Из фильма «Кукла с миллионами» (1928)

 

– Разумеется, ввиду последних событий я запрошу инструкции из Москвы, – сказал Матвей Семенович. – Такое печальное происшествие… – Он откашлялся. – Разумеется, съемки придется остановить. Я вообще не удивлюсь, если производство свернут…

– Как это свернут? – взволнованно закричал Винтер, подскочив на постели. – Фильма почти готова!

– На две трети, – вставил Нольде, который находился в номере режиссера вместе с Борисом, его женой, Мельниковым и Володей Голлербахом.

Члены съемочной группы и уполномоченный кинофабрики проводили что-то вроде экстренного совещания.

– Минуточку, минуточку, – вмешался Кауфман, – всего несколько дней назад вы заверяли меня, что съемки в Ялте будут проходить как минимум до середины сентября, а затем вы возвращаетесь в Москву, где в павильонах работы на полтора месяца, а может быть, и больше. Я уж молчу о том, что вы лишились исполнительницы главной роли…

– Вы так говорите, как будто это я убил Нину Фердинандовну!

– Отнюдь, Борис Иванович! Но мы все сейчас в крайне сложном положении. На вашу фильму уже потрачено колоссальное количество денег, а что теперь? Хорошо, я верю вам, что осталось снять всего ничего. Но как вы обойдетесь без Гриневской?

Винтер обменялся взглядом с Мельниковым.

– А что тут думать? – сказал сценарист, пожав плечами. – Надо переписывать сценарий.

– Вот так просто? – с сомнением спросил Кауфман.

– Это будет вовсе не просто, – заметил Володя. – Придется думать, как оставить максимум снятого материала и при этом – как заменить сцены, в которых Гриневская уже не сможет участвовать.

– Перепишем их под Лёку, вот и все, – сказал Мельников. – Ее героиню воскресим, а героиню Гриневской убьем.

В комнате повисло ошеломленное молчание.

– Сцену гибели снимем издали с дублершей, чтобы не было видно лица, – добавил Нольде. – Да ту же Лёку можно снять.

– Вы не хотите выпить водички? – участливо спросила Тася у Матвея Семеновича, который с потерянным видом растирал рукой лоб. – Или чаю? У меня есть.

– Нет, благодарю, – очень вежливо ответил уполномоченный и посмотрел на нее так, словно она только что предложила ему яду.

– Линию Гриневской сократить, линию Лёки увеличить, – напирал Мельников, видя, что Борис колеблется. – Другого выхода я не вижу. Когда фильма выйдет, посвятить ее памяти Нины Фердинандовны. Мы уже слишком много отсняли, и отступать нельзя. Фильму надо заканчивать.

– Я считаю, это вполне разумно, – сказал Володя. – Тем более что у нас даже не одна фильма, а целых три. То, что произошло с Ниной Фердинандовной, ужасно, но… Мы все прекрасно знаем, что именно такие трагедии привлекают публику.

Матвей Семенович держал паузу. Он снял очки и принялся медленно их протирать.

Мысли уполномоченного были странны и печальны. Он думал о том, что жена наркома еще не похоронена, а ей уже нашли замену; о том, как Нине Фердинандовне все угождали при жизни и как быстро смирились с тем, что она исчезла. И еще он поймал себя на том, что стал малость побаиваться этих интеллигентных, творческих, увлеченных людей, которых заботило только одно – чтобы работа была закончена и фильм выпущен.

– Сколько времени вам нужно на переделку сценария? – спросил наконец Матвей Семенович, надевая очки.

– Три дня, – уверенно ответил Мельников.

– Больше, – вырвалось у Бориса.

– Нет. Заодно выбросим все лишнее и допишем эпизоды для Лёки. Придется изменить ее линию с Эндрю.

– Послушайте, а вы не хотите использовать кадры крушения? – неожиданно спросил Володя. – Помните, когда поезд сминает машину… По сценарию героиня Нины Фердинандовны спаслась, ну а если нет? Тогда и гибель ее объяснять не надо…

Завязалось оживленное обсуждение.

