II. Петропавловская крепость

(Вопрос об основании Петербурга. Двойное назначение Петропавловской крепости. Можно ли считать ее Кремлем Петербурга?)

 

Вторую часть экскурсии следует начать на берегу Невы.[48] Лучше всего на Троицком мосту (встретивши группу у памятника Суворова). После впечатлений, полученных с высоты птичьего полета, очень ценно оказаться вблизи Невы, воспринять мощный напор ее вод, заключенных теперь в гранитные берега.

Созерцание реки приблизит нас к восприятию исконного ландшафта.

Обратим теперь внимание на оба берега реки. С одной стороны, прямая линия набережной, застроенной непрерывной цепью дворцов. С другой, суша разрывается двумя рукавами Невы, отделяющими Васильевский остров, Петербургскую сторону и Выборгскую сторону: все три части города столь различны! Остановим наше внимание на Петербургской стороне. Здесь всё противоположно левому берегу. Линии неправильны. Среди разбросанных низких домов, среди заборов отдельные высокие здания; много зелени. Это древнейшая часть города, впоследствии заброшенная.

Перенесемся теперь в глубь времён.

Представим себе за Марсовым полем мызу Канау, а на Петербургской стороне — Биркенгольм, чтобы воссоздать картину берегов в тот момент, когда сюда впервые прибыл Петр. Если смотреть вверх по течению, то мы сможем отметить, ориентируясь на силует Смольного собора, находившийся за ним Ниеншанц, осажденный в этот момент русскими войсками.

Петр с отрядом солдат предпринял рекогносцировку и направился к желанному устью Невы, подыскивая место, которое смогло бы оказаться подходящей базой для крепости. О городе с великим будущим можно было пока только мечтать. Реальной задачей являлось создание опорного стратегического пункта. Но значение взятия Ниеншанца учитывалось современниками, и Виниус писал, поздравляя Петра со взятием этой крепости: «этим городом отверзошася пространная порта безчисленных вам прибытков».[49]

Если смотреть вниз по течению, видно, у стрелки В. О. водораздел, от большой Невы отделяется малая. Там дальше, за мачтами уже недалёкое море. К нам ближе перед водоразделом — небольшой островок Енисари (Заячий). Над ним возвышается твердыня северной столицы — Петропавловская крепость. Перед нами над Невой выступают ее гранитные стены и бастионы, и над ними высоко вознесшийся золотой шпиль. Можем ли мы назвать ее Кремлем Петербурга? Найдем ли подле неё следы посада, окруженного слободками? Сможем ли вскрыть знакомые нам черты роста старорусского города?

Путь к крепости лежит через Троицкую площадь. Пока не следует на ней фиксировать внимания. Остановка перед деревянным мостом, ведущим на Енисары. Здесь легко разобраться в положении крепости. Вполне ясно вырисовывается ее островное положение. Рукав реки узкий, течение почти незаметное. Петербургская сторона, называемая в эпоху начала Петербурга Городской остров, в части, прилегающей к этому рукаву Невы, почти не застроена. С одной стороны, большая Троицкая площадь, далее Александровский парк. Перед ним несколько новых зданий. Но во всяком случае, характер изолированности, который предписывается стратегическими законами, сохранился в достаточной мере.

В виду того, что осмотр крепости является лишь элементом экскурсии, хотя и существенным, приходится из богатого материала произвести выборку, останавливаясь лишь на том, что является особенно характерным для облика крепости или существенным для нашей темы.

Пройдя Иоанновский равелин под Иоанновскими воротами, остановимся перед Петровскими воротами. По левую руку выступает Царский бастион, по правую Меншиковский, первый каменный бастион. Всех бастионов шесть; они носят названия наблюдателей за работами первоначальных земляных валов. Остальные четыре: Нарышкинский, Трубецкой (со стороны Невы), Зотовский, Головкинский (со стороны рукава). Перед нами каменные стены, постройка которых затянулась и была окончена в половине XVIII века, после их перестройки по проекту Ганнибала[50] (предка Пушкина). Если группа знакома с Кремлем, полезно сделать сопоставление впечатлений от крепости XVIII века с воспоминаниями о средневековом вале, зубчатых стенах и высоких башнях. После этого можно перейти к разбору Петровских ворот.

Строение состоит из двух частей: нижнее, в форме прямоугольника, заключает в себе проход и две ниши со статуями Марса и Венеры — божеств, особо чтимых Петром. Верхняя часть на подобие «щита» с двумя валютами.[51] В нее вставлен деревянный, густо закрашенный барельеф, изображающий чудо апостола Петра — низвержение Симона-мага.[52] Кроме валют к элементам барокко, могут быть отнесены раковины в нишах и бурное движение сцены барельефа. Однако, здесь барочный стиль сдержанный, несколько грубоватый.

