Глава XXX. Санкт-Петербург. Возможность выбора

Ужин был отменный: в отличие от большинства рестораторов, которые норовят втридорога продать вино и фрукты, Кюбá брал немалые деньги за кухню, превращённую в настоящее искусство. Великий князь Дмитрий Павлович и князь Юсупов в этом искусстве знали толк, а потому блаженствовали. Они воздали должное стараниям повара и за едой едва обменялись парой фраз.

После нескольких ложек протёртого грибного супа-пюре, начинавшего ужин, второй переменой фрачные молодцы в белых перчатках доставили к столу по кусочку рыбы: Дмитрий Павлович насладился тающей на языке осетриной под белым соусом, Феликс предпочёл нежнейшую форель.

Блюда выносили торжественно и неспешно. Каждое таилось под сияющей серебряной полусферой: нельзя было раньше времени ни увидеть его, ни хотя бы вдохнуть аромат. Лишь после того, как для очередной перемены заново сервировали место перед обоими гостями, – официанты синхронным движением снимали серебряные крышки, отвешивая сдержанный поклон и желая bon appétit.

Третьим и основным блюдом великий князь избрал воспетый Пушкиным ростбиф. Юсупов заметил, что ростбифом окровавлéнным он сыт после трёх лет в Англии, скаламбурил насчёт своих азиатских кровей и откушал баранины.

Четвёртой переменой оба заказали дичь с салатом, пятой стали трюфеля, спаржа и артишоки. После непродолжительного совета приятели перешли к фруктам, мягким сырам и птифурам. Дмитрий Павлович спросил себе коньяку, Феликсу принесли бокал тягучего десертного «Пино-Гри».

Тем временем зал ресторана заполнили гости. У «Кюба» обычно сиживали сенатские и министерские тузы, финансовые воротилы, сливки аристократического общества… Знакомые, завидев молодых людей, лишь приветствовали с лёгкой улыбкой: причуды Феликса всем были известны, и об их детской дружбе с великим князем здесь тоже знали.

Со сцены уже звучала скупая на поэзию модная песенка.

Милый шепчет уверенья,
Ласково в глаза глядит,
А она полна смущенья:
Что-то ей любовь сулит?

Это петербургская этуаль, властительница дум Анастасия Вяльцева в двенадцатом часу сменила приуставший румынский оркестр. Виолончельным голосом Вяльцева струила в зал незатейливый эстрадный шедевр «Гайда, тройка, снег пушистый».

Так с тревожными мечтами
Вдаль всё мчалася она,
И не помнит, как с устами
Вдруг слились её уста.
Ах, надолго ль это счастье?
Не мелькнули бы, как сон,
Эти ласки сладострастья
И вина бокала звон!

Официанты быстро и бесшумно убрали со стола, а Юсупов заново подкрасил губы и принялся разглядывать строгое тёмное платье Вяльцевой. Грудь певицы украшал неизменный кулон на тонкой цепочке – белый слоник, приносящий счастье…

– Скажи-ка мне, о высокомудрый учитель, – прищурился Дмитрий Павлович в дыму очередной папиросы, – что тебя вдруг понесло? Анна Павлова, гетеры, авлетриды – к чему это всё?

Феликс отвлёкся от сцены и глянул на великого князя.

– Я думал, ты сам догадаешься, – сказал он. – Кругом только и разговоров, что про твою помолвку с Ольгой Николаевной…

О предстоящей женитьбе великого князя Дмитрия Павловича на старшей дочери Николая Второго и вправду судачили немало. Событием был не столько брак троюродных брата с сестрой – государь и государыня состояли в таком же родстве. Брачный союз выглядел необычно потому, что нарушал традицию: членам императорской фамилии – и великим князьям, и великим княжнам – обычно подыскивали партию за границей.

– Всё равно не понимаю, какая связь, – пожал плечами Дмитрий Павлович. – Сделай милость, объясни.

Феликс круто развернулся к нему и наклонился ближе, навалившись грудью на стол.

– Изволь. Твой дядя Ники…

– Я просил его не трогать!

– Нет уж, задал вопрос, так имей мужество выслушать ответ! Кто-то должен тебе об этом сказать, и кто, если не я?

