Поднебесная Империя и ее северный сосед

Китайский народ не только самый многочисленный в мире; он обладает богатейшей культурой и древнейшей государственностью. За сотни лет до Рождества Христова сложился в Китае жизненный уклад, сохранившийся по существу вплоть до нынешнего века. Шелк и бумага, порох и печатный станок напоминают нам о материальной культуре Китая, имена Конфуция и Лао-Цзы - о его духовном наследии.

Религия Китая часто воспринимается как синкретизм или «экуменизм»: в ней-де всему находится место без разбору. Это ошибка. Три направления традиционной китайской мысли - конфуцианство, даосизм (учение Лао-Цзы) и буддизм - образуют вполне определенную структуру, «три дороги к одной цели». Больше того, структура эта обладала высокой устойчивостью и сопротивляемостью ко внешним воздействиям.

Как отмечал о. Серафим Роуз, глубоко изучивший древне-китайскую культуру, «в традиционном китайском сознании центральное место занимает понятие правильной веры (orthodoxy), истины, на которой зиждется общество. Эта истина выражается в различных формах... Даосизм относится к духовной сфере, а конфуцианство - к социальной» 1. Вспомним, что для самого отца Серафима даосизм стал мостом к Православию.

Китайцы всегда относились с осторожностью и недоверием к элементам чужеродной культуры: это позволило им сохранить свою цивилизацию на протяжении многих веков, в безчисленных войнах с кочевниками и соседями. Всем, конечно, памятен совет Чацкого:

«... Если рождены мы все перенимать,
хоть у китайцев бы нам несколько занять
премудрого у них незнанья иноземцев.
Воскреснем ли тогда от чужевластья мод?..»

Традиционный уклад жизни, порядок вещей, основанный на понятии о правильной вере, - таковы были основы китайского общества и государства. Из-за пренебрежения этими основами (или полного их незнания) попытки установить контакт между Западом и Китаем, включая проповедь христианства, оказывались безуспешными.

В ХVII веке, когда Россия стала осваивать Восточную Сибирь, Китай столкнулся лицом к лицу со своим северным соседом. Первые контакты носили характер приграничных вооруженных конфликтов, самым значительным из которых было взятие 15-тысячной китайской армией русской крепости Албазин на Амуре в 1685 г. Казаки, захваченные при этом в плен, были переселены в Пекин и положили начало многолетнему присутствию русских-«албазинцев» в Китае. Вместе с казаками в Пекин отправился о. Максим Леонтьев, первый православный священник на древней китайской земле.

Албазинцы были причислены императором к почетному военному сословию и сыграли значительную роль в развитии торговых и политических отношений между Россией и Китаем в ХVII-ХIХ в.в. Чтобы дать им возможность исповедовать Православную веру, китайские власти предоставили им место для строительства часовни, а затем - когда в 1695 г. из России привезли антиминс, церковную утварь и книги, - и церкви, несмотря на строгие законы и гонения против христиан. Замечательно, что тобольский митрополит Игнатий писал о. Максиму: «пленение ваше не без пользы китайским жителям, яко Христовы православныя веры свет им вами открывается, и вам спасение душевное и небесная мзда умножается», выражая надежду, что и сам китайский император примет христианскую веру 2.

Так было положено основание Российской Духовной Миссии в Пекине, которая на протяжении двух с половиной столетий не только несла свет православия албазинцам и коренным китайцам, но и стала центром изледований языка, истории, культуры и природы Китая русскими учеными. В связи с открытием Духовной Миссии и обращением некоторых китайцев в православие, император Петр I писал: «То дело зело изрядно. Только, для Бога, поступайте в том опасно (осторожно) и не шибко, дабы китайских начальников не привесть в злобу, также и езувитов, которые там от многих времен гнездо свое имеют. К чему там надобны попы не так ученые, как разумные и покладистые, дабы чрез некоторое кичение оное святое дело не произошло в злейшее падение...» 3. Пусть Петра I и нельзя отнести к христианским авторитетам, но в данном случае он предвидел будущее с завидной точностью.

И хотя работа миссии проходила, как говорится, с переменным успехом, все же мы видим, как лучшие ее представители вполне следуют предложенной стратегии и сочетают высокую ученость с уважением к стране, ее жителям и ее культуре. Вот архимандрит Иакинф Бичурин, начальник Девятой Миссии в Пекине 1808-1820 гг., один из крупнейших синологов, автор множества книг, собеседник и вдохновитель Пушкина: «... О. Иакинф сразу же окунулся в китайское море и стал себя чувствовать в нем, как рыба в воде. Он быстро приспособился к китайцам, в совершенстве изучил язык... контакт и общение с людьми дали ему безценное знание нравов и обычаев страны» 4. Или архимандрит Петр Каменский, начальник Десятой миссии 1820-1830 гг., который сообщал о своих связях среди местного духовенства: «Сей великий жрец Фоевой веры, манджур Кутухта, крайне с нами в Пекине подружился, многократно нас навещал, неоднократно слушал Божественную литургию, обедал у нас, и мы у него...» 5.

