Условия успеха разведки нового облика

 

При переходе общества через постиндустриальный барьер происходит естественная сдвижка приоритетов богатства с контроля за пашней и источниками энергии на контроль за источниками информации.

Соответственно приоритеты разведки информационного общества должны сдвигаться с обеспечения задач обороны государства (гофан) и государственной безопасности (гоань) на обеспечение задач «мирового порядка» глобальной геополитики (диань) и задач «гармонии соответствия» желательной воли человека воле Неба вселенской небополитики (тяньань).

Информация стала объектом воздействия (поражения или уничтожения) в разворачивающейся сетевой «войне смыслов» глобальных проектов.

А потому и разведка из тотальной (советского типа) и высокоточной (американского типа) должна становиться также и голографической (holo   — весь) — точно распознающей образы в объеме полной информации об объекте.

Разведка нового облика должна уметь вскрывать коды прикрытия и рвать сети управления поведением людей мечом понимания как специфики «сигнальных» волн типов мышления, так и фаз «опорных» волн истории. Уметь накладывать национально–культурные стереотипы хода мысли на порядок следования событий в цикле и так проявлять замысел конкурентов.

При этом снятие разведкой дезинформационных прикрытий (масок) и тем, засветка скрытых смыслов чужого проекта дает подсветку неопознанной иллюзии (инкогнито) «опорной» волной знания фаз циклоса и кайроса.

Успех разведки нового облика определяет понимание картины мира в динамике развития. Здесь главной характеристикой эпохи выступает время — переход от индустриального общества к информационному.

С точки зрения глобальных проектов развал индустриального общества был провозглашен в 1848 году в «Манифесте коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, где была раскрыта роль пролетариата (неимущих) как могильщика общества промышленного капитала и обоснован принцип пролетарского интернационализма. Главный смысл призыва коммунистов сосредоточен в последних словах этой «Песни конца» индустриализма: «Пусть буржуазия всех стран трепещет перед лицом мировой революции. Неимущим нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Неимущие всех стран, соединяйтесь!»

К реализации призыва Интернационал приступил в 1905–1917 годах в России. Однако планировщики проекта (евреи–каббалисты) на один космический день (1 градус эклиптики равен 72 земным годам) ошиблись с попаданием на приливную волну глобальных перемен. Старт развала индустриального общества одним ударом мировой революции неимущих с запалом в России не удался. Повторный старт был произведен в СССР через 72 года под названием «перестройка». Однако в 1989 году операционная база развала индустриального общества потребления во главе с США была перенесена планировщиком в оплот восточной деспотии и азиатского способа производства — Народный Китай. Запускающим импульсом был провокационный мятеж западной демократии на площади Тяньаньмэнь и его тотальное подавление открытым насилием. А могильщиком общества промышленного капитала вместо «пролетариев всех стран» был назначен распределенный по странам и континентам ислам обездоленных экстремистов с именем «международный терроризм».

Теперь призыв интернационалистов можно перефразировать так: «Пусть имущие собственники всех стран трепещут перед ударами международного терроризма. Обездоленным нечего терять, кроме своих цепей. Приобретут же они по свидетельству веры Царствие Небесное».

Таким образом, диверсионно–террористическая надгосударственная сетевая и бессрочная война типа В по сносу устоев богатства и власти индустриального общества безудержного материального потребления ныне стала главной заботой разведки на всех пяти уровнях ведения бытия.

Здесь следует подчеркнуть принцип военного искусства: удерживающий (делающий ставку на укрытие в нишах и щелях безопасности) в конечном итоге теряет. Тогда как приобретает лишь тот, кто маневрирует, захватывает или перехватывает управление процессами обмена веществ, энергии и информации. Разведка же, все равно — тотальная или объектовая высокоточная, занята вскрытием / защитой лишь государственной и военной тайны. Все внимание отдает добыванию / охране технологий старого богатства, а внутри страны — социальным сетям (выявлению и противодействию терроризму, сепаратизму и экстремизму). Суть — удерживает. Тогда как трех верхних — инфо, когно, холо — уровней управления процессами бытия вообще не видит.

