Позаимствовать труп, чтобы вернуть душу

 

В зале стало свежее, тяжелые благовония медленно уползали вместе с заходом солнца и перепадом температур. Я зажгла нежнейшие персиковые благовония.

Сердце Бао наполнялось кровью и радостью.

«Она должна справиться», – думала я с уверенностью.

В это время Бао положила правую руку на нефритовый стержень, а левую руку – на сердце Ши. Так они находились без движения некоторое время, пока их дыхание не стало единым целым. Тогда Бао села на колени Ши и обхватила его ногами, касаясь вратами своей нефритовой палаты его нефритового стержня. Бао чувствовала, как нефритовый стержень набухал, становился твердым, затем горячим, так же набухали и становились горячими ее внешние нефритовые ворота.

Ши приоткрыл рот и старался контролировать себя. Он тихо застонал, и Бао, сцепив руки в замок на шее Ши и приподнявшись, стала медленно опускаться на нефритовый стержень. Но вдруг Ши сильно сжал в своих объятиях ее хрупкое тело, сделал глубокий толчок нефритовым стержнем и издал громкий крик вместе с Бао. На мгновение они застыли, не понимая, что произошло.

Ши медленно ослабил кольцо объятий, он понимал, что не выдержал ритуал до конца. Бао улыбалась, радуясь, что она теперь такая же, как и ее сестры, виртуозно владеющие камешками: «Теперь я могу тренироваться так же, как и они, я буду хорошей женой». Они медленно выпустили друг друга из объятий и молча легли друг около друга, держась за руки. Вскоре они заснули, измученные тяжелой церемонией. Но теперь наступило мое время.

Я дождалась, пока душа Бао улетела на значительное расстояние, указывая ей путь, и постепенно заняла ее место. Медленно я стала ласкать нефритовый стержень Ши. Молодое тело Ш и быстро восстановило свои силы. Мои ласки подняли его. В это время ему снилось, как он летит на лотосе вместе с летающей феей, ласкающей его. Он был снова готов.

Я тихо издала очень низкий звук, отчего его маленькие дракончики пришли в возбуждение. Пара капель иланг‑иланга и одна капля пачули превратили лотос в его сне в брачное ложе. Я медленно опустилась на его нефритовый стержень, делая мелкие спиральные движения копчиком и поднимая его энергию вверх... И все это он ясно видел во сне. Эликсир был готов излиться, но я мягко остановила его, крепко обняв нефритовый стержень своими губами. «Нет, не сейчас, еще нет энергии в твоем эликсире». Его тело сжалось, и он тихо задрожал, но ни одной драгоценной капле я не дала истечь. Блаженно улыбаясь, он парил на лотосе в объятиях летящей девы.

И снова я начала свои спиральные движения, медленно, тридцать шесть раз против часовой стрелки и тридцать шесть раз по часовой стрелке, поднимая его энергию вверх, к следующему энергетическому центру. Вновь нефритовый стержень стал твердым и горячим, и вновь, крепко сжав его губами, я не дала эликсиру излиться, а насытила его новым соком более высокого центра возбуждения. И так семь раз, пока не дошла до гипофиза и не насытила эликсир эндорфиновым соком удовольствия.

Нот уже почти все соки и все качества впитал в себя эликсир, остался один маленький энергетический центр, находящийся у ворот входа и выхода души, проекция которого находится на месте, где в детстве зарастает родничок. Тонкие эманации персика помогали раскрыться и им вратам бессмертия и трансцендентности.

В своем сне Ши парил с феей на лотосе, излучая золотой свет и тая от блаженства. Я медленно раскрыла внутренние врата нефритовой палаты и впустила его, обхватив двойным кольцом. Сжав плотно губы, направив глазные яблоки на макушку, я издала звук, более похожий на писк комара, соответствующий собственной частоте колебаний этого маленького энергетического центра. Его ноздри приподнялись и расширились, как у беговой лошади, его брови сжались на переносице и устремились вверх. Ну, вот теперь время, теперь эликсир впитал все соки. Я сжала его и выпила всего, не оставив ни капли. Он обмяк, и я выпустила его, плотно сжав внутренние, а затем и внешние ворота, чтобы не выпустить ни одной драгоценной капли.

Теперь я могла уйти. Мне хотелось летать, ведь я могла летать не только во сне. Мне хотелось унести его на руках высоко в горы, посвятить его там во все свои тайны и жить с ним вечно. Но он был так молод, так неопытен, и так много ему предстояло еще совершить на своем пути воина. Мне надо было расставаться с ним.

