишь ты в другие дали…

 

 

Проходишь ты в другие дали,

Другие слышишь голоса.

Ты светлой не поймешь печали,

Когда алеют небеса.

 

Что чуждо мне – тебе открыто,

Но я обманут, как и ты,

И под обманом – ядовиты,

Восходят чахлые цветы.

 

Ты в бесконечном отдаленьи –

И без недуга и без грез –

Сольешь случайное моленье

С моим моленьем, полным слез.

 

Март 1902

 

Я брошусь в черный день со скал…

 

 

Я брошусь в черный день со скал

В морские волны бурные.

Мне первый голос прозвучал,

Второй тоскливо простонал,

А третий – Ты, Лазурная.

 

Март 1902

 

Мы в храме с тобою – одни…

 

 

Мы в храме с тобою – одни, смущены,

Взволнованы думой о боге.

Нам чудятся здесь голоса с вышины

И страшная тень на пороге.

 

Кто может быть тайный, нежданный пришлец?

Тобой ли забытый – из гроба

Он встал – и грозит, одинокий мертвец, –

И мы содрогаемся оба…

 

Март 1902

 

Она была – Заря Востока…

 

 

Она была – Заря Востока,

Я был – незыблемый гранит.

Но мощным веденьем пророка

Пылал в жару ее ланит.

 

Ее глубокие пожары

Точили сердце мертвеца.

Казалось – мощные удары

Разрушат камень до конца.

 

Но, воспылав Ее зарею,

Я воскресал на новый бой

И возносился головою

До самой тучи грозовой.

 

И там, бежав людского плена,

Свободный, в гордости веков –

Я чуял розовую пену

С Ее любимых берегов.

 

Март 1902

 

У окна не ветер бродит…

 

 

У окна не ветер бродит,

Задувается свеча.

Кто‑то близкий тихо входит,

Встал – и дышит у плеча.

 

Обернусь и испугаюсь…

И смотрю вперед – в окно:

Вот, шатаясь, извиваясь,

Потянулся на гумно…

 

Не туман – красивый, белый,

Непонятный, как во сне…

Он – таинственное дело

Нашептать пришел ко мне…

 

Март 1902

 

Ты, отчаянье жизни моей…

 

 

Ты, отчаянье жизни моей,

Без цветов предо мной и без слез!

В полусумраке дней и ночей

Безответный и страшный вопрос!

 

Ты, тревога рассветных минут,

Непонятный, торжественный гул,

Где невнятные звуки растут,

Где Незримый Хранитель вздохнул!

 

Вас лелея, зову я теперь:

Укажите мне, скоро ль рассвет?

Вот уж дрогнула темная дверь,

Набежал исчезающий свет.

 

1 апреля 1902

 

Завтра в сумерки встретимся мы…

 

 

Завтра в сумерки встретимся мы.

Ты протянешь приветливо руки.

Но на памяти – с прежней зимы

Непонятно тоскливые звуки.

Ты, я знаю, запомнила дни

Заблуждений моих и тревог.

И когда мы с тобою одни

И безмолвен соседний порог,

Начинают незримо летать

Одинокие искры твои,

Начинаю тебя узнавать

Под напевами близкой любви,

И на миг ты по‑прежнему – ты,

Легкой дрожью даешь вспоминать

О блаженстве протекшей зимы,

Отдаленной, но верной мечты,

Под напевом мороза и тьмы

Начинаешь дрожать и роптать,

И, как прежде, мгновенную речь

Я стараюсь во тьме подстеречь…

 

13 апреля 1902

 

Когда я вышел – были зори…

 

 

Когда я вышел – были зори,

Белело утро впереди.

Я думал: забелеет вскоре

Забытое в моей груди.

О, час коварный, миг случайный!

Я сердцем слаб во тьме ночной,

И этой исповедью тайной

В слезах излился пред тобой…

И вышел в снах – и в отдаленьи

Пошла покинутая там,

И я поверил на мгновенье

Встающим в сумраке домам.

Смотрел на ласковые зори,

Мечтал про утро впереди

И думал: забелеет вскоре

Давно забытое в груди…

 

17 апреля – 28 сентября 1902

 

Я тишиною очарован…

 

 

Я тишиною очарован

Здесь – на дорожном полотне.

К тебе я мысленно прикован

В моей певучей тишине.

 

Там ворон каркает высоко,

И вдруг – в лазури потонул.

Из бледноватого далёка

Железный возникает гул.

 

Вчера твое я слышал слово,

С тобой расстался лишь вчера,

Но тишина мне шепчет снова:

Не так нам встретиться пора…

 

Вдали от суетных селений,

Среди зеленой тишины

Обресть утраченные сны

Иных, несбыточных волнений.

 

18 апреля 1902

На полотне Финл. жел. дороги

 

Ты – молитва лазурная…

 

 

Ты – молитва лазурная,

Ты – пустынная тишь,

В это небо безбурное

Молчаливо глядишь.