Специфика мышления планировщиков диверсионно–террористической войны нового типа кроется в каббале — мудрости халдеев Вавилона. Мудрость же эта заключается в разделении управления на два контура, где участники нижних уровней не подозревают, что выступают исполнителями части чужого замысла. Победа же куется «умной силой» верхних уровней.

Первый контур охватывает два нижних уровня ведения и характеризуется двоичной (формальной и диалектической) логикой абстрактно–понятийного мышления. Двоичный (черно–белый) принцип Библии «кто не с нами, тот против нас» определяет видение любой ситуации как поля игры в шахматы, где мировая политика — это «великая шахматная доска» по Зб. Бжезинскому.

Принцип шахматной игры предусматривает замысел, расчет и розыгрыш многоходовых комбинаций с захватом инициативы путем намеренных жертв «фигур и пешек». В войне типа В шахматная жертва пешки выступает в образе смертника–добровольца, олицетворяющего непреодолимую силу «божественного ветра» (японские камикадзе времен Второй мировой войны) или «свидетельствования веры» (современные исламские шахиды).

Второй контур охватывает три верхних уровня ведения и характеризуется троичной логикой Закона Перемен, где принцип троичности «мы сами — наши враги — наши союзники» задает видение обстановки как карточной игры с раскладом разных величин, где мастей четыре, а игроков трое и более.

Человеческий разум четыре измерения воспринять разом не способен. И традиционная одноконтурная организация государственных спецслужб военной и политической разведки и контрразведки эпохи индустриального общества по объективным причинам устройства психики человека не может удерживать внимание одновременно больше чем на трех уровнях ведения бытия. А оттого тонет в сложности задач расшифровки целей, объектов и субъектов разнесенного на два контура пятиуровневого управления событиями.

Иными словами, растаскивание внимания спецслужб путем создания конкурентам избытка сложности (перегрузки сознания целями слежения) и есть развал управления, перевод порядка в хаос. В результате спецслужбы с научным, аналитическим подходом к делу оказываются в деморализующей их ситуации шока. Вдруг не выиграл, а проиграл! И не в шахматы, а в карты.

Традиционная разведка государства в войне нового типа не замечает надгосударственного зарубежного планировщика нападения ударами умной силы с верхних нематериальных уровней ведения бытия. Отбрасывает его роль как не достойную внимания серьезной аналитики конспирологию.

Из плоскости абстрактно–понятийного знакового мышления видит лишь исполнителей и организаторов актов устрашения. И не видит суперпозицию планировщиков «войны смыслов и нервов» и носителей замысла проекта.

Не различает смыслы информационно–психологических наступательных операций противника, из плоскости анализа не поднимается в объем образов всей картины борьбы интересов и поэтому не понимает, что происходит.

Не замечает, что объектом нападения выступают высшие руководители («шахматный король» и «тяжелые фигуры»), тогда как от самоподрывов террористов–смертников (жертв «пешек») на поле игры гибнут простые люди.

Не замечает, что метод нападения заключается в создании психической эпидемии за счет оглушительной широкой засветки терактов и глобальных СМИ. И всячески помогает нагонять страх обсуждением подробностей, поиском следов исполнителей, но не осмыслением всего события в полноте.

Не замечает, что террористические акции организованного насилия дают управляющий сигнал устрашения первым лицам, принимающим решения. И вводя их в состояние психической растерянности, сначала блокируют управление принуждением их воли к бездействию. А затем толкают их волю к сосредоточению всех ресурсов спецслужб на отработку нелепых версий и усиление традиционных мер охраны, что ведет к полной потере контроля над обстановкой. А главное, к деморализации начальства от чувства бессилия и безысходности перед невидимым врагом, приобретающим оккультный, не совместимый с научным познанием таинственный вид призрака.

Нападение «умной силы» включает четыре последовательных события.

1.      Небоевая операция создания ряда тревожащих общественное мнение демаршей, которые создают впечатление нарастающей угрозы для стабильности, поляризуют оценки и раскалывают сложившийся баланс внутренних политических сил на любые «диалектические пары» (патриоты — либералы; кавказцы — русские; христиане — иудеи и т. д.).

2.      Небоевая специальная операция, фиксирующая внимание объекта атаки (высшее руководство) на вдруг открывшемся внешнем источнике угрозы из–за рубежа, что от неожиданности воспринимается как шок.

