Даже б сражении Помня о милосердии

 

Тогайру, обитающие в южных степях, раскинувшихся у подножия Огненных гор, никогда по-настоящему не были кочевниками, поэтому вторжение бехренцев не столь существенно изменило их жизнь, как это произошло с их северными собратьями. Склоны вулканической горной гряды были достаточно плодородны и изобиловали дичью круглый год, поэтому необходимости в кочевой жизни не возникало. И здесь, вдали от Хасинты и указов Чезру, в местах, где граница между двумя государствами была не так четко обозначена, как между бесплодной пустыней и цветущими степями далеко на севере, многие бехренцы и тогайру относительно мирно сосуществовали на протяжении столетий. Случались даже смешанные браки, хотя они не были частым явлением и открыто не поощрялись.

Единственной реальной переменой после вторжения стало присутствие бехренских солдат. Они переходили от селения к селению, от одного тогайранского рода к другому, пытаясь настроить бехренцев против их соседей. Однако действия их особого успеха не имели — стоило воинам покинуть селение, как между бехренцами и тогайру возобновлялись привычные отношения.

Было и еще кое-что, роднившее южных бехренцев и тогайру. А именно: недоверие и даже страх по отношению к таинственному ордену мистиков, Джеста Ту, по слухам, обитающих в Огненных горах. Эти настроения были особенно распространены среди бехренцев, поскольку религия ятолов объявила Джеста Ту еретиками. Но даже тогайру, традиционно более терпимые к чужим верованиям, поскольку их собственные племена поклонялись различным божествам, никогда не питали особой приязни к Джеста Ту.

Вот какой была обстановка в тех краях, когда, следуя своему видению, там объявился Астамир. При себе у него была заплечная сумка с разноцветными нитями и приспособлениями, необходимыми для плетения многоцветного пояса тому, кто следующим попытается повторить его путь. Мистик понимал, что, в каком бы направлении от Огненных гор ни двинулся, везде его ожидает враждебное отношение. Однако он познал истину, испытал на практике жизненную силу своего Чи и потому не боялся ничего.

Войдя в трактир в первой же встретившейся на его пути деревне, Астамир почувствовал, как все взгляды обратились к нему. Мистик свободно владел как бехренским, так и тогайским языками и, услышав неодобрительный шепоток в свой адрес, не стал обращать на это внимания. Собравшиеся здесь просто многого не понимали. Да и откуда к ним могло прийти понимание?

Тогайранец, хозяин трактира, обслужил его как положено — конечно, это не значит, что быстро! Астамир щедро расплатился с ним серебром.

— У тебя найдется комната для ночлега? — спросил он. Хозяин обвел встревоженным взглядом сидевших в зале; те, в свою очередь, выжидающе смотрели на него. — Хотя нет, дружище, я передумал, — сказал мистик. На лице трактирщика появилось выражение облегчения. — Ночь не холодная, а звездное небо — лучшая крыша, о которой человек может мечтать.

Астамир осушил стакан с водой, улыбнулся, поклонился хозяину и в знак приветствия всем остальным вскинул руку. Они, по крайней мере, не проявляли открытой враждебности, даже те несколько бехренцев, которые находились в трактире. Тем не менее вряд ли разумно ночевать в этом селении, решил мистик и, углубясь в ближайший перелесок, удобно устроился меж ветвей одного из деревьев, следя взглядом за лениво скользящей по небу луной.

Он отправился в путь еще до наступления рассвета, выбрав северное направление. Ему все еще было неясно, зачем видение увлекло его в этот мир, однако продолжающаяся ассимиляция культуры завоевателей чрезвычайно его заинтересовала. Может, ради этого он и был призван — узнать больше о столкновении двух культур, формирующем новую цивилизацию к югу от горной гряды.

Так рассуждал, неспешно шагая, Астамир, даже не догадываясь, что в скором времени им овладеют совсем другие, гораздо более сильные и глубокие чувства.

 

Его странствие продолжалось уже много дней. Мысль о том, что приближается зима, доставляло Астамиру удовольствие, не вызывая ни малейшего беспокойства; он был Джеста Ту и мог выжить в любом, самом суровом климате.

Однажды днем он почувствовал, что надвигается буря — зимняя буря, которая принесет с собой снег, — и примерно в то же самое время увидел впереди за холмом сносимые пока еще легким ветерком струйки дыма.

Мистик поднялся на вершину холма, и его взору открылись глинобитные хижины и табун пасущихся лошадей — не пегих, что было основной мастью тогайских пони, а более крупных, по большей части гнедых и чалых. Приглядевшись, он заметил рядом с ними человека, светлое одеяние которого и пересекающие грудь кожаные ремни указывали на принадлежность к бехренским солдатам.