 

Здесь – пустыня безгранная,

Я замолк, и приник,

И вдыхаю, желанная,

Твой певучий родник.

 

Мне и мнится и верится

В бездыханной тиши:

В этой жизни измерится

Гнев пустынной души.

 

27 апреля 1902

 

Догорай, не узнавая…

 

 

Догорай, не узнавая,

В синий вечер, в синий день.

Встретим вместе, умирая,

Одинаковую тень.

 

Но к чему огонь вечерний,

Сожаленье, память, сон?..

Сердцу ль биться суеверней

В час последних похорон?

 

Иль вздохнула, узнавая,

На исходе поздних лет?..

Встретим вместе, воскресая,

Одинаковый рассвет.

 

Апрель 1902

 

Как любовно сплетал я тончайшую сеть!..

 

 

Как любовно сплетал я тончайшую сеть!

Но один – на другом берегу –

Жду – в полночной поре незаметно сгореть,

Искру прошлого дня берегу.

 

В тайный круг замыкали мы злую печаль

И дошли до последней дуги.

С легким звоном распалась блестящая сталь, –

Всё сомкнутые мнились круги…

 

1 мая 1902

 

Проходят сны и женственные тени…

 

 

Проходят сны и женственные тени,

В зеленый пруд смотрю я, не дыша.

Туда сойдут вечерние ступени,

Забытый сон воспразднует душа.

 

Безводный сон мгновенней и короче,

Мой сон продлит зеленая вода.

Настанет ночь – и влажно вскроешь очи

И ты на дне заглохшего пруда.

 

Они проходят, женственные тени –

Безмирные и сладостные сны.

К ним возведу забытые ступени,

Воспраздную желаний глубины.

 

Май 1902

Ботанический сад

 

Всю ночь я слышу вздохи странные…

 

 

Всю ночь я слышу вздохи странные,

У изголовья слышу речь.

Я опущусь в окно туманное

И буду с улицы стеречь.

 

Ах, эти страхи все напрасные,

Моя загадка – здесь – во мне.

Все эти шорохи бесстрастные –

Поверь, величье в тишине.

 

Я подстерег и успокоился.

И кто другой бы мог придти?

И только мой восторг удвоился –

Всё Ты же на моем пути!

 

О, это Ты – и вздохи странные,

И сны, и шорохи, и речь…

Ты – безначальная, желанная,

Ты – разрешенье милых встреч!

 

Май 1902

 

Поздно. В окошко закрытое…

 

 

Поздно. В окошко закрытое

Горькая мудрость стучит.

Всё ликованье забытое

Перелетело в зенит.

 

Поздно. Меня не обманешь ты.

Смейся же, светлая тень!

В небе купаться устанешь ты –

Вечером сменится день.

 

Сменится мертвенной скукою –

Краски поблекнут твои…

Мудрость моя близорукая!

Темные годы мои!

 

Май 1902

 

Сплетались времена, сплетались страны…

 

 

Сплетались времена, сплетались страны.

Мы из Венеции на север шли,

Мы видели дождливые туманы.

Оторвались, – и к Лидо подошли.

 

Но берег пуст, и даль оделась в сети

И долгого и тонкого дождя.

Мы подождем. Мы будем только дети,

В живой игре на север уходя.

 

Так началось времен изображенье.

Игра веков! О, как ты дорога!

Бесчисленные развернулись звенья,

Летели брызги, искры, жемчуга.

 

Но кто прошел? кто заглянул в туманы?

Игру, мечту – кто видел издали?..

Сплетались времена, сплетались страны,

Мы, не свершив, на север отошли.

 

2 июня 1902

 

Загадай и скройся в ночь…

 

 

Загадай и скройся в ночь,

И следи, одетый мраком:

За ночным росистым злаком

Выйдет северная дочь.

 

У нее в глазах мечта –

Отдаленное моленье.

Как у матери Христа,

Тайной силы откровенье.

 

Ризы длинные белей

Херувимских нежных крылий.

Ах, в объятиях у ней

Сонмы девственные лилий…

 

Загадай и скройся в ночь,

И следи, одетый мраком:

Выйдет северная дочь

За вечерним гибким злаком…

 

2 июня 1902

 

Голоса

 

 

Первый голос

 

Грустнее не бывали думы.

Последних лет на рубеже

Бесцельно вслушиваюсь в шумы

На доцветающей меже.

 

 

Второй голос

 

Усыплён я земными тревогами,

Всё иное – певучий обман.

В тишине над святыми дорогами

Почивает безбрежный туман.

 

 

Первый голос

 

Не здесь ли верное жилище?

Кузнечик вечен, вечен злак.

Здесь встретятся богач и нищий,

Протянут руки друг и враг.

 

 

Второй голос

 

Но в тумане надежды затеряны,

И поют мои песни вдали.

До конца сочтены и измерены

Эти стоны недужной земли.

 

 

Первый голос

 

Земля зарделась не случайно,

Заря с луною вместе шла.

Передо мной, сгорая тайно,

Жена лазурная плыла.