Глава 17. Пари с самим собой.

Ха-ха, кажется, я вас нечаянно обманула ^_^ Вдохновение проснулось неожиданно, зачеты все вчера сдала, в честь чего решила порадовать новой главой. Кстати, зря вы так о Панси в прошлой главе, такое ощущение, что просто пропустили её колебания и сомнения, мучившие её на протяжении почти всей главы. Ну ничего, в любом случае, в этой главе она исправится, обещаю;)
Кстати, если вдруг кто не видел, т.к. обновлено было позже, повторяю, что теперь есть официальная темка на форуме для обсуждения фанфика. Заходите, буду рада выслушать ваши предложения и предположения;) http://www.hogwartsnet.ru/forum/index.php?showtopic=14345 Ну все, теперь уже точно до Нового Года! С праздниками вас всех еще раз!)))
______________________________

…Вот уже около тысячи лет на берегу большого озера, на опушке Запретного леса стоит Замок Хогвартс. За свою жизнь он пережил многое: от маленьких неудач своих учеников, их проказ, до серьезных битв, рушащих его стены. Все это время он чувствовал необычайный поток эмоций десятков, сотен, тысяч студентов, год за годом приезжающих погостить у него на время обучения. Погостить, потому что, по мнению тысячелетнего замка, семь лет – это не срок, чтобы считать Школу своим Домом. Хотя он знал, что для многих, очень многих он стал таковым. Он помнил каждого мальчика и каждую девочку, когда-либо ступавших на его порог. Помнил все слезы, все улыбки, огорчения, радости, потери, обретения и победы, которые когда-либо происходили с ними. И всем им в свое время он помогал: впитывал слезы, пролитые на его каменные плиты, отражал звонкий радостный смех, эхом заставляя его лететь далеко по коридору, а потом подниматься ввысь; помогал найти выход из трудной ситуации, вовремя столкнув ученика с нужным ему человеком. А потом замок придумал Выручай-комнату, которая всегда принимала нужный вид в зависимости от потребностей студента, преподавателя, или даже домового эльфа. Чувствуя, как радуются люди, случайно найдя эту комнату, и ощущая их безмерную благодарность, Замок чрезвычайно гордился собой. Да-да, именно! Он был горд и рад, своей огромной вековой радостью, что придумал еще один способ помогать людям.
Еще Хогвартс любил своих основателей и последующих его хозяев-директоров. Они все были очень мудрыми, умными людьми. Конечно, у каждого из них были свои принципы и методы обучения, некоторые Замку не очень нравились, но он уважал директоров. Ведь это он их вырастил…Нынешнего директора Альбуса Дамблдора, Хогвартс очень уважал и очень любил. Он знал его уже ооочень давно, с того самого момента, как одиннадцатилетний Альбус Дамблдор впервые пришел к нему в гости. А через некоторое время и вовсе поселился у него. Замок прекрасно понимал директора, а директор прекрасно понимал Хогвартс, который знал все его секреты. Все до единого.
Замок не считал себя старым, верил, что тысяча лет – это всего лишь начало его жизненного пути, а Дамблдора, который был его моложе (немножко, всего лишь на несколько сотен лет), почитал за своего ровесника. Из них вышел отличный дуэт: оба довольно молоды, мудры…веселы и хитры до чертиков. И, надо признать, обоим нравилось манипулировать людьми. Оба играли их жизнями. Дамблдор играл ими, как в шахматы: жертвуя одними, спасал других. Он был очень проницателен, зачастую мог узнать, как поведет себя человек в той или иной ситуации. Но даже он иногда ошибался… А Хогвартсу больше нравилось соединять жизни людей, чем рисковать ими в шахматных партиях. Соединял он, конечно, своих студентов. Иногда помогал найти хорошего друга, а иногда – вторую половинку. Замку было интересно наблюдать за развитием взаимоотношений школьников, но он не любил, когда они враждовали. Ему было больно, когда они друг друга обижали, кричали, насылали заклятия…Тогда он понял, что лучший способ их примирить – заставить их быть сообща, быть в одной команде довольно продолжительное для них время. И тогда он придумал Пятый Факультет. К сожалению, он не мог создавать его каждый год, но когда встречались особо интересные особи, да еще намечалась война, он позволял себе эту шалость и отрывался на всю катушку. Отчасти он был благодарен Дамблдору за эту возможность – это уже второй Пятый Факультет за время, пока он занимает пост директора. Но с другой стороны, Замок винил себя за этот Пятый Факультет, точнее, за эту войну. Если бы пятьдесят лет назад у него получилось бы найти вторую половинку юному Тому Риддлу, если бы удалось убедить его, что любовь все-таки существует, войны бы не было. Но, как говорится, если бы да кабы…В общем, в жизни Тома Риддла любви не было. Зато была война. И был этот Пятый Факультет.
Аудитория в этом году подобралась любопытнейшая: один Мальчик, Который Выжил чего стоит. Был Драко Малфой, самодовольный, самоуверенный хорек, как думали окружающие. И только Замок знал, что это не так. Нужно только показать это окружающим. Так Драко оказался здесь, заодно со своим врагом Поттером. Была магглорожденная девушка, Гермиона Грейнджер, очень одаренная молодая особа. Их постоянные стычки с Малфоем выводили Хогвартс из себя. За годы своего существования он знал, что от ненависти до любви – один шаг. Он решил, что так будет спокойней для всех, если они влюбятся друг в друга. И Гермиона Грейнджер тоже оказалось на Пятом Факультете. Проще простого – показать двум чувствительным подросткам романтические сны, пару раз столкнуть их при необычных обстоятельствах (мокренькими, разгоряченными после пенистой ванны) и, считай, дело в шляпе!