— Это может оказаться интересным, — пробормотал Астамир и спустился в деревню.

Там он зашел в местный трактир. Дюжина находящихся в нем солдат, одетых в белые туники с перекрещивающимися на груди черными кожаными ремнями, окинули человека в коричневой тунике и с поясом Джеста Ту настороженными, недружелюбными взглядами. Астамир кивнул им и направился к тому месту, где по обычаю находился хозяин заведения.

Звуки шагов за спиной подсказали ему, что один из солдат покинул помещение. Надо полагать, побежал доложить о страннике начальству.

— Далеко, однако, ты забрался от дома, — заметил трактирщик, широкоплечий ру с лицом, заросшим темной бородой до самых глаз.

— Не так уж далеко, — ответил Астамир. — Быстрым ходом не больше недели.

— А вот бехренские псы наверняка решат иначе, — негромко сказал хозяин.

Услышав позади какое-то движение, мистик обернулся и увидел, что солдат вернулся в трактир, и не один: с ним был человек с суровым лицом, тоже в белом одеянии бехренских солдат, но его широкую мускулистую грудь пересекали не черные, а золотистые ремни.

Вошедший пристально рассматривал Астамира. В ответ тот лишь почтительно кивнул и вновь повернул голову к хозяину трактира.

— Как тебя зовут? — прозвучало у него за спиной на одном из тогайских диалектов. Мистик не ответил. — Ты, Джеста Ту! Как тебя зовут?

Астамир медленно повернулся. Позади вошедшего столпились солдаты, большинство из которых испытывали явное беспокойство. Несомненно, репутация Джеста Ту была известна и в этих местах.

— Как тебя зовут? — в третий раз рявкнул бехренец.

— Мое имя Астамир. А кто ты?

— Я буду спрашивать, а ты отвечать.

— Я уже ответил.

— Молчать! — Прищурившись, он полоснул мистика злобным взглядом, — Ты насмехаешься надо мной?

— Вовсе нет.

— Я командир каре, — надменно заявил бехренец.

— По-твоему, это то, чем следует гордиться?

— А разве нет?

— А разве да?

Астамир понимал, что, возможно, немного перегнул палку, хотя все его высказывания были произнесены совершенно спокойным тоном и представляли собой просто замечания, не суждения. «Или все же суждения?» — стараясь быть честным, спросил себя он. Не обращая внимания на злобу, пылающую в глазах бехренца, мистик воспроизвел в памяти их разговор и вынужден был признать, что его ничуть не содержащие оскорбления слова несли в себе определенный элемент насмешки.

— Меня зовут Астамир, командир каре, — стараясь придать словам оттенок дружелюбия, сказал он. — Я путешествую в поисках мудрости, просвещенности и, уверяю тебя, никому не хочу причинить беспокойства.

Закончив, мистик опустил взгляд, рассчитывая, что надутый от гордости командир расценит это как признак покорности и миролюбия.

Увы. Словно почуявшая кровь акула, бехренский солдат ринулся к Астамиру и попытался взглянуть мистику в глаза, схватив его за подбородок. Тот инстинктивным молниеносным движением оттолкнул протянутую к нему руку и, сжав большой палец командира, отогнул его назад, причинив бехренцу сильную боль.

Теперь мистик смотрел прямо в лицо бехренца, искаженное от ярости и боли.

— Я могу убить тебя за это! — сквозь стиснутые губы прорычал командир.

— Я ищу мудрости и просвещенности, а не неприятностей, — спокойно повторил Астамир. — Но мое тело принадлежит Джеста Ту, и я поклялся защищать его.

Он отпустил руку командира. Тот отступил на шаг и выпрямился, потирая ноющий палец и с ненавистью глядя на мистика.

— Я — глас Чезру в этой провинции, — проворчал он, и Астамир заметил, что остальные солдаты схватились за оружие.

Он не боялся их — в смысле личной безопасности, по крайней мере, — но его беспокоили возможные последствия этой стычки; а ведь он еще даже не начал по-настоящему знакомиться с Тогаем и не приблизился к пониманию того, как это знакомство связано с его видением.

— Я не подвергаю сомнению твою власть, командир каре, — смиренно сказал мистик, глядя ему под ноги.

Командир вскинул руку, призывая подчиненных к спокойствию.

— И все же ты совершил преступление против Гласа Бога, — заявил он. Астамир промолчал, хотя ответ напрашивался сам собой. — Ты не должен был прикасаться ко мне, и теперь я могу поступить с тобой, как сочту нужным. Понятно?

Сохраняя невозмутимое выражение лица, мистик приложил все усилия к тому, чтобы сдержаться, когда командир снова с силой схватил его за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза.