Все, кроме Кауфмана, выдвигали свои соображения, но большинство было согласно с тем, что смерть героини в аварии – отличная идея.

– Хорошо бы эти кадры переместить в конец второй серии, – сказал Нольде. – После такого третью серию зрители точно не пропустят…

– У нас в конце второй серии действие уже в Москве, – напомнил режиссер. – А приезд Гриневской в Москву мы не сняли…

– Ну и что? Она опоздала на поезд, например… или Тундер Тронк устроил очередные козни. Вообще что тут думать? Он у нас злодей, так пусть убивает без всяких причин…

 

Пока в номере Винтера шло совещание, на набережной недалеко от гостиницы «Россия» гример Пирожков в очередной раз описывал изнывающим от любопытства слушателям детали случившегося. Фотограф, Валя, парикмахер Фрезе, ассистент Светляков и другие присутствующие перебивали вопросами и выдвигали свои версии.

– Сдала бы клад государству, как полагается, и никто бы ее не тронул, – объявила Валя.

– Вот увидите, в газетах напишут, что ее белые убили, – усмехнулся Светляков.

– Вполне может быть, – сказал Беляев. – В газетах чего только не пишут!

– Ах, ну что вы говорите такое! – вырвалось у парикмахера.

Он оглянулся и увидел, что к ним подходит Опалин, засунув руки в карманы.

– А, Ваня! – воскликнул гример, заметив нового слушателя. – Вы уже слышали, что с Ниной Фердинандовной произошло?

– Так, слышал кое-что, но не поверил, – ответил Опалин, подпуская в голос сомнений, чтобы раззадорить собеседника. – Так это правда? Ее убили?

К его удивлению, Пирожков довольно точно описал детали случившейся драмы. Он знал и о зарезанных собаках, и о том, что охранник Гриневской прятался за дверью, но считал, что того ранили бандиты. Так же Опалин узнал, что в городе считают крайне подозрительным отъезд секретаря Гриневской накануне нападения на дом.

– По-моему, он уехал, потому что нарком его вызвал в Москву, – заметил Иван.

– Да, но смотрите, как интересно получается: он уезжает, и хозяйку сразу же убивают. Я никого не обвиняю, упаси бог, но все-таки – странно, вы не находите?

– Не сразу же, а через несколько дней, – напомнил Светляков.

– Ну конечно, если бы ее убили сразу же, то сразу же и возникли бы вопросы к секретарю. Но я бы на месте товарищей, которые ведут дело, постарался все проверить. Мало ли что…

– А из чего ее убили? – неожиданно спросил Митя Абрикосов, и все с удивлением повернулись к молодому реквизитору.

– Тебе-то что за печаль? – фыркнула Валя.

– Так, просто интересно.

– И что ж у тебя за интерес такой? – спросил фотограф, прищурившись.

– Ну… – Митя потупился. – Да неважно. Я просто узнать хотел…

Он явно нервничал, и Опалин насторожился.

«Эге… да он что-то знает… Или подозревает… Почему он спросил про оружие? Надо будет Парамонову сказать…»

– Фома Лукич! – К ним стремительным шагом приблизилась Лёка. – Вы, случаем, не знаете, куда Андрей пропал? В номере его нет…

– Запил гражданин Еремин, – усмехнулась костюмерша.

– Ну что вы, Валечка, – укоризненно промолвил Пирожков. – У человека же горе. – Он обернулся к актрисе, которая с нетерпением смотрела на него. – Андрей Павлович с Леонидом Сергеевичем и этим… писателем, забыл фамилию, пошли в «Красную Ривьеру».

– Макар Косой, – подсказал Фрезе фамилию писателя.

Вот ведь как любопытно, мелькнуло в голове у Опалина: человек вроде не любит сплетен, а такие мелочи помнит.

– Спасибо, Фома Лукич, – сказала Лёка и, как была, на каблучках побежала к «Красной Ривьере».

Пирожков внимательно посмотрел ей вслед и покачал головой.

