НИКОЛАЙ. (Смущаясь от внимания, запевает.)

                                       Хеппи бёздей ту ю…

                                       Хеппи бёздей ту ю…

(Пауза.) Я…Я… Принёс … Шланг…

СОНЬКА. (Ахает.) Мой? (Таращит глаза.) Ворованный?

НИКОЛАЙ. (Краснеет.) Ну, что вы! Купил! В том году! В упаковке! (Оправдывается.) Я ни разу не пользовался! Участок у меня низкий, всё время подтопленный, в конце даже осока растёт!

ИРИНА ПЕТРОВНА. У него там лягушки хайлают громче меня! (Хохочет.) Прикинь! (Толкает Соньку в бок.) Меня громче! 

СОНЬКА. (Недоумевая.) Так чего же новый, в упаковке…

НИКОЛАЙ. (Еще более смущаясь.)  Это в подарок! Вдруг понадобится…

Сонька. (Оглядываясь на Ирину Петровну.) А может, и правда, понадобится? Может, не продам я этот чёртов участок? Тут хоть есть, где голову приклонить, с кем словом перекинуться!

БАБА ВЕРА. Как от земельки-то отказываться? Бери, Соня! 

ЗИНА. Бери, пока дают! Не раздумывай!

ШУРА. Как в сказке про зайца, все что-то принесли: кто капустку, кто морковку, кто грибы, кто мёд… Хорошо!

ИРИНА ПЕТРОВНА. (Оглядывается, ищет кого-то взглядом.) А где эта наша… Французская дама…

НАТАХА. С Эйфелевой башней-то? Сейчасбудет, мы за ней заходили.

ИРИНА ПЕТРОВНА. Садитесь за стол! Раз-два! Придёт – нальём французской даме штрафную! Нечего дисциплину нарушать!

 

 

                                                            Сцена 4

 

Запыхавшись, на крыльце появляется Тамара, в руках у неё три горшочка с красивыми фиалками. Она отряхивается от дождя, заботливо осматривает цветы.

ТАМАРА. (Оправдываясь.) Вот… Пересаживала… Сенполии… Фиалки… Простые и махровые, с гладкими и волнистыми лепестками! (Показывает.) С контрастной каёмочкой! (Любуется.) Лучшие в нашем клубе любителей фиалок! Я сюда их привезла, земля здесь хорошая! Осенью в квартиру повезу, они здесь, как и мы, люди, отдыхают. Здесь им хорошо дышится! Вода дождевая! А от солнца я затеняю! Зелень какая сочная! Цветочки – шапочкой! Это вам, Сонечка, от всей души!

Все любуются цветами, Сонька тронута вниманием.

СОНЬКА. (Сердечно.) Спасибо! А у меня дома цветов почти нет… Прямо странно… Традесканция какая-то чахлая, казённая болтается…

БАБА ВЕРА. Так земелька плохая, надо подкормить… Полить…

СОНЬКА. Да не в этом дело… Равнодушная я какая-то стала… И то мне неохота и это лень… Что-то со мной случилось… Людей, что ли, нормальных рядом нет? Мужики – козлы, бабы – дуры набитые! Ходят ко мне на массаж, думают, что здоровья я им прибавлю, а сами идут с пивом, да после сразу – за сигарету!

ИРИНА ПЕТРОВНА. (Разводит руками.) Ну, никакого здорового образа жизни! (Приседает несколько раз, выставив руки вперёд.) Раз-два! Раз-два!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. По библиотекам тоже не ходят!

НИКОЛАЙ. Да-да, читать стали совсем-совсем мало!

ЗИНА с ШУРОЙ (наперебой). Хулиганов полно! Мафия!

СОНЬКА. (Спохватываясь.) Ну, хватит о грустном. Спасибо, дорогая! (Берет в охапку Тамару, искренне обнимает). Находите себе местечко! (Оглядывает всех, пересчитывает.) Посуды, вроде, хватает! Давайте за встречу и за знакомство! За мой день рождения!

ИРИНА ПЕТРОВНА. Да чего всё в кучу-то?