3.      Боевая операция террористического акта, привязанная либо к датам ближайших международных мероприятий, либо к историческим символам, которая формирует бегущую волну психической эпидемии.

4.      Небоевая операция наращивания психологического давления, общей деморализации и «дожатия» объекта атаки до нужного решения.

Так двухконтурная схема управления событиями, действуя по «сигнальной» волне атаки на устои сознания, подставляет в фокус внимания спецслужб исполнителей боевой операции и маскирует вынесенный за рубеж центр оперативного планирования, руководства и финансирования нападения.

Успешным для разведки нового облика выходом из–под удара здесь будут действия не по сигнальной, а по «опорной» волне порядка следования событий.

То есть отнюдь не стремление опередить атаку мерами своевременной и уместной защиты, но «спутывание карт» планировщика атаки засветкой скрытого замысла нападения. Обесцениванием психологического эффекта спецопераций противника развалом строгой последовательности событий, необходимой для возникновения бегущей волны психической эпидемии. Запуском встречных стоячих волн, отрезвляющих и останавливающих панику примерами успешной исторической практики. Суть — развал ортодоксального течения событий парадоксом. Где меч понимания процессов бытия крушит щит слепой веры в шаблон. Где оправдание в Духе Истины гасит резонансы (трепет) души на сигналы страха и подавляет инстинкты тела, возбужденные расчетами ума от подставы сознания под лукавый выбор.

 

 

Практика

 

Описание практики разведывательной деятельности можно превратить либо в увлекательный детектив, либо в назидательные мемуары, либо в выверенные опытом подтверждения принципов и положений теории. Так или иначе, правда жизни требует личного знания предмета. Тем более если речь идет об убедительном подтверждении практикой оригинальной теории. Поэтому все последующее изложение — это то, что я вынес из личного опыта.

 

След медведя

 

То, что я всю свою сознательную жизнь, никуда не отлучаясь, находился на «китайском фронте», произошло потому, что в марте 1969 года Китай провел стратегическую операцию смены своего места и роли в глобальной политике, стартовавшую под именем «китайско–советский пограничный вооруженный конфликт вокруг острова Даманский (Чжэньбаодао)». А личную практику военной разведки на «китайском фронте» я начал в 1975 году на фоне острого шпионского скандала, когда в пригороде Пекина на встрече с маршевым агентом была арестована группа советских разведчиков, работавших под дипломатическим прикрытием. Пропагандистское сопровождение скандала в 1976 году усилил китайский художественный фильм «След медведя», в котором для массового зрителя в точных деталях той операции советской разведки был показан объект ее главного интереса, методы работы и дано идеологическое основание «коварства советских социал–империалистов».

Фильм «След медведя» преследовал цель отвратить сердца китайцев от какого–либо сотрудничества с русскими, двадцать лет назад названных самим Председателем Мао старшими братьями в семье народов стран социализма.

Делалось это с помощью жутких образов расправ казаков над мирными китайцами при подавлении «боксерского восстания» (ихэтуаней) в ходе военного «Похода в Китай» 1900–1901 годов. Сцены утопления в пограничных реках сотен простых китайских крестьян поднимали у зрителей коренное чувство исторической обиды на зверства «бородатых длинноносых варваров», олицетворявших «дух злобы». Историческое китайское имя лоча   (русские) — это кровожадные краснолицые демоны, терзающие людей, разбойники и воры. Так средствами кино усиливался жесткий контрразведывательный режим, после «культурной революции» блокировавший посольство СССР от контактов с населением.

К этому следует добавить историческую глупость Н. С. Хрущева, в порыве искренних чувств «дружбы навек» после смерти И. В. Сталина передавшего в руки ЦК КПК всю агентуру советской разведки в Китае, которая за измену Родине была там немедленно физически уничтожена.

Агентуры нет. Контакты с китайцами блокированы. Участь последствий провала давит на психику «опердипсостава». При этом «военная опасность с Востока» для Союза ССР нарастает. А главная задача — вскрытие районов дислокации, возможностей и порядка боевого применения стратегических ядерных сил Китая советской разведкой -не решена. Мне 24 года, и я ничего как следует не знаю и ничего делать в Китае не умею. Выручила врожденная способность к парадоксу, усердие в дотошном учете крупиц информации и склонность к обобщениям и моделированию целостных картин по признакам.