Блейз Забини был славным малым. Он был веселым, романтичным, умным, расчетливым, сильным; жаждал экзотики, приключений и любви. Когда очень сильно чего-то хочешь, это непременно случается. Так парень оказался здесь, где его уже ждала одна любопытная особа – Луна Лавгуд. Девушка, которая верит в чудеса. Хогвартс очень любил Луну, потому что девушка с ним разговаривала. Замок сам не знал, зачем она это делает, ведь все, чем он мог ответить – нагреть один из камней под её тоненькими пальчиками. И девушка знала, что он её слышит и понимает. Хогвартс желал счастья Луне, поэтому забрал её к себе, в свой Пятый Факультет. Но он не был уверен, что она будет счастлива с Блейзом, поэтому на Факультете оказался еще один славный малый – Невилл Лонгботтом. Мягкий, добросердечный, ранимый, но очень сильный духом, парень уже давно пылал нежными чувствами к Луне. Что ж, попытка не пытка, подумал Хогвартс, щедро подарив Луне аж двух поклонников. На всякий случай еще и Эрни Макмиллана прихватил, он тоже свой парень: смелый, отважный, да еще и симпатичный, такой любой девушке понравится.
Джинни Уизли. На первом курсе она чуть не погибла от руки юноши, которому Хогвартс так и не смог найти любимую девушку. К счастью, Джинни спас Гарри Поттер, который так же избавил Замок от неприятно скользящего по нему василиску. Хогвартс не понимал, как можно любить с такого юного возраста, в самом полном смысле этого слова, но Джинни Уизли именно любила Гарри Поттера. Это не было ни благодарностью, ни характерной для столько нежного возраста восторженной девичьей влюбленностью. Она любила уже как взрослая женщина, терпеливо, сильно, но безответно и безнадежно. Он пробовал «подсовывать» ей других мальчиков, но это ничего не меняло. Джинни любила Гарри Поттера, а Гарри Поттер не обращал на неё внимания. Девушка (а заодно с ней и Замок) уже совсем было отчаялась, когда пришла пора Пятого Факультета. Хогвартс понял, что это шанс, отличный шанс подарить ей счастье. И она им умело воспользовалась. Но Джинни, как считал Хогвартс, была еще довольно юна, и Гарри Поттеру было бы сложно без лучшего друга, поэтому на Пятом Факультете оказался Рон Уизли. Рональд любил свою семью, своих друзей и свой факультет. Он хотел многого добиться в жизни, и Замок был уверен – добьется. А еще Рону очень-очень сильно хотелось любви. И Хогвартсу тоже хотелось, чтобы в жизни Рона была любовь, потому что без неё он в жизни ничего не добьется. Юноша был мягкий и добрый, временами ленивый, поэтому для того, чтобы чего-то добиться, ему нужна умная и сильная девушка. И опытная. Сначала Замок хотел дать Рону Гермиону Грейнджер, но он не воспользовался этим шансом перед Святочным Балом на четвертом курсе. А сейчас она была приготовлена другому. И тогда Хогвартс решил, что Рону нужна Панси Паркинсон. Красивая, властная, она играла с мальчишками в кошки-мышки. Они велись на аппетитный сыр, но, как говорится, бесплатный сыр только в мышеловке – ловушка захлопывалась. Хогвартс умилялся некоторым выкрутасам мисс Паркинсон, вот ведь бестия! А потом он понял, что если девушке не показать настоящую любовь, то…это может плохо кончится. Так в недрах старого Замка (точнее, молодого) зародилась эта идея – свести Панси и Рона. Коварно хихикая, он не запер дверь в ванную, когда Панси красовалась перед зеркалом. Он знал, что это сведет Рона с ума, и он сделает все возможное, чтобы добиться благосклонности девушки. И тогда Рон влюбится в неё, а девушка, увидев его расплавленный взгляд, нежность, заботу, готовность носить её на руках, непременно поверит в любовь. Конечно, он чувствовал, что девушка что-то замышляет, но не думал, что настолько… грустно это будет. Ведь он чувствовал тепло и нежность, которое исходило от них обоих, когда они впервые поцеловались там, в Хогсмиде. Он почувствовал это издалека, и холодные плиты подземелий покрылись испариной, настолько радостно, горячо и чувственно это было. Замок чувствовал, что Панси уже поверила, что может быть по-настоящему любимой, поэтому он так любезно предоставил им колонный зал. Он надеялся, что она не совершит ошибку, передумает в последний момент, да и в конце концов, он столько камешков насыпал в их часы, за те прекрасные мгновения нежности и страсти! …
Впервые Замок не знал, как поступить. Камешки обратно было жаль перекидывать. Поэтому он поспорил сам с собой: если эти двое разберутся и будут вместе, он добавит еще столько же ало-серебряных камешков в верхнюю половину их часов. А если нет…Камешков не станет вообще. Даже если будут стараться все остальные. В общем, пари с самим собой началось, Хогвартс впервые пустил все на самотек и сделался лишь сторонним наблюдателем.