СОНЬКА. (Машет рукой.) Так надо! Давно не поздравляли меня так душевно, как в детстве… (Показывает цепочку у себя на груди.) Вот золото, а радости нет! А калоши! Вот сегодня они нужны? Нужны! И завтра… И никто из-за них не укокошит… Не позавидует! (Оглядывается на Натаху.) Калоши настоящие, красивые, блестящие… Или цветы эти… (Берёт один горшочек.) Ведь в саду сейчас всяких полно! Пионы, дельфиниумы, гвоздики … А она семполию эту… (Показывает на Тамару.) А она пересаживать давай! Для меня! Лучшие! Чтоб порадовать! Жизнь мою украсить! Дом мой пустой… (Растроганно.) Чтоб и я… По-людски жила… О ком-то… О чём-то заботилась! А то я, как перекати-поле… Бабульки… (Кивает в сторону бабы Веры и её подружек.) Готовы научить варенье варить, знают, что безотцовщина я, и мать рано умерла… Толком ничего не умею… Она и раньше… (Показывает на бабу Веру.) Меня чем-нибудь угощала вкусным, домашним… Шланг вот у меня новый! (Шутливо кланяется Николаю.) Спасибо доброму человеку!Давайте за всех нас! В городе сидим по квартирам, никем не интересуемся, а здесь на земле, вроде как, лучше становимся!

Все поднимают рюмки и пьют, угощаются. Слышны голоса: «А мне рыбку», «Кусочек сыра положите», «Колбаски два кружочка нам с Зиной»…

ИРИНА ПЕТРОВНА. (Удовлетворённо оглядывая всех.)  Ух! Хорошо-то как! Как у нас на сборах! Душевно! После соревнований! Помнишь? (Смотрит на Соню.)  Не забыла?

СОНЬКА. Такое не забудешь! Во сне вижу соревнования… Подготовку к ним, волнение… Иногда просыпаюсь в холодном поту… Все бассейны, где выступали, помню: в Самаре, в Магнитогорске, в Москве, в Риге…

НИКОЛАЙ. (Уважительно.) Ничего себе!

БАБА ВЕРА. (С гордостью.) Она у нас кандидат в мастера спорта! За границей выступала много раз!

СОНЬКА. (Тихо.) Два только…

БАБА ВЕРА. (Нахваливая.) Так Украина-то нынче тоже заграница, и Белоруссия тоже… Ты ведь была там?

СОНЬКА. (Кивает.) Была-а-а-а… (Встряхнув головой.) Ну, за победы, которые у нас когда-то были!

Быстро выпивает, моргает, так как пить, по - видимому, не привыкла. Остальные пьют, угощаются, вспоминают свои победы.

ТАМАРА. Вот эти сенполии – победители последней городской выставки. А поливать их надо отстоявшейся водой, стараясь не замочить растения.

БАБА ВЕРА. (С интересом.) А земелька какая должна быть?

ТАМАРА. (Увлекаясь.) Подойдёт садовая земля, а лучше смесь торфа с перегноем.

МАРИЯ ВАИЛЬЕВНА.  А рассаживать как?

ТАМАРА. Лучше листовыми черенками. Мы в клубе так делаем. Наш клуб лучший в Уральском округе! О нас даже передачу по телевизору делали!

НАТАХА. Молодца! Ты у нас того… Известная фиалка Монмартра!

ИРИНА ПЕТРОВНА. (Поднимает кувшин с компотом, стучит по нему ложечкой.) Мадам и мьсе! (Смотрит на дам и на Николая.) Все поздравили Соню, а я ещё нет… Само-собой, я как наставник её, бывший тренер, должна ей сделать подарок. (Пауза.) А мой подарок тебе, София, такой! (Серьёзно.) У нас заканчивается ремонт бассейна! Раз! Осенью откроют! Два! Я уже говорила с директором! Три! Говорила! (Пауза.) Берём тебя! Четыре! (Пауза.) Массажистом в команду! Пять!

СОНЬКА. (Подпрыгивая.) Вау!!!

ИРИНА ПЕТРОВНА. (Серьёзно.) Без «вау», пожалуйста! У нас, сама знаешь, дисциплина! Уход-приход – всё вовремя! Никаких поблажек! Никаких перекуров! Режим! Здоровый образ жизни! Что тут… (Щёлкает по шее.) Что тут… (Показывает на низ живота.) Поняла?

СОНЬКА. (Смущаясь.) Поняла!

ИРИНА ПЕТРОВНА. Сдетьми работать будем! Это – святое! Будем делать команду! Два года были в простое! Народ разбежался. Собираем сейчас своих, в ком уверены. (Смотрит на Соньку в упор.) Я могу быть в тебе уверена?