Это древнейший памятник Петербурга, законченный прежде самого собора. С ними связано имя первого строителя Петрова города, «инженера» и «полковника от фортификации» Доменика Трезини. Деревянный барельеф и статуи — работы немецкого мастера Конрада Оснера.[53] Первоначально ворота были деревянные (1708 г.). Спустя 10 лет, они были перестроены из камня. Из их описания и из детали панорамы Зубова[54] мы узнаем, что над воротами, как часто встречается у строений начального Петербурга, возвышалось 5 фигур: апостол Петр между двух ангелов с трубами, а у самого края — две женских символических фигуры, одна с крестом и книгою, другая с якорем. С обратной стороны статуя Николы Морского. Все это исчезло. Ворота приобрели более простой и спокойный характер.[55]

По входе в крепость нужно остановить внимание на общем впечатлении. Пред нами замкнутый мирок. Низенькие, приземистые, прочные дома. Много зелени. Большая площадь. Над всем возвышается, объединяя все в своем покойном движении, башня собора. Чувство простора.

По мере развития работы экскурсии, постепенно стяжался объект осмотра: 1) общая панорама Петербурга; 2) Петропавловская крепость над Невой; 3) бастионы, стены и ворота, как ансамбль одной части крепости; 4) Петропавловский собор.

Проработка впечатлений становится все более детальной.

Осмотр собора нужно начать с внешней стороны. Впечатление от колокольни поглощает впечатление от самого храма. Перед осмотром колокольни следует подойти к ней вплотную и потом, постепенно отступая, наблюдать за тем, как будут разворачиваться ее размеры и как легко и свободно вознесется над ней блещущая золотом «игла». Далее, осмотр заднего фасада. Разбор щита алтарной стены. Анализ архитектурных деталей. Элементы барокко. Выделение позднейших, нарушающих стиль, порталов. Сопоставление со стилем Петровских ворот.

При осмотре собора необходимо дать справку об его истории. С его основанием связан вопрос о времени и обстоятельствах начала Петербурга. Легенда гласит:[56]

 

«16 мая 1703 года Петр сложил крестообразно два дерна и сказал: «здесь быть городу». Над ним в воздухе парил орел».

 

Интересная черта: перед нами основатель города в понимании античной религии. Невольно вспоминается Ромул в момент основания Рима[57] на Палатинском холме, когда 12 коршунов парило над его головою.

Какая историческая правда скрыта за этим мифическим образом? Историки нашего города расходятся между собою в двух вопросах.

1) Когда основан Петербург?

2) Был ли Петр при его основании?

Во время двухсотлетнего юбилея северной Пальмиры на столбцах газет возникла оживленная полемика по вопросу о том, когда праздновать день рождения Петербурга, его Palilii.[58]

Петр в «Марсовой книге» в 1713 установил день празднования 16 мая.

 

«Между тем временем г. капитан бомбардирной роты (то-есть Петр В.) изволил осматривать близь к морю удобного места для здания новой фортеции, и потом в скором времени изволил обыскать единый остров, зело удобный положением места на котором вскоре, а именно маия в 16 день в неделю (т. р. в воскресенье) пятидесятницы фортецию заложил и нарек имя оной Санкт-Петербург».[59]

 

На основании этой традиции столетний юбилеи справлялся 16 мая. П. Н. Петров пытался отвергнуть эту традицию:

 

«Первая бумага из Санкт-Петербурга до сих пор известная уже с числом 1 июля 1703 года; но 28 июня еще обычная помета: «из лагеря при Шлотбурге».[60]

 

В виду этого почтенный историк приурочивает дату основания к торжеству закладки Петропавловского собора.

 

«Эта закладка храма апостола Петра и есть в то же время основание Петропавловской крепости, Санкт-Питербурх».[61]

 

Защитники старой традиции указывают во-1-х на то, что, согласно целому ряду документов (напр., донесение Плейера, австрийского резидента при русском дворе), выясняется картина энергичной работы над крепостью до 29 июня (аргумент Гр. Немирова);[62] 2) документы помечались Шлотбургом в летние месяцы 1703 года по той причине, что там был главный стан царя.

 

«Вряд ли можно сомневаться, что при Петре считался днем основания Петербурга троицын день 16 июня 1703 г.[63]».

