Олдридж получает именно то, что ему так необходимо

Пятница, 6 декабря.

Гостевая ванная.

Эванстон, штат Иллинойс.

 

Удерживая левой рукой использованный презерватив, Олдридж поднялся и обвел взглядом Мигеля. Он по-прежнему был прекрасен, даже скованный идиотскими наручниками с розовым мехом. Шея и спина — изящные, кожа — гладкая, темно-золотистого оттенка, мышцы под ней фактурно выделялись. Олдридж с легкостью мог рассмотреть каждую в отдельности: трапециевидные, дельты, широчайшую мышцу спины и наружные косые мышцы живота. Мигель был самым прекрасным созданием из всех виденных Олдриджем, который вообще не имел представления, что с ним делать.

Помимо того, чтобы расстегнуть наручники. Это он мог. Но едва он успел склониться, как Мигель сделал непонятное движение большими пальцами, и наручники отстегнулись, сорвавшись с его запястий прямо на пол.

— Прости, — Мигель задыхался от собственного смеха. — Не сдержался. Боже. Это было очень ярко. Я сейчас... — он неопределенно махнул рукой в сторону улицы. — Дай мне минутку. Или десять. Черт.

Олдридж ушел в сторону кухни, где выкинул презерватив в мусорное ведро. Мужчина вымыл руки, поправил на себе одежду, собрал все раскиданные вещи Мигеля и вернулся в гостиную. Сейчас сердце грохотало громче, чем во время секса. Эта часть его всегда пугала.

Мигель сидел на диване, завернувшись до талии в плед, сброшенный Олдриджем на пуфик.

— Ох, эй. Одежда. Круто, — парень протянул руку и слегка поморщился.

— Тебе больно, — Олдридж почувствовал себя гадко. — Я сделал тебе больно.

— Я сам тебя об этом попросил, papi. Estoy bien.

Олдридж прищурился.

— Ты пытаешься пассивно-агрессивно обучить меня испанскому?

— Un poco, — Мигель большим и указательным пальцами показал примерно полсантиметра.

— Но больно тебе не должно быть, — Олдридж на мгновение замолчал, вспомнив свой последний раз снизу. А потом перед глазами встала Луна. « Забота после секса, бестолковый. Есть такое понятие, если вы не в курсе». Сейчас именно это нужно? Это очень важно? Внезапно, Олдридж захотел позаботиться о сидевшем на его диване молодом парне.

— Да все нормально. Бывало и хуже. Поверь.

Это Олдриджа совсем не устроило. Он не хотел становиться меньшим из двух зол. Олдридж долгие годы стремился к тому, чтобы оказаться за миллионы световых лет впереди отметки «терпимо». Высокие оценки в школе, статьи в крупных научных журналах, и он был на пороге того, чтобы вот-вот заключить бессрочный рабочий договор, как самый молодой профессор за несколько десятилетий. Он прилагал все усилия, чтобы стать лучшим.

«Но только не с людьми, — кольнула его совесть. — Ты хреново ладишь с людьми».

— Это... одежду мне отдашь?

— Нет, — услышал собственный ответ Олдридж. — Пока нет. Пойдем.

Мигель поднялся и застонал.

— Больше никакого секса, хорошо? Потому что там сейчас очень натружено.

Олдридж улыбнулся, разворачиваясь и надеясь, что Мигель пойдет следом.

— Никакого секса. Не сегодня. Дух жаждет, но плоть увяла и требует покоя.

— Стой, — позвал Мигель. — Ты только что процитировал « Футураму»?

— Si.

— Наверное, это очень-очень неуместно, но, кажется, я влюбился.

Олдридж в ответ фыркнул и поднялся по лестнице, Мигель пошел следом. Когда они поднялись на второй этаж, Олдридж остановился у открытой двери и поманил к себе Мигеля.

— Иди сюда. Я знаю, что тебе поможет.

Мигель завис на пороге.

— Это такой намек, что ты хочешь на меня помочиться? Потому что мне нужно хорошенько это обдумать.

— Совсем что ли. Я наберу тебе ванну с солью. Это избавит от болезненных ощущений. Ну это, и ибупрофен.

— Это... очень мило с твоей стороны. Но разве горячая вода не вредна для моих причиндалов?

Олдридж включил воду, дождался, когда она нагреется, и заткнул слив пробкой.

— Твои причиндалы, как ты красноречиво выразился, не пострадают, — он достал из шкафчика упаковку соли, насыпал немного в воду и перемешал.

— Офигеть, какая ванна, papi. С выступом для ног и кучей всего остального.

— Раньше здесь была другая, Тим нашел эту на складе утильсырья. Ее и раковину.

Сама изящная раковина, расписанная розами, выглядела очень старинной, в отличие от деревянного шкафчика, куда была установлена. Тим обладал фантастически зорким взглядом и отличным вкусом.

Мигель перешагнул в ванну, поморщился практически от кипятка и медленно опустился в воду.