Сонька. (Выдохнув.) Конечно!

ИРИНА ПЕТРОВНА. Смотри мне! Раньше мы были школой олимпийского резерва!

НАТАХА. (Поясняет Марии Васильевне.) Плавунцы! (Уважительно.) Почти что олимпийцы, бляха-муха!

ИРИНА ПЕТРОВНА. Сейчас надо вновь показать себя! Выиграем область, потом Россию! Потом… Ну, может, и России хватит… И – на пенсию! Но только с победой! Я так хочу! Раз-два! И на пьедестале!

Наливает себе и Соньке компот, остальным наливает коньяк. Разговоры то тут, то там возникают на разные темы. Ирина Петровна включает магнитофон, звучат песни Джо Дассена.

НАТАХА. (Показывая на Эйфелеву башню на парадной футболке Тамары.) Ну, вот, фиалка Монмартра, всё вокруг тебя французское: вот башня, вот коньяк, вот сыр, вот Джо Дассен! Красота! (Поднимает подол Тамариной юбки.) У тебя даже юбка – годэ! (Разъясняя Марии Васильевне.) Она у нас вся романтическая, французская…

ТАМАРА. (Смущаясь.) Да, ладно!

НАТАХА. А ты расскажи, с чего ты эту моду французскую взяла и прям этим бредишь!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Подаёт рюмки с коньяком.) А коньяк и, правда, ничего! (Берёт бутылку, передаёт Тамаре.)

ТАМАРА. (Шевелит губами, читает.) Настоящий, французский!

БАБА ВЕРА. Дорогой, наверное?

СОНЬКА. Да ладно вам! Мне клиенты подарили!

ЗИНА с ШУРОЙ. Ой, и нам охота! А то мы водочки намахнули… Но если это французский коньяк, то мы хоть дома похвастаемся, что его пробовали!

ИРИНА ПЕТРОВНА. Николай, наливай! Остаёшься за старшего! Мы с Соней того… На режиме? (Та согласно кивает.) На режиме!

Николай разливает, все пробуют коньяк на вкус, мало чего в нём понимая.

ШУРА. (С любопытством обращаясь к Тамаре.) А откуда у вас мода французская?

ТАМАРА. (Раздумывая, откровенничать или нет.) Ну-у-у, не знаю точно… Может быть, от отца, он фронтовик, участник военных действий составе эскадрильи «Нормандия-Неман».

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Удивлённо.) Лётчик?

ТАМАРА. Нет, авиатехник… Но он был во Франции, в предместьях Парижа… (Восторженно.) И даже в самой столице! Он так описывал Париж! Бульвары! Дома! Башню! (Показывает на свою футболку.) Эйфелеву!

ЗИНА с ШУРОЙ. (Переглядываясь.) Ак, она уже была?

ТАМАРА. Была, конечно! Она с девятнадцатого века стоит! Чудо Парижской промышленной выставки! Шедевр инженерной мысли! (Пауза.) А мой отец привёз мамочке из Франции комбинацию и духи! Мама была молоденькая, тоненькая, когда она надевала комбинацию, отец любовался ею, брал на руки и танцевал… Она надевала её как праздничное платье, лёгкое и прозрачное, на тоненьких бретельках, и никогда не носила, как мы. Только для него надевала… Это было в конце сороковых и в пятидесятых годах… Духами она и вовсе пользовалась два раза в год: на Новый год и на Первомай… Берегла! (Смущаясь.) Флакончик я дома храню, мне кажется, что он всё еще пахнет… Именно из-за рассказов папы мы и полюбили всё французское, но скрывали, чтоб люди не сочли это блажью. Мамочка много читала, у нас полно книг Золя, Готье, Дюма, Франса, Гюго, Стендаля, Флобера… Она даже по самоучителю учила слова, но разобраться сложно было… И я около неё стала внимание обращать на историю, литературу, кино, музыку Франции… (Оправдываясь.) Мне даже Наполеон нравится!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Поддерживая.) А что? Вполне! Незаурядная личность!

НИКОЛАЙ. Многие русские писатели им восхищались! Наполеоном…

ШУРА. (Встревая.) А еще пироженки такие есь! Скусные!