Наступало утро. Я поцеловала его, поцеловала Бао и перебралась в нишу, где лежали подушки. Отбросив все мысли, отстранившись от всех шумов и запахов, я пыталась поймать момент, когда один самый сильный из маленьких дракончиков выйдет победителем в своей вечной гонке и объявит об этом гулким течением новой энергии в моем теле.

Долго ждать не пришлось – еще не проснулись птицы, а я уже услышала тонкие вибрации этой новой жизни.

В этот момент Ши неожиданно проснулся, втягивая ноздрями запахи. Бао еще спала. Он нежно стал гладить ее плечо:

– Милая, я знал, что это ты, это твой запах, я слышу его. Это ты приходила ко мне во время моих утренних медитаций, я видел тебя в своих снах.

Он достал из маленького кожаного мешочка, висящего на шее на кожаном шнурке, где обычно носят талисманы, маленький кусочек розового шелка, пропитанного иланг‑илангом, и приложил его к своим губам.

– Спи, любимая.

Он нежно обнял супругу и заснул.

Маленькая оплошность с моей стороны – оставить этот запах, но ничего, я не буду пока пользоваться иланг‑илангом или дам его Бао. Хотя на ее теле он не будет играть и будет слишком тяжелым... Но эти мысли тут же улетучились.

У меня было ощущение, что в моем животе поселились маленькие часики. Я лежала и тихо улыбалась, окатывая этот маленький подарок теплыми спиралями энергии в ритме своего дыхания.

Новая галактика, новая вселенная поселилась у меня в животе ближе к правому боку. «Здравствуй, моя вселенная!» Тихая улыбка стекала с моих губ и проникала во все тело мягкими пульсирующими волнами в такт биения моего сердца. С каждым ударом сердца волна энергии омывала мой мозг, держа его на грани сна и пробуждения. Было ощущение, что за ушами, ближе к центру головы, прямо под кожей поселились две маленькие ящерки.

Золотое свечение струилось справа ниже пупка, и я могла наблюдать за всеми перемещениями моей маленькой галактики. Утро было прекрасным и долгим, бесконечно долгим. Каждая секунда была насыщена до предела, ведь события, происходящие внутри этого комочка света, были сродни рождению новой галактики. Одна клетка, две клетки, четыре... Набухли утренней свежестью готовые распуститься бутоны, несмелые голоса птиц, чистящих после ночи свое оперение, встреча луны и первых лучей солнца...

Восемь клеток, шестнадцать... Золотистое свечение живота стало переливаться множеством красок радужных оттенков. Полусонный шмель случайно залетел в окно и глупо ударился о золотую трубку подвесного органчика, которая издала нежный чистый звук. Вдали, в глубине коридора, ведущего в сад, в туманном блике восходящего солнца появился громадный рыжий кот, грациозно ступающий своими невероятно длинными и тонкими лапами, изящными, как ножки церемониальных треног. Он остановился, почувствовав мой взгляд, повернул голову в мою сторону и, сверкнув необычными, в форме миндаля, изумрудными глазами с мягким и теплым блеском, гордо прошагал к раскрытому окну, из которого лился на пол коридора розово‑золотистый свет.

Тридцать две, шестьдесят четыре... Зал наполнился изнутри тончайшим свечением, все, что было вчера красным, стало розово‑алым.

Фиолетовые и розовые кувшинки потянулись своими лепестками навстречу солнцу, проснулись рыбки, расправляя свое золотисто– алое оперение, маленькие птички заиграли на своих нежных свирелях вечную песню любви, а молодые ласточки занимались пробой пера, выписывая на голубом полотне неба фантастические иероглифы.

Сто двадцать восемь, двести пятьдесят шесть... Мир вокруг стал звонким и подвижным, как отражение в воде. Он наполнился деталями, которые обычно ускользают от восприятия. Я почувствовала на себе чей‑то взгляд и подняла глаза вверх. Окно, выходящее в сад, tti.uio открыто, молодые бамбуковые стрелы устремились в небо, изящно расправив свои острые листочки. Непонятно как, держась за абсолютно гладкие стрелы бамбуковых стеблей, на них сидела ручная молодая панда. Сама она была снежно‑белой, а лапы и уши целиком черные, еще одно небольшое черное пятнышко было на боку, а вокруг глаз пятна были похожи на очки. Она с любопытством смотрела на меня, как будто улыбаясь и понимая, что происходит. Я улыбнулась ей в ответ: «Здравствуй, панда!»