— У Тима хреновый вкус.

— Тебе не нравится его работа? — спросил Олдридж, выгибая бровь.

— Не-а, работа качественная. Mi papá бы одобрил. Я о том, что он тебя бросил. Хреновый вкус.

— О, — Олдридж остался необычайно доволен ответом. — У него были свои причины уйти.

Мигель вздохнул и пожал плечами, всколыхнув воду.

— Без него тебе будет лучше. Непримиримые разногласия, что бы там ни было. К тому же, это мой шанс сделать свой ход. Позднее, конечно. Намного позднее. Отличная водичка. Вообще не хочу из нее вылезать. Можешь принести сюда мою домашку?

Олдридж покачал головой. Он сложил вещи Мигеля и оставил на туалетном столике. Затем достал полотенце из бельевого шкафа и положил его на бортик ванной.

— Вот. Расслабляйся, сколько захочешь. Если понадобятся еще полотенца, они лежат там.

Лицо Мигеля вытянулось. Могло бы выглядеть забавным, но это не так. Обида на лице мальчика ранила Олдриджа прямо в сердце.

— Эм. Ты не останешься?

Олдриджу это и в голову не приходило. Никто и никогда не хотел проводить вместе с ним время в ванной. Ну, за исключением Тима, который однажды уломал его на секс в душе, и все пошло наперекосяк. С тех пор никто из них не пытался это повторить.

— Э-э, нет. В смысле, да, конечно. Я только хотел... — Олдридж подбирал правдоподобное оправдание. — Принести тебе ибупрофен. Я сейчас вернусь, хорошо?

— Не стоит, — ответил Мигель. — Я уже большой, могу и один посидеть в ванной. Обещаю, что не утону. На самом деле, все классно, но мне, наверное, стоит собраться и домой пойти.

Олдридж нахмурился.

— Я принесу тебе таблетки, ты их выпьешь, а потом будешь лежать в воде до тех пор, пока не станет лучше, ясно?

Мигель откинулся на бортик ванной с небольшой довольной улыбкой.

— Si, papi.

Догадавшись, как легко им манипулировали, Олдридж пришел к выводу, что ему все равно, и отправился в спальню за обезболивающим. Как будто кто-то специально создавал ситуации, позволяя им проводить больше времени вместе. И к удивлению Олдриджа, ему это сильно нравилось.

Мигель просидел в воде, пока она не остыла, а потом сообщил, что весь сморщился.

—...даже мои яйца! — он поднялся, вытерся полотенцем и натянул свою одежду.

Они немного поболтали, пока Мигель отмокал. Разговор был ни о чем, а Олдриджа всегда такие пугали. Он едва это выносил, что, по его мнению, было заметно. Но Мигель болтал, а Олдридж его слушал, местами вставляя какие-то фразы, и вышло неплохо. Никакой романтики или сексуального подтекста — ничего примечательного, но все равно приятно.

Олдриджу захотелось повторить это снова.

— Можно мне поцеловать тебя, док? — спросил Мигель, когда они остановились у входной двери. — Так я не замерзну, пока буду идти до дома.

— Не называй меня «доком».

— Могу я звать тебя Ол?

Олдридж нахмурился.

— Нет.

— А как тебя звали в детстве родители?

— Я не знаю, — с годами боль утихла, превратившись в тупую, ноющую рану, но все же никуда не делась. Она никогда не исчезнет.

— Черт. Прости, papi. В смысле, Олдридж. То есть, доктор Кончи...

Олдридж заткнул Мигеля поцелуем. Он никоим образом не заслуживал этого милого, искреннего мальчика. Ни капельки. Разница между ними пугала Олдриджа. Ему было нечего предложить Мигелю. Только разрозненные кусочки. Но мужчине хотелось заслужить его. Очень сильно хотелось.

«Этот мальчик тебя хочет. Меньшее, что ты можешь сделать, ответить ему взаимностью».

В этом-то и проблема. Как и всегда. Олдридж только хотел, но никогда не добивался желаемого.

«Но, возможно, мне стоит снова попытаться. Ради него. Пока ему не надоем, я буду пытаться»

— Зови меня, как хочешь.

Мигель растянул губы в широкой улыбке, и в тот момент стал восхитительно красивым.

— Si, papi. Мы можем завтра повторить? Ну, не все, конечно, поужинать и потрахаться, например? Я даже поесть могу принести.

Олдридж моргнул.

— Хорошо. Конечно.

— Это будет свиданием, — Мигель вскинул кулак вверх. — Дай кулак! Ну знаешь, потому что обниматься до потери сознания — не твое.

Олдридж неловко стукнул в кулак Мигеля и наблюдал, как тот накинул пуховик и перешел улицу. Было уже очень поздно, и единственными машинами на улице были те, что припаркованы у домов. Олдридж поднес к губам свой кулак и поцеловал костяшки.

— Спокойной ночи, милый принц, — пробормотал мужчина, затем фыркнул и захлопнул дверь.