Потяжелевшее вмиг лицо и сведённые к переносице брови совсем не вязались с голубым платьем в блёстках и вечерним макияжем Феликса.

– Твой дядя Ники, – повторил он, – смотрит много дальше всех. Вы недооцениваете его – и его комбинацию…

– Не надо было до ужина пить шампанское, – сказал Дмитрий Павлович, ломая в пепельнице окурок. – У тебя теперь мозги набекрень. О какой комбинации ты говоришь?! Я Ольгу знаю сызмальства! Сейчас у нас… возникло чувство, и дядя Ники просто…

– Да ничего не просто! Просто – не бывает, когда речь идёт о династии! А династия рушится!

Они быстро глянули по сторонам: обоим показалось, что слова прозвучали слишком громко. Но нет, в ресторане по-прежнему бесшумно скользили официанты, со сцены продолжала томно страдать Вяльцева, и гости за столиками сосредоточились кто на семи, кто на восьми, а кто и на десяти переменах утончённых блюд.

– Ты в своём уме? – после паузы вполголоса спросил Дмитрий Павлович.

– Я-то в своём, – откликнулся Феликс, – и тебя призываю к тому же. Ты ведь не намерен всю жизнь оставаться двадцатилетним кавалеристом?

– Мне скоро двадцать два.

– Ненавижу говорить банальности, но придётся. Династический брак по любви – это… это такая чушь, что просто смешно!

– Дядя Ники женился по любви!

– Вспомни, чего это стоило. И как ему это удалось – тоже вспомни. А главное, вспомни, к чему это привело теперь. Несколько раз он хотел отречься, его сын тяжело болен – только не говори, что это не так! – и её величество давно не в себе. Чуть что – истерики, с нею и общаться уже никто не может, рядом только врачи да упырь этот, Распутин!

– Распутин для того и нужен, чтобы лечить Алексея и сохранять рассудок Аликс. В конце концов, они вправе сами выбирать себе окружение. Это семейное дело, которое никого не касается.

– Ошибаешься, дорогой мой! Это дело касается всех, потому что речь идёт не об этих вот, – Юсупов небрежно махнул кончиком боа в сторону гостей за столиками, – и не о соседях родителей моих по даче, а об императорской семье! И так будет до тех пор, пока на троне – Николай Второй, а наследник престола – его сын! Поэтому твой кузен затеял эту свадьбу. Пытается спасти гибнущую династию.

Великий князь выпрямил спину.

– Династии триста лет, и она сильна, как никогда!

– Да проснись же ты, наконец! Николаем Вторым династия заканчивается. Не дай бог, с ним случится что-нибудь, – Юсупов мелко перекрестился. – Можешь себе представить, что будет? Кто окажется на троне? Больной мальчик при полоумной матери-регентше? Ты же понимаешь, что это бред!

– Конечно, бред. Регентом или императором станет великий князь Михаил.

– Михаил?! Ты знаешь, я всегда повторяю, что миром правит любовь. Но она же рушит государства и губит героев. Вспомни Самсона с Далилой, Париса с Еленой, Цезаря с Клеопатрой – и потом родню свою вспомни… Уж прости меня, но не ведёт любовь к добру ни императоров, ни великих князей.

Дмитрию Павловичу нечем было возразить Феликсу: любовные похождения его родственников и традиции их морганатических, неравнородных браков были слишком хорошо известны.

Ещё сын Павла Первого, великий князь Константин, доставил Европе неудовольствие и привёл семью в ужас. Он развёлся со своей супругой Анной Фёдоровной, принцессой земли Саксен-Кобург, и женился на любовнице – польской графине Жозефине Грудзинской.

Такой мезальянс лишил великого князя российского трона. Константин Павлович наследовал своему бездетному старшему брату, императору Александру Первому. Но хотя Жозефина и получила в браке имя княгини Лович, род Грудзинских не принадлежал ни к королевским, ни к владетельным. Константин Павлович нарушил отцовский закон о престолонаследии, а потому новым императором стал его младший брат, взошедший на престол под именем Николая Первого.