***
Бывают минуты,
когда душа разрывается на клочки.

Так и живешь.*

Проклиная себя, Панси выбежала из колонного зала. Она не знала, куда ей деться от обрушившегося на неё чувства вины, осознания того, что она сделала. Никогда в жизни ей еще не было так плохо и так больно. А каково сейчас Рону? Рон…за что она с ним так? Он ведь ничего плохого не сделал, он просто был влюблен в неё…Она и не думала, что кто-то может всерьез её любить…думала, что он такой же, как все, и она для него лишь объект влечения. А он был влюблен! Почему она сразу этого не заметила, когда еще можно было все отменить? Как можно было быть такой слепой дурой? Рон, Рон, прости меня когда-нибудь, если сможешь.
Она даже не пыталась сдерживать слезы, которые тоненькими струйками текли по её лицу. Она поняла, что бежать бесполезно, все равно не убежать от этой реальности. Панси присела на подоконник, стараясь придумать, что делать дальше. Нужно поговорить с Роном, извиниться, сказать, что была не права…Но она была уверена, что он даже видеть её не захочет! Еще бы…Девушка посмотрела за окно – крупными хлопьями на улице шел снег. Она тут же вспомнила Рона, их первый поцелуй, его неуверенные губы, счастливое лицо…А потом колонный зал. Этот чертов колонный зал. Горячие, мягкие, чувственные губы Рона быстро отзывались на её ласки. От него пахло корицей и веяло каким-то домашним уютом. Его сбивчивое дыхание, модные боксеры и слова «Я тебя люблю», сквозь стон…И паника, охватившая её. Он её любит, а она? Что она собирается сделать? А ведь можно было всего лишь взмахнуть волшебной палочкой и запереть все двери, и все было бы хорошо! Было бы счастье, от того что она любима, счастье от тепла, исходящего от Рона. Но ничего этого не было, был только снег за окном и холодный подоконник.
Вдруг она услышала знакомый голос, позвавший её:

- Эй, Панс, что ты здесь делаешь? Слезь оттуда, а то простудишься, - это пришел Эрни. Он единственный не гулял с ними сегодня. – Ох, Панси, ты чего плачешь? Что случилось?