 

Глава 19

Мигель сбалтывает лишнего

 

Пятница, 13 декабря.

Родной дом Мигеля.

Хайвуд, штат Иллинойс.

 

— Ты трахался, — выдала Алондра.

Мигель вздрогнул.

— Чего? Нет. Я...

Алондра закатила глаза.

— Угу. Кто она? Я ее знаю? Кто-то из универа? Колись. Поделись с Лонни.

— ¡Cállate! [24] — прошипел он и огляделся по сторонам, на случай если кто-то подслушивал. К счастью, всех больше интересовал телевизор. Кто-то швырнул пустой банкой пива в экран и — слава всем богам — промахнулся, но все равно между отцом Мигеля и двумя дядями завязался громкий спор.

Мигель — так на всякий случай — поднялся и пошел к лестнице, ведущей в подвал, зная, что Алондра попрется следом. Несколько детей сгрудились возле телевизора в комнате отдыха, играя в гоночную видеоигру. Они даже не обернулись на Мигеля и его сестру, идущих в сторону невзрачного на вид бара родом из семидесятых.

Мигель порылся в мини-холодильнике и нашел банку «Колы». Он разлил ее по двум кружкам и плеснул в каждую приличное количество рома.

— Льда нет, — произнес он. — Тот, кто брал его последним, забыл залить форму.

— Ничего. «Кола» холодная. Итак, hermanito [25], выкладывай что происходит, потому что по глазам вижу, ты с кем-то спишь. Это та таинственная chica, о которой мы в прошлый раз разговаривали?

Мигель не хотел врать сестре, но стоило ему открыть рот, как желание поправить ее предположение как-то пропало.

— Возможно, — максимально честно ответил он.

«Да блин! Господи, блять, скажи уже. Почему ты просто не можешь рассказать?»

— Возможно? Хрен ты отделаешься «возможно». Блин. Почему mamá и abuela о ней не расскажешь? Они тогда перестанут тебя с кем-то сводить. Mamá недавно пыталась дать твой номер девушке-консультанту в ювелирном.

Мигель отпил половину и провел по лицу рукой.

— Это сложно.

— Да что с ней не так, Мигелито?

Мигель подыскивал что бы правдоподобного ответить.

— Разница в возрасте.

Алондра с закономерным шокированным видом ахнула.

— Но хоть совершеннолетняя? Только не говори, что она еще в школе учится.

— Боже, нет. Нет. В другую сторону.

— Хищница? — Лонни смотрела чертовски забавно. Она игриво ткнула Мигеля локтем. — Она нам в матери годится?

Это было невозможным по нескольким аспектам, и главный из них —физиологический.

— Нет. Не настолько.

— А что тогда?

Мигель в собственных ушах слышал стук сердца. Признаться Луне было пустяком. Она была подругой, с которой они только начали общаться. Но Алондра была семьей. Старшей сестрой. Она его любила, но эта тема была очень серьезной. Если она поддержит — на что Мигель очень рассчитывал — то ей тоже придется хранить тайну, а этого он допустить не мог. А если же нет — это станет первой трещиной, которая расколет их семью. Ну или, по крайней мере, разлучит Мигеля с семьей. В любом случае, все кардинально изменится, как только он откроет рот. Пути назад не будет.

Мигель откашлялся и заставил себя выдавить:

— Кажется, я би.

Алондра уставилась на него во все глаза, но молчала.

— Я не... — начал Мигель, но не знал, как точно закончить то, что хотел сказать, и очень обрадовалось, что не пришлось.

Алондра вскинула руку, чтобы он замолчал.

— Секунду, papi, ладно? Нужно подумать.

Мигель кивнул, сам сомневаясь, что сможет что-то сказать. Горло будто стянуло, перехватило от нервозности. Она назвала его papi — хороший знак. Она использовала это прозвище только, когда его оберегала. Как тогда, когда он упал и разбил коленку или когда его в школе задирали. Но о чем она думала, — вот что беспокоило Мигеля.

Лонни наконец неуверенно заговорила.

— Как давно... нет. Не важно. Этот человек, кто тебе нравится. Не девушка, так?

Мигель помотал головой, все еще не в состоянии говорить.

— Значит мальчик. — она говорила ровно и бесстрастно.

Мигель снова помотал головой и с трудом прохрипел:

— Мужчина. Он где-то лет на десять меня старше. Может, на пятнадцать. Так что он определенно мужчина.

— Ты переспал с парнем и даже не знаешь, сколько ему лет? Какого хрена, papi?

— Это сложно.

— Да, мать твою, я заметила. Не поделишься, как это произошло?

Мигель не знал с чего начать.

— Что именно?

— Как давно ты стал геем!

Мигель застонал. Он уже готов был признать, что быть би огромная боль в заднице. Иногда и в буквальном смысле. Последняя мысль заставила Мигеля улыбнуться.

— Лонни, я би, а не гей. Почему так трудно это понять?