Пятьсот двенадцать, тысяча двадцать четыре... Свечение стало пульсирующим, с искристыми вкраплениями фиолетовых переливов. Мир наполнился звуками мироздания, как комната наполняется звуками оркестра. Только это был оркестр самой природы – бесконечной и безбрежной. Птицы всех расцветок и видов, насекомые заполнили весь верхний диапазон. Шорохи и шелест, виртуозное пение и петушиное кукареканье, перебранка переполненных собственной важностью гусей и разрывающий пространство крик павлина. Воздух стал подвижным и привел в движение листву – маленькие органчики, подвешенные повсюду, – извлекая из них самые неожиданные звуки.

Мир перепутал все свои измерения. Это был тот мир, который обычно скрывается за суетой мысли. Огромная бабочка смотрела на меня своими глазами, а я ощущала ее доброту и любовь. Мимоза прятала свои листочки от каждой капельки росы, отчего начинала собираться и стекать следующая капля, как бы играя с этим нежным созданием. Казалось, каждый

мой вдох отзывался в этом мире волной звуков, как вода реагирует на каждое наше движение во время плавания.

Все было живым, и все любило меня.

Медленно и степенно прошаркали попечители тела, внеся в зал подносы со свежевыжатым морковным соком и сырыми желтками перепелиных яиц. Для Ши был приготовлен отвар из хвостов ящериц. После длительного поста ничего более в этот прием пищи не полагалось.

Стараясь не смотреть Ши в глаза, наклонив почтительно голову, Бао аккуратно золотой ложечкой расправлялась с желтками. Так же медленно и почтительно она положила ложечку на темный, инкрустированный перламутром поднос. Попечители тела облачили ее в бирюзовые легкие шаровары, розовую тунику, а толстый, более темного тона, бирюзовый халат перевязали желтым, украшенным вышивкой и драгоценными камнями поясом. Ей помогли перебраться в закрытые носилки с ажурными занавесками на окнах и отнесли в ее покои – покои жены Ши первого ранга.

Я последовала за ней. Вместе нам предстояло обживать эти комнаты.

Бао лежала на подушках, обняв одну из них и прижавшись к ней щекой.

– Мне снился такой чудесный сон, – сказала она. – Мы летели на лотосе вместе с Ши и

любили друг друга. Потом он превратился в свет, и я осталась одна. Это что‑нибудь значит?

– Прекрасный сон, – ответила я в растерянности. Значит, ее душа была с нами. Надо быть следующий раз осторожнее. – Это значит, что у тебя все будет хорошо. Но позволь мне заметить, что вы не закончили ритуал.

– Да, но я ничего не могла сделать.

– Всему надо учиться. Сегодня мы посвятим день этой практике. До вечера у нас есть время.

Я попросила принести мне перепелиных яиц на завтрак. Одно из них я съела, так как мне был необходим материал для моей маленькой вселенной. Остальные я оставила на подносе. Из своей корзины я достала кожаный мешочек, в котором приготовила для Бао специальный «тренажер». Это был выполненный в натуральную величину нефритовый стержень, на вершине которого в одной половине было сделано углубление.

– Посмотри внимательно: для того чтобы не дать возможности семени истечь, ты должна захватить его и замереть, не позволяя ему увеличиваться в размерах. Для надежности надо разомкнуть лотос и обнять им нефритовый стержень. Это непросто, но у тебя так мало времени, чтобы научиться это делать, ты очень способная, я верю, у тебя получится.

Я понимала, что сейчас от этого упражнения зависит ее жизнь, жизнь ее родителей и, возможно, жизнь моей маленькой вселенной, излучающей это радужное сияние. Всего три дня. Только три дня мой маленький комочек будет выбираться из нефритовых труб, чтобы попасть в тело лотоса и выбрать там себе подходящее место. На шестой день зародыш выйдет из своей оболочки и сольется с телом лотоса.

– Попробуй раскрыть свой лотос. Медленно садись на корточки и попытайся захватить нефритовый стержень, ослабив внешние мышцы. Открой рот и высуни язык, делай вращения языком, а как только почувствуешь, что лотос раскрылся, сложи губы так, как будто приготовила их для поцелуя, и подними нефритовый стержень.

Несколько часов изнурительных упражнений не дали результата. Лотос не раскрывался. Тогда я изменила упражнение. Я дала Бао обычное нефритовое яйцо для поднятия тяжестей и сказала просто пытаться тренировать мышцы. Заварив чай, я вдыхала его аромат из маленькой фарфоровой чашечки, больше похожей на стаканчик (мужской принцип).