- А что случилось? Ничего не случилось, - сказала она, шмыгая носом.

- Послушай, я же вижу, что что-то не так. Я никогда не видел тебя в таком состоянии.

- Ну…все когда-нибудь случается в первый раз.

- Панс!

- Эрни…я себя ненавижу. И другие тоже меня ненавидят…

- Прекрати нести ерунду! Ты классная девчонка, многим нравишься, а Рон вообще…

Девушка громко всхлипнула и разрыдалась:

- Нееет! Рон теперь т-тоже меня ненавидит! И другие! Я останусь совсем-совсем одна! Эрни, я такая дура! Я просто слепая дура! Предательница и эгоистка!

Парень опешил. Он совершенно не понимал, о чем она, но понял, что ей очень, очень плохо. Ему в жизни не приходилось успокаивать людей, тем более девушек. Он присел с ней рядом, неуверенно приобнял её и дружески похлопал по плечу:

- Ну-ну, успокойся, все будет хорошо. Я с тобой, слышишь? На, держи, - он взмахнул волшебной палочкой и протянул ей носовой платок. Панси благодарно кивнула и звучно высморкалась. Тепло друга успокаивало. Она еще раз судорожно всхлипнула:

- Мне надо будет поговорить с ним.

- С кем?

- С Роном. Я перед ним ужасно виновата…- сложно было сказать все, что было на душе. Как сказать, что чувствуешь себя полным ничтожеством, последней мерзостью, что от всего этого хочется лезть на стенку? Это мог сказать вслух кто угодно, но не Панси Паркинсон. Эрни нахмурился. Что-то не нравилось ему все это. По лицу девушки снова текли слезы.
Вдруг из-за поворота вырулил Рон, он бежал, и, кажется, никого и ничего перед собой не видел. Вид у него был странный: в каких-то дурацких семейниках и мантии на голое тело. Волосы были взъерошены до невозможности. Одежда в руках. Напротив них он остановился на несколько секунд, будто хотел что-то сказать. Поджав губы, он посмотрел на Панси, чуть заметно качнул головой и пошел прочь.

- Рон! – крикнула Панси, вдруг вскакивая с подоконника. Она кинулась к нему с совершенно безумным видом, с таким отчаянием, что у Эрни потемнело в глазах, он не мог представить, что произошло между этими двумя. Рон грубо скинул руку со своего плеча и процедил сквозь зубы:

- Не сейчас, - и двинулся дальше, ускорив шаг.