Алондра отпила из своего стакана и опустила его обратно на стол.

— Ты занимаешься анальным сексом с парнем? Значит гей.

— Би, — возмутился Мигель. — Мне девчонки тоже нравятся.

Алондра раздраженно вскинула руку.

— Тогда почему ее не выбрал?

— Я не «выбирал» Олдриджа. Просто так получилось. Слушай, я сам еще во всем не разобрался. Ты будешь меня избегать или что?

— Избегать? Ты офигел, Мигелито?

Мигель сложил руки на груди.

— А ты?

— Нет, я не стану тебя избегать. Ты что считаешь? Мы, мать твою, в средневековье живем? Я просто запуталась. Для меня все это просто непривычно. Я не могу припомнить ни одного момента, где бы я сказала «а, да, мы всегда считали, что он гей». Тебе же девочки всегда нравились.

— Помнишь мою одержимость Тором?

Алондра заткнулась.

— Ах, да. Точно. Ну, а кто бы не хотел переспать с Крисом Хэмсвортом?

— Я бы точно его трахнул. У меня очень много смущающих фантазий о нем и Локки.

Сестра скривилась.

— Ладно, это сексуально, но очень по-гейски. Беру свои слова обратно.

— Би!

Алондра довольно ухмыльнулась, как могла только старшая сестра, бесящая своего брата.

— Да плевать, — а потом резко пришла в себя. — Mamá рыдать будет. Ты же ее знаешь.

Мигель еще глотнул выпивки.

— А papá припомнит мне, что велел идти в армию, потому что на флоте полно педиков. Весело будет.

— Abuela поколотит тебя тапком.

— Вот это новость.

Алондра фыркнула.

— Верно.

— И что мне делать?

Сестра опрокинула в себя остатки выпивки.

— Ну а для него это серьезно?

Мигель тоже допил и пожал плечами.

— Мы не совсем встречаемся. Черт, да мы даже не можем показать, что видимся друг с другом.

— Почему? Он тоже в шкафу сидит?

Мигель начал было возражать, что сам там не сидел, но потом осознал, что так, по сути, и было. Так что он ответил:

— Нет. Из-за его работы. Он профессор. Все в курсе, что он гей. Просто...

— Охренеть, papi. Ты трахаешься с собственным преподавателем? Estás loco [26]?

Мигель подумал, что все возможно.

— Наверное. Но в нем что-то есть такое. Я не хочу ничего заканчивать. Пока нет. Но и он сам в некотором роде loco, и проводить с ним время, наверное, глупо. Вероятно, он все прекратит, потому что он — это он, а если я сейчас откроюсь, то станет только хуже.

Сестра заморгала.

— Э-эм. Дашь мне знать, когда он разобьет твое сердце.

— Этого не случится. У нас не серьезно. Все не так.

— Просто знай, papi. Если он тебя обидит, я его прирежу. На правах hermana [27].

— Ясно, — Мигель обосновано верил, что она не шутила. И на всякий случай, мысленно сделал себе пометку спрятать подальше все ножи.

Остаток вечера Мигель испытывал дискомфорт, представляя себе реакцию каждого члена семьи на его потенциальную откровенность. И совсем немного надеялся, что хоть чьи-то слезы будут от радости. Вся его жизнь казалась хрупким мыльным пузырем. Внутри все выглядело отлично, но неизбежно лопнет, и Мигель останется ни с чем.

Может, стоило порвать с Олдриджем.

А потом он вспомнил о ванной, которую тот ему приготовил. Как мужчина, несмотря на все намеки подсказывающие бежать от него подальше, старался быть нормальным для Мигеля. От этого с сердцем творилось что-то непонятное, скручивало его в груди, как на одном из тошнотворных аттракционов в парке развлечений. Схоже с тем, как Мигель кончал и секунд на пятнадцать умирал, а потом умолял о возможности прийти к профессору снова.

Мигель чувствовал себя немного не в себе, очень живым и ужасно хотел увидеть Олдриджа.

«Снова, — подумал он. — Снова. Пока сил хватит это выносить. Я хочу приходить снова».

Глава 20

Мигель хочет запретного

Суббота, 14 декабря.

Кухня в доме дока.

Эванстон, штат Иллинойс.

 

Мигель, груженный слишком большим количеством еды для двоих, прокрался вдоль улицы, через переулок, а потом поднялся на заднее крыльцо профессорского дома. Он позвонил в старинный звонок, очень надеясь, что Олдридж не забыл о свидании.

Док распахнул дверь и, выгнув бровь, посмотрел на все, что шатко держалось в руках Мигеля.

— Не знал, что мы вечером планировали устроить оргию. Сколько человек ты собрался этим накормить?

— Заткнись. M amá и abuela  не умеют готовить маленькими порциями.

Олдридж придержал для него дверь.

— А я подумал, что ты сам готовить будешь.

