Произнесено: Мишкин. И оборвался плавно начавшийся пустой переброс словами. Опять всплыло то, что и не забывалось. Перед ними вновь замаячила близкая смерть — первая смерть в их узком кругу.

— Ладно. Мне здесь, Олежка. Желаю успеха. Впрочем, успех, по-видимому, уже в наличии. Удачи желаю!

Минут через пять и Олег остановил машину.

Шурочка его уже ждала.

— Ну как продвигается наука?

— Сдала, сдала.

— Не буду уподобляться занудам — отметка значения не имеет.

Она засмеялась и, отвернувшись к зеркалу, поправила прическу. Зачем? Наверное, чтоб просто отвернуться. Олег сзади приблизился и, наклонившись, поцеловал в шею.

— Не горячись. Есть будешь?

— Вот если б кофейку, я — за.

— Сейчас сделаю.

— И замечательно. Несмотря на драконовские методы, придуманные родными партией и правительством, больные наши, желая поддерживать слабеющие силы хирургов, занесшие руку с ножом над их телами, еще приносят нам… — И Олег вытащил из портфеля бутылку коньяка.

— Господи, какая длинная речь ради одной бутылки! Вам, Олег Сергеевич, в адвокаты бы.

— Хорошо. Слышу слово будущего юриста. Во-первых, по нынешним временам даже одна бутылка достойна изысканных словесных длиннот. А во-вторых, я уже заслужил, по-моему, именоваться без отчества.

— Я еще не привыкла. Потому и путаюсь.

— Оформим. Как говорится, но проблемс. — Олег стал открывать бутылку. — За брудершафтом дело не станет.

— Подожди. Сначала кофе сделаю.

— А я пока разолью, подготовлюсь к мероприятию.

Шурочка стала возиться у плиты.

— А тебе не жарко? Сняла бы свитерок.

— А тебе в пиджаке?

— Всё. Его уже нет. Чего ты возишься там — у плиты в свитере? Давай выпьем!

Шурочка опять засмеялась. Делано засмеялась. Взяла в руки чашечки с кофе и отнесла на стол в комнату.

Процедура брудершафта состоялась.

— Олег, а что это шеф наш сегодня говорил о размножении клонированием.

— Детка моя. Не бери в голову всякие глупости. Мы знаем способы лучше, приятнее и дешевле.

— Хм! Не горячись. Это ответственное заявление.

— Забыл, что имею дело с юристом, — состроив испуганную мину, осклабился Олег. — Ты уже второй раз просишь не горячиться. Заморозишь.

— Ну, действительно, что это за клонирование?

— Да это игры генетиков в бирюльки. Бесполое размножение. Это когда из клетки донора развивают — теоретически, пока теоретически — целый организм.

— Это если мужа нет?

— Здрасьте — Новый год.

— Ну без любви, значит?

— Ну так! Сама напросилась. Любовь — это борьба полов. Битва. Любовь отличает человека от животного. Любовь — суть homo sapiens. Любовь потому и основа духовности. Бесполое размножение чревато истинной потерей духовности. Потому и отвратительно и неуместно — как и когда говорят “мы занимались любовью” без любви.

— Понятно. Не пора ли тебе домой?

— Слышу речь не девочки, но юриста. Видишь, как нельзя смешивать жанры: науку, любовь, публицистику и гедонизм.

— Господи! А это что такое?

— А это вы еще не проходили. Если мне еще не пора домой, то я проведу практический семинар по гедонизму. Давай еще выпьем.

— На посошок?

— Нет. Что ты. А кофе. Ты ж обещала. Остывает.

Шурочка опять засмеялась, помолчала…

— Ну пей…

* * *

— Толь, поехали со мной.

— Мне же в другую сторону.

— Ну до метро хотя бы.

— Такси ловить?

— Так у меня машина.

— Ух ты! Когда сподобился?

— Или я не профессор? Вот уже полгода.

Леша с Толей подошли к машинам, выстроившимся вдоль подъездов.

— Они все одинаковые. Как узнаешь свою? Даже цвет один.

— Цвета разные. Просто грязные все. А свою собственность и по запаху узнаешь.

Алексей торжественно распахнул дверцу:

— Прошу.

— Жигуль?

— А то.

Машина немного поурчала, прогрелась и медленно покатила, минуя небольшой ряд таких же грязноватых “Жигулей”.

— Олег тоже профессор, а где ж его кар?

— А он слишком много на блядей тратит.

— Больно ты суров к товарищу. Блядей!.. Около него я всегда видел вполне приличных дам.

— И что? Блядь может быть вполне приличной дамой. Это просто человек… женщина, легко, без натужности и с удовольствием идущая на интимный контакт.

— Да уж, всегда сперва надо договориться о терминах. Скажем, проститутка — это профессия. Блядь — мировоззрение.

— А историков тоже волнуют определения?

— Еще бы! Для нас определения, может, важнее, чем вам, хирургам. Это вы все страдаете профессиональным расизмом.

— Да что вы про нас знаете, про хирургов! Для вас мы циники…

— Именно так. Циники, безбожники…

— Да среди медиков и вообще естественников больше верующих, чем среди болтунов-гуманитариев.

— Так! Переходим на личности…

— Извини. Я хочу напомнить тебе про хирурга Войно-Ясенецкого, он же епископ Лука.

— Знаю, знаю. Но, как говорил, Крылов Иван Андреевич, правда, извини, про гусей: “…то ваши предки, а вы годны лишь только на жаркое”.

Оба засмеялись.

— Да ладно, Толь. Конечно, на первый взгляд, у религии и медицины разные задачи: одна думает о спасении души — это для нее первее всего; а другая страдает за тело. И впечатление, что им приходится вступать в конфронтацию. Они союзники или соперники, конкуренты? Ты как считаешь?

— То есть быть или не быть — кому что важнее?

— Нет, не так: сейчас или навечно?

— Хм! По-моему, для вас, для медицины — быть.

— Для нас, для медицины, для религии тоже — уйти из “быть”, из тела так, чтобы попасть в духовный сад.

— Стоп! Все! Уже ничего не понимаю. Надо подумать. Здесь останови: вон метро. Удачи тебе в борьбе с недужным телом и за счастливую душу.

* * *

— Готова машина? Что, прямо сегодня? Конечно, жду! — Илья положил трубку, удовлетворенно улыбнулся и назидательно сказал зеркалу: “А говорили: обманут. Вот вам! Верить надо”. Стал натягивать куртку, но телефон зазвонил снова.

— Слушаю… Да, Евгений Львович… Позвонили. Сейчас едем обкатывать… Я был уверен… Вечерком позвоню... А точно завтра хотите?.. Ну ладно. Позвоню. А от Гали не получу по шее?.. Ну, не гневитесь. Приеду — позвоню.

Он выскочил из подъезда, и одновременно подъехали его бывшие обидчики. Машина выглядела вполне прилично. Ребята чувствовали себя героями и благодетелями, будто не они разбили, а просто ликвидировали чей-то грех. Втроем обошли машину вокруг — ощупывали, оглаживали.

Через час Илья звонил шефу:

— Евгений Львович, все в порядке… Договорились: четверть девятого. Только чтоб Галя не провожала — я боюсь.