В голове Астамира промелькнуло не менее тридцати способов искалечить этого глупца; однако все, что он себе позволил, — это с удовольствием мысленно перебирать их, чтобы отвлечься от овладевшего им отвращения.

— Отдашь мне все свои деньги в качестве штрафа за нанесенное мне оскорбление, — закончил бехренец и с силой оттолкнул Астамира.

— Я и без них останусь Джеста Ту, — спокойно ответил мистик.

Командир потянулся, вытащил из-за пояса Астамира маленький кошелек и ссыпал на ладонь серебряные монеты.

— Маловато, учитывая твое преступление, — сказал он, направляясь к выходу, — Но так и быть, на этот раз я тебя прощаю.

Судя по одобрительным кивкам, солдаты приветствовали решение командира.

Астамир позволил ему уйти. Напряженная ситуация разрядилась ценой нескольких монет, которые совсем нетрудно возместить. Что же, он поступил правильно, в духе братства Джеста Ту. Они не считали себя воинственным орденом.

Однако если уж очень прижмут…

Мистик попытался запечатлеть в памяти облик командира каре.

Как и следовало ожидать, солдаты принялись насмехаться над ним, а один из них даже плюнул в его сторону.

— Он наглец, этот тип, — все так же негромко сказал трактирщик, наклонившись к Астамиру. — Не обращай на него внимания. — И он поставил перед мистиком стакан воды.

— Мне нечем платить, — заметил Астамир, но хозяин покачал головой, давая понять, что не взял бы денег, даже если бы они у мистика были.

— Может, когда-нибудь ты в уплату расскажешь мне о своем ордене.

— Этого я не могу сделать, — ответил Астамир.

Трактирщик пожал плечами и улыбнулся в знак того, что претензий все равно не имеет.

Немного погодя Астамир покинул трактир под улюлюканье бехренских солдат.

Он стерпел и это, «вписав», однако, в тайный уголок памяти.

Невдалеке от трактира мистик предался краткой медитации для успокоения духа.

— Ты бесплатно напоил его! — услышал он вдруг крик вернувшегося в трактир командира каре. — А раз так, этой ночью будешь поить всех нас задаром!

— Это была всего лишь вода, — запротестовал хозяин.

— А он всего лишь проклятый пес Джеста Ту! — рявкнул бехренец. — Если он заслуживает воды, то мои солдаты — всего того, что у тебя здесь есть, в том числе и всех твоих денег!

Новый протест хозяина оборвал звук удара.

Солдаты вопили, требуя выпивки, а их командир — извинения и денег, но все разом смолкли, когда дверь резко отворилась и на пороге возник Джеста Ту со спокойным выражением лица и опущенными вниз руками. На первый взгляд он производил впечатление совершенно беззащитного человека.

Обманутый этим, один из солдат бросился на него, вскинув копье. Астамир не сдвинулся с места, однако копье бехренца почему-то отлетело в сторону, а к лицу продолжавшего движение солдата взметнулась рука мистика, нанесшая ему несильный, но точный удар в нос. Нападавший словно наткнулся на невидимую стену, но Астамир, не дав ему упасть, схватил бехренца за пояс и вышвырнул его, словно куль с песком, на улицу.

Тут же на мистика бросились еще двое. Сделав резкий кувырок вперед, Астамир ушел от просвистевшего над головой меча и, оказавшись справа от его владельца, волчком нанес тому удар по ногам, заставив нападавшего рухнуть как срубленное дерево. Распрямляясь, будто пружина, мистик молниеносно оказался рядом со вторым солдатом, вооруженным копьем, и левой рукой ударил его в живот: бехренец, судорожно хватая открытым ртом воздух, склонился в три погибели. Астамир подцепил его под мышку правой ногой и, слегка отклонившись, перекинул через себя, сбив с ног солдата, который лишь только пытался вытащить из ножен меч. Вслед за ним стремительной атаке мистика подверглись еще трое бехренцев, похоже так и не понявших, что же именно — руки или ноги мистика — заставило их грохнуться на заплеванный пол трактира.

На все эти действия Астамиру потребовалось не более десятка секунд. Остальные солдаты, выхватив оружие, были полны решимости проучить Джеста Ту. Однако мистик вернулся в трактир отнюдь не затем, чтобы устраивать показательные бои.

Движениями, которые скорее напоминали танец, Астамир с легкостью уклонился от направленных на него мечей и копий и спустя несколько кратких мгновений уже стоял перед ошеломленным командиром бехренцев.

Тот оттолкнул хозяина трактира и кинулся на Астамира, сжимая в руке маленький зазубренный нож.

Правая рука мистика метнулась быстрее молнии и сжала левое запястье противника. Левая же, двигаясь с той же невероятной скоростью, стиснула руку с ножом, с силой отогнула ее, что причинило командиру резкую боль, и заставила выпустить оружие.

