Экологический кризис и горемычная буренка

 

 

(лирическое отступление)

 

Об экологическом кризисе сейчас много пишут и говорят. Это естественно — человечество уже подошло или подходит к роковой черте: в своем стремительном развитии оно забыло, что существуют определенные законы природы, определенное равновесие, баланс, которые нельзя нарушать, что существуют нормы природопользования, которые тоже нельзя превышать, забыло, что нельзя покорять природу и бездумно к ней относиться, что нельзя отравлять водоемы и загрязнять воздух, забывало или не хотело знать еще о многом, чего нельзя было делать. И вот результат — приближается экологический кризис. Пессимисты считают, что человечество погибнет либо от нехватки пресной воды, либо от отсутствия чистого воздуха, либо еще по каким-то причинам, являющимся следствием нашего варварского отношения к природе.

Не будем сейчас обсуждать этот вопрос — он не тема этой книги. Скажу лишь, что основания для серьезного беспокойства имеются, но положение не такое уж безнадежное, как считают пессимисты. И скажу еще вот что: многие думают, что экологический кризис — «болезнь» нашего времени (то есть последних веков). На самом же деле корни его уходят на глубину тысячелетий. И самое любопытное, что человечеству уже не раз приходилось переживать нечто подобное: напряженное положение на планете — то, что мы сейчас называем экологическим кризисом, — в биографии человечества уже было.

Когда-то первобытный человек, загоняя в ямы, ущелья, забрасывая камнями и орудуя каменным топором и дубинкой, уничтожил крупных животных в тех местах, где жил. Животные поменьше были более подвижные и ловкие. С ними таким способом уже нельзя было справиться. Перед людьми замаячил призрак голода. На помощь человеку пришло великое изобретение — лук, стрелы, копье, потом — различные силки, ловушки.

Жить стало легче — появилось много еды. Род человеческий увеличивался, разрастался. Но прошло какое-то время, и перед человечеством встала новая проблема: интенсивная охота привела к оскудению животного мира (не по всей планете, а в местах жительства первобытных охотников — ведь человечество тогда еще не расселилось по планете). Но, к счастью, в это время уже начало зарождаться земледелие, пришедшее на помощь охоте, которая уже не в состоянии была обеспечить людей хлебом насущным.

Земледелие дало новый толчок в развитии человечества (и количественно и социально). Однако человек и тут еще был далек от осознания того, что подрубает сук, на котором сидит. Он распахивал землю, а когда она истощалась — бросал ставшие непригодными для посевов участки и уходил на новые. Если их не было поблизости — сводил леса. Сведение лесов влияло на климат, на влажность, на существование рек и озер. А это, в свою очередь, вело к снижению или даже к полной гибели урожая.

Пахотных земель становилось все меньше, а население планеты продолжало увеличиваться. И над человечеством снова мог нависнуть призрак голода. Однако на этот раз выручило скотоводство.

Скотоводство появилось почти одновременно с земледелием, может быть чуть позже (в других местах, возможно, чуть раньше), но вполне вовремя, чтобы спасти человечество от нового экологического кризиса.

Появление скотоводства повлияло на человечество и на облик нашей планеты. Людям оно помогало выживать, облик планеты начал меняться в связи с появлением и расширением скотоводства.

Огромные стада животных, которые появились у человека, заставили его коренным образом изменить весь свой уклад жизни — в поисках пастбищ для скота люди стали кочевать — появились кочевые народы. Стада кочевых народов часто не только и не столько поедали растительность, сколько вытаптывали ее, разрушали растительный покров земли, и он постепенно терял свою живительную силу. Классический пример влияния кочевых народов и их стад на облик планеты — превращение некогда цветущего края в пустыню Сахару, ставшую сейчас символом бесплодия. Можно привести и другие примеры. И все они подтвердят несколько парадоксальную, но точную по существу мысль одного ученого, который сказал, что кочевник является не столько сыном пустыни, сколько отцом ее.

Правда, у кочевников в основном были козы и овцы. Крупный рогатый скот появился потом. (Хотя и у некоторых кочевников он все же имелся.) Появился он у оседлых народов. Мы об этом уже говорили. И говорили о том, что поначалу коров и быков заставляли пахать — впрягали в соху и плуг. Потом (а может быть, и одновременно) стали использовать молоко. Тоже поначалу в земледельческих странах. В частности, в Месопотамии. Там было хорошо поставленное производство молока и молочных продуктов, выведены породы молочных коров. Рост городов, развитие ремесел привели к тому, что одни люди отходили от сельского хозяйства, другие еще более интенсивно начинали заниматься им, чтобы поставлять продукты в постоянно разрастающиеся города. Да, Месопотамия, где было хорошо налажено «молочное производство», была страна сельскохозяйственная, ее население жило оседло, но пастбищ для коров там было достаточно. Тем не менее имеется предположение, что рогатый скот шумеры получили из Ирана — от пастушеских, то есть кочевых, племен. Так что, видимо, какое-то количество крупного рогатого скота все-таки имелось и у кочевых народов.