 

Во имя св. троицы названа и старейшая петербургская церковь (аргумент проф. С. Ф. Платонова).[64] В виду неясности всех данных, Гр. Немиров предлагает расчленить торжество на празднование закладки крепости 16 мая и основания Петербурга в день крестин города 29 июня, в день Петра и Павла.[65]

Очевидно, вся эта терминология весьма условна.

Крепость, заложенная 16 мая в горячее время борьбы, была превращена 29 июня в цитадель нового города, охраняющая его храм. Дату 16 мая следует удержать: спорность вопроса не дает права изменять традиции, ведущей свое начало от самого Петра.

Перейдем к рассмотрению второго вопроса. Был ли Петр при закладке крепости. Этот вопрос приобретает интерес, если рассматривать эту закладку, как основание Петербурга. Здесь мы снова встречаемся с противоречивыми взглядами. Разногласия основаны на различном толковании одного и того же документа.

Обратимся к его разбору. Это «юрнал» передвижной бомбардирской роты. Ее капитаном был Петр Михайлов (император); поручиком Александр Меншиков, подпоручиком Андрей Лефорт. Составителем «юрнала» мог быть писарь Иван Муханов. Вот интересующая нас выдержка из этого походного дневника.

 

1703 г. Май в 10-й день благодарный молебен;[66]

в 11-й день капитан пошел в Шлиссельбург сухим путем

и 13-й день на яхте гулял на озере верст 10 и больше;

в 14-й день приехал на Сяское устье;

в 16-й день в неделю пятидесятницы пошли;[67]

в 17-й день приехали на Лодейную пристань;

в 20-й денъ Иван Синявин[68] к нам приехал;

в 22-й день спустил на воду галиот, именуемый «Курьер»;

июнь 26-й день отпущен в Шлотбург:

июль 21-й день. Капитан к нам приехал на Лодейную пристань.[69]

 

В этой выдержке прежде всего неясно, от чьего лица ведется юрнал. Некоторые думают, что от лица капитана, т. е. Петра. Однако, из последней выдержки явствует, что царь некоторое время отсутствовал, а дневник не изменил своего характера. Кроме того, к кому относится загадочное «отпущен в Шлотбург»; если царь, то кем отпущен? Итак, нельзя с уверенностью определить, о ком идет речь в дневнике. С достоверностью можно относить запись к Петру только там, где прямо говорится о капитане. Если это так, то запись от 16 и 17 отнюдь не свидетельствует об отсутствии царя при закладке крепости. Некоторые другие данные заставляют скорее думать обратное.

13 мая он действительно еще находился в Шлиссельбурге, что явствует из его письма к Б. П. Шереметеву в Шлотбург (т.-е. в Ниеншанц). В этом письме он сообщает «а я сам буду к вам».[70] К сожалению, в этом письме есть неточности, которые заставляют заподозрить верность даты 13-го.

Далее. Письмо Т. Н. Стрешнева из Москвы, адресованное Петру («господину капитану поднесть»), имеет пометку: «Принято с почты в Шлотбурге мая в 15-й день 1703 года».[71]

Петр беспокоился из-за медлительности работ в Лодейной верфи и отправил туда 11 мая свою роту, чтобы оказать давление на выполнение заказов. Возможно, что «капитан», по неведомым причинам, решил сопровождать ее до Шлиссельбурга, откуда он выехал 13 мая, чтобы присутствовать при закладке крепости. Но это только предположение.

Вопрос об участии Петра в закладке Петропавловской крепости до сих пор не может быть признан решенным, а, следовательно, преждевременно разрушать в этом отношении миф о Петре, основателе Петербурга.[72]

Как бы то ни было, возникновение Петропавловской крепости и собора означало рождение Петербурга на знаменательном месте вековой борьбы двух народов.

Петр захотел подчеркнуть ее значение для нового города величием ее колокольни, которая должна была затмить собою гордость Москвы — Иоанна Великого, и занять господствующее место в облике северной столицы. Собор строил Д. Трезини. Петр торопил с башней и пренебрегал самим собором:

 

«А церковные от фундамента весть стены но мало».[73]

 

Это отношение сказалось на ансамбле: колокольня совершенно затмила собор. Мощный орган должен был возвещать гражданам нового города о полуденном часе, приковывая их внимание к Городской башне. Ее описание, относящееся к 21 году, мы находим в записках Берхгольца.[74] В 1756 году от удара молнии произошел пожар, разрушивший собор. Он был построен заново Растрелли и Чевакинским, которые должны были видоизменить его согласно вкусам своего времени. Хорошо сличить теперешний вид с рисунками собора из «Истории русского искусства» И. Грабаря.[75] К сожалению, изображения неясны и нельзя по ним произвести реконструкцию собора.