ЗИНА. (Уточняя.) У нас в посёлке, в кулинарии…

ТАМАРА. (Не отвлекаясь.) А как-то в журнале «Наука и жизнь» я стихотворение Виктора Гюго нашла, «За баррикадами на улице пустой», два раза прочитала и выучила, так оно меня за душу взяло. Посейчас его помню!

ЗИНА. Хорошее, знать-то, стихотворение!

ШУРА. Помнишь, ак прочитай имениннице! А то все говорят: «Пенсионерки! Пенсионерки!» Вот и покажи имя класс!

ТАМАРА. (Воодушевлённо рассказывает стихотворение, трогательно вытянув руки по швам, как школьница.) Виктор Гюго!

      За баррикадами, на улице пустой,

Омытой кровью жертв, и грешной, и святой,

Был схвачен мальчуган одиннадцатилетний!

«Ты тоже коммунар?» – «Да, сударь, не последний!»

«Что ж! – капитан решил. – Конец для всех – расстрел.

Жди, очередь дойдёт!» И мальчуган смотрел

На вспышки выстрелов, на смерть отцов и братьев.

Внезапно он сказал, отваги не утратив:

«Позвольте матери часы мне отнести!»

«Сбежишь?» – «Нет, возвращусь!» – «Ага, как ни верти,

Ты струсил, сорванец! Где дом твой?» – «У фонтана».

И возвратиться он поклялся капитану.

«Ну, живо, чёрт с тобой! Уловка не тонка!»

Расхохотался взвод над бегством паренька.

С хрипеньем гибнущих смешался смех победный.

Но смех умолк, когда внезапно мальчик бледный

Предстал им, гордости суровой не тая,

Сам подошёл к стене и крикнул: «Вот и я!» 

И устыдилась смерть, и был отпущен пленный.

Дитя! Пусть ураган, бушуя во вселенной,

Смешал добро со злом, с героем подлеца, – 

Что двинуло тебя сражаться до конца?

Невинная душа была душой прекрасной.

Два шага сделал ты над бездною ужасной:

Шаг к матери – один и на расстрел – второй.

Был взрослый посрамлён, а мальчик был герой.

К ответственности звать тебя никто не вправе.

Но утренним лучам, ребяческой забаве,

Всей жизни будущей, свободе и весне –

Ты предпочёл прийти к друзьям и встать к стене.

И слава вечная тебя поцеловала.

     В античной Греции поклонники, бывало,

На меди резали героев имена

И прославляли их земные племена.

Парижский сорванец, и ты из той породы!

     И там, где синие под солнцем плещут воды,

Ты мог бы отдохнуть средь каменных вершин.

И дева юная, свой отпустив кувшин

И мощных буйволов забыв у водопоя,

Смущённо издали следила б за тобою.

Все внимательно слушают, потом дружно хлопают.

НАТАХА. (Восхищённо.) Ну, даёшь, фиалка Монмартра! Я, главное, не знала, что у Гюго стихи есть. «Собор Парижской Богоматери» я лично читала, «Отверженные» там!

СОНЬКА. (Со стороны.) А я про Гавроша и про Козетту помню. (Смущаясь.) Мы в спортинтернате рассказы читали. Дисциплина! У нас тренер дневники проверял! (Оглядывается на Ирину Петровну.) У меня прям перед глазами стоит кукла Козетты! (Зажмуривается.) Кра-а-а-сивая!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Поднимает указательный палец вверх.) Вот она! Сила художественного слова!

НАТАХА. А там еще в «Соборе Парижской богоматери» Квазимодо был! Помните? А мюзикл-то слышали? «Эсмеральда-а-а»… (Напевает мелодию.)

ТАМАРА. А имена, фамилии у французов какие! Жан, Поль, Дефорж, Лабордет, Эммануэль, Миньон, Мирей Матье, Патрисия Касс, Ив Сен Лоран…

ШУРА. (Встревая.) Д`Артаньян! Мне шибко глянется!

ЗИНА. (Подхватывает.) Бассенький! Чернявенький!

БАБА ВЕРА. Мадам Бонасье…

НАТАХА. (Усмехается.) Ха! Да проститутки там все! Я читала! (Вспоминает, морщит лоб.) А-а-а… Золя «Нана»! От молодца! Все мужики её были! Весь блестящий Париж!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Мечтательно.) Париж! Париж! Монмартр! Тракодеро!

ЗИНА. Чего-чего «деро»?