Те, кто связывает образ христианского миссионера со святыми Стефаном Пермским, Германом Аляскинским, Иннокентием Московским и Николаем Японским, не найдут в вышеприведенных строках ничего примечательного: иначе и быть не должно. Беда в том, что если для нас примеры этих святых являются хоть и трудно достижимым, но все же идеалом, то западные христиане имеют свои источники вдохновения и примеры для подражания в деле распространения веры.

Видимые результаты работы Российской Духовной Миссии были не слишком внушительными. В различные периоды число православных то возрастало, то вновь сокращалось. Новообращенным китайцам во время гонений случалось маскироваться под видом албазинцев: «...за Божиею помощью и защищением, до наших греко-российских христиан албазинского роду правительство китайское не касалось, потому что знает, что они суть русские потомки, под которых видом и прочие из китайцев и маньчжуров крещенные безопасно ходили в церковь... В 1768 году опубликован был от богдыхана указ весьма грозный и запретительный: всем маньчжурам, китайцам, мунгалам и корейцам не принимать чужестранную веру под жестоким наказанием...» 6.

Многочисленны были нарекания на албазинцев, на их темноту, нетвердость в вере, приверженность языческим нравам, пьянство... Плохие христиане? может быть. Но 1900 год оценит их по-другому и еще раз напомнит о несовершенстве людского суда, людской классификации на «плохих» и «хороших» христиан.

«Дележ арбуза»

Кому из политических лидеров прошлого могло бы прийти в голову повторить призыв кайзера Вильгельма II, обращенный им в 1900 г. к германскому Экспедиционному корпусу: «Как некогда гунны под водительством Аттилы стяжали себе незабываемую в истории репутацию, так же пусть и Китаю станет известна Германия, чтобы ни один китаец впредь не смел искоса взглянуть на немца» 7.

Если вождь цивилизованной германской нации ставит задачу просто учиться у гуннов, то современный ему американский идеолог не лишен богословского взгляда на предмет: «Китаю нужно руководство, помощь, и даже разумное принуждение, чтобы порвать со своей отжившей цивилизацией и попасть в поле действия движущих сил, порождаемых истиной христианского откровения» 8.

А вот речь сенатора А. Бевериджа из штата Индиана по поводу американской политики в Китае и ее идейного обоснования: «Неужели Господь Бог готовил англо-саксонскую и тевтонскую расу к тысячелетнему царству бездеятельности и никчемного самосозерцания?? Нет, и еще раз нет! Он отдал в наше распоряжение весь мир... чтобы мы управляли дикими и одряхлевшими народами» 9.

Приведенные цитаты - свидетельства господствовавшего в конце ХIХ века сознания расового превосходства над «дикими и одряхлевшими народами» и неудержимого желания обратить это превосходство в наличные деньги: в этом усматривали законное проявление «движущих сил, порождаемых истиной христианского откровения». Это было время, когда на планете вдруг стало тесно - не за счет недостатка кислорода, воды или пахотной земли, а за счет избытка радиуса действия боевых кораблей, дальнобойности орудий и разрушительной силы снарядов. Старые страны на карте мира срочно перекрашивались в новые цвета, и заблуждения рассудка, хорошо знакомые нам из истории, - «тысячелетнее царство», «разумное принуждение», «цель оправдывает средства» и пр. - вдруг приобрели самое широкое практическое применение.

Китай оставался одним из немногих неподеленных еще лакомых кусков: интерес к нему со стороны «цивилизованных» держав усиливался также и тем, что Цинская династия, правившая страной с ХVII века, была близка к падению. Смена династии - болезненный процесс для любой монархии; Китай за свою историю видел немало подобных кризисов, и всегда они сопровождались гражданской войной, неразберихой, ослаблением государства. В таких-то условиях и происходило долгожданное знакомство Китая со внешним миром, процесс, который китайцы с горечью называли «дележом арбуза».

Как всегда, сначала речь заходит о свободной торговле; потом выясняется, что нужны еще «концессии» и «сферы влияния» для каждого торгового партнера; а потом уж и само государство перестает существовать, распадаясь на колонии и протектораты. Первенство в этом принадлежало, по обыкновению, Англии. Неприятности начались в связи с вывозом китайского чая в Европу еще в первой половине ХIХ века: чайные клиперы, эти белокрылые красавцы, возвращались в Китай ни с чем иным, как с индийским опиумом, торговлю которым британские джентльмены считали своей важнейшей коммерческой задачей. В результате не знавший прежде опиума Китай за несколько десятков лет превратился в страну массовой наркомании: опиум стал национальным бедствием. Христианские миссионеры стремились помочь китайцам избавиться от ужасного пристрастия и, нередко добиваясь успеха, считали, что тем самым они демонстрируют превосходство западной цивилизации. Но им почему-то не приходило в голову, что у любого нормального китайца западная цивилизация ассоциируется в первую очередь с насаждением опиума в Китае 10.