Мой взгляд скользил по маленькому внутреннему дворику, куда выходили наши окна, расположенные практически около самого пола. Мясистые агавы, выбросившие свои цветоножки, словно стрелы, придавали пейзажу устойчивость и покой, летний кипарис (кохия волосатая) делал обстановку домашней и теплой, темно‑розовые цветы диклитры (разбитое сердце) смягчали декоративность посадок. В центре дворика был маленький бассейн с фонтаном. Трехглавый белокаменный дракон с лотосом на шее, украшенный зелеными камнями, как чешуйками, извергал маленькие тоненькие струйки воды, которые при малейшем ветерке радовали глаз радугой. Пресноводные орхидеи на длинных цветоножках держали цветки фиалковых форм, состоящие из шести лепестков – трех розовых насыщенного тона, причем один из этих лепестков, нижний в треугольнике, напоминал язык, и трех с белыми «подпалинами», также образующих треугольник.

Вдруг Бао испуганно позвала меня. Я обернулась. О чудо! – наконец раскрылся ее лотос и захватил нефритовое яйцо! Да, конечно, если вы будете пытаться сжимать руку в кулак, вы должны осознавать, что вы делаете. Но если в вашу раскрытую ладошку положить какой‑нибудь предмет, то пальчики сами сделают легкое сжимающее движение. Так случилось и с Бао. Устав и забыв про нефритовое яйцо, она легла отдохнуть и начала мечтать о новой встрече со своим юным супругом. И именно тогда, когда напряжение внешнее ушло, логос раскрылся и захватил яйцо. Потянув за ниточку, она обнаружила, что яйцо не выходит наружу. Это ее напугало.

Зато я наконец обрадованно вздохнула. Ну, вот первый шаг и сделан. Теперь этот успех надо осознать и закрепить. Я сказала ей сесть на корточки, расслабиться, раскрыть рот. Медленно поглаживая ее по спине, я извлекла яйцо.

– Видишь, это все очень просто, у тебя все получилось. Попробуй повторить еще раз.

Ее упорству можно было позавидовать. Она очень хотела быть хорошей женой. Ее сердце знало только любовь, и только любовь она получала от мира. Ее отношения с миром были всего лишь кругом любви.

Когда наконец она смогла три раза подряд повторить это упражнение, мы вернулись к первому упражнению, но с тем лишь различием, что в углубление вверху стержня я положила желток перепелиного яйца и обратилась к Бао:

– Сейчас ты должна выпить этот желток своим лотосом, не повредив его оболочки.

К сожалению, в этот день мы больше не продвинулись с ней в наших занятиях. Перепелиные яйца закончились, но все желтки оказались разлитыми по нефритовой палате. На этом мы решили прекратить наши занятия на сегодня, тем более что близилось время для отдыха сердца.

Тень на солнечных часах показала, что наступило время сердечного меридиана. Я уложила Бао на подушки, зажгла лавандовую палочку и начала массировать ее ступни. Через пятнадцать минут ее тело расслабилось, и я сделала ту процедуру с чашечками, которой меня научила сестра Фу. Щечки Бао зарумянились, и она ровно дышала во сне.

Теперь я могла заняться собой. То, что происходило со мной, было, безусловно, великой трансформацией. Так же, как после долгих медитаций происходит перерождение органов, а вместе с ними сознания и души, так же и зародыш меняет все в организме женщины. Изменилось все – пространственное восприятие; звуки стали гулкими, как будто все они попадали в маленький гонг внутри меня и затем растекались по всему моему телу; запахи как будто стали обладать тонкими ниточками, цепляющими мои нервные окончания; цвета больше не были чисто визуальными понятиями – они будили во мне трепет, отвращение, нежность, любовь. Мельчайшие их оттенки стали различимы и значимы для меня. Каждая живая сущность отдавала мне свою любовь, как будто была садоводом, наблюдающим за появлением первых двух листиков прорастающих семян в своем саду.

Я наблюдала, как меняется свечение внизу живота. Если вы хотя бы раз видели северное сияние, если вы имели возможность наблюдать за аурой посвященных во время медитации, то это могло бы дать вам некоторое представление о тех оттенках и силе света, исходящей от маленького, еще не видимого человеческим глазом зародыша.

Стоило прожить восемь веков, чтобы понять, что такое зарождение новой жизни. Стоило заниматься практиками, чтобы однажды испытать то, что я испытывала в тот момент. Восемьсот лет в памяти – как мгновения, но все эти мгновения от момента зачатия – как целые галактические тысячелетия. Мой опыт был уникальным. Пожалуй, то, что я узнала о зарождении новой жизни, и было тем посланием, ради которого я пришла на эту землю.

Пока я предавалась своим переживаниям, в комнату зашел Ши. Я приложила палец к губам, давая ему понять, что Бао еще должна спать. Он положил принесенные орхидеи около ее изголовья, поцеловал ее и тихо удалился, так тихо, как это делает опытный воин. Я вышла за ним и взяла его за руку.