Военная разведка должна выдать своим войскам цели для поражения. Без целей для поражения не по кому наносить удары. Невозможно планирование войны оружия. И тогда, в 70–е годы XX века, эти цели для ударов выдала видовая космическая разведка. На территории Китая она обнаружила полтора десятка каких–то «бугров», которые за неимением ничего другого и выдали за китайские ракетные базы. Правда, специалисты ракетчики честно говорили, что не представляют, как с этих «бугров» можно организовать пуски. Однако весь период «возрастания опасности с Востока», вплоть до нормализации советско–китайских отношений в конце 80–х годов, именно эти «бугры» и числились советским генштабом за группировку стратегических ядерных сил (СЯС) Китая. Мне же понадобилось десять лет, чтобы понять ошибку космической разведки и путем сопоставления «сигнальной» (словесная и видовая информация) и «опорной» волн (числовая информация) различить правду. А затем рассчитать, построить и привязать к местности матрицу боевого состава СЯС, вплоть до стартовых дивизионов, частей технического и ядерного обеспечения, госпиталей. Без такой наводки на позиционные районы космическая разведка сама найти цели в бесчисленных и всегда затененных складках бесконечных китайских гор не могла.

Так на практике было получено подтверждение того, что конкретно–символический (иероглифический) тип мышления китайцев вкупе с обычным восприятием времени как порядка следования событий, зафиксированного циклическими знаками, приводит к тому, что везде, где у китайцев есть код и система с нумерацией, можно найти периодичность. Будь то номера военного автотранспорта, бортовые номера самолетов или условные номера войсковых частей — везде достаточная база данных учета позволяет вскрывать матрицу системы. По обнаружению одних элементов предполагать наличие других, недостающих, и так вытягивать всю картину состава и группировки войск.

Впоследствии, когда китайцы позволили иностранцам ездить по стране, я разобрался и с «буграми». Так, «бугры», числившиеся ракетными базами «Пекин» и «Тяньцзинь», оказались защищенными складами снабжения государственного резерва, куда прямо внутрь «бугра» вела ветка железной дороги, по периметру была охрана, а сверху торчали антенны узла связи. Созданы же эти «бугры» были в конце 1960–х годов, когда Председатель Мао провозгласил лозунг «Готовиться к войне, глубже рыть окопы, запасать зерно».

Блефом китайской стратегической маскировки, на который попалась космическая разведка и СССР и США, была и якобы вмонтированная в гору радиолокационная станция с огромной фазированной антенной решеткой для загоризонтного обнаружения пусков советских ракет. Я нашел эту гору, в фас и профиль разглядел все в бинокль, в лоб замерял радиоизлучения, но никаких живых признаков того, что числилось за «объектом», не обнаружил.

Комплексный синергетический подход к разведке в отличие от детальной рациональности позволял соединять как бы бессмысленные числовые данные (например, частотно–временных характеристик сигналов радиотехнических средств телеуправления, слежения и навигации) с малоценной обезличенной, но смысловой информацией других источников и так проникать в военные тайны китайцев.

Это касалось вскрытия испытаний, в том числе неудачных, баллистических ракет для подводных лодок. И оценки характеристик пусков первой мобильной твердотопливной ракеты «Дунфэн-15». И отслеживания стратегических учений «Стальная стена — 87» с развертыванием войск на пекинский оборонительный рубеж, ударами авиации и пусками МБР.

Везде срабатывал принцип голографии (распознавания в объеме — холо  ): «опорная» волна числовых данных (построенных в модели — уровень когно  ), подсвечивая «сигнальную» волну разрозненных слов и изображений от того же события, проявляла скрытую инфо  –картину объекта разведки.

Рационализм — это работа со знаками, с формой. Перспектива же разведки информационного общества за признаками содержания. Маскировка, коды, криптография закрывают форму, а уже потом содержание, которое всегда так или иначе проявляется, можно сказать, «торчит» в признаках сущности. И потому тайна содержания доступна, но не ловкому вору, коварному искусителю или злобному обманщику простодушных людей, а искусному следопыту.