Очевидно, не у всех народов был запрет на употребление мяса коров и быков. И хоть, как мы знаем, люди тогда ели в основном мясо свиней, коз и баранов, говядиной тоже не пренебрегали. Но по-настоящему потребность в говядине началась с наступлением промышленной революции, с ростом городов, с резким разделением на промышленные и сельскохозяйственные сферы человеческой деятельности.

Это было начало XVIII века. Именно тогда люди всерьез занялись выведением мясных пород крупного рогатого скота. Говядина стала основным мясным продуктом во многих странах, у многих народов национальные блюда стали приготовляться из говядины, мясо коров послужило даже рождению общеизвестного символа — «дядюшки Сэма». Во время Войны за независимость (1775–1783 годы) американский предприниматель Сэм Уилсон поставлял для армии соленую говядину. На бочках с мясом была надпись «US-meat», которую солдаты читали как «Uncle Sam's meat», то есть «мясо дядюшки Сэма».

Любопытно, что за два с небольшим века люди добились увеличения веса коров более чем в два раза. Конечно, подобная работа будет вестись и дальше. Это необходимо.

По данным ООН и Международной продовольственной комиссии при ЮНЕСКО — ФАО, около 2/3 населения земного шара страдает от недоедания. Чтобы изменить это положение, необходимо ежегодно производство продуктов увеличивать на 2,25 процента (с учетом недоедающих и постоянно увеличивающегося населения планеты). Однако в настоящее время прирост продуктов питания — примерно один процент в год. Конечно, это средняя цифра: в развитых странах производство продуктов питания равняется 120 процентам собственной потребности, в слаборазвитых странах население обеспечено продуктами, производимыми в них, лишь на 80–90 процентов. И, на первый взгляд, положение будет не улучшаться, а скорее всего — ухудшаться.

Профессор Ю. Новиков приводит такие любопытные данные. Сейчас на каждого жителя нашей планеты приходится менее трех гектаров твердой земли. Половина из них — либо пустыни, либо вечные льды, либо скалы, то есть совершенно непригодные ни для земледелия, ни для скотоводства. Остается менее полутора гектаров. Кроме того, на каждого жителя планеты приходится по одному сельскохозяйственному животному (кролики и птицы сюда не входят), с которыми они делят эти полтора гектара. Но ведь существуют еще пока на планете и дикие животные. На земле растут леса, стоят города. И если площадь лесов будет уменьшаться, то количество городов — расти. Это — не прихоть, это — веление времени. А крошечный клочок земли (после всех наших расчетов он станет менее половины гектара на каждого человека) должен обеспечить его пищей. И хлебом, и овощами, и фруктами, и молоком, и мясом. Возможно ли это? Или прав Мальтус?

Мальтус еще почти двести лет назад неверно объяснил бедственное положение трудового народа «абсолютным избытком людей» и предрекал человечеству гибель от перенаселения нашей планеты и от голода. Будь Мальтус сейчас жив (а его последователи-неомальтузианцы вновь провидят подобный конец), он привел бы и эти расчеты, дабы доказать нам, что нельзя увеличивать до бесконечности количество домашних животных.

Теории Мальтуса дали решительный отпор прогрессивные мыслители прошлого, а уже в наше время, говоря о проблеме продовольствия, даже лорд Бойд Орр, в прошлом один из руководителей ЮНЕСКО, очень точно заметил: «Человечество знает, что ответить Мальтусу: производство продовольствия никогда не было развернуто на полную мощность, так как целью западной цивилизации было производить не такое количество продовольствия, которое необходимо для удовлетворения человеческих нужд, а такое, какое можно выгодно продать».

И еще — «зеленая революция».

О ней много писалось, много говорилось. Суть ее в том, что ученым удалось не только вывести в опытном порядке, но и внедрить на практике в широких масштабах высокоурожайные сорта пшеницы. Так, в некоторых странах Западного полушария урожай благодаря этому увеличился в четыре раза. В нашей стране в ряде районов благодаря внедрению высокоурожайных сортов, выведенных академиком Лукьяненко, уже получены урожаи, превышающие в 8-13 раз прежние.

Но это пока лишь относится к «зеленой революции». С мясом — сложнее. Людям еще предстоит много работы, очень много. И если говорить о коровах, очевидно, необходимо менять их «сущность». Не только улучшать уже имеющиеся породы, но и выводить новые, совершенно новые, принципиально отличающиеся от имеющихся. Таково веление времени. И подход к скотоводству уже совсем иной.

Фермы и крупные комбинаты промышленного типа. Так надо. Иначе нельзя. Это — один из путей преодоления экологического кризиса. Сельское хозяйство, и в частности животноводство, а еще конкретнее — разведение коров и быков, все ускоряет темп. И тут мне хочется остановиться. Нет, не замедлить темп и тем более — не повернуть вспять. Остановиться на минуту, чтоб оглянуться назад.