– Как она? – спросил Ши, испытывая неловкость от неположенного проявления чувств.

– Наисветлейший господин может не волноваться, прекрасная Бао чувствует себя хорошо и будет готова принять вас после шести часов.

Я старалась не отпускать его руку, чтобы мой маленький зародыш получил энергию любви своего отца, которая сейчас ему была так нужна. Глаза Ши засветились и стали влажными, он сжал меня в объятиях, поцеловал и, счастливый, бросился бежать к себе, весело, по– мальчишечьи перепрыгивая через резные деревянные барьеры галерей и переходов. Я застыла с улыбкой на губах, и сердце мое сжималось от любви и восхищения. Мне хотелось летать, но происходящие во мне трансформации не давали мне права быть неосторожной.

К шести часам я приказала слугам приготовить комнату для приема Ши.

Бао отдохнула и набралась сил, ей принесли виноград, проросший маш и черный отваренный рис с мелкими кусочками морских водорослей. В маленькой чашечке лежало пять разных фруктов: медовый цукат фейхоа, кусочек соленого арбуза, ягоды боярышника, настоянные на полыни, долька апельсина и маленький кусочек горького перца.

Впервые она должна была принять юного супруга в своих покоях.

 

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЧТО‑НИБУДЬ ПОЙМАТЬ, СНАЧАЛА ОТПУСТИ

 

Бао волновалась. Вчера, когда она не знала Ши, все для нее было лишь церемонией, но теперь она трепетала и горела, и я начала беспокоиться за нее.

Я знала, что те же чувства испытывал и Ши. Однако его жизнь была жестко подчинена регламенту, и, придя рано, он нарушал его. Нет, никто не мог сказать ему ни слова, но если ты хочешь управлять водопадом, то нельзя в нарушение регламента требовать от него падать вверх. Так же если твоя роль в этой игре жизни – управлять, то приказывай рекам течь вниз по течению, солнцу вставать в положенное время, кошке мяукать, собаке лаять, деревьям стоять на месте, а слугам служить – и ты прослывешь мудрым правителем, и все будут подчиняться тебе. Так что если ты однажды скажешь построить Китайскую стену, она будет построена, и никто не посмеет ослушаться тебя. Вот что такое регламент. Ты можешь его нарушать, но будет ли он после этого служить тебе? Из разбитой чаинки нельзя напиться.

Тень на диске солнечных часов, которые снизу несли семь маленьких каменных черепашек, показала шесть часов – время нефритового меридиана было в зените. Бао учащенно дышала, приоткрыв рот, так, как дышат собаки после быстрого бега. Глаза ее беспокойно бегали по комнате, ни на чем не задерживаясь.

В это время Ши стоял в садике для тренировок в боевой стойке и наносил удары по мешку с песком. Пот градом стекал по его лицу, спине и ногам. При каждом ударе капли пота слетали с его рук и тела. Он не мог прийти раньше – регламент. Но сердце его гулко стучало, ожидая и радуясь. Удар – и тяжелый, весом в два раза больше веса самого Ши, мешок отлетел, ударился о дерево и начал обратное движение, еще удар...

Казалось, время для них остановилось... Ши и Бао были одни во всей вселенной. Невыносимое ожидание, кружащее голову, заставляющее каждый вдох приходить из самого Дань‑Тяня и уходить к северной звезде. Нефритовые ворота Бао наполнились кровью и пульсировали в такт ее дыханию. Тень на солнечных часах ползла медленно, будто длинная серебряная игла впивалась в болевую точку. Вдруг где‑то вдалеке вспыхнула молния, и сухой щелчок вспугнул маленьких разноцветных попугайчиков в саду. Бао вздрогнула и посмотрела на меня.

В это время Ши ударил по мешку, и тот, как бы охнув, разорвался, беспомощно истекая песком. Небо внезапно потемнело, а воздух наполнился желтым туманным светом в ожидании живительных капель влаги. Тень на солнечных часах исчезла. Времени не стало.

Первые крупные теплые капли упали на каменные головы драконов пася[4], на верхушки деревьев. Ши стоял и вдыхал воздух полной грудью, ожидая, когда капли достигнут его тела. Ливень не заставил себя долго ждать. Многочисленные окна покоев закрывались, звери загонялись в клетки, слуги были заняты своей работой. Натренированное тело Ши впитывало в себя энергию дождя, и улыбка наслаждения играла на его губах. Вдруг он приоткрыл глаза – и взгляд его упал на солнечные часы в садике. Тени не было.