– Кажется, кое-кому скоро дадут отставку…

– Это было ясно с самого начала, – заметил фотограф. – Она с Еремина глаз не сводила. А теперь он свободен.

– Кстати, Фома Лукич, а вы не знаете, где Кеша? – спросил Опалин самым что ни на есть естественным тоном.

– На дне морском, – хмыкнул фотограф, и его светлые глаза сверкнули.

– Вы шутите? – Иван растерялся.

– Хм, ну только там он может спрятаться от гнева Татьяны Андреевны. Он же машину испортил.

– Да чинят машину, чинят, – вмешался Пирожков, вытирая лоб платком. – А Татьяне Андреевне, конечно, не следовало на него вчера так кричать.

– Да что вы от нее хотите, ей-богу, – засмеялась Валя. – Таська просто старая страшная баба, которую не любит муж, а она его шантажирует больным ребенком. Если бы Борис Иваныч был поумнее – и не такой порядочный, – давно бы ее бросил. – Окружающие смущенно запротестовали. – Нет, ну любому другому уже давно надоело бы глядеть на ее рожу и линялые тряпки, в которых она ходит…

Случайно оглянувшись, Опалин увидел, что жена режиссера стоит в нескольких шагах от них.

Судя по выражению ее худого лица, Тася прекрасно все расслышала. Ее тонкие губы недобро кривились, редкие светлые ресницы подрагивали, и мысленно Иван приготовился к худшему.

Первым нашелся Митя Абрикосов.

– Простите, мне надо идти, – пискнул он и сбежал – то есть удалился настолько быстрым шагом, насколько позволяли обстоятельства.

По правде говоря, оставшиеся в глубине души могли только жалеть, что не могут повторить его маневр.

Тася сглотнула, вынудила себя изобразить улыбку и проговорила:

– Я хотела вам сообщить, что съемки прерываются как минимум на три дня. Сценарий будут переписывать… Очень хорошо, что вы здесь и что мне не пришлось… – Она не договорила, махнула рукой и зашагала обратно к гостинице.

Сергей поглядел ей вслед, усмехнулся и повернулся к костюмерше.

– Ну, Валя, держитесь… Она вас съест.

– Подавится, – пожала плечами девушка. – К тому же я на местной студии работаю, а не в Москве. И я член профсоюза, меня нельзя просто так уволить.

Поболтав еще о том о сем, киношники разошлись кто куда, а Опалин отправился в гостиницу, где столкнулся с Харитоновым, который нес пачку бумаги и несколько коробочек ленты для пишущей машинки.

– А, рабкор! – воскликнул помреж, завидев Ивана. – Что, тебе уже статью про убийство заказали? Нет? Какие-то у вас в провинции редактора тугодумы. Или они что, наркома боятся?

– А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Опалин, но тут же решил свернуть на интересующую его тему. – Слушай, а Кеша где? Никак его найти не могу.

– В гараже «Крымкурсо», наверное, – ответил Вася. – В «Изотте» одна деталь сломалась, надо ее заменить, а она, зараза, редкая. Вчера Татьяна Андреевна ему сцену устроила из-за машины и велела ее починить… А у «Крымкурсо» механики хорошие… Лёка!

Его подруга только что вошла в гостиницу, бережно ведя Еремина, как будто он был тяжелобольным, хотя все указывало на то, что он всего лишь перебрал.

– Осторожнее, Андрей, тут ступенька… – Но он все равно споткнулся и неловко повис на девушке, обняв ее за плечи.

Вася, наблюдая за этой сценой, нахмурился.

– Лёка, – начал он, подходя ближе, – ты…

Однако Харитонов не успел закончить фразу, потому что в холл, печатая шаг, вошел Николай Михайлович Парамонов в сопровождении десятка человек в форме.

– А! – обрадовался Андрей. – Угры… угрозыск… А-рес-то-вать!

– Спокойно, гражданин, спокойно, – ответил Парамонов, метнув быстрый взгляд на его бледное лицо и слипшиеся пряди волос на лбу. – Пока мы устроим тут небольшой обыск… Граждане киношники, возвращайтесь в свои номера. Товарищ администратор, нам понадобятся понятые…

– Лёка, – сказал актер, поворачиваясь к своей спутнице, – вы д-дивная девушка. Выходите за меня замуж!