***
Рон выбежал из колонного зала, он не знал куда бежать. За Панси? Но что он ей скажет? Что она его унизила, сделала ему больно, растоптала, использовала его? Что он больше не хочет её видеть, даже вспоминать о ней? Нет. Столько чувств сплелось в нем в этот миг, горечь и отчаяние просто разрывали душу на куски. Как она посмела? как посмела испортить такой чудный день? А он-то, дурак, и правда думал, что нравится ей…Стоп, надо просто перестать думать об этом, по крайней мере сейчас. Бежать, куда глаза глядят, еще лучше – выпить бутылку огневиски в гордом одиночестве и забыться, хотя бы до утра. Бежать куда подальше…О нет. Только не это. Вот Она сидит на подоконнике и смотрит прямо на него. Глаза красные, заплаканные. Она плакала? Из-за него? Плевать, он подумает об этом позже. Вот Она вскакивает, зовет его по имени…в её глазах отчаяние, вина, и кусочек надежды не то, что на прощение, хотя бы на разговор. Но не сейчас, сейчас он не может. Скрепя сердце (от него еще что-то осталось?), он ушел. Потому что, если он останется здесь еще на секунду дольше, душа разорвется окончательно, а что еще хуже – еще раз посмотрев в её бездонные синие глаза, он её простит. Синие? Да, точно, синие. Наверно, это из-за слез они так блестят, как звезды, под которыми они целовались всего пару часов назад. Бежать, бежать отсюда подальше.
Ноги сами принесли его на Астрономическую башню. Он вдруг заметил, что тут холодно, и решил все-таки одеться. Стало теплее. Он сел на парапет, свесив ноги в пустоту. Падающий снег успокаивал. Хорошо, наверно, быть глупой снежинкой – летишь себе, летишь, падаешь на крышу старого Хогвартса и лежишь там ползимы, чтобы потом стать частью большой сосульки, а после и вовсе – растаять, весенней капелью заставив чаще биться сердца студентов, напоминая о грядущих теплых деньках и каникулах....Или снежинкой упасть на землю, чтобы потом стать частью комка, который слепит Панси Паркинсон, и, смеясь, кинет его в обалдевшего Рона Уизли.
Рон вздохнул, отгоняя прочь непрошенные мысли. Странный это был день. Такой счастливый и такой грустный. Он вдруг вспомнил, что в кармане мантии лежит уменьшенная бутылка огневиски, которую он сегодня купил в Хогсмиде, собираясь вечером распить её с Гарри. Что ж, Гарри обойдется! Взмахом палочки он увеличил бутылку и сделал несколько больших, просто огромных глотков, запрокинув назад голову. Огневиски приятно обожгло пищевод, приятно пролилось в желудок. В животе стало горячо. Как от поцелуев Панси. «В губы, в шею, ключицу», спускаясь все ниже. Рон сделал еще пару глотков. Ну и что, что он сидел сейчас так высоко. С координацией, благо, пока все в порядке. Гермиона, правда, уже визжала бы от страха за него. Она и так сейчас наверно кричит на кого-нибудь. И Гарри тоже кричит. На всех, кто посмел над ним издеваться. Панси здорово достанется.
Юноша вспомнил ее глаза, блестевшие от слез еще тогда, в зале. Её последний горячий поцелуй, вкус которого только что был смыт огневиски. Её слова: «Прости. Так надо. Прости меня когда-нибудь, если сможешь», до сих пор эхом звучали в разбитой душе. А простит ли он? И нужно ли ей это? Еще один глоток огневиски.
Вообще, самокопание было не свойственно для Рона. Он с легкостью мог разбираться в чужих поступках, кого-то в чем-то подозревать, а свои поступки он анализировал редко. Но, то ли так на него действовало огневиски, то ли первое серьезное переживание и разочарование, но юноша стал пытаться добраться до истины. Мысли и грезы, сбивая одна другую, роились в его пьянеющем разуме. Когда Рональд сделал очередной глоток и неловко покачнулся, чуть не упав с парапета, он, пьяно улыбнувшись, подумал, что это становится опасным, и пора бы топать в свою постель, чтобы забыться там пьяным, расслабленным сном. Он спрыгнул с парапета, еле устоял и, волоча ноги, побрел в сторону гостиной.

***
- Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Панси, ты его просто убила! – кричали на неё хором Гермиона, Луна, Джинни и Гарри. Малфой хмуро стоял в стороне, нервно теребя палочку.

- Я же извинилась! – сквозь слезы повторяла девушка.

- А что твои извинения? Они ничего не стоят, ты это понимаешь?

- Я не знала, что он в меня и правда влюблен!

- Какой же слепой нужно быть, чтобы не видеть этого! Не видеть, как он на тебя смотрит, как меняется его голос, когда говорит с тобой! – исступленно кричала Гермиона. Панси, закрыв лицо руками, всхлипывала на диване.
Вдруг открылись двери, и в гостиную ввалился пьяный Рональд Уизли. Крики его сокурсников хорошо были слышны в коридоре. Панси вскочила с дивана.

- Ааа, здрасте, девушки. Никак, из-за меня ругаетесь? – по его улыбке было понятно, что он пьян вдрызг.

- Рон, да ты пьян! – воскликнула Гермиона.

- Кто пьян? Я пьян? – он расхохотался. – А мне плевать! Мне вообще на все сегодня плевать! – выкрикнул он и пошел к себе в комнату. Остальные молчали, бессильно опустив руки. У самой двери он остановился. – Да, и передайте Булстроуд, что трусишки просто класс! – дверь с грохотом за ним захлопнулась.