От садика для тренировок до покоев Бао было более тысячи шагов, но Ши показалось, что он пролетел это расстояние за одно мгновение. Мокрый, без подобающих для второго дня ритуальных одеяний, полуголый, он стоял на пороге комнаты Бао и смотрел на нее. Я тихо удалилась. Бао встала навстречу супругу, сделала два шага, но от сильного волнения колени ее подогнулись, и она медленно стала падать. Ши подхватил ее, она растерянно обняла его за шею. В его сильных руках она чувствовала себя беспомощной, но очень защищенной и растворенной в пространстве. Легко, как кошка, Ши

перепрыгнул через низкий подоконник и за прыгнул в фонтан, наслаждаясь теплыми струйками ливня. Бао почувствовала прохладу воды в фонтане и гулкое биение сердца своего супруга, который держал ее, как младенца в купели. Ее глаза раскрылись, и улыбка заиграла на ее лице.

Попечители тела неодобрительно поглядывали на молодых, однако они были не в силах скрыть улыбки радости на своих лицах. Привыкшие ко всему и не имеющие права ни на что реагировать, даже они, знающие, что за каждое проявление своих эмоций, не положенное по должности, они могут лишиться жизни, не смогли сдержать улыбки восторга при виде любви двух юных созданий.

В комнате была приготовлена специальная ванна с ароматами гвоздики, корицы и сосны. Ритуальные одеяния, в которых должен был предстать перед своей женой Наисветлейший Ши во второй день после свадьбы, были перенесены из покоев Ши в покои Бао.

В положенное время с точностью до минуты попечители тела, как тени, помогли Ши и Бао выбраться из фонтана и опустили их в приготовленную для них ванну, оставив их одних на некоторое время. Молодые, казалось, не замечали никого и ничего. Золотая патока любви разливалась по их телам, а на их лицах застыла небесная улыбка Шакья‑Муни в нирване.

По ритуалу второго дня, они должны были совершить омовение друг друга. Она своими пальцами должна была связать его тело, каждый его миллиметр, со всем, что есть инь, чтобы он мог управлять инь и получать информацию от инь. Когда закончит Она, Он должен был своими пальцами связать с ян все ее тело, чтобы дать будущему ребенку свое активное мужское начало – ян, чтобы связать его с собой навсегда.

Это был очень мудрый ритуал. Годы душеспасительных бесед отцов и сыновей не заменят этих двух часов, когда бессознательное, но большое, как целая вселенная, сознание зародыша принимает информацию обо всем мироздании и своей связи с родом отца и, как результат, дает отношение будущего ребенка к своему отцу. Дети, получившие этот ритуал, будут наследниками своих отцов, их поддержкой и верными помощниками во всех делах, они получают возможность выбрать любовь и силу взаимопонимания, а не идти по пути конфронтации.

Время шло, попечители тела начали поглядывать на часы. Мне пришлось подойти и вывести Бао из состояния сладкого оцепенения. Она медленно начала ритуал, почтительно склонив голову перед своим супругом. Каждый пальчик, каждый ноготок, каждый миллиметр

тела она должна была пройти своими пальчиками, получая реакцию от тела и разрешение двигаться дальше. Я помогала ей, поддерживая ее и не давая ритуалу перейти во взрыв эмоций, которые бушевали в их головах и телах, так же как бушевала гроза за окнами. В теплых аккордах благовоний зазвучала очень кстати чистая, свежая, слегка прохладная нота найоли, которая смягчает излишние эмоциональные проявления эйфории.

Каждое прикосновение к Ши давало маленькому комочку света бесценную информацию и энергию. Ши растворился в прикосновениях, его тело перерождалось. Однажды, выйдя из околоплодных вод и потеряв контакт с бесконечным инь матери, он прожил одну из своих жизней, теперь он рождался второй раз, становясь бесконечным ян – дающим и рождающим новую жизнь. Он становился отцом телесным и духовным – своего маленького комочка света, который менял его природу, сознание, контакт с миром, давая прикоснуться к бесконечности.

Бао закончила свою часть ритуала и с почтением склонила голову, сложив руки ладошками вместе перед собой. Теперь была очередь Ши – давать ей свои прикосновения, а ее – принимать его прикосновения. Я находилась рядом и следила за пульсом Бао, все было нормально. Любовь совершала чудо, ее сердце билось ровно и мощно. В тот момент я искренне поверила в ее выздоровление.

Ритуал затягивался, но никто не смел нарушать его святость. Гроза придавала ритуалу магическую силу и торжественность. Живительные весенние капли влаги питали землю, порождая буйство жизни. И каждое прикосновение в ритуальном пространстве давало новую жизнь маленькому участку тела, который получал это прикосновение. Казалось, сама природа и вся вселенная участвовали в этом священнодействии.