Старший сын императора Николая, цесаревич Александр, взял в супруги принцессу Гессен-Дармштадтскую. Когда он стал императором Александром Вторым, она превратилась в императрицу Марию Александровну, в честь которой лучший театр Петербурга назвали Мариинским. Но однажды в Ливадии государь увлёкся небогатой княжной Екатериной Долгорукой, которая ко всему прочему была тридцатью годами младше его. Сбылись слова древнегреческого поэта о поздней любви, которая жарче горит!

Роман длился полтора десятилетия. Императрица тяжело болела, а княжна повсюду сопровождала императора и родила ему четверых детей. Тех, кто смел обсуждать двусмысленность ситуации, Александр сурово карал, считая свою частную жизнь закрытой от посторонних. Он повторял: Я государь и единственный судья своим поступкам.

По смерти императрицы государь женился на княгине Долгорукой столь поспешно, что даже не предупредил о том цесаревича, бывшего в отъезде. Так что если бы не страшная смерть от бомбы террориста всего через полгода после свадьбы, терпеливая любовница вполне могла получить от Александра Второго награду – корону императрицы Екатерины Третьей – и дать новую ветвь династии.

Воцарившийся сын убиенного императора, Александр Третий, хранил верность своей супруге Марии Фёдоровне до последнего часа и мезальянсов решительно не признавал. Чего нельзя сказать о других членах фамилии, а в первую очередь – о великом князе Павле Александровиче, самом младшем брате императора Александра Третьего, любимом дяде императора Николая Второго…

…и отце Дмитрия Павловича. Похоронив жену-принцессу, великий князь завёл бурный роман со светской красавицей Ольгой Пистолькорс. Она была замужем – и при этом воспитывала двоих детей, как и Павел Александрович. Но никто и ничто не помешало любовникам добиться развода, бежать за границу и сочетаться браком. Со своей новой супругой Павел Александрович жил теперь в Европе как частное лицо, а не как член императорской фамилии: за самовольную женитьбу на неравнородной невесте император лишил его всех титулов и званий, включая звание великого князя, запретил видеться с детьми – и возвращаться в Россию.

Генерал Эрик Пистолькорс, бывший муж Ольги, служил адъютантом у великого князя Владимира Александровича. Среди всей родни тот слыл главным оппозиционером Николаю Второму, но приветствовал наказание, определённое государем – конечно, не из особой симпатии к генералу Пистолькорсу, а от искреннего возмущения поступком младшего брата.

Тем больнее оказался удар, нанесённый Владимиру Александровичу его сыном Кириллом. Молодой великий князь соблазнил Викторию Мелитту Саксен-Кобург – жену брата императрицы, герцога Эрнста Людвига Гессенского. Владимир Александрович вынужденно подал в отставку с поста командующего петербургским гарнизоном. Кирилл Владимирович тоже лишился многих своих прав и привилегий: исключение из службы, запрещение въезда в Россию, лишение удельных денег и потеря звания великого князя были в подобном случае наказанием обязательным.

Сестра императора Ольга Александровна состояла в браке с принцем Петром Ольденбургским. Человек он был милейший во всех отношениях, но любил, однако, лишь особ своего пола. Так что великая княгиня жила в мужнином особняке с гвардейским офицером из синих кирасир и ждала разрешения брата на развод и новое замужество.

Но героем самого сокрушительного скандала из всех оказался великий князь Михаил Александрович. Он стал наследником престола накануне нового века, после того, как умер следующий за императором по старшинству великий князь Георгий Александрович. Брат государя умер от туберкулёза – болезни лёгких преследовали семью. И вот на кавалерийском смотре новый наследник влюбился в пепельноволосую волоокую Наталью Вульферт. Пассией Михаила Александровича оказалась даже не княгиня или графиня – Вульферт была дочерью простого адвоката, к тому же состояла во втором браке и растила дочь от первого.

Император сделал всё возможное, чтобы разлучить любовников, но они оказались хитрее. Мало того, что Вульферт поспешила развестись с мужем, гвардейским ротмистром, и родила великому князю сына. Воспользовавшись случаем, парочка улизнула за границу. Теперь они жили в Австрии под присмотром местных властей и специально откомандированных жандармов…

Да, ни к чему хорошему для страны любовь императоров и великих князей не привела. Феликс Юсупов был прав сто раз.