***
Драко Малфой лежал в своей постели, уже в который раз глядя на алый полог с серебряными фениксами. Странный это был день. Причем ужасно длинный. Он думал о поступке Паркинсон. Да, она не раз проделывала подобные шуточки со слизеринцами, которые ей чем-то насолили. Но Уизли? При чем тут он? Неудивительно, что он пришел потом пьяный в хлам. Драко вообще удивился, как он сам дошел до гостиной, да еще и не прибил Паркинсон. За такие вещи надо наказывать. Мужское достоинство – это вам не игрушки. Он бы точно убил бы за такое. Драко не особо жаловал Уизли, не особо с ним общался даже сейчас, учась на Пятом Факультете. Но искренне сочувствовал ему, если такое слово вообще можно применить по отношению к Малфою. Хотя, может дело было в мужской солидарности?
Еще Драко думал о снежной пустыне. О своем сбывшемся сне. Все-таки было в этом что-то…волшебное. Ха! Наверно, это хорошо, что им с Грейнджер помешали. Хотя и было немножко жаль. Самую капельку. Совсем чуть-чуть.
Вдруг он вскочил на кровати, дотронулся до одного маленького феникса и прошептал:

- Спокойной ночи, Гермиона.

Птичка, тоненько пискнув, вылетела в ночь.

***
Гермиона, нахмурившись, сидела у зеркала и расчесывала волосы, когда через приоткрытую форточку в ней влетела уже знакомая серебряная птичка, села ей на плечо и голосом Драко Малфоя пожелала спокойной ночи, тут же растворясь в воздухе. Девушка улыбнулась, посмотрела на свой полог: у неё он был серебряный с красными фениксами. Она неуверенно погладила одного из них и сказала:

- И тебе сладких сновидений…

***
Алая птичка присела на краешек кровати уже засыпающего юноши и пропела голосом Гермионы пожелание приятных сновидений. Драко хотел схватить птичку, чтоб та говорила эти слова всю ночь, но она исчезла, оставив в его ладони легкое дуновение зимнего ветра.

***
На следующий день Рон на занятиях не появился. Через день тоже. Его никто не видел, даже в Большом Зале. Ребята беспокоились, стучали в его комнату, но она была надежно заперта. Больше всех нервничала Панси, ей до смерти нужно было поговорить с Роном, а он пропал. На занятиях приходилось работать в тройке с Эрни и Луной. А ЕЁ Рон как сквозь землю провалился. Да, именно ЕЁ. Она решила, что во что бы то ни стало добьется его прощения. Она вернет счастье ему и себе самой. И все встанет на круги своя.

Рональд просто взял себе небольшой отпуск. Ему не хотелось никого видеть, он чувствовал себя погано – как морально, так и физически. Каждую ночь, пока все спят, он выходил в гостиную, садился напротив камина и распивал бутылку огневиски, которую покупал днем. На третью ночь такого тесного общения Рона с алкоголем в гостиной скрипнула дверь. Парень удивленно обернулся, и увидел, как его сестра выходит…из комнаты Гарри Поттера…Увидев брата, она побледнела, поняв, что сейчас ей ой как попадет! Зная, что лучшая защита, это нападение, она накинулась на него:

- Рональд Уизли, ты где был все это время?! Мы уже все тут с ума по сходили! Ты опять пьешь? А ну, отдай мне бутылку и немедленно отправляйся спать!

- Джинни, давай лучше поговорим о тебе! – сказал он, теряя терпение. – Какого черта ты вышла из спальни Гарри?

Ну вот, началось. А она надеялась на удачный исход.

- То же, что и обычно! Мы уже целый месяц это делаем!

Рон с кулаками кинулся к двери друга:

- Поттер, а ну открывай дверь! Какого черта моя сестра у тебя делала? Ты воспользовался моим состоянием, а сам за моей спиной совращал её! Ей всего пятнадцать!!!

Тут из-за двери осторожно выглянул сам Гарри, ошеломленно глядя на друга.

- Я делал ЧТО??? Рон, ты в своем уме?

- С того, что…

- Гарри, давай покажем ему, - предложила Джинни. Рон изумленно смотрел на них. Он мгновенно протрезвел. ЧТО они собираются ему показать? И не поверил своим глазам, когда на месте сестры и друга закружили в воздухе два беркута.

- Рон, как ты мог про меня так подумать? Мы всего лишь тренировались в полетах! – возмущенно сказал Гарри. Рону стало стыдно. Со своими проблемами он совсем сошел с ума.

- Эээ…да. Простите меня, - только сейчас они заметили Панси, которая в шелковом пеньюаре стояла в дверях своей комнаты. Джинни с Гарри поспешно ретировались, предоставив им самим разбираться. Рон понял, что сейчас ему никуда не деться от разговора, который он давно откладывал. Он уселся на диван, лишь бы только не глядеть на неё.