Лёка побледнела и впилась взглядом в его лицо.

– Так, ну это уже черт знает что такое, – проворчал помреж. – Лёка, он лыка не вяжет, ты его не удержишь… Ваня! Помоги мне доставить нашу звезду в номер, а то он, не ровен час, упадет… Лёка! Да оставь ты его, подержи лучше бумагу и эту чертову ленту…

Опалин и Вася с грехом пополам довели Еремина до лифта и поднялись на верхний этаж.

Лёка одной рукой прижимала к себе то, что ей вручил Харитонов, а другой пыталась поддержать Андрея, но это плохо у нее получалось.

– Со мной все хорошо, – пробормотал актер в коридоре, высвобождаясь. – Спасибо, товарищи. – Он провел по лицу трясущейся рукой. – Я… я, кажется, немного перебрал…

– А они правда будут обыскивать? – вдруг спросила девушка с тревогой, ни к кому конкретно не обращаясь. – И что, все-все просматривать?

Она разом вспомнила все ужасное, что лежало в ее чемоданах и могло попасться на глаза чужим равнодушным людям: заплатанный лифчик, дырявые носки, дневник, который она вела во время съемок, занося в него не самые лестные характеристики большинства окружающих, и – боже мой – три открытки с фотографиями Еремина, которые она тайком купила тут, в Ялте, хотя сама работала с ним и видела его каждый день.

– Ну… – пробормотал Опалин, пытаясь понять, что крылось за ее смущением, – обыск есть обыск…

Войдя в свой номер, Андрей рухнул на постель, и Лёка принялась бегать вокруг него, предлагая свою помощь.

Казалось, она начисто забыла о Васе, который стоял в нескольких шагах и смотрел на происходящее со все возрастающим изумлением. И так как Опалину было неловко видеть выражение его лица, он быстро удалился, не прощаясь.

Спустившись вниз, он разыскал Парамонова и рассказал ему, что новый реквизитор Абрикосов зачем-то выспрашивал про оружие, из которого убили Гриневскую, и явно нервничал, а молодая актриса тоже заволновалась, услышав об обыске, но, возможно, это ничего не значит.

– Вот будет смешно, если и второй реквизитор бандитом окажется, – хмыкнул Парамонов. – Ты куда?

– Так, – уклончиво ответил Опалин. – Приятеля надо навестить.

– По делу?

– Нет, это просто приятель. Я ему обещал прийти еще пару дней назад, но замотался… Ты мне расскажешь, если что-то удастся найти?

– Конечно, – ответил Парамонов, вздернув плечи. – Ни слова тебе не скажу, ни полслова. Ваня, ну что ты дурацкие вопросы-то задаешь, в самом деле? Я думал, мы с тобой заодно.

Он говорил очень убедительно, и Опалин заколебался.

Дело в том, что хоть он и был с начальником угрозыска заодно, кое-что Иван предпочел пока хранить при себе, и не из недоверия, а потому, что чувствовал себя на очень шаткой почве.

Кроме того, он не забыл, как еще недавно по дороге в Ялту Парамонов пытался поставить его на место. А Опалин, несмотря на свой прямой характер, был крайне злопамятен и некоторые вещи прощал с трудом.

– Хочешь пари? – неожиданно предложил начальник угрозыска.

– Не люблю пари, – коротко ответил Иван.

– Я тоже не люблю, а какая разница? Мне кажется, что во время обыска я что-то найду. Тебе кажется, что нет. Не хочешь поспорить? Хоть на коробку спичек.

– На коробку спичек можно, – сдался Опалин. – Ладно, я к тебе вечером зайду. Тогда и узнаем, кто выиграл.

– Даже не сомневайся, – усмехнулся Парамонов и, воинственно поправив фуражку, зашагал к лифту.

 

 

Глава 25

САНАТОРИЙ

 

406. Аппарат обводит блаженный крымский пейзаж.