Часто меня спрашивают – что такое медитация, как научиться медитировать? Научитесь любить. Любовь – это и есть наивысшая медитация. Отдайтесь любви. И, отдавая любовь, не требуйте ничего взамен. Жизнь сама подскажет вам, когда закончить вашу медитацию. А потом ни о чем не жалейте и будьте готовы к приходу новой любви. Но прежде всего полюбите себя, полюбите свое тело, выбросьте, как старую одежду, школьные нравоучения, которые замаскировались под вашей взрослостью. Живое должно жить, рождаться, умирать и совершать свой бесконечный круговорот, лишенный ваших и чужих представлений о правилах и предписаниях. Если вы человек – имейте духовность человека. Если вы камень, то зачем вам любовь камня? Позвольте всему, что есть в вас живого, проснуться и начать жить. Не ищи любовь далеко, в других людях. Ищи любовь в самом себе.

Ши закончил ритуал. Гроза смолкла. Тихо падали редкие капли дождя. Бао и Ши сидели друг напротив друга, почтительно преклонив головы и не смея пошевелиться. Попечители тела помогли им облачиться в многочисленные одежды, каждая из которых имела свой тайный смысл, след которого терялся в тысячелетиях. Но это вовсе не уменьшало его магического значения. Магия любви и магия власти сплелись воедино в тягучих аккордах благовоний и дворцовой роскоши.

Я незаметно пожала Бао руку, как бы напоминая обо всех утренних уроках и наставлениях, и удалилась. Мне нужно было немного поспать.

Следующее утро, так же как и предыдущее, мы посвятили упражнению с нефритовым стержнем. Однако все перепелиные яйца остались разлитыми по нефритовой палате. Мною начинало овладевать беспокойство. У нас всего один день в запасе.

За завтраком мы долго беседовали обо всех маленьких победах и «неудачах», детально обсуждая каждую из них. Бао заметно повеселела, а ее тревоги растворились в бесконечной любви ее супруга и надежности ее положения жены первого ранга. Она начала чувствовать себя смелее, однако, не переступая граней регламента. Состояние беспричинного веселья и радости от всякого проявления жизни овладело ею. Она улыбалась большому рыжему коту, смеялась над неуклюжими движениями панды.

– Послушай, как забавно поют эти попугайчики, да они просто разговаривают друг с другом, ты только послушай! Посмотри, какие красивые цветы у этих вьюнков – вчера их еще не было!

Воронковидные, бело‑розовые цветки калистегии с изящными копьевидными листьями, обвивающей каменную кладку фонтана, и вправду были восхитительны. Они действительно придавали фонтану праздничный вид, как будто и впрямь распустившись под действием любви этих двух нежных молодых сердец. Было ощущение, что Бао увидела впервые весь этот мир с его буйством красок, звуков, ароматов и тысячами сущностей, воспаряющих в этом многоцветий. Ее звонкий голосок не умолкал.

Однако настало время отдыха, и мне пришлось потрудиться, прежде чем Бао заснула. Аромакурильница с лавандовым маслом расслабила ее, а легкий массаж живота успокоил сердцебиение. Но поспала она всего только немногим более часа.

Пришли женщины–попечители тела исполнить прическу для Наисветлейшей госпожи Бао. Развернув шелковые свитки, они тщательно повторяли всю последовательность операций, соблюдая также все формы и пропорции. Затем они облачили Бао в золотисто‑желтый халат, подвязав его широким черным, с золотой вышивкой поясом, который они искусно сложили на спине в месте, где находится точка «врата жизни». Смысл этого цвета и этого одеяния я разгадала: желтый цвет – эго цвет императора, черный – это вода, инь. Это одеяние означало, что в нем должно произойти слияние зародыша с лотосом, то есть женщина сливалась с родом императора, что также означало, что нам следовало торопиться.

Женщины продолжали свое ритуальное действо. Они усадили Бао на высокую деревянную скамью, раздвинули ей ноги и оголили лобок. Затем, с четким соответствием древнему свитку, нанесли специальными красными красками, по запаху которых было очевидно, что они содержат камфару, сандаловое дерево, пепел дуба, тайные священные рисунки, напоминающие одновременно иероглифически записанные тайные заклинания и фрагменты цветов, отчего нефритовые ворота стали издалека похожи на цветок пиона или на красную черепаху.

Бао мужественно терпела все эти действия, производимые над ней. В завершение женщины–попечители тела выбелили ей лицо пудрой молодого жемчуга, в которую были добавлены редкие целебные травы, и нанесли специальный грим на лицо, состав которого строго держался в секрете и содержал много редких и очень ценных компонентов растительного и животного происхождения, а также ценных минералов. Косметика и множество украшений из жемчуга, рубинов, сапфиров делали Бао похожей на куклу. Однако я понимала, что с каждым мазком и штрихом из Бао уходит маленькая девочка, любимица своих родителей, а рождается новое существо – древнее и мудрое – женщина.