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. Да, площадь такая в Париже! Тракодеро! С неё Эйфелева башня как на ладони видна! (Вздохнув, обращаясь к Тамаре.) Как я вас понимаю! Я тоже влюбилась в Париж! В башню! (Прижав руки к груди.) Она та-а-а-а-кая красавица! Особенно ночью! Когда в огнях! Когда сверкает! Такая нежная! Как невеста!

ШУРА. (Любопытствуя.) В какой это передаче показывали? В «Путешественниках»?

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Вздохнув.) Да сама! Своими глазами видела!

ЗИНА. (Удивляясь.) За границу, что ли выпустили?

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. А чего меня не выпускать? Я не носитель секретов!

ТАМАРА. (Тихо.) А я…

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. А какая там Триумфальная арка! К ней идёт бульвар в огнях!

ТАМАРА. (Эхом.) Бульвар в огнях! В огнях…

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Возбуждённо.) А давайте выпьем за Париж! Николай, за дело! (Кивает на бутылку коньяка.) Коньяк за Париж! Прекрасно!

Николай разливает коньяк, все понемногу пьянеют, голоса становятся громче, речи откровеннее. Сонька подливает Николаю, который явно любуется ею, а ей это льстит.

НИКОЛАЙ. (Ухарски.) Желаю вам, Соня, когда-нибудь побывать в Париже! (Целует ей руку, долго и преданно смотрит в глаза.)

СОНЬКА. И я бы не прочь! (Игриво.) В хорошей компании!

НАТАХА. « Увидеть Париж – и умереть»! Кино такое было! Мечта советских граждан!

ТАМАРА. (Тихо.) Это город моей мечты…

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. Не-е-ет! Увидеть Париж и не умереть, а жить! Жить, как там! И обязательно там побывать! Всем! (Горячо.) Всем!

ЗИНА с ШУРОЙ. (Между собой.) Ак, там одни проститутки! Мы в кино видали… Все голышом… Все друг с дружкой спят! Стыдобушка! Ноги задирают и хохочут! Весело имя! 

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Отмахиваясь.) Да ну вас! Глупости! Вы знаете, нас всех дурачили! Болванили! Всё твердили, что Европа загнивает! Что там страшное мракобесие в средневековье было! А там ремёсла! А там культура! А там искусство! (Качает головой.) Кружева в Брюсселе! Дороги и замки в Германии! Сохранили Пантеон в Риме, лестницы, фонтаны! Фрески в соборе святого Петра! Башня в Пизе! Гондолы в Венеции! Кофейни и кондитерские на улочках Вены! Фонтаны и скверы в Барселоне! Набережные в Стокгольме и Хельсинки! А сейчас? Парки развлечений: «Порт Авентура» и «Диснейленд»! Для детей и взрослых! Мама моя! Города! Страны! Мир открыт! Распахнут! А нас так долго не пускали! Дурили! Железный занавес! Ну, вот почему, спрашивается, не пускали?

ТАМАРА. (Горько.) Не пускали! Было такое…

БАБА ВЕРА. (Разводит руки.) Так на что ехать? Дорого! Да и огород летом! От земельки-то не уедешь!

ЗИНА с ШУРОЙ. На пензии-то не разъездишься! Прижмёшь задницу и сидишь! Нам уж по семьдесят, а нигде не бывали… Ничегошеньки не видали…

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Горячась.) В том-то и дело… Не живём, а всю жизнь жить готовимся! Раньше копили все, на чёрный день готовили, а белого света не видели! Запасы у всех тюля, трусов, носков, отрезов разных, полотенечного, стирального порошка… У меня, у вас… У каждой… (Вздыхает.) Барахла всякого…

ШУРА. (Невпопад, гордо.) Ага, девки, всё запасалися! У меня чёрные нитки в катушках есть! Цельная коробка с-под обуви. Бочонки такие! Мно-о-о-го! Я вам, девки, раздам, пожалуй! Мне не жалко!

ЗИНА. А у меня спичек полно! Помните, пугали всё дефицитом, вот я и запасалася! Соль и спички!

НИКОЛАЙ. Стратегический запас!

ЗИНА. Соль-то ем помаленьку, а плитка электрическая сейчас… Куда с имя, со спичками-от? Ума не приложу! У меня их цельный чумадан!