В 10–х годах XXI века внимание разведки все больше захватывает не ракетно–ядерный потенциал, но насильственный экстремизм. Поэтому ныне было бы полезно сделать фильм не про коварный «след медведя», а про благородную «мудрость змеи».

 

Путь хитрости

 

В классике разведки индустриального общества 70 % похищенной информации добывается путем вербовки агентов–осведомителей или оперативного внедрения шпиона на объект интереса. Учебники по разведке утверждают, что успешность вербовки, внедрения и разработки источника обеспечивается следующими личными и деловыми качествами разведчика:

■       способность скрывать свои чувства от окружающих;

■       способность постоянно лавировать и просчитывать ходы;

■       наблюдательность натуралиста и дотошность ученого;

■       общительность, коммуникабельность, актерство, харизма;

■       романтика похождений со склонностью к авантюризму;

■       физическое здоровье, стойкость и выносливость;

■       высокий уровень интеллекта, аналитические способности;

■       длинная воля, скромность и непритязательность в быту;

■       эрудиция, трудолюбие, тяга к слову, способность к языкам;

■       оперативная хватка и способность самому принимать решения;

■       верность, надежность, личное достоинство, ответственность;

■       целеустремленность, смекалка, склонность к самоорганизации;

■       добрая воля подчиняться приказу, способность держать удар;

■       морально–психологическая и алкогольная устойчивость;

■       циничная расчетливость, ловкость, смелость, прагматизм.

Однако главным качеством все же выступает способность мыслить нестандартно и творчески, а действовать самостоятельно на грани фола.

В конце 70–х годов XX века, когда я приехал в КНР в первую длительную командировку по линии Посольства СССР, нестандартным для иностранца было ездить по Пекину на велосипеде, хотя «революционные массы», только что «раскрепостившие сознание» в ходе великой пролетарской культурной революции, передвигались исключительно на велосипедах, а автомобиль был ярким показателем принадлежности к чиновной бюрократии. Пример нестандартного поведения дипломата подал мне тогдашний глава миссии связи США в КНР Дж. Буш–старший. В то время в Пекине близ перекрестка Сидань существовала «стена демократии», на которой китайские противники режима вывешивали вольнодумные газеты больших иероглифов (дацзыбао). Буш–старший в сопровождении переводчика ездил к этой стене за свежей информацией подчеркнуто демократично — на велосипеде. Как писали в газетах, в ходе одной из таких демонстративных велосипедных поездок в народ ему сообщили о назначении на пост директора ЦРУ.

Я же в Посольстве СССР был молодым референтом, которому кататься по городу на велосипеде было по статусу, да и по годам вполне естественно. Решение сделать ставку в организационных вопросах разведки на велосипед я легко принял сам, тем более что личный автомобиль мне не полагался.

Велосипед же ломал все оперативные схемы того времени и давал не предусмотренные учебниками по разведке огромные преимущества по выявлению слежки, отрыву от преследования и, главное, неприметному завязыванию контактов с потенциальной агентурой.

А организационная задача для офицера разведки тогда формулировалась так: «Поезжай в город, познакомься с китайцем и назначь ему следующую встречу для закрепления знакомства и дальнейшей разработки».

Китайское сердце не лишено высоких чувств, но все же на земле больше предрасположено к деньгам. Вопрос лишь в том, как завязать с китайцем денежные отношения естественным для него образом, без «потери лица».

Я решал этот вопрос с опорой на главную черту китайского сердца — прагматизм. И первый контакт с потенциальным источником хоть каких–то сведений придумывал так, чтобы китаец без мысли об измене Родине сразу мог бы отношения с иностранцем перевести на денежный расчет.

В конце 70–х годов в центре Пекина рядом с торговой улицей Ванфуцзин в очень людном месте по выходным дням существовал рынок филателистов. Недалеко от этой толкучки коллекционеров останавливался и посольский автобус, который привозил жен совзагранработников в центр за покупками.