— Э, нет. Я сказал, что «принесу» поесть, а не «приготовлю». В смысле, разогреть смогу, а вот, чтобы приготовить — нет. Ничего сложнее, чем заварить лапшу из пакета или разогреть остатки, — Мигель сгрузил пакеты на пол, стянув с плеч пуховик и кинув его на спинку барного стула.

Олдридж поморщился, забрал куртку и вышел из кухни, потом вернулся уже без нее, но с бутылкой вина. Мужчина открыл ее и прислонился к стойке.

Док выглядел супер аппетитно с взъерошенными светлыми волосами, в светло-голубой рубашке, расстегнутой у горла и заправленной в мягкие кремовые штаны. На ногах были кожаные лоферы, сильно поношенные на вид. По предположению Мигеля, это видимо был максимально близкий эквивалент Олдриджа к ленивому ничегонеделанию в домашних трусах.

— Или мы слишком мужественные, чтобы готовить? — лукаво поинтересовался док. В его словах был слышен не только вызов, но и издевка.

Мигель покосился на Олдриджа.

— Мы? Я в курсе, что ты умеешь готовить. И к тому же два моих двоюродных брата и дядя работают в ресторане, papi. Мой дядя чертов су-шеф. Не надо мне тут херню всякую нести. Кто-то выращивает растения. Кто-то пыль комками коллекционирует. А я уничтожаю идеально приготовленную еду. Единственное, где я могу не накосячить — это салат, да и то мои родственники сильно в этом сомневаются.

— Но ты можешь разогреть остатки?

Мигель достал сложенный листок из кармана и помахал перед Олдриджем.

— Я следую инструкциям, — он положил листок на столешницу и уставился на плиту. — Эта штуковина выглядит пипец какой сложной. Как включать-то ее?

Олдридж вздохнул, наполовину раздраженно, и наполовину — Мигель очень надеялся — с нежностью.

— Какая нужна температура?

— Abuela пишет сто восемьдесят. Э-э. «Предварительно не нагревать», что бы это не означало и оставить на полчаса.

— Это означает, что мы поставим приготовленное что бы там ни было прямо сейчас.

— Отлично! — Мигель взял накрытое фольгой блюдо и поставил в духовку, а Олдридж установил таймер. — Оставшееся нужно убрать в холодильник. Салат и десерт, — Мигель пошел к холодильнику и совсем не удивился, не обнаружив там свободного места из-за фруктов, овощей и небольших стеклянных контейнеров. Док был предсказуемо опрятен.

— А сейчас что? У нас есть примерно полчаса до ужина. Хочешь вина выпить? Или еще чего?

— Вина достаточно, — Мигель не особо любил вино, но алкоголь он и в Африке алкоголь, а гладить против шерсти дока не хотелось. Мигель принял от Олдриджа бокал. — За нас.

Олдридж выглядел сильно испуганным, чокаясь с Мигелем.

— За нас. Пусть это не обернется катастрофой.

— Какие радужные мысли. ¡Arriba, abajo, afuera, adentro! [28] — Мигель еще раз чокнулся бокалами и залпом выпил.

— Мексиканский тост?

Мигель закатил глаза.

— Я пуэрториканец, papi

Олдридж смутился.

— Прости.

— Да ничего, господи, все нормально. Просто знай, это разные вещи.

— Я знаю! Просто не знал. О тебе, в смысле.

— Ну, — Мигель собирался выразить свое мнение, но не перебарщивая. — Теперь ты в курсе. ¿Bueno?

К безмерному удовольствию Мигеля, Олдридж ответил:

— Muy bueno.

Не идеально конечно, но Мигелю хватило, чтобы желание поцеловать профессора засвербело еще сильнее. Он сдерживался, и вместо этого послал Олдриджу многообещающую улыбку.

По-прежнему красный мужчина спросил:

— Что это значит? Не то, что мы только что сказали, а твой тост.

— О-ох, — Мигель отпил еще один глоток. Он сам понятия не имел, что эта хрень вообще означала, просто ему нравилось. — В переводе звучит полной глупостью, это всего лишь традиция. « Arriba, abajo, afuera, adentro» дословно переводится, как вверх, вниз, наружу и внутрь. Моя семья всегда использует это в качестве тоста.

— Насколько она большая?

— В этом районе? Родители, бабушка, три сестры, брат, пять дядей и теть и еще с десяток двоюродных сестер и братьев. Родители моего отца живут в Пуэрто-Рико, как и большая часть семьи. Мамина мама живет в Хайвуде вместе с моими родителями. Остальные родственники — в Чикаго и его пригороде. У нас есть традиция собираться каждые выходные у кого-нибудь дома.

— О. Это кажется... милым.

Мигелю было неудобно рассказывать о своей большой семье Олдриджу, у которого, судя по всему, никого не было.

— Они еще тот геморрой. Я их, конечно, люблю, но временами хочется, чтобы их было поменьше. Иногда я задумываюсь о том, каково быть единственным ребенком в семье.

— Было неплохо, пока были живы мои родители. А после, стало одиноко.