Каким-то удивительным образом нож взлетел вверх, а Астамир нанес командиру несколько хлестких ударов по лицу.

Поймав падающий нож, мистик всунул его в ладонь обескураженного командира.

— Если уж решил бить, бей точнее, — посоветовал он. — Это единственный урок, который я даю тебе даром.

Лицо командира исказилось от ярости, он вскинул руку, собираясь нанести удар, но сдержал себя, окинув взглядом трактир. Несколько его подчиненных все еще валялись на полу, пыл остальных, похоже, значительно поостыл.

— Один раз я простил тебя… — начал было командир бехренцев, но смолк, услышав шепот мистика, доступный только его ушам.

— Если хочешь спасти не только репутацию, но и жизнь — уходи отсюда и вообще из деревни сейчас же, — сказал Астамир.

Командир еще раз обвел взглядом помещение.

— Уходим! — приказал он и направился к выходу.

Как раз в этот момент первый солдат, которого мистик вышвырнул из трактира, имел несчастье сунуться обратно; командир с силой оттолкнул его и выбежал наружу. Явно раздосадованные таким развитием событий — хотя и испытывавшие несомненное чувство облегчения — солдаты последовали за ним.

— Аклай не простит тебе этого, — предостерег Астамира хозяин. — Он убьет тебя.

— Это вряд ли, — ответил мистик и быстро осушил протянутый ему стакан воды.

Дождавшись, пока послышится топот лошадей, уносящих солдат Аклая, мистик покинул трактир и, не оглядываясь, двинулся в путь.

Он шел на север еще несколько дней. Погода становилась все холоднее и неприветливей. Однажды, когда косой ветер бросал ему в лицо хлопья мелкого снега, Астамир нашел удобное укрытие в небольшой пещере под нависающим скальным выступом. Он сел скрестив ноги, положил руки на колени ладонями вверх, расслабил по очереди все мышцы и, подчинив своей воле все процессы, что протекали в его физическом теле, существенно их замедлил.

Впав таким образом в состояние, подобное трансу, мистик мысленно перебирал события последних недель. Зачем он пришел в Тогай? Какую роль призван сыграть здесь?

Задумался он и о своем происхождении, об отношении к тогайру и бехренским завоевателям. Это были вопросы не из серии «нравится — не нравится», столь примитивным понятиям нет места, когда речь идет о целых народах. Нет, это была проблема справедливости. Бехренцы поработили тогайру и ведут себя по отношению к ним как хозяева, причем отнюдь не милосердные!

Если правитель Бехрена Чезру мог вот так просто взять и захватить Тогай, то что будет с Огненными горами, в особенности если учесть, что на протяжении столетий бехренские жрецы слали проклятия Джеста Ту, объявив их еретиками? Все понимали, каковы истинные мотивы вторжения бехренцев в тогайские степи приносящая немалую прибыль торговля знаменитыми тогайскими пони; утверждения ятолов, что Тогай когда-то был провинцией Бехрена, не более чем небылицы, распространяемые ими для оправдания. Чезру явно одержим жаждой обогащения и ради этой цели пошел на наглое вторжение и порабощение целого народа; а что, если он обратит взор в сторону земель, что лежали вокруг Обители Облаков и были известны богатством недр?

— Может, именно в этом смысл видения, которое привело меня в эти края? — произнес Астамир вслух, но его голос утонул в вое разбушевавшегося ветра. — Может, все здесь происходящее — предвестие того, что ждет наш орден?

Он оставался в укромном уголке остаток дня и всю ночь, а когда занялся рассвет и стало ясно, что промерзшая земля укрылась снегом, продолжил путь.

В этот день мистик наткнулся на караван, тоже направляющийся на север, и присоединился к нему. По дороге он больше помалкивал и внимательно прислушивался к разговорам тогайранских рабов о творимых беззакониях. Во всех этих горестных стенаниях Астамир уловил одну любопытную деталь, связанную с упоминанием имени Ашвараву безжалостного вожака отряда мятежников, который, по-видимому, действовал где-то рядом.

Мистик пришел к выводу, что ему необходимо найти этого человека.

 

ГЛАВА 15

СТОЛЬКО НОВЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

 

Ятол Гриаш воспринял появление в Дариане двадцатирядного каре солдат из Хасинты со смешанными чувствами. С одной стороны, он был доволен, что Эаким Дуан прислал подкрепление, которое поможет ему вернуть полный контроль над подвластной ему территорией. Но, с другой стороны, амбициозный тщеславный ятол терпеть не мог обращаться за помощью. В особенности сейчас, когда, по словам Чезру Дуана, Возрождение было уже близко, Гриашу не хотелось демонстрировать остальным жрецам свою слабость.