НАТАХА. (Насмешливо.) Ну, бляха-муха, курить начинай!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. А сломалась я вот на чём… Умерла знакомая, а после неё остались такие красивые японские тарелки! Из них почти никогда не ели, они в серванте стояли! В серванте… За стеклом… Годы и годы… И вот… Человека нет, а тарелки есть! Пережили тарелки человека! Тарелки несчастные… Как что-то меня переклинило тогда! Да плевать я хотела жить потом… Сейчас буду! Ничего не буду копить! И покупать на вырост детям давно перестала! Заработала – и в дорогу! Мир смотреть! И сыновьям ещё показать! Пока свобода! Пока! А то вдруг окно в Европу прихлопнут? Будем только в форточку голову высовывать! С одним сыном в Германии, Турции, Польше бывала! С другим в Италии была, в Австрии, слетала в Испанию, на море, проехалась по Франции, с остановкой в Париже, далее Брюссель… (Восторженно.) Я влюбилась в его площади! И даже писающий мальчик там такой трогательный! Пузатенький! Как мои ребятишки, когда маленькие были! А Гамбург? Мне показалось, что это город-труженик: порты, корабли, краны, контейнеры, фуры… Ведь весь товар произвести надо, а потом отправить куда-то… Вот они работают! Вжик-вжик! Вжик-вжик! (Показывает.) Туда-сюда! Туда-сюда! По всей Европе! И всем всего хватает! Мебели! Еды! Одежды! Дефицита никакого не было и нет! Очередей!

ЗИНА. (Гордо.) Ак, и у нас одежды полно! (Показывает на своё платье.) Вот платье кримпленовое! Сносу ведь нет! Прелесть! (Поднимает подол, показывает всем.) Цвета все сохранились! (Оглядывает себя.) Раньше в облипочку было! Сейчас только болтаться стало! (Довольная собой, удовлетворённо.) Стирай не стирай, а всё, как новое!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Сочувственно.) Вот и носим по тридцать лет одно платье и радуемся… Э-э-эх! Ничего-то мы не видели, ничего-то не носили, не нюхали! Там… (Кивает в сторону.) Одних парфюмерных фабрик – не счесть! Всюду – красота! Удобства! Они живут сегодня, сейчас! Ни у одной парижанки, я уверена, не стоят дома мешки с мукой и сахарным песком! Да ведь? (Смотрит на бабу Веру, та опустила глаза.) Нет у них и коробок с нитками на запас! (Смотрит на Шуру с Зиной.) Разве возводят они сами теплицы и парники, как мы? (Переводит взгляд на Ирину Петровну, та разводит руками.) Разве варят они по сто банок компота да варенья? (Смотрит на Натаху, которая разглядывает свои ладоши.) Разве моют майонезные баночки для рассады? Разве ловят в садах воров? Копают канавы, чтоб отвести воду от садового участка? Разве… (Машет рукой.) Хряпаемся, хряпаемся беспощадно! Есть женщины в русских селениях! Воспели поэты да писатели на нашу голову! А сами – в стороне! (Смотрит на Николая.) Хорошо ведь, сложить всё на женщину и любоваться, как она всё тащит! Ага, ведь? (Николай пожимает плечами.) Вот все здесь… (Показывает на всех женщин рукой.) В этом саду… В основном, женщины бьются! У всех – трудовые подвиги! У той – кабачки метровые! (Загибает пальцы.) У другой – заготовки, как на консервном заводике, только качество выше, а объёмы – те же почти! У третьей – цветочный ковёр! Да такой, что сами голландцы бы ахнули! Эти… (Кивает на Ирину Петровну и Соньку.) Сами супостатов задерживают! Господи! Да мужики-то где? Перевелись? Где мужское плечо? Может, работают где? Надёжный тыл нашим женщинам? Как бы не так! То из семей сбежали, то спились, то себя никак не найдут…

ТАМАРА. (Тихо.) Может, жизнь изучают, в творческом поиске…

МАРИЯ. (Ожесточаясь.) А женщине не хочется быть в творческом поиске?

НАТАХА. Ой, да мы всегда в пристяжных! Нет! (Подумав.) Мы всегда в коренниках! И дом тащим, и детей, и работу, и сад…

ЗИНА с ШУРОЙ. (Переглядываясь.) И мужиков-алкоголиков!

ИРИНА ПЕТРОВНА. И старух-свекровушек!

БАБА ВЕРА. И внуков!