Неудивительно, что китайские власти были другого мнения о «дарах цивилизации», чем их западные партнеры. Результат - Первая Опиумная война с Англией, затем - Вторая, с Англией и Францией, затем с Японией, затем еще одна с Францией, потом снова с Японией, и т. д., причем исход всегда был один и тот же: поражение китайской армии, унижение китайского государства, усиление иностранного влияния.

В этих условиях традиционный китайский изоляционизм и недоверие к чужеземцам постоянно подпитывались внешними событиями и в конце концов переросли у многих в устойчивую ненависть. Как это происходило, и каковы были нравы европейцев в Китае, хорошо видно на примере печально знаменитого Тянцзинского кровопролития 1870 г.:

«... Казалось, что беспорядков удалось избежать, и Чжун Хо стал писать воззвание к народу, чтобы окончательно восстановить спокойствие. Ближе к вечеру, однако, ему сообщили, что возле церкви произошло столкновение между прохожими и китайцами-католиками. В тот самый момент, когда он посылал солдат для наведения порядка, прибыл французский консул г-н Фонтанье, и Чжун Хо вышел ему навстречу. Фонтанье, вооруженный двумя револьверами, был в дурном настроении. Завидев Чжун Хо, он стал браниться, и, не помня себя, выстрелил в китайского чиновника, но к счастью не попал... Чжун Хо ушел в кабинет; Фонтанье ринулся за ним, и со страшным криком стал крушить обстановку. Когда гнев его поутих, и он собрался было уходить, Чжун Хо предупредил его о возможной опасности от враждебно настроенной толпы, и посоветовал задержаться. Фонтанье сказал, что китайцев он не боится, и вышел на улицу. Там он увидел тянцзинского судью, который возвращался к себе, умиротворив толпу у церкви. Фонтанье вытащил револьвер и стал стрелять в судью, не попал, но смертельно ранил одного из его спутников.

Была ли последовавшая за тем бойня плодом заговора или ярости толпы, неизвестно: ясно лишь, что теперь ее уже было не остановить. Фонтанье и его помощника растерзали на месте; сожгли французское консульство, церковь, приют, и перебили всех французов, кого смогли найти...» 11.

Приходится признать, что западные христианские миссионеры - и «езувиты», и особенно протестанты, - не были свободны от слабостей г-на Фонтанье и ему подобных. Вот молодая американка, проповедница Слова Божия в провинции Шанси в. 1898 г., едет верхом до делам миссии, и какой-то китаец издали обзывает ее «заморской чертовкой» (обычное прозвище для иностранцев в те дни). Что она предпринимает в ответ? Настигает оскорбителя и избивает его плетью. И вовсе не похоже, чтобы кому-то из ее компаньонов это пришлось не по душе 12.

Высокомерие европейцев, их презрение к народу, среди которого они жили, часто объясняют «культурными особенностями Китая». Особенности и в самом деле были непривычные, начиная от уклончивой манеры выражаться (принимавшейся многими за лживость), еды, одежды, жилья и гигиенических правил, кончая упомянутой выше наркоманией, склочничеством (многие китайцы обращались в христианскую веру, полагая, что европейцы помогут им в судебных тяжбах), воровством, и омерзительным обычаем убивать «лишних» новорожденных. Все это так, и все это могло бы объяснить поведение тех, кто ехал сюда торговать чаем, - но не проповедовать Христа. Рассматривая отношения Запада и Китая во всей совокупности, от военных и коммерческих до культурных и религиозных, мы вынуждены сделать важный вывод: восстание 1900 г. было вызвано не столько «злоупотреблениями» Запада, как о том часто пишут, сколько самыми основами его политики. Точнее даже было бы говорить не о столкновении Китая с Западом, а о столкновении противоборствующих течений в самой западной культуре - или попросту о ee кризисе, - жертвой которого оказалось древнее китайское государство 13.

Россия, как ни досадно, также приняла участие в «дележе арбуза». А. И. Солженицын замечает, что «Россия - недопустимо морально, и недопустимо даже из практического расчета - превзошла в своем расширении те необъятные границы, которыми она владела. Начав с 1895 г. на Дальнем Востоке действовать заодно с европейскими странами, российское правительство не удержалось (1900) от постыдной посылки русского корпуса в Пекин для соучастия в подавлении китайского восстания: уже которое десятилетие Китай был слаб, в разломе, - и все хищные державы наперебой пользовались этим» 14.

Насколько операции русских войск в 1900 г. можно назвать «постыдными», мы увидим ниже; но, к сожалению, пословица «по воде ходить - сухим не быть» вполне приложима здесь, и в частностях - когда русские упоминаются в связи с жестокостями и убийствами мирного населения, и в общем - когда заходит речь о российских интересах в Маньчжурии, Русско-Японской войне, и последующих событиях. И, как всегда, враги России не стесняются в средствах: «Англия в тот момент стремилась всячески поддерживать Германию и противодействовать интересам России на Дальнем Востоке. За успех такой политики безымянные китайские крестьяне расплачивались смертью от британских пуль» 15.