И почему Эаким Дуан прислал ему двадцатирядное каре, четыреста солдат, когда Гриаш упоминал всего лишь о восьмирядном? Может, это показатель недоверия к нему?

Скрывая чувства за непроницаемым выражением лица, ятол, стоя на балконе дворца, смотрел, как вновь прибывшие солдаты маршируют внизу рядами по пять человек. Десять рядов, двадцать рядов, восемьдесят рядов!

Гриаш терпеливо дожидался, пока они перестроятся на площади в двадцатирядное каре, давая возможность тем, кто наблюдал за ними, включая его собственный городской гарнизон из двухсот солдат во главе с чежу-леем Вэй Атанном, оценить увиденное зрелище. Внимательно вглядываясь в лицо воина, ятол пытался понять, какие чувства тот испытывает. В Дариан прибыл еще один чежу-лей, возглавлявший этот отряд из четырехсот человек. Может, его появление создало у Вэй Атанна ощущение… допустим, определенной неуверенности?

Если и так, внешне Вэй Атанн никак этого не проявлял, однако Гриаш знал его слишком хорошо, чтобы понимать: это еще ничего не означает. Позже нужно будет непременно переговорить с ним один на один, решил ятол, и заверить воина, что его честолюбивым планам ничто не угрожает.

Взгляды присутствующих устремились на ятола Гриаша — он должен был приветствовать вновь прибывших. Однако не успел ятол и рта открыть, как вдали протрубил рог — долгий заунывный звук, призывающий открыть городские ворота.

Только ятол Гриаш и стоящие рядом с ним могли видеть с высоты балкона, что происходит: у ворот Дариана стояло второе двадцатирядное каре во главе со сверкающим доспехами чежу-леем.

Второе двадцатирядное каре! Эаким Дуан откликнулся на просьбу Гриаша о подкреплении, прислав ему восемьсот воинов?!

Ятолу понадобилось все его самообладание, чтобы скрыть потрясение. Восемьсот солдат! Больше четверти постоянного гарнизона Хасинты!

— Ятол, — пролепетал Карвин Пестль, — мы будем завоевывать еще какой-то народ?

Гриаш холодно посмотрел на него, и пастырь опустил взгляд. Хотя, если разобраться, это предположение было не лишено смысла, просто Пестль в свойственной ему манере выпалил первое, что пришло в голову.

Мысль о возможных перспективах использования такого мощного подразделения возбуждала ятола Гриаша. Если прибывшие солдаты здесь для того, чтобы служить ему, а не с целью расширения влияния Чезру Дуана, то ятол становится вторым по могуществу человеком к югу от Пояса-и-Пряжки. И это можно расценивать как полное доверие ему со стороны Чезру и желание укрепить мощь Гриаша в преддверии Возрождения.

Слишком много возможностей внезапно открылось перед потрясенным ятолом, слишком много вопросов обрушилось на него. Он сделал глубокий вдох и постарался успокоиться, напоминая себе, что еще не беседовал с командирами прибывших каре и потому пока рано делать какие бы то ни было выводы.

Однако тут же его стали одолевать новые сомнения. Где разместить и как прокормить восемь сотен дополнительных ртов в условиях уже в полной мере разыгравшейся зимы? Нелегкие задачи, но Гриаш был уверен, что справится с ними.

Ятол подал знак стражникам на воротах впустить солдат в город. Еще раз протрубили огромные изогнутые рога, ворота широко распахнулись, и столь же четко и слаженно, как первая, к центральной площади двинулась вторая за это утро процессия. Прибывшие солдаты перестроились в каре и расположились рядом с уже стоящими на площади напротив казавшегося теперь совсем небольшим отряда Вэй Атанна.

Гриаш кивком подбодрил чежу-лея — и сделал это совершенно искренне. Он пока еще понятия не имел, что задумал Эаким Дуан, но, уж конечно, не узурпировать власть ятола Гриаша. А раз так, то положению Вэй Атанна как командующего гарнизоном Дариана ничто не угрожало, потому что Гриаш полностью ему доверял.

Оставшуюся часть церемонии ятол провел, наблюдая за всем происходящим как бы издалека. Его голова была занята обдумыванием того, как лучше провести предстоящую встречу и использовать присланное подкрепление.

В частности, он поставит перед воинами задачу найти опасного тогайранского бунтовщика, того самого, о котором говорят, что он убивает без жалости.

 

— Джилсепони Виндон, — покачивая головой, произнес Чезру Дуан. — Кто эта женщина, претендующая на то, чтобы стать епископом церкви, где правят мужчины?

Сидя за столом напротив него, Мерван Ма прикусил язык; вопрос, несомненно, касался не тех сведений, которые были доступны им обоим.