Также как гусеницы однажды превращаются в прекрасных бабочек, украшающих землю, так и Бао‑девочка умирала, давая новую жизнь новому существу – Бао‑женщине. Мои чувства также претерпевали тонкие изменения. Я больше не относилась к ней как к девочке или пациентке, которой нужна моя помощь, постепенно во мне начали появляться новые чувства – чувства сестры: ревность, осторожность, ощущение собственной хрупкости и слабости. Я понимала, что теперь мы равны, пожалуй, только я – старшая сестра.

Женщины‑попечители тела удалились, собрав все свои многочисленные баночки, бутылочки, кисточки, коробочки в специальный ящик, обтянутый красным шелком, с четырьмя синими ручками, за которые они вынесли его, как церемониальные носилки.

Как только они ушли, в комнату были принесены приборы для высшей чайной церемонии, которая в то время была более тайным магическим ритуалом, чем просто чаепитием. Считалось, что каждое пребывание в чайных пространствах позволяет телу расслабиться, настроению подняться, а сознанию перейти в особое творческое настроение, помогающее совершить прорыв в рутине дней или решить сложную, запутанную проблему.

Монах готовился к чайной церемонии. В это время на роскошных открытых носилках в комнату внесли Ши в желто‑бирюзовом одеянии, по крою больше похожем на кольчугу императора. Это тоже не было случайным, видимо, теперь Ши становился более Воином и мужчиной, чем сыном и мальчиком.

Чувство снисходительности к этим двум юным созданиям растворилось, а пришло пьянящее чувство желания быть вместе с Ши и получать его любовь, так же как и любовь Бао. Эти бабочки расправили свои крылья, и теперь их сущность была равна моей сущности. Мастер кун‑фу‑чиа пригласил меня жестом принять участие в церемонии, для уравновешивания мужского принципа.

Мастер совершал чудо. Те чаи, которые он приготовил для церемонии, были бесценными. Они растут высоко в горах, там, где горячие источники обогревают землю. Путь к ним лежит через каменные леса по реке, затем через каменные пещеры, а потом еще вверх в горы, через снега и ледники, где дуют самые сильные ветры на Земле. Не каждый бессмертный отважится на такое путешествие, а он не был бессмертным. Тем не менее он был действительно мастером своего дела.

Чаи эти не имеют латинских и даже китайских названий, так как они слишком редки и их знают всего несколько человек. Это маленький вечнозеленый кустарник, имеющий запах листьев, напоминающий мандарин. Алкалоиды, содержащиеся в его молодых побегах, обладают редкой способностью вызывать галлюцинации, не повреждая при этом нервную систему даже на тонких уровнях и не вызывая сонливости или излишнего перевозбуждения. Иногда этот чай называют травой ясновидения, но это вовсе не его название, так как травой ясновидения могут называть и другие травы, вызывающие галлюцинации.

Если бы возможно было использовать этот чай во время беременности и кормления ребенка, а затем и добавлять его в пищу, то дети могли бы сохранять единую адреналиновую систему и обладать сверхвозможностями – физическими и умственными. Однако это невозможно, так как я знаю только два кустика этого растения на всей Земле. Десять лет назад монах из Лхасы принес несколько листиков этого чая в Шанцинчжэнь, однако после первой же церемонии, где была использована часть одного из листьев, его душа не вернулась в тело. Само же тело стало разрушаться слишком быстро, что доставило много хлопот Небесным Наставникам. Видимо, некий высший хранитель оберегает свои тайны. Цена каждого листика этого чая измеряется не в килограммах золота, а в жизнях, и не простых смертных, а посвященных, обладающих сверхвозможностями и высшими знаниями.

Все посторонние предметы, звуки, запахи были удалены из комнаты.

Молодые супруги сидели друг около друга. Монах передавал фарфоровую «ладошку» для знакомства с чаем сначала Бао, затем Бао передавала ее Ши, а потом Ши передавал мне. Я отдавала ее монаху. В таком порядке проходила вся церемония. Она закончилась около одиннадцати ночи.

Ши перенесли на носилках в его покои. Бао осталась в комнате, где она могла поспать два часа. После часа ночи она должна была быть готова к приему супруга.

Утро было нежным и тонким, чайная церемония изменила на время восприятие окружающего пространства. Было ощущение, что я вернулась из дальнего путешествия к себе домой, и все в этом доме предстало передо мной в новом свете – трепетном и нежном, люб<