Свидетельства о становлении шамана раненого целителя

Необходимо сказать, что ни один из этнографов, исследовавших сибирский шаманизм, не стремился доказать хоть какие-то из предположений о наличии в психике шамана центральной эмоциональной травмы раннего детства, они просто тщательно описывали наблюдаемые явления. Сбор полевых данных имеет большое значение, чем теоретическое осмысление, поскольку, как отметил один из авторов работ по шаманизму, стоит кому-то высказать свою точку зрения, как остальные начинают ее везде цитировать, в результате многие работы являются просто воспроизведением друг друга, и смысл споров и рассуждений теряется, а цитаты вырываются из контекста.

В работах этнографов часто упоминается история о сироте, призванного впоследствии в шаманы. Например, Кэмпбелл в работе «Маски бога» ссылается на Ксенофонтова, описавшего легенду якутов, которая начинается с истории о двух братьях, которые в раннем детстве потеряли обоих родителей. В других работах говорится о сказках чукчей, в которых маленькие сироты, которых обижают соседи, взывают к духам о помощи и становятся сильными и умелыми шаманами. В некоторых легендах о будущих шаманах говорится о том, что они являлись сиротами или были брошены своими родителями (обычно небесными), а некоторых из них старшие шаманы призывали на помощь в очень раннем возрасте (когда они еще только начинали ходить).

В работе «Шаманы и их религиозные практики» Алексеев пишет: «у якутов существует поверье о том, что каждый шаман имеет мать-зверя, сверхсущество, которое иногда воспитывает душу будущего шамана, но при этом считается его магическим двойником». Этот образ можно интерпретировать положительной идентификацией с образом матери, что подтверждает идею о том, что будущий шаман перенес травму в раннем детстве.

Лопатин приводит пример обряда призыва духа-наставника шаманкой: «Она начала петь низким голосом и бит в бубен, говоря: «Я бедная женщина. Я была сиротой. Все оставили меня. Мои родители умерли, когда я была очень маленькой. Я не помню свою мать. У меня была тяжелая юность, в детстве я не знала радости и страдала от одиночества. Я всегда упорно трудилась. Мой брак был несчастным. Я так страдала. Но я не буду говорить об этом. Если ты не трогаешь воспоминания, они не беспокоят тебя». Здесь мы находим еще одно подтверждение ранней травмы: она потеряла мать в таком возрасте, что даже не помнит ее.

Этнографы приводят свидетельства о том, что признаки психических расстройств, являющихся свидетельством избранничества, проявляются в детстве или подростковом возрасте, именно поэтому люди искали таких детей и отправляли на обучение к старшим шаманам. Буряты описывают детей, которые стремятся к уединению, медитируют, видят загадочные сны, теряют сознание, падают в припадках. После испытательного периода душа ребенка возвращается в тело, некоторое время он живет обычной жизнью. Затем в подростковом возрасте начинают проявляться симптомы: лабильность настроения, состояния экстаза, странности в поведении и т.д.

Т.е. первые симптомы проявляются в детстве, а затем возвращаются снова в подростковом периоде, что также может означать наличие травматического опыта в раннем возрасте, который актуализируется повторно в пубертате.

Заключение

Вероятно, в шаманизме мы сталкиваемся с общей травмирующей обстановкой отношений мать-дитя, а не какой-то конкретной травмой как таковой. Дьюси отмечает: «мы можем судить о предполагаемой травме по очень размытым признакам…нехватка еды, суровые и непредсказуемые условия воспитания, несомненно, вносят свой вклад в развитие ребенка, но не могут считаться причинами его ощущения незащищенности и фрустрации. Тревога матери по поводу внешних трудностей жизни может передаваться ребенку». Данная точка зрения подтверждается работами Винникотта и Гундерсона. Гундерсон высказывает схожие мысли, когда описывает детские годы людей с пограничными расстройствами психики.  У 70% пациентов в анамнезе присутствовало физическое и сексуальное насилие, но расстройство было вызвано не столько самими событиями, сколько эмоциональным отдалением и холодностью со стороны родителей. Именно оно становится травмой, лишь усиливая пережитое насилие, поскольку у ребенка не было возможности найти поддержку, поговорить о случившемся.

В заключение стоит отметить, что ранняя фаза развития требует прохождение младенцем стадии «первичного сумасшествия». При наличии достаточно хорошей матери он успешно проходит данный этап и устанавливает контакт с реальностью при помощи мыслительных процессов. Неудача может происходит по двум причинам: неадекватная адаптация к реальности из-за поведения матери и/или ситуация «другого хаоса» вокруг пары мать-дитя. В последнем варианте расщепление психики интенсифицируется, становясь защитным маневром, в результате которого появляется ложное Я для взаимодействия с внешним миром, а истинное Я застревает в ловушке «первичного сумасшествия» в окружении психотического материала. В случае отсутствия «другого хаоса» ложное Я может достигнуть псевдозрелости, успешно функционировать в мире, но психотический материал будет нуждаться в постоянном контроле.