Первый раз организационную задачу — познакомиться с китайцем и назначить ему следующую встречу — я решил на этой толкучке филателистов. В воскресенье в нарушение всех норм конспирации я приехал туда на посольском автобусе. Потолкался среди китайских коллекционеров. Выбрал приличного с виду парня. Купил у него серию каких–то марок и заказал редкие марки времен культурной революции. В следующее воскресенье на той же толкучке получил марки, оплатил заказ и для расширения обмена «марки — деньги» назначил ему встречу уже без других коллекционеров в другом, тоже людном месте. Так появился контакт с условным именем Филателист. Перспектива контакта виделась в том, что, после того как тема марок сама собой иссякнет, китаец, привыкнув к доходу, стал бы за деньги приносить любые внутренние издания, купить или подписаться на которые иностранцам было нельзя. То есть появлялся доступ к «сигнальной» волне.

Второй раз организационную задачу я решил в пекинском Музее изящных искусств (мэйшугуань), где проводились выставки китайской живописи гохуа, а молодые художники с этюдниками учились делать копии по образцам старых мастеров. Одному из таких художников я заказал картину в стиле «горы и воды». Так появился контакт под именем Художник.

Очередной контакт с условным именем Меняла у меня появился тогда, когда КНР встала на курс реформ и открытости (кайфан гайгё) и параллельно с народным юанем в обращение был введен инвалютный сертификат. Обменный курс сертификата к юаню лет эдак пять медленно рос с двух аж до десяти RMB за один ¥. В Пекине тогда появились местные валютчики, которые вместе с иностранцами богатели «из ничего». С одним из таких менял у меня сложились доверительные отношения. И он не раз выполнял деликатные поручения, связанные с проникновением туда, куда иностранцам вход был запрещен, и доставал мне то, что иностранцам не продавали.

Военной хитростью был и выбор мест для общения с китайцами. В 70–е и 80–е годы иностранцы в китайские общественные бани не ходили. Я же приезжал в баню на велосипеде, «яко студент». Инструкций насчет студентов у работников бань не было, а в непредвиденной ситуации китаец в силу конкретности мышления, как правило, теряется, не может быстро принять логически обоснованное решение, а потом не станет сам на себя делать донос о том, чего недоглядел. Более того, голые в бане не выглядят как злобные заговорщики, тогда как тривиальная схема со встречей в ресторане описана во всех наставлениях и для контрразведки куда более подозрительна.

Слабостью китайской контрразведки выступает то, что, работая по схеме (есть 36 классических стратагем, а 37–й нет и придумано не будет), она и у иностранной разведки ищет схему. Поэтому для введения китайской контрразведки в заблуждение разведчику достаточно вести себя естественно, не таясь. Открытость поведения ошеломляет тех, кто сам держится в тени. И интерес выслеживать скрытое коварство через год–полтора пропадает.

 

Почерк дракона

 

Описанные примеры относятся к тому периоду, когда советская агентурная разведка в Китае была парализована. Местные жители, и особенно дети, прямо называли иностранцев «заморский черт» (янгуй). А вольностями перемещений по стране и контактов с китайцами на любых уровнях, которые позже принесла политика «реформ и открытости», еще даже и не пахло.

Тем не менее характерные черты мышления и поведения китайцев не исчезли и не исчезнут, ибо определяются коллективной памятью поколений.

А основной чертой китайской души (психического склада) выступает безразличная «реактивность», или иначе — склонность действовать в ответ на тот или иной сигнал с опорой на ритуал, по заранее отработанной схеме. Тогда как человек Запада, наоборот, «активен», склонен действовать с натиском, на упреждение, захватывать инициативу, навязывать стиль поведения. Люди же русской культуры обычно занимают «пассивную» позицию «унылого терпения», долго ждут, а оттого действуют рывками, зато оригинально, часто иррационально, с проявлением длинной воли.

Мотивом действовать для китайцев прежде всего выступает власть, а фактором сдерживания — только сила. Тогда как для людей Запада мотивом всегда будут деньги, а главным крючком — соблазн. Человек же русской культуры во имя славы может наплевать и на власть, и на деньги. Однако он опаслив, оттого склонен не к закону или ритуалу, но к целесообразности.