ТАМАРА. Общественные нагрузки!

ЗИНА. Когда отдыхать? Некогда! Жизнь такая!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Возбуждённо.) Так пусть всё изменится!

СОНЬКА. Давайте за это и выпьем!

Себе и Ирине Петровне наливает компот, остальным самодельные сладкие наливки, все выпивают, горячатся.

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Привлекая внимание.) А знаете? А знаете, что меня поразило больше всего, и чему я позавидовала? (Пауза.)

Все затихли, смотрят с интересом.

ШУРА. И что?

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. Французская карусель! (Пауза.) В Диснейленде!Она для всех! А не только для детей! Представляете: тёплый летний вечер, огромная красочная карусель в огнях, весёлая музыка играет! (Зажмуривается, вспоминает.) Огни сверкают, переливаются! Кони, слоны, машинки, самолётики…

ЗИНА. (Перебивая.) Ак, у нас в посёлке тоже такая есь! Лет тридцать назад я с внуком была! Он катался, а я…Правда, давно сломалася!

ШУРА. (Толкая её в бок.) Дайкось людям сказать!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Не обращая внимания, продолжает.) И подходит к этой карусели высокая худая старуха… Ей хорошо за семьдесят… Выбирает коня в рыцарских доспехах, садится на него. Руки-ноги вот так! (Показывает, как, растопырив ноги и руки, уселась французская бабушка.) И, раскачиваясь, едет по кругу! Музыка! Огни! А на карусели разного народу!!! Любых национальностей! Любого языка! Старые и малые! А залюбовалась я именно этой французской старухой! Как мне захотелось, чтоб и у меня в старости была бы такая французская карусель! Безмятежная спокойная старость! Ведь не меньше её мы этого заслужили!

ЗИНА. (Ни с того ни с сего.) Ой! Да, проститутки они все!

ИРИНА ПЕТРОВНА. (Размышляя.) А мы не проститутки? (Оглядывает присутствующих.) И мы все проститутки! А что толку? Что, думаете, легко рекорды-то ставить? Как бы не так! Чтоб в команду взяли – тренеру дай! Чтоб дорожку в бассейне выделили – директору дай! Чтоб судьи на соревнованиях не засудили – улыбнись и дай! Чтоб выпустили твою команду в другой город – в комитете по физкультуре, по старой памяти, нагнись и дай!

СОНЬКА. (Машет на неё руками.) Ирина Петровна, да что вы такое говорите?

ИРИНА ПЕТРОВНА. (Резко.) А то и говорю… Ты уже взрослая девочка…Всё должна понимать… У самой попытки-заплывы замуж каждые полгода случаются… Тоже чего-то ищешь… Тоже… Кому попало даёшь… А я ради дела, но что это меняет? Проститутки мы все! (Отрезает.) Вот так! (Вытягивает руки вперёд и поднимает к каждой руке ноги, напрягаясь, повторяет упражнения.) Про-сти-тут-ки!

ЗИНА и ШУРА. Быват, быват…

БАБА ВЕРА. (Одёргивает их.) С ума что ли сошли?

НАТАХА. (Весело.) А чо, девки, правда? (Толкает Николая.) Пока настоящего мужика-то найдёшь? Я вот третий раз замужем! А было у меня… (Растопыривает толстые пальцы, считает, сбивается.) Ну-у-у… (Сжимает руки в кулачки.) Ну, всяко, около десятка! (Смотрит победно.) Но остановилась я на своём Валюшке! Он был молодым гвардейцем одиннадцатой пятилетки!

ШУРА. Про его в газетке писали!

ЗИНА. С портретом!

НАТАХА. Ага, правда! Он у меня надёжный!

ТАМАРА. (Тихо.) Надо же! А с виду и не подумаешь!

НАТАХА. (Вглядываясь.) А ты, фиалка Монмартра, что там так тихо тарахтишь? У тебя-то их сколь было? Колись! (Кивает на Николая.) Мужиков-то?

ТАМАРА. (Смущаясь.) Да как-то… Это… Не случилось…

СОНЬКА. (Вытаращив глаза.) Как это?

НАТАХА. (С изумлением.) Ну, ты, девка, даёшь! Точнее… Не даёшь! Тьфу ты! Запуталась совсем! Даёшь – не даёшь! Писатель, мать твою! Наливай, проясни голову!

Николай наливает, настойки делают своё дело: языки развязываются всё больше.