Мигелю очень захотелось сжать Олдриджа в объятьях, но он побоялся. Вместо этого спросил:

— Насколько?

Олдридж сгорбился.

— Тетя оформила надо мной опеку. Помнишь все те фильмы, где в Рождество занятая работой женщина получает опеку над ребенком, и поначалу она сопротивляется, но потом они становятся семьей и все счастливы?

— Ага, — ответил Мигель, совсем не радуясь тому, к чему вел док.

— Ну, тетя Гейл была не такой. Мы так и не подружились, никакой связи из-за смерти близких или чего-то там еще не возникло. Я лишил ее того, чем она хотела заниматься — путешествиями и фотографией. Когда я вырос, тетя снова занялась любимым делом, и с тех пор я ее больше не видел. И это справедливо.

Мигеля спас от поиска тактичных, но при этом правдивых слов, звук сработавшего таймера.

— Еда готова, — проговорил он. — Где у тебя прихватки, papi?

— Сиди. Я сам достану, — Олдридж достал форму из духовки, поставил на варочную поверхность и осторожно снял фольгу. Ароматные запахи специй и печеного плантана разлились в воздухе.

— Что это? — спросил Олдридж.

— Pastelón. Плантан и мясной фарш слоями. Запеканка. Подходящее слово для белых. Думаю, оно тебе известно.

— Заткнись. Я все еще могу завалить тебя на экзамене.

— Попробуй сначала. Его приготовила abuela, — Мигель отошел к холодильнику и достал один из убранных в него контейнеров. — А это капустный салат, — он забрал у Олдриджа тарелки, положил на каждую по куску pastelón и порции салата. — Я сам готовил салат, но поскольку это особых умений не требует, он должен быть не плохим. Не такой вкусный, как бабушкин, но и не совсем отрава, клянусь.

В приятной тишине они принялись за еду. Мигель подумал, что это странным образом казалось по-семейному, но не в плохом смысле. Он даже представил себе картинку, как сам возвращается с работы, на которой в конечном счете остановился, а Олдридж уже ждет его дома, после занятий, печатает что-то на ноутбуке, а в духовке готовится ужин. Или Мигель мог бы принести что-то с собой. Они бы вместе поужинали, узнали бы как друг у друга дела, и...

На этом фантазия разваливалась. Мигель попытался еще раз представить, что будет после ужина, и не смог. К собственному удивлению, Мигелю хотелось всего того, что Олдридж не хотел или не мог ему дать. Все это глупо. Напрасная трата времени. И...

— О чем ты думаешь? — спросил Олдридж. — Выглядишь... напряженным.

Может, стоит закончить все прямо сейчас. У Олдриджа не будет проблем с администрацией университета, а Мигелю не придется рассказывать семье о своей бисексуальности — ну или, в крайнем случае, он сможет отложить эту новость на неопределенный срок.

Единственная проблема заключалась в том, что это решение таковым совсем не являлось. В лучшем случае это был хлипкий пластырь. Мигеля влекло к мужчинам. Не ко всем и ни в коем случае не исключительно к ним, но все рано тянуло. Мигель наслаждался, даже кайфовал, занимаясь с ними сексом. Более того, хотел он именно Олдриджа. Но хотелось бы большего, чем только члена в заднице. Он хотел целовать Олдриджа, прикасаться к нему, проводить с ним время, просто с ним быть. Мигель хотел этого с такой безнадежной силой, что даже перехватывало дыхание.

— Я думал о десерте, — произнес Мигель.

Олдридж смотрел на него спокойно, но на лице все равно было заметно некоторое неодобрение.

— Как скажешь.

И это взбесило Мигеля. Сначала Олдридж требовал, чтобы Мигель даже не думал выражать свои эмоции, а теперь злился, что тот не кричит о них направо и налево.

— Отлично. Я думал о том, что хочу к тебе прикоснуться. Везде. Нарушить твое священное пространство. Поцеловать тебя. Отсосать. Чтоб ты знал, это мой первый опыт отношений, papi. Оказывается я не совсем натурал. Мне нравится сосать член. Это не просто «ага, сейчас я это сделаю, и желание пропадет». Нет. Когда мой старшина дал понять, что я могу отвертеться от дерьмового дежурства, стоя на коленях, я сразу же согласился, а его член оказался в моем горле, потому что мне нравилось. И я просто подумал, что напрасно трачу здесь время, но уходить не хочу. Поэтому жопа по всем направлениям.

— Так что там с десертом, Мигель?

Мигель вылупился на Олдриджа. Тот был спокоен и безмятежен, но в то же время выглядел так, словно его только тронь пальцем, и он, как фарфор, разлетится на сотни осколков.

— Серьезно, papi?

— Что. На. Десерт? — Олдридж проговаривал слова твердым, практически ледяным голосом.

— Tembleque. Кокосовый пудинг.

— Вкусно, наверное. — Олдридж отодвинул в сторону тарелку. — Я бы попробовал. Сейчас, — последнее слово ощущалось вербальным ударом ножа.