Подтверждением сказанному для меня выступает поведение китайской контрразведки. В конце 70–х — начале 80–х годов наружное наблюдение работало как часы, хоть и изощренно, но скрупулезно по одним и тем же схемам. Машины сопровождения выезжали и садились на хвост из одних и тех же ворот или проулков. На каждой двухуровневой развязке дежурный по посту наблюдения всегда выходил на середину верхнего уровня и взглядом провожал машину иностранца, уходящую либо прямо, либо на поворот. А во время священного для китайца обеда (с 11:30 до 13:30) посты наблюдения пустели. Полицейские исчезали из своих стеклянных будок. И иностранец, особенно на велосипеде, мог ехать куда угодно, не опасаясь слежки.

Поучителен случай, когда я должен был встретиться со своим знакомым Филателистом, чтобы передать его в дальнейшую разработку другому офицеру разведки. Получилось так, что я легко уехал на велосипеде от слежки, оставил велосипед на стоянке, покатался на автобусе и в назначенное время был в обусловленном месте встречи с товарищем. Дальше на встречу с Филателистом мы должны были идти вдвоем. Однако на место встречи товарищ мой не пришел. Утвержденная схема операции такой вариант — я пришел, а он нет — не предусматривала. Мы оба должны были или встретиться, или заранее по сигналу разойтись. Поэтому мне ничего не оставалось делать, как взять ответственность на себя. Я решил не отступать и пошел дальше на место встречи с Филателистом. Уже встревоженный первым срывом плана, я пришел туда, где меня должен был ждать китаец, но и его на обусловленном месте не оказалось. Это обстоятельство мою тревогу обострило. Затем, приглядевшись, невдалеке я увидел сигнал опасности — стоящий багажником к проезду посольский автомобиль. Причем не один, как предусматривал утвержденный план, а сразу два. И тут меня накрыла волна леденящего душу страха надвигающегося провала. Однако нужно было что–то делать, можно было отступить, свернуть. Но я опять интуитивно продолжил идти вперед, прямо в центр событий. Пройдя мимо ресторана, где сидели советские дипломаты, выставившие мне сигнал опасности, я стал уходить из жуткого места. И, не размышляя, интуитивно выбрал для этого длинный проход, где можно было с трудом протиснуться двум встречным велосипедистам, а автомобиль проехать уже не мог. И здесь, в похожем на тоннель узком пространстве, зажатом глухими кирпичными стенами, где лишь метрах в тридцати в конце прохода виднелась оживленная улица, меня сзади догоняет Филателист.

Я испытал мгновение тихого ужаса. Бежать некуда. Свидетелей нет. Подсовывай мне что хочешь, фотографируй, изобличай, арестовывай…

Однако мгновение прошло, а ничего ужасного не произошло. Продолжая движение, мы с китайским другом вышли на многолюдную торговую улицу. Постояли, поговорили. Я получил и оплатил выполненный им заказ. Китаец же сообщил, что, увидев посольские машины с дипломатическими номерами, решил на обусловленном месте не маячить и догнал меня лишь тогда, когда я скрылся в укромном для лишних глаз проходе. Подошел городской автобус. Сели в автобус. Ничего опасного не происходит. Доехали до центра. Я назначил китайцу следующую встречу и без лишней спешки к вечеру вернулся в посольство. Резидентура, как говорится, стояла на ушах.

При разборе оказалось, что мой товарищ, которому я должен был передать китайца, засветился и потащил слежку за собой на место встречи. Чтобы спасти положение, послали две машины ставить сигнал опасности ему и мне. Однако, как показал радиоконтроль, китайская контрразведка, увидев, что советские активисты стягиваются в одно место, решила заблокировать подозрительный район, куда можно было попасть по девяти проулкам.

Все девять проезжих для автомобиля маршрутов были перекрыты. Мой товарищ, обнаружив суету бригад контрразведки, на место встречи со мной не пошел. Я же оказался в мертвой зоне, внутри кольца оцепления. Как учит пословица: «Под свечой не видно». Мое парадоксальное решение — не уходить с маршрута, а, наоборот, безрассудно сблизиться с постановщиками сигнала опасности и уйти из зоны внимания через непроезжий для машин проход — позволило с успехом обойти сети, расставленные по шаблону.

Впоследствии, уяснив китайские шаблоны, я уже осознанно работал как можно ближе к объекту, в мертвой для наблюдения зоне, «прямо под свечой».