- Привет, - она присела рядом. Тоже не смотрела на него. Нервно теребила кушак от халата. От её голоса, который он так давно не слышал, пересохло в горле. – Нам надо поговорить.

- Говори.

Панси вспыхнула. Она не думала, что будет так сложно. Все слова, которые она ночами придумывала себе в оправдание, испарились. Разговор будет трудным. Он даже на неё не смотрит.

- Ну…прости меня. Прости меня, пожалуйста, Рон. Я не хотела тебя обидеть, - Мерлин, как абсурдно звучат эти слова после всего, что она сделала.

- Не хотела? А чего ты хотела? Думала, оставишь меня там стоять голым на виду у всего народа, а я потом вместе с тобой посмеюсь?

- Нет, Рон, извини.

- Извинить за что??? – вся злость, вся обида, накопившаяся почти за неделю, да еще под действием алкоголя начала вырываться наружу. Плевать, что все уже спят. Плевать, что о нем подумают. Он будет кричать, рвать и метать, может хоть от этого легче станет, раз уж не помогает ни время, ни огневиски. – За что именно? За трусы с уточками? За унижение перед половиной школы? За испорченный лучший день в моей жизни, который ты сама же создала? За что, Панси? – он, как обезумевший, стоял над ней, размахивал руками и отчаянно кричал, периодически хватаясь за голову.

- Прости, Рон! Я не знала, что ты серьезно в меня влюблен! Я д-думала, ты всего лишь один из многих, которые…- Рон не дал ей договорить. В глазах предательски защипало.

- Ах, один из многих! То есть я уже не первый, над кем ты так издеваешься? Ты считаешь это нормальным вообще, так издеваться над людьми? – Панси тоже вскочила с дивана, яростно глядя ему в глаза. Да как он смеет! Она сама пришла извиниться, умолять о прощении, она никогда в жизни так раньше не делала, а он не желает её понять!

- Почему ты не можешь меня понять? – она тоже сорвалась на крик. Неужели так сложно её понять? Она всего лишь совершила ошибку, каждый человек имеет на неё право! Конечно, она – слизеринка, а он – гриффиндорец, который в жизни так не поступил бы.

- Почему же, могу! – он не выдержал, и кинулся на неё, прижав её к стене и больно сжав запястья. Он наклонился над девушкой. От неё пахнет чем-то сладким. Какая белая, красивая шея. Нервы напряжены до предела. Её губы совсем рядом. Он соскучился по ним. Сердце Панси колотится как бешеное, готовое выскочить в один момент. Он смотрит на неё. Поцелует? Она соскучилась... Но вместо этого, он, так же, как и она несколько дней назад, шепчет на ухо:
- Я понял. Я все понял, моя дорогая Панси. Ты просто считала, что я недостоин тебя, так? Какой же я был глупец, что поверил в то, что такой, как я, может и правда понравится такой девушке, как ты. Неприступной. Хладнокровной. Красивой…А ведь я еще сказал, что люблю тебя. Даже это тебя не остановило.
Его дыхание обжигало. От него несло огневиски, но это было так…

- Рон, прости меня. Я изменила мнение на твой счет…

- Отлично. Я тоже, - сжимает еще крепче её запястья, и собирается уйти. Нет, она заставит его понять это! Мгновение – сильные лапы пантеры откидывают его. Рон тоже превратился во льва, и вот, две разъяренные большие кошки катаются по полу, рыча, царапая и кусая друг друга, за нанесенную обиду, боль, нежелание понять…Лев сдался первым – он выбежал из гостиной и, злобно рыча, скрылся в неизвестном направлении. Девушка сидела на полу около дивана и улыбалась, вытирая кровь с лица, рук, коленей. Животный инстинкт подсказывал ей, что это не конец.

***
Тем временем, жизнь постепенно входила в привычную колею. Рон снова стал появляться на занятиях, усердно занимался, а вечерами пропадал на квиддичном поле – летал до умопомрачения. Ничем не высказал своего недовольства, когда Джинни сообщила, что идет на Святочный бал с Гарри. Да и зачем? Уж лучше с ним, чем с кем-то другим. Гермиона с Драко, кажется, взяли пример с Джинни и Гарри, и теперь почти каждый вечер совершали прогулки в своих лошадиных обличиях. До поцелуев дело не доходило – ни один из них не решался напомнить, что тогда им помешали. Обходились тыканьем носами в мягкие лошадиные морды друг друга.