Именно благодаря Джилсепони десять лет назад стало известно о совершенном Эвелином чуде, избавившем Хонсе-Бир от постигшего королевство бедствия. Подруга погибшего Полуночника, Джилсепони принимала участие в уничтожении демона Бестесбулзибара и помогла Хонсе-Биру выстоять в войне против его прихвостней — гоблинов, горных великанов и поври. На протяжении последних лет ни Эаким Дуан, ни Мерван Ма не получали никаких новых сведений о ней вплоть до сегодняшнего дня, когда от аббата Олина пришло послание, где он с немалым возмущением сообщал, что Джилсепони Виндон назначена епископом города Палмарис., а также, что к ней открыто проявляет внимание король Дануб Брок Урсальский.

— Аббат Олин опасается, что Джилсепони может стать королевой, — заметил Мерван Ма, — Может, он считает, что это поможет ей занять и главенствующее место в церкви?

— Это был бы беспрецедентный случай, — ответил Эаким Дуан и снова неодобрительно покачал головой.

Полученное известие, следует признать, чрезвычайно его огорчило. До Возрождения ли, когда на севере творится такое, и не только в церкви, но и в самом королевстве? А если события начнут развиваться по худшему варианту и политика Хонсе-Бира по отношению к Бехрену станет враждебной? Неужели придется отодвигать Возрождение еще на какое-то время?

Чезру наклонил голову, стремясь не показывать помощнику досады. Он так жаждал избавиться от этого ослабевшего, дряхлого тела! Хотел снова ощутить энергию юности, восторг и радость плотских утех, его привлекали даже волнения, связанные с новыми взаимоотношениями с теми же самыми жрецами, которые сейчас называют его Гласом Бога.

Однако теперь Эакиму Дуану стало ясно, что все его усилия, в том числе и отправка целой армии ятолу Гриашу, становятся тщетными. Возрождение придется отложить до того времени, пока ситуация в тогайских степях и в Хонсе-Бире не стабилизируется и не станут ясны все опасности, с которыми он может столкнуться на протяжении тех десяти лет, когда будет наиболее уязвим.

— Не стоит особенно беспокоиться из-за ситуации на севере, — сказал Дуан Мервану Ма. — Вспомни о нашем после в Хонсе-Бире Давине Кусааде, который неплохо осведомлен о ситуации в этой стране и всегда может подсказать, какая политика в отношении соседей окажется для нас наиболее выгодной. Вспомни о том, что между Хасинтой и аббатом Олином идет постоянный обмен посланиями. Повторяю: постоянный обмен. Я все время в курсе того, что происходит и в королевстве, и в церкви Абеля. Тем не менее мы не можем существенно влиять на события в Хонсе-Бире, разве что продолжать «подкармливать» аббата Олина, чтобы он мог и дальше проводить свою, чрезвычайно выгодную для нас политику. Следовательно, нам нужно сосредоточить внимание на улаживании проблем с проявляющими дерзкое неповиновение тогайру.

— Сейчас посланные тобой, Великий, каре, наверное, уже добрались до Дариана, — предположил Мерван Ма.

— Ятол Гриаш неглуп и дальновиден. Не сомневаюсь, он использует их с толком.

Эаким Дуан кивнул, удовлетворенный — насколько это вообще было возможно — тем, что предпринял для создания обстановки, без которой Возрождение было бы неосуществимо. Он глубоко вздохнул и задумался над тем, что предпринять дальше. И решил, что начиная с этого дня будет как можно чаще использовать гематит для подкрепления сил и душевного спокойствия.

— Скоро, уже совсем скоро, — пробормотал он.

Поймав вопросительный взгляд юноши, Чезру взмахом руки отослал его прочь.

 

В Дариане собрались три воина чежу-лей. Беспрецедентный случай!

Это слегка тревожило ятола Гриаша, но в конце концов он пришел к выводу, что все три выдающихся воина бесконечно преданы Чезру Дуану, а на данный момент подчиняются именно ему, Гриашу.

— Я удивлен вашим появлением, Вокс Лиен и Дахмед Блай, — заявил ятол, после того как его помощник Карвин Пестль принес напитки и все расселись в удобные кресла.

— По закону, ятол Гриаш, двадцатирядное каре должен возглавлять чежу-лей, — заметил Вэй Атанн.

— Но я не рассчитывал на двадцатирядное каре! — как можно беспечнее отозвался Гриаш, не сводя взгляда с гостей. — По моему мнению, восьмирядного каре вполне хватило бы для защиты Дариана на протяжении зимы и весны.

Он посмотрел на Карвина Пестля, заранее проинструктированного, как должна проходить эта встреча.