Еще одним признаком почерка китайских спецслужб выступает их манера действовать скопом, обусловленная неспособностью конкретного мышления быстро предвидеть и учесть многосторонние взаимосвязи и их последствия.

Так, там, где вполне достаточно соотношения 3:1, китайцы нагонят людей и доведут соотношение 8–10 человек против одного (объекта их внимания). По два филера будут стоять в туалете, у лифта, на лестничной площадке, на стоянке у машины. И это будет не демонстративный нажим на психику цели их внимания, а именно страховка от того, чтобы не проглядеть контакт или чтобы человек невзначай не скрылся. Но именно такое обычное массирование сил и средств бросается в глаза и позволяет уходить от слежки, да и от ареста внезапным маневром. Проще всего из мертвой зоны, действуя нагло, прямо «под свечой». Например, с отвлечением внимания слежки на жену (остающуюся в магазине) и машину (оставленную на стоянке перед магазином).

 

Мудрость змеи

 

Если для китайцев война — это бесконечный путь хитрости и обмана, то в человеческих отношениях, составляющих основу разведки, острым оружием, сокрушающим хитрость, будут прямота, простота в общении и искренность. Именно этими «инструментами правды» я и пользовался в 90–х годах, когда после развала Союза ССР оказался в бизнесе — стал генеральным директором китайско–российского совместного предприятия на берегу Желтого моря в курортном местечке Бэйдайхэ. Изменилась и сфера моих интересов. С уровня военных задач я поднялся на уровень практики мировой торговли, финансов, скрытых субъектов стратегического управления и цивилизационных кодов. Изнутри разобрался с гонконгскими схемами финансирования «китайского чуда» через золото и наркотики. Уяснил и научился применять на практике Закон Перемен. Разглядел подводную часть «айсберга» мировой политики.

Однако все это были лишь новые знания без понимания сути вещей. Мудрость же пришла с возрастом и лишь тогда, когда спецслужбам КНР окончательно надоело следить за мной и моими контактами в Китае и «по странам и континентам». 29.06.1999 года меня в Бэйдайхэ навестили «компетентные органы», подвергли перекрестному допросу под телекамерой, а затем заявили, чтобы в течение 48 часов я покинул Китай. В ноте МИД КНР послу РФ на мой счет было сказано, что «за пользование преимуществами и привилегиями, на которые я не имел права» мне запрещен въезд в Китай. Мое совместное предприятие закрыли. Персоной нон грата я был семь лет.

Вернувшись на Родину, я оказался не у дел. В безостановочной борьбе проблемы нагромождаются одна на другую. Победы требуют продолжения борьбы. И только поражение дает возможность передохнуть и собраться с мыслями. Тогда–то я и подвел первый промежуточный итог тому, что знал. Написал свою первую книгу: Китайская специфика, как понял ее я в разведке и бизнесе (М.: Муравей, 2002). Этот творческий отчет о разведке Китая лег в основу учебника Практическое китаеведение (М.: Восточная книга, 2007).

В 2003 году я попал в орбиту Клуба товарищей Военного института иностранных языков Красной армии, который окончил в далеком 1974 году.

Клуб ВИИЯ КА — это, конечно, на Бильдербергский и не Римский клуб. Однако принцип протягивания надсистемных связей был присущ и нашему клубу. Под эгидой Клуба ВИИЯ КА группа энтузиастов разного профиля знаний и умений сформировала «Академию небополитики»®. В рамках академии появилась доктрина захвата будущего «Царство Правды — Держава Белого Царя». Пришло понимание глобальных проектов. Удалось сделать классификацию связки сил библейско–средиземноморской цивилизации. В результате появился метод вскрытия тайн стратегического управления, оценки событий и моделирования процессов бытия в объеме.

Классификация небополитикой надгосударственного уровня глобального управления исходит из принципа троичности Неба (Космоса). И строится от трех возможных символов — основ догматики трех доктрин захвата будущего в плоскости геополитики. На Земле это Точка — Горизонталь — Вертикаль.

Точка   — это индивидуализм, права человека, ставка на букву закона. В библейской цивилизации это наследники фарисеев. Приверженцы казуистического толкования Закона Моисея и формального благочестия. В переносном смысле — лицемеры талмудисты. Основоположники религиозно–юридической системы позднейшего иудаизма, офор