***
Рон регулярно прокручивал ту животную драку в голове, с силой врезая в память каждый миг той их встречи. Её слезы. Её умоляющий голос простить. Её запах. Её губы, находящиеся в опасной близости от него. Её животный рык. Они не разговаривали. Просто работали вместе, как раньше.
Панси тоже запомнила эту встречу. Она миллион раз за эту неделю, представляла себе, что было бы, если бы Рон её простил, когда с силой прижал её к стенке. Он был очень силен. И просто чертовски привлекателен в тот момент. Она чувствовала каждую его мышцу, каждую жилу, напрягающуюся, чтобы удержать её. Это сводило с ума. Если бы только тогда он наклонился и поцеловал её! Если бы вновь дал ей почувствовать вкус своих губ! Она была уверена, он бы сдался. Сдался бы, как в конце их драки, когда, злобно рыкнув, убежал от неё.
Они не разговаривали. Просто работали вместе, изредка бросая друг на друга хищные взгляды. Оставалось ждать, кто сорвется первым. Ждать оставалось не долго.

***
С той памятной встречи прошла ровно неделя. Рон стоял в ванной перед зеркалом в одном полотенце, расчесывая влажные волосы. Вдруг скрипнула дверь, которую скрывал гобелен. Странно, что она была не заперта. В ванную вошла Панси. Дыханье сперло, когда она увидела Рона в одном полотенце. Вот уж не думала, что когда-нибудь будет так реагировать на Уизли. Как ни хотелось здесь остаться, нужно было уйти.

- Э-э, извини, я подожду снаружи, когда ты вы-выйдешь, - ну вот, она еще и заикается.

Рон хмуро на неё посмотрел.

- Ничего, я уже сам ухожу, - Мерлин, до чего она хороша в этой своей коротенькой ночной сорочке! Надо убираться отсюда, пока не поздно. Наскоро собрав шмотки, Рон дернул дверь. Она была заперта. Дернул еще раз. Бесполезно. – Зачем ты её заперла? Нам не о чем говорить.

Панси удивленно вскинула бровь, мысленно радуясь и танцуя кукарачу, макарену и рок-н-ролл одновременно. Вот он, этот момент.

- Рон, ты совсем одурел? Больно мне это надо! – сказала она усмехнувшись. Рон в надежде еще подергал дверь. Бесполезно. Все, он пропал. Вот она глядит на него своими смеющимися синими глазами, подходит совсем близко…Черррт, это опять оно. Опять он, как дурак заливается краской! Интересно, это можно списать на жару в ванной? Он судорожно вздохнул, когда она легонько провела пальчиком по его груди, смущенно потупив взор. Вдох-выдох. Это же просто сказать.

- Рон, прости меня пожалуйста. Я перед тобой очень виновата. Мне правда очень жаль. Прости меня, - говорит она искренно. Дрожит от нетерпения.

Фух! Как будто кипятком облили, а потом ледяной водой, и снова кипятком. Теперь его очередь.

- Я скучал, - просто говорит Рон, и невольно улыбается, глядя на огонь, вспыхнувший в её глазах.

О, Мерлин, она-то как скучала! В миллион-сто-тысяч-раз сильнее, чем можно себе представить! Она, будто сойдя с ума, кидается ему на шею, он торопливо ищет её губы, горячие объятия; её шея, прекрасная тонкая белая шея, и руки, по-хозяйски расположившиеся на её тонкой талии; руки Панси, торопливо гладящие его тело, еще слегка влажное от только что принятой ванны. Несколько неверных шагов, и они вместе неуклюже бухаются в большую ванную. Мокрая сорочка Панси, тяжелое полотенце Рона, это мешает, но оба не решаются перейти невидимую черту, сняв это друг с друга. Они томно смеются друг другу в губы, не прекращают целоваться, желая возместить нанесенный моральный ущерб и восполнить потраченное впустую время.

***
Та же ванная, те же лица. Старый замок опять схитрил – очень уж красивая горочка из камешков образовалась у его любимого Пятого Факультета. Горочка продолжала увеличиваться.

_________________
* Стихотворение Геннадия Алексеева "Непрочная душа".