— Возможно, Глас Бога желает, чтобы мы обеспечивали безопасность не только Дариана, ятол, — высказал предположение Пестль и посмотрел на Вокса Лиена, старшего из двух вновь прибывших чежу-леев и потому наверняка более опытного.

— Нас послали в Дариан, чтобы служить под началом ятола Гриаша и выполнять его распоряжения, — без колебаний ответил тот. — Что за этим стоит, ятол Гриаш, мне знать не дано.

Гриашу понравилась такая открытость; на его пухлом лице возникла кривая улыбка.

— Мы решим, как лучше использовать ваши силы, чежу-лей Вокс Лиен. Чезру Дуан определил срок вашего возвращения в Хасинту?

— Нет.

«Отлично», — подумал Гриаш.

— Значит, вы покинете Дариан, когда я посчитаю нужным? — спросил он. Воин кивнул. — Вам известно, что, находясь здесь, вы оба будете подчиняться Вэй Атанну?

Прибывшие из Хасинты чежу-леи, посмотрев на командующего дарианским гарнизоном, обменялись взглядами.

— Иерархия внутри нашего ордена устанавливается по определенному порядку — произнес Вокс Лиен. — Согласно ей Вэй Атанн стоит выше нас как опытный воин благородного происхождения. Если бы дело обстояло иначе, Вэй Атанн с готовностью и радостью подчинился бы мне.

По губам ятола Гриаша скользнула легкая улыбка. Он понял, что, прекрасно зная тонкости взаимоотношений чежу-леев, Эаким Дуан сознательно послал в Дариан именно этих воинов. «Неплохо задумано, Глас Бога», — мысленно поздравил он Чезру.

Теперь Гриаш не сомневался: подкрепление послано ему с тем, чтобы раз и навсегда навести в тогайских степях порядок, быстро и бесповоротно уничтожить очаги мятежа.

— У вас хватит припасов на зиму? — поинтересовался он.

— Припасов хватает, — отозвался Вокс Лиен. — Кроме того, мы умеем добывать себе пропитание, в том числе и охотой. Чезру Дуан специально оговорил, чтобы наше присутствие не привело к истощению запасов в Дариане.

— Прекрасно, — сказал Гриаш. — Тогда имеет смысл пустить слух, что вы доставили нам съестные припасы, чтобы помочь поселенцам пережить суровую зиму.

— Если ты считаешь это необходимым, ятол.

— Я считаю необходимым внушить подобные мысли людям, — объяснил Гриаш, — Наша задача существенно осложнится, если этот невесть кем себя возомнивший ру узнает, что в мое распоряжение прибыли еще восемьсот воинов. Пожалуй, поступим вот как: каждый из вас выделит по тридцать два воина Вэй Атанну, с тем чтобы создать восьмирядное каре, которое я просил прислать.

— Как прикажешь, ятол, — отозвался Вокс Лиен; Дахмед Блай кивнул в знак согласия.

— Поселенцам известно о резне, учиненной в Дуан Кел? — задал Гриаш вопрос Карвину Пестлю.

— Отчасти.

— Проследи, чтобы эти сведения не распространялись. Пусть люди знают, что Дуан Кел подвергся нападению, но ни слова о том, что поселение полностью разрушено, иначе может возникнуть впечатление, что пополнение прислано в ответ на этот набег.

— Поселение было уничтожено? — удивился Вокс Лиен.

— Бунтовщиком ру, которого называют Ашвараву, — пояснил Вэй Атанн.

— Достойный противник?

— Трус, который нападает на тех, кто слабее его, и тут же скрывается. Однако следует признать, что в последнее время он становится все более наглым и постепенно приближается к Дариану.

— Он нападет на город только в том случае, если вообразит, что сможет добиться успеха, — заметил ятол Гриаш. — Поэтому мы доведем до всеобщего сведения о прибытии в Дариан пополнения в составе восьмирядного каре и о том, что оно послано охотиться на Ашвараву. И на самом деле пошлем воинов на его поиски.

— А когда Ашвараву убедится, что присланные в качестве пополнения солдаты покинули город, он может счесть, что самое время нанести удар по Дариану, — закончил нить рассуждений ятола Вэй Атанн.

— И на горле дерзкого смутьяна сомкнутся смертоносные челюсти, — добавил Гриаш. — В предгорных районах есть множество пещер, где может скрытно находиться оставшаяся часть одного из ваших каре. Что же касается другого… — Он вопросительно посмотрел на Карвина Пестля.

— Делвин, — подсказал тот.

— Да, разумеется, Делвин. Это маленькая деревушка на полпути между тогайскими степями и Бехреном. Мало кто знает о ее существовании, и там легко организовать оборону, поскольку с одной стороны от поселения крутой обрыв, а с другой — уходящая ввысь отвесная стена. Попасть туда можно лишь по узкой тропке, так что Ашвараву и близко к ней не решится сунуться. Однако оттуда в случае необходимости вы сможете добраться до Дариана за одну ночь.