– Думаешь, Наталья всё же окрутит Мишу? – спросил князя Дмитрий Павлович. – Ведь умоляла его Мария Фёдоровна не жениться! И дядя Ники письма государям по всей Европе разослал – просил помешать свадьбе. Генерала отправил с приказом…

Юсупов сделал крашеные губы дудочкой.

– Ночная кукушка дневную всегда перекукует. Представляешь, как Вульферт стелется, чтобы не упустить такого жениха? А жандармы… От них и здесь толку немного, что уж про заграницу говорить! Живут в своё удовольствие на казённый счёт и только знай донесения строчат. Я скажу тебе, как поступит Михаил. На полчаса запутает слежку, подкупит сербского православного батюшку…

– Почему именно сербского?

– Потому что они в Австрии! И потому что если их с Натальей обвенчает серб, наш Святейший Синод не сможет расторгнуть брак: тамошняя церковь ему не подвластна. Словом, ещё немного – и его императорское величество лишит его императорское высочество прав на престол. Кто же наследник?

Кровь бросилась в лицо Дмитрию Павловичу. Как зачарованный, следил он за красиво очерченными яркими губами Феликса, который всё говорил, подкрепляя свою речь округлыми жестами:

– А вот он! Всем известный великий князь, которого воспитали государь с государыней и которого частенько называют двоюродным сыном. Великий князь Дмитрий Павлович, за которого выходит старшая царевна. Двоюродный сын, любимый зять… Станешь если не императором, то уж наверняка регентом при Алексее или вашем с Ольгой первенце. А почему, собственно, не императором? Вполне, вполне… Ты спрашиваешь, зачем я тебе напомнил про Павлову и Кшесинскую? Затем и напомнил. Что они делили-то? Вдумайся: сцену Мариинского театра! Двести квадратных саженей затоптанного деревянного настила. Таких сцен что в Европе, что в Америке – пруд пруди. А Россия – одна! И представь, какая драка за неё начнётся. Драка внутри страны, драка снаружи… Но даже это – лишь половина дела… Тебе нехорошо? Может, воды?

Дмитрий Павлович отрицательно помотал головой и раскрыл портсигар.

– Анна очень кстати рассказала, как водкой торгуют, – криво ухмыльнувшись, продолжил Феликс. – Вот этот ресторан – не Россия. И остальные рестораны, и даже нелюбезный тебе Соловьёв по полтиннику с рыла… Россия – это как раз казёнки. Стены с красными кружкáми от бутылок, бабы верхом на чугунках и мужики, хлебающие из мерзавчиков. Полтораста миллионов мужиков, по сравнению с которыми Распутин – и впрямь агнец божий. Добавь сюда ещё нашу озверевшую интеллигенцию, которая роняет слюни от любви к народу и дожидается, пока этот народ ей кишки выпустит. Плюс министры-казнокрады и болтуны в Думе, норовящие побольней укусить государя. А он, стиснув зубы, должен терпеть – и управлять всей этой сволочью. Только твой дядя Ники терпеть уже не может, вот и надумал… Хочешь по любви жениться? Так ведь женишься-то на Ольге Николаевне, а получишь в жёны Россию! Вот и ответь мне… нет, себе ответь: нужна тебе такая жена?

Слушая князя, Дмитрий Павлович уже сломал над пепельницей несколько папирос. В горле у него пересохло.

– Я, пожалуй, воды выпью, – сказал он сиплым голосом.

– Никакой воды! – отрезал Феликс и знаком приказал метрдотелю подать счёт. – Я просто пытался объяснить, как я понимаю, почему император – это помазанник божий. Не нам решать, кому… и не здесь. Только там! – Он указал пальцем вверх. – И давай на этом закончим. Заедем сейчас ко мне, я переоденусь, и двинем на «Виллу Родэ». Найдём тебе авлетрид хорошеньких – или, может, гетера наконец-то попадётся… Такая ночь пропадает, жалко!