Мы говорим о стадах, о молоке, о мясе. А сейчас всего несколько слов о самой корове. Даже не вообще о корове — о той самой пресловутой русской Буренушке, о которой когда-то говорили в народе: «Утка в юбке, курочка в сапожках, селезень в сережках, а корова в рогоже, да всех дороже».

Да, она порой действительно была всего дороже, хотя часто жилось ей очень и очень плохо.

Есть такое выражение — «горемыка», то есть «горе мыкает».

У В. Даля слово «мыкать» объясняется так: «чесать лен или пеньку на кудель для пряжи, что делается мыкалком, гребнем или щеткою». То ли потому, что это была нелегкая работа, то ли потому, что движения были однообразны и утомительны, то ли по каким-то другим причинам слово «мыкать» стало употребляться в разных значениях — и в значении «заколебаться» и «замучиться», «истаскаться» и так далее. «Мыкать по свету» у Даля — «шататься в нужде», а «мыкать горе» — «бедовать».

Но есть у того же Даля в его словаре еще одно слово — «мык». Оно идентично слову «мычать», «мыкнуть», «мыкать».

Как-то, рассуждая об этом, профессор В. И. Цалкин высказал такое предположение: а не происходит ли выражение «горемыка» от «горько мыкать, то есть мычать»?

…Мы сидели в одной из комнат Музея истории и реконструкции Москвы в самом центре столицы. За окном — залитые огнями улицы, бесшумно проносящиеся автомобили. А мы вдруг представили себе Москву трехсот-четырехсотлетней давности.

Белокаменная она была лишь в самом центре. А вокруг — деревянные посады, дома, стоящие в центре дворов, обнесенных высокими заборами, домики с подслеповатыми окнами. И чем дальше от центра — тем больше таких домов и домиков. А во дворе почти каждого — деревянные постройки, сараи, конюшни, хлева.

Москвичи держали коров. Летом они паслись всюду — по топким берегам Москвы-реки, на пустырях, которых в Москве было достаточно, разгуливали нередко по улицам. Там, где сейчас Остоженка, были когда-то заливные луга. На них косили сено, ставили стога. Память об этом сохранилась в названии улицы. И там, где сейчас стадион имени В. И. Ленина — в Лужниках, тоже были луга. И еще их было много. Летом коровы паслись. Зимой стояли в хлевах. Их, конечно, кормили. Но к весне часто запасы кончались. Коровы начинали голодать. Худели. Слабели так, что не могли уже стоять на ногах. Их подвязывали вожжами или веревками к стропилам. От голода коровы мычали. Громко, тоскливо, горько. И над Москвой висело это горькое мычание…

Не знаю, прав ли профессор Цалкин, но такое объяснение «горемыки» может, наверное, быть. Горемычные буренушки были, конечно, не только в Москве. Не всегда крестьянин мог запасти достаточно сена и соломы на зиму, и к весне стоял над деревней такой же горький рев, как над Москвой. И не все коровенки выдерживали — многие не доживали до весны. И тогда горько плакали крестьяне — ведь эта коровенка была им и кормилицей и поилицей. Конечно, как говорят, «молоко у коровы на языке» — от того, что и как она будет есть, зависит и количество и качество молока. Крестьянские коровенки лишь летом, да и то не всегда, были сыты. Мало они давали молока. Но все-таки давали. Кружка молока ребятишкам — того самого молока, в котором все есть, что надо человеку, — это уже еда. Ведь другой еды часто не было. Иногда были и сметана и творог… И еще — навоз.

Единственное удобрение. Как большую драгоценность копили в течение зимы крестьяне навоз, чтоб весной вывезти его на свои поля. Без него — не будет урожая.

Пала корова или увели ее со двора за недоимки — пропала крестьянская семья. Оставалось одно — уходить из родной деревни на заработки или наниматься в батраки, а детишек посылать собирать милостыню…

Сейчас все по-другому. И это, конечно, прекрасно. Но забывать о коровах не стоит.

Впрочем, сейчас, конечно, народ грамотный и знающий. Сейчас уже нет чеховских гимназисток, которые считали, что творог «выколупывается из вареников». Сейчас даже малыши знают, что «корова — большое животное с четырьмя ногами по углам. Корова дает молоко, а индюк не может…» — так говорит маленькая героиня одного из рассказов Веры Инбер. Да, теперь все знают и про молоко и про автопоилки.

Но хочется еще, чтоб люди помнили и о тех добрых и беззаветно служивших людям коровенках. Крупный рогатый скот в свое время помог людям избежать очередного экологического кризиса, огромные стада его служили человечеству. Да-да, горемыка-буренка служила человеку.

И недаром в Голландии поставлен коровам памятник. Не чемпионкам по надоям, не рекордсменкам в весе. Просто коровам.

А на постаменте этого памятника выбита короткая и очень точная надпись: «Нашей матери».

 

 

Проблемы непознанного

 

Величайший триумф человеческого гения

заключается в том, что человек смог понять

вещи, которые он не в состоянии вообразить.

Академик Лев Ландау