И Мигель снова уставился на Олдриджа.

— Ты хочешь, чтобы я подал тебе пудинг.

— Да, — Олдридж затеребил что-то на талии, и до Мигеля с зарождавшимся восхищением и восторгом дошло, что тот расстегивал ремень и пуговицу на брюках. Олдридж достал уже возбужденный член. Но рука его слегка подрагивала, как и голос, когда он снова заговорил. — Подай его мне. На коленях.

Мигель поднялся, почувствовал небольшое головокружение, наверное, из-за того, что вся кровь отлила к члену. Парню пришлось схватиться за столешницу, чтобы устоять на ногах.

— Хорошо, — во рту пересохло.

Олдридж выгнул бровь, и Мигель почувствовал, что мужчина еле сдерживался.

— Хорошо, кто?

Мигель видел, что несмотря на свой страх Олдридж все равно собирался это сделать, но по своему.

Что бы это ни означало.

Мигель пока еще не понял, но было неважно. Олдридж пытался. Для Мигеля в тот момент это было самым важным.

Волна какого-то дикого и яростного чувства охватила Мигеля, как огонь.

— Хорошо... — он задумался и отбросил несколько вариантов покорности, гадая, что больше понравится профессору, а потом ответ стал очевиден. Мигель широко улыбнулся полной радости, удивления и надежды улыбкой. — Хорошо, Профессор, — произнес он и отправился выполнять приказ Олдриджа.

 

Глава 21

Олдридж еще не закончил

Суббота, 14 декабря.

Кухня Олдриджа.

Эванстон, штат Иллинойс.

 

Олдридж мог слышать только шум крови в собственных ушах. Сердце, казалось, билось в три раза быстрее, не очень хорошо для здорового человека, но этот факт мало влиял на эрекцию профессора.

Мигель разочаровался и расстроился. Олдридж, похоже, порождал у людей только такие эмоции. Но в то время как негативное отношение Тима вызывали у члена Олдриджа желание спрятаться подальше, с Мигелем случилось совершенно противоположное.

Может, из-за несоответствия их сексуальных отношений. Тим всегда доминировал, а Олдридж всегда ему позволял, даже когда разум восставал против того, чтобы его прижимали, удерживали и заставляли подчиняться. Обратное положение вещей даже не обсуждалось, и оставаться принимающей стороной было все труднее. Тим ни разу не сделал ему больно, всегда тщательно следил, что тело Олдриджа готово принять член, а сам профессор терпел секс и удовольствия не получал.

А теперь появился Мигель. Молодой, сильный и чертовски мужественный. Полная противоположность Олдриджу во многих аспектах. Однако Мигель понимал мужчину, как ни один любовник прежде.

«Он хотел мне отсосать».

Одной только мысли было достаточно, чтобы член Олдриджа напрягся до такого состояния, что им можно было забивать гвозди, как пневмомолотком Тима. Еще одна разница между прошлым и настоящим. У Тима были негласные, но довольно понятные правила насчет секса: Олдридж делал минет, Тим принимал. Олдридж был снизу, Тим — сверху. Олдридж должен был кончить в процессе, но именно Тим хотел довести его до оргазма, поэтому Олдриджу не позволялось к себе прикасаться. Тим дрочил Олдриджу, чаще всего неохотно, поэтому пропадающая во время секса эрекция стала нормой для Олдриджа. Тим мог в него кончить или просто плюнуть и так додрочить.

Олдриджа это нисколько не удовлетворяло, поэтому он предпочитал мастурбацию. Тим видимо понял и очень по этому поводу возмущался.

Совсем неудивительно, что между ними ничего не получилось. Болезненнее расставание не стало, но этот факт его, конечно, смягчил.

Мигель разложил белый пудинг по двум чашкам и опустился на пол. Парень взял десерт со стола и на коленях пошел к островку.

— Могу я съесть свой десерт за столом, Профессор? — Мигель смотрел на него сквозь преступно длинные ресницы.

— Нет, — Олдридж раздвинул ноги шире и сомкнул на своем члене большой и указательный пальцы правой руки. — Сначала съешь это. На коленях, — Олдридж ждал дальнейших действий Мигеля.

Глаза парня вспыхнули лукавым светом, а потом он склонился и потерся стыком губ по головке профессорского члена.

— Попробуй tembleque. Он действительно вкусный, — Мигель облизал губы и втянул член Олдриджа в рот.

Мужчина взял чашку слегка трясущимися руками и зачерпнул пудинг. Десерт был прохладным, сладким и очень вкусным, посыпанным корицей и по консистенции напоминал заварной крем.

Рот Мигеля на контрасте был горячим, минет — безжалостным и требовательным. Мигель застонал и впился пальцами в бедра Олдриджа. Мужчина чувствовал, как Мигель со всех сторон окружал его своим теплом, всем своим существом сосредоточившись исключительно на Олдридже.