Ятол откинулся на спинку кресла. Действительно, если бы удалось каким-то образом заманить сюда Ашвараву…

Конечно, перед ним открывается масса других возможностей. К примеру, можно просто отправить всех присланных солдат на его поиски, и наверняка достаточно скоро он получит голову дерзкого бунтовщика.

Однако замысел, план которого он только что изложил собравшимся, привлекал Гриаша гораздо сильнее. Куда лучше одним ударом прихлопнуть Ашвараву вместе с остальными смутьянами, его приверженцами.

Ятол Гриаш еще раз безмолвно поблагодарил Чезру Дуана, в полной уверенности, что его жизнь в неспокойном приграничном районе вскоре станет гораздо более приемлемой.

 

ГЛАВА 16

ЕЕ НОВАЯ СЕМЬЯ

 

— Бехренцы делают вид, будто разыскивают тебя, но на самом деле не прикладывают к этому особых усилий, — с усмешкой сообщил Барачак.

С тех пор как Бринн внезапно покинула деревню, он с Тсоланой каждую ночь выходили за околицу, уверенные, что рано или поздно девушка вернется. И вот теперь, спустя неделю после схватки, в результате которой Крепыш обрел свободу, их ожидания были вознаграждены.

— Ты убила ятола, — заметила Тсолана, у которой, в отличие от мужа, настроение было отнюдь не радужное. — Да еще и женщину чежу-лей. Теперь люди Чезру будут преследовать тебя. Жрецы ни за что не смирятся с гибелью одного из них.

— Одного из них! — воскликнула Бринн. — Тао был тогайранцем, предавшим наш образ жизни, наши обычаи. Как глубоко, хотелось бы мне знать, эта порча проникла в Тогай?

— Не настолько, как желали бы того отступники вроде Тао, — ответил Барачак.

— В глазах жителей деревни ты героиня, Бринн Дариель, — добавила его жена. — Наши сердца истекали кровью, когда мы смотрели на лошадей, которых держали в загонах. Увидеть своими глазами, как тогайранка наносит поражение проклятым Тюрбанам! Это радует сердце и напоминает о том, кем мы были когда-то…

— И кем будете снова, — пообещала девушка.

Мысли ее внезапно вернулись к далеким воспоминаниям, связанным с оброненным старой женщиной прозвищем «Тюрбаны». Так тогайру издавна презрительно называли бехренцев из-за их обычая обматывать головы длинными полосами материи. Некоторые тогайранцы тоже носили тюрбаны, неплохо спасающие головы от палящего солнца, но достаточно простые, в отличие от огромных вычурных тюрбанов, что накручивали на голову бехренцы, в особенности состоятельные. Но дело было даже не в самом слове, а в том, как Тсолана произнесла его; в этот момент она напомнила Бринн ее мать.

— Тюрбанов много, они богаты, и на их стороне сила, вот и покупают готовых предать тогайру, таких как Тао, — сказал Барачак. — Твоя победа над ятолом и воином чежу-лей — это, конечно, замечательно, только вот сколь-нибудь весомого значения она не имеет. Эта победа может так и остаться единственной, если приспешники Чезру ополчатся на тебя более основательно.

— Я с радостью встречусь с ними, — угрюмо ответила Бринн. — И по всей степи расставлю столбы с насаженными на них головами этих псов, чежу-леев.

— Ты не можешь одна вести с ними войну, — заметил старик. Тогайранка пристально посмотрела на него. Что-то в его тоне подсказывало, что он не просто пытается посоветовать ей отказаться от борьбы. Барачак вопросительно взглянул на жену, и та кивнула. — Ты слышала об Ашвараву?

На лице девушки возникло выражение любопытства. Она поняла, что значит это слово, но не восприняла его как имя, хотя Барачак, по-видимому, имел в виду как раз последнее.

— Безжалостно убивающий?

— Ашвараву движется от деревни к деревне, собирая тогайранцев, желающих дать отпор Бехрену, в свой отряд, — объяснила Тсолана. — Наши завоеватели боятся его как огня.

— Он будет рад заполучить такого великолепного воина, как ты, — добавил ее муж. — Молва о твоем деянии уже идет по степи.

— Ты говоришь так, словно меня там ждут… — В голосе Бринн была слышна настороженность.

Отправившись в Тогай, она надеялась найти здесь хотя бы редкие очаги сопротивления захватчикам и сейчас просто боялась поверить, что, возможно, ее надежда наконец оправдалась.

— У Ашвараву длинные уши, моя дорогая, и он с радостью примет любого тогайранца, который готов поднять меч против ненавистных Тюрбанов! — заявила Т<