При осмотре храма внутри следует принять во внимание два момента: 1) культурно-исторический — тема: рост западных влияний; 2) художественный — тема: развитие стиля барокко.

Большой интерес представляют царские врата Зарудного,[76] одного из наиболее ярких выразителей после-петровской эпохи, создателя барочной Меншиковской башни в Москве.[77] При осмотре подчеркнуть: 1) их «католический» характер; 2) нарастание движения по мере удаления от земли и его все более страстный ритм.

Далее — ораторская кафедра с золотыми фигурами апостолов Петра и Павла.[78] Справка о развитии церковного ораторского искусства при Петре и любовь последнего к этим «предикам».[79] В соборе хранятся изделия церковной утвари, приписываемые работе Петра.

Помимо этих предметов, характерных для идей и вкусов пореформенной Руси, эпохи начала Петербурга, внутри храма следует обратить внимание на «усыпальницу дома Романовых». Правильными рядами, в одинаковых мраморных саркофагах скучного, казенного характера, размещены могилы всероссийских самодержцев, начиная от Петра Великого, погребенного здесь по своему желанию, когда собор представлял собою еще деревянную церковь. Помещение здесь склепа дома Романовых должно было подчеркнуть высокую оценку значения Петропавловского собора.[80]

По выходе из собора следует посетить еще одну реликвию петровской эпохи. В особом павильоне помещается «дедушка русского флота».[81] Домик был построен одним из первых представителей новой школы, Земцовым.[82] Он обветшал и был заменен в 1762 году новым.[83] Насколько реставрация соответствовала первоначальному виду — судить трудно. Мы отметим барочные формы оконных наличников и крыши, украшенной нимфой, опирающейся на весло. (Классические порталы, видимо, — позднейшие пристройки). Ботик небольшой (длина 19 ф. 9 д., ширина 6 ф. 9 д., высота мачты 21 ф.). На корме снаружи деревянный раскрашенный барельеф, изображающий выходящего из дома старца, благословляющего корабль, колышащийся на волнах. Не Никола ли морской? Дом коричневый, несколько напоминает, как мы это увидим, домик Петра Великого.

Ботик принадлежал Никите Романовичу[84] (патриарху Филарету). Петр использовал его со своими «потешными» на реке Яузе. Когда он «ногою твердой стал при море», он приказал привести ботик из Москвы и устроил ему в своем Парадизе торжественную встречу с молодым русским флотом.[85]

По поводу двух других примечательных строений следует ограничиться небольшими справками. Я имею в виду Монетный двор и Трубецкий бастион. Чеканка монет началась еще в 1731 году.[86] Что же касается интересной темы: «Петропавловская крепость, как тюрьма», то ее включить в нашу экскурсию невозможно. Материал так велик, что с трудом может быть использован в одной специально разработанной теме. Здесь же ограничимся несколькими замечаниями. Петропавловская крепость сделалась местом заключения политических преступников чуть ли не с первых лет ее существования. Уже Берхгольц называет ее русской Бастилией.[87] Одной из первых жертв был непокорный сын, царевич Алексей, один из участников создания этой крепости…

После осмотра зданий внутри Петропавловской крепости следует выйти за ее стены и посмотреть на город с берегов Енисари.

Первый выход — под воротами у Головкинского бастиона. Здесь вид особо мрачный, стены почернели. Здесь сохранилась первоначальная кладка Трезини.[88] Отсюда открывается вид на Кронверк. В 1706 году для укрепления крепости здесь были устроены валы. Они сохранились до царствования Николая I, при котором здесь были построены огромные дома из красного кирпича[89] в ложно-готическом стиле, в одном из них помещается «Артиллерийский музей». Виднеются деревья парка. Здесь находилось кладбище, где хоронили рабочих-строителей Петербурга. При постройке Сытного рынка находили их кости. Поэт Полонский посвятил этим безымянный жертвам непосильного труда стихотворение «Миазм». В доме, выстроенном на костях этих труженников, появляется призрак одного из них и рассказывает свою судьбу:

 

Вызваны мы были при Петре Великом,

Как пришел указ…

Началась работа,

Начали спешить:

Лес валить дремучий, засыпать болота,

Сваи колотить…

Голик был тяжелый. За Невою в лето

Вырос городок…[90]

 

А «мужик лохматый» «умер и шабаш».

Поэт 30-ых годов прошлого века, Михаил Димитриев, рисует в поэме «Подводный город» картину моря, вновь сокрывшего печальный край:

 

Ныне шпиц от колокольни

Виден из моря один.