Профессор к такому совершенно не привык. Даже приблизительно.

Олдриджа накрыло оргазмом со смущающей скоростью, и он спустил в рот Мигеля раньше, чем успел об этом предупредить. Олдридж собрался уже пробурчать извинения, но в последний момент сдержался. Вместо этого он произнес единственное слово практически не дрожавшим голосом:

— Удовлетворительно.

Мигель проглотил и рассмеялся.

— Значит, ты меня все-таки не завалишь на экзаменах?

— Думаю, это сойдет за дополнительные баллы, — согласился Олдридж.

Мигель взял свою чашку и принялся за tembleque.

— Да ты издеваешься. Этот минет тянет на «отлично». Он достоин наивысшей оценки. Удовлетворительно, как же.

Олдридж опустил на стол свою тарелку и внезапно испытал неловкость. Он поправил на себе одежду, но ремень оставил расстегнутым. Ему очень хотелось спросить Мигеля, что дальше, но профессор понимал, что в каком-то смысле именно он должен был направлять их вечер. Но проблема заключалась в том, что Олдридж понятия не имел, что делать дальше, поэтому поднялся, собрал посуду и сложил ее в посудомоечную машину.

Затем развернулся.

— Ну... — начал он, но потом замолчал.

Мигель снова стоял на коленях, но теперь уже голый, сцепив при этом руки в замок на затылке. В таком положении его грудь и пресс выделялись особенно аппетитно.

Половина Олдриджа — та самая, что заставляла Мигеля становиться на колени — вышла на первый план.

— Когда я буду оценивать работу на занятиях, мистер Кордеро-Руис, ваш упорный труд, безусловно, будет принят во внимание.

— Спасибо, Профессор, — покорно ответил Мигель, но с легкой улыбкой. — Я стремлюсь вам угодить.

Олдридж подошел ближе и коснулся темных волос Мигеля.

— Ваши усилия не остались незамеченными, — Олдридж думал, что одного минета его члену на вечер хватит: яйца были самым приятным способом опустошены, но как оказалось нет. Член мужчины снова начинал напрягаться. — Боже, — пробормотал профессор. — Знаешь, если ты добьешь меня своими выходками, то «автомат» на моих занятиях получить не удастся.

Мигель уткнулся носом в бедро Олдриджа.

— Знаю, — раздался его приглушенный голос. — Я в основном полуживых предпочитаю.

Олдридж снова погладил Мигеля по волосам, касаясь пальцами сцепленных в замок рук парня.

— А ты... может, хочешь добить меня наверху?

Мигель уставился на профессора сквозь свои невозможные ресницы.

— На этот раз в настоящей кровати?

— Да. Только если для твоего уровня «извращенности» это не слишком обычно.

— Угу. И это я тут главный извращенец. Пожалуйста. Отведи меня в свою постель. Займись со мной запредельно ванильным сексом под тихие звуки джазовой музыки.

Олдридж потянул Мигеля за волосы.

— Не понял?

— Вам, белым парням, ведь нравится такое?

Профессор нахмурился, пытаясь решить, стоило ли обидеться.

— Идиот, — ответил он в итоге.

— А какая тебе нравится музыка? Ставлю на альтернативную. Ты не похож на любителя хип-хопа.

— Я не слушаю музыку, — Олдридж чересчур важно фыркнул. — Только подкасты и аудиокниги.

Мигель задрал подбородок и выгнул бровь.

— Серьезно?

— Да. Сейчас я слушаю книгу о пищеварительном тракте.

— Как-то...

— Ото рта, — Олдридж обвел пальцем полные губы Мигеля. — До ануса, — он кончиком ботинка постучал по округлой заднице Мигеля.

— О-ох.

— Если хочешь, можешь помочь мне с учебой.

Лицо Мигеля потемнело, зрачки расширились, добавляя большей черноты его глазам.

— Э-э, хорошо.

Олдридж приподнял бровь, но ничего не сказал. Он удивлялся самому себе, но останавливаться не собирался, как и задумываться над своими инстинктивными действиями. Это работало не только в отношении одного него или Мигеля, а их обоих, и Олдридж очень боялся все испортить.

— Да, то есть. Да, Профессор.

Олдридж провел пальцами по щеке Мигеля.

— Хороший мальчик. А сейчас, наверх. Нет. Я не просил тебя вставать. На четвереньках, — он наблюдал, как неловко Мигель поднимался по ступенькам, как двигалась его замечательная задница и подпрыгивала эрекция. — Стой! — потребовал Олдридж, стоило Мигелю добраться до конца первого пролета. — Замечательно. Раздвинь ноги. Шире. Идеально.

Олдридж неторопливо поднялся к Мигелю, развел его ягодицы и широко облизал анус.

— Окей. Неплохо.

— Рад, что ты одобряешь. — Олдридж был в курсе всех причин, почему римминг был рискованным занятием, но ему было плевать. Мигель идеален. Он соблазнительно пах и был вкусным, а его стоны лучше в