ТАМАРА. (Негромко.) Не состоялось как-то… А ведь могло… Могло… Я в технической библиотеке работала на секретном производстве… Космос… Ящик номер… Тайна… Государственная тайна… Стратегические задачи решали… Я дружила три года с одним инженером… Он часто к нам в библиотеку заходил, книги заказывал, чертежи, схемы, переводы какие-то… Мы гуляли по городу иногда… Я его из командировок ждала…

ЗИНА. (Шуре шёпотом.) Сбежал, наэрно, долго не давала если…

ШУРА. (Шёпотом.) Гуляли оне… Мужикам рази это надо?

БАБА ВЕРА. (Шикает на них.) Ну-ка, тише!

ТАМАРА. (Вспоминая.) Он понимал меня… Знал всё про нашу семью… Про духи… Про… Про мамину комбинацию… Радовал меня стихотворениями… Сам… Сам сочинял! Хоть и конструктор был… Физики и лирики… Помните? И он такой был! В шестидесятые годы… А потом… Потом он уехал в командировку… И больше… (Всхлипнула.) И больше… Не вернулся… Я узнавала… Потом болела… Потом почему-то перевели меня… Я в другой потом технической библиотеке работала… Шесть лет на Байконуре… Нас как технических специалистов послали… Трудно там было… Степи… Ветра… (Сквозь слёзы.) Но задание Родины выполняли! Космонавтов провожали и встречали… (Надолго замолчала, притихшие гости не прерывают.) Но таких, как он, больше не встречала… До сих пор помню его! А сама нигде больше и не бывала… Мир не видала… Мы ведь, кто на секретных предприятиях работали, и доступ к государственной тайне имели, невыездные долго были… А сейчас… (Машет рукой, замолкает. Берёт в руки фиалки.) Вот душа-то только возле цветов и греется…

НАТАХА. (Удивлённо.) Ничего себе семполия даёт!

МАРИЯ ВАСИЛЬЕВНА. (Уважительно.) Есть женщины в русских селениях! В том смысле, что верные! Такие – точно только у нас встречаются! Редкие экземпляры!

БАБА ВЕРА. (Удовлетворённо.) На нашей русской почве!

ИРИНА ПЕТРОВНА. Ничего себе заплыв длиною в сорок лет!

СОНЬКА. (Восхищаясь.) Да, такая дистанция не каждому по плечу! (Толкает Николая.) Вот о таких надо писать, а то пишете о всяких шалавах! А мы читаем и думаем, что так и надо жить! Брать от жизни всё! (Задумывается.) Сначала возьмёшь, а потом в подушку ревёшь!

БАБА ВЕРА. (Гладит руку Соньки.) Поплачь! Это хорошо! Это совесть в тебе плачет! Не даёт плохому свершиться! (Оборачивается к Тамаре.) Зато совесть у тебя, Томочка, чиста! Никому ты зла не делала, никого не обидела! (Показывает вверх, крестится.) У Него ведь всё записано! Наградит ещё тебя Господь! Какие твои годы! Наградит!

ТАМАРА. (Всхлипывает, успокаиваясь.) Н-не-е з-зна-а-аю…

СОНЬКА. Писатель! Не следишь за гостями! Налей-ка Тамарочке! Мы-то себе компотику плеснём, а ты гостей охвати да тост скажи какой-нибудь!

НИКОЛАЙ. (Беспрекословно подчиняясь Соне.) Тост? Сейчас… Я за то, чтоб государство никогда не вмешивалось в отношения людей и не коверкало их судьбы…

ЗИНА. Ага, правда… Я сама из семьи... (По слогам.) Ре-прес-си-ро-ван-ных…

ШУРА. (Одёргивая.) Ты пошто опять как враг народа выступаш? Не дашь мужику слова сказать…

ЗИНА. (Оправдываясь.) Да я…

Шура прихлопывает ей рот.

БАБА ВЕРА. (Вполголоса, скосив в их сторону глаза.) Ребята, давайте жить дружно!

НИКОЛАЙ. (Тряхнув головой.) Я о личном… Чтобы государство не лезло к людям в душу, в сердце, в постель, наконец! Давайте за это и выпьем! (Кто-то выпивает, кто-то пропускает, слушают внимательно писателя.)

ЗИНА. (Встревая.) Да, чтоб государство не лезло…