 

Петропавловская крепость — первая постройка Петербурга и после гибели его только игла собора поднимается из пучины морской. Старик-рыбак обращается к Петербургу:

 

Богатырь тебя построил

Топь костями забутил.[91]

 

Перед этой незастроенной частью города, где и теперь часто шумят мокрые деревья, нужно вспомнить о тысячах погибших работников, о цене Петербурга.

Другой выход у Нарышкинского бастиона к Неве. На бастионе башенка с флагштоком, которую В. Я. Курбатов приписывает Д. Трезини.[92] Она перестроена. Но характер ее сохранен. С этого бастиона с 1732 года пушка извещает граждан о наступлении 12 часов дня.[93]

Впечатление от открывающейся панорамы совершенно противоположно предыдущему. За широкой Невой пышно, горделиво разросся город. Мы сможем отметить застроенные при Петре места и восстановить характер панорамы.[94] Можно снова использовать снимки с панорамы Зубова. Но нужно учесть работоспособность группы. Может быть лучше всего в этом прекрасном месте дать ей отдых на ступенях гранитной пристани с красивыми линиями сходов. Здесь парадная сторона крепости. Екатерина II приказала покрыть ее пепельно-серым гранитом. Прекрасные по пропорциям ворота[95] ведут в крепость. Они из того же серого гранита с классическим фронтоном и тяжелыми колоннами, подобающими крепости. Декоративное назначение ее здесь особенно хорошо выражено. Здесь надо быть, когда Нева не замерзла и ее волны плещутся о гранитные берега. Но еще лучше в ледоход, когда торжественно-суровый характер пейзажа будет подчеркнут особенно выразительно.

После отдыха следует подняться на царский бастион и оглядеться кругом, чтоб подвести итоги. К сожалению, он не на столько высок, чтобы можно было увидеть план крепости, но все же некоторое приближение к общему виду получается. Отсюда нужно еще раз посмотреть по возможности на все осмотренное, чтобы охватить в одном общем впечатлении. После этого можно перейти к заключительной беседе.

Петропавловская крепость создается в период борьбы за невские берега в стратегических интересах. Отсель грозить мы будем шведу.[96]

Одновременное основание в центре крепости собора в честь апостолов Петра и Павла подчеркивает то значение, которое придавалось Петром Великим этому месту с самого начала. Сооружение через 3 года кронверкских валов свидетельствует о сохранении стратегического назначения крепости. Разгром шведской армии закрепил эти места за Россией и дал возможность осуществить заветную мечту Петра о своем городе. Здесь все наперекор Москве. Ясно выражено желание затмить ее.

Центральная башня Петербурга, колокольня Петропавловского собора, должна превзойти прославленную колокольню Кремля. Звуки мощного органа привлекали к ней ежедневно внимание всех трудящихся в быстро строящемся городе. Торжественная встреча молодым русским флотом своего «дедушки» и помещение его на покой в цитадели новой столицы — подчеркивает ее значение. Она становится особо почетным местом и в ее храме создается склеп всероссийских самодержцев. Петропавловский собор замещает Кремлевский архангельский собор, это придавало ему когда-то исключительный ореол в глазах монархически настроенного населения. Создавался особый культ некоторых могил.

Но наряду с этими тенденциями возвеличения мы отметим развитие с самого начала и других. Наряду с ее назначением — быть декоративной цитаделью, священным местом русской империи — Петропавловская крепость становится тюрьмой, охранительницей власти этих всероссийских самодержавцев, и мрачные стены казематов затмили в сознании народа первую сторону — декоративную. Уже Берхгольц назвал «петербургскую твердыню» «русской Бастилией», — как мы видим, характеристика односторонняя. В ее облике выразительно переплелись обе стороны ее бытия. Причудливо сочетались великолепие и торжественность с угрюмой суровостью.

Теперь можно ответить на поставленный вопрос: есть ли Петропавловская крепость Кремль Петербурга?

Конечно, нет, так как она никогда не была городом. В ней не было царского дворца, дворцов приближенных, правительственных учреждений. Она цитадель города, окружающая древний чтимый собор с башней, занимающей центральное место города, «городская башня», на которой объединяются взоры всех горожан, и, наконец, она хранит светские реликвии столицы. Положение в Петербурге Петропавловской крепости более напоминает назначение Капитолия в Риме. В то время, как город создавался вне его, на Палатине, Капитолий явился ars[97] — твердыней его, включающим в себя наиболее чтимые храмы и реликвии Рима. На его Тарпейской горе свершались казни, а у его подножия помещалась Мамертинская тюрьма.