Признаки императивных и диспозитивных норм

В гражданском законодательстве сложились определенные формулировки, прямо или достаточно ясно выражающие юридическую силу соответствующей нормы или группы норм. Такие формулировки, которые М.И. Брагинский предлагает называть атрибутикой, звучат по-разному.

Диспозитивность нормы чаще всего выражается формулой: если или поскольку договором или соглашением сторон не предусмотрено иное. Однако применяются и другие формулировки с аналогичным значением: в норме указывается, что стороны могут или вправе совершить определенное действие, отступающее от установленного общего правила (см., например, п. 2 ст. 421, п. 2 ст. 425, п. 2 ст. 317 ГК).

Возможно, и это является сравнительно новым приемом законодательной техники, придание диспозитивного характера сразу определенной группе норм посредством прямого указания на то, что все нормы данной группы являются диапозитивными: соглашение сторон об ином допускается. Такой прием неоднократно используется в КТМ применительно к ряду договоров морского права: тайм-чартеру (ст. 199), бербоут-чартеру (ст. 212), буксировке (ст. 226), морскому агентированию (ст.233), морскому посредничеству (ст. 241). Аналогично - в новом КВВТ применительно к договору аренды (ст. 60). [16]

Необоснованным является суждение М.И. Брагинского, полагающего, что в отличие от диспозитивных нормы императивные не имеют внешней атрибутики. Такая атрибутика хорошо известна действующему законодательству, хотя в своих формулировках она более разнообразна и используется не столь часто, но тем не менее используется.

Наиболее распространенной является формула, согласно которой не допускается соглашение сторон по определенным вопросам (п. 1 ст. 74, п. 2 ст. 90, п. 2 ст. 99 ГК и др.). В ряде статей Закона об акционерных обществах говорится, что общество не вправе совершать определенные гражданско-правовые действия (п. 4 ст. 33, п. 1 ст. 43, п. 1 ст. 72, п. 1 ст. 73). В законодательстве используется и другая юридически равнозначная формулировка: состоявшаяся сделка (соглашение) является ничтожной. Такова редакция ряда статей ГК (п. Зст.22,п.3ст.71,п.4 ст. 401) и КТМ (п. 1 ст. 175, ст. 195).

Как и при диспозитивности, имеют место случаи придания императивного характера сразу определенной группе норм. Этот прием используется в ГК в отношении исковой давности (ст. 198) и в транспортных уставах и кодексах в отношении пределов ответственности участников транспортных операций (ст. 133 ТУЖД, п. 1 ст. 337 КТМ) - соглашения по этим вопросам об ином не допускаются (не имеют силы).

Однако в большинстве случаев гражданско-правовые нормы не содержат прямого указания на то, императивны ли они или диспозитивны. Традиционным является взгляд, что в таких ситуациях, когда в статьях нормативных актов гражданского законодательства отсутствуют какие-либо ориентиры, позволяющие выявить характер правовой нормы, он должен определяться путем толкования данной нормы. На практике это нередко ведет к неоднозначному пониманию юридической силы некоторых важных гражданско-правовых норм.

В крупном внешнеторговом споре лежащий в его основе договор спорящих сторон предусматривал вступление его в силу после подписания сторонами акта о передаче дополнительных документов, интересующих стороны. Один из контрагентов утверждал, что такое условие противоречит правилам ст. 425 ГК, которые являются императивной нормой, и поэтому должно быть признано недействительным, и соответственно договор вступил в силу с момента его подписания.

Не задаваясь целью оценить полноту и ясность названного договорного условия, отмечу, что в самой ст. 425 ГК имеются определенные ориентиры, позволяющие признать ее диспозитивной, а не императивной нормой. Согласно п. 2 этой статьи стороны вправе установить, что условия заключенного ими договора применяются к их отношениям, возникшим до его заключения. Разумеется, стороны могут включить в договор отлагательное условие согласно положениям ст. 157 ГК, перенеся тем самым вступление договора в силу на будущее.

Еще при ранее действовавшем гражданском законодательстве (с его многочисленными запретами) в юридической литературе исходя из сущности и назначения договора как соглашения сторон был сделан вывод о том, что момент заключения договора может оказаться приуроченным к более позднему времени". В условиях современной свободы договора (ст. 421 ГК), которая сформулирована весьма широко, трактовать норму ст. 425 как императивную нет никаких оснований. Такое ее понимание не соответствует ни тексту самой статьи, ни общим началам современного договорного права и неосновательно ограничивает возможности сторон в определении договорных условий.

В другом споре речь шла о применении ст. 403 ГК, согласно которой должник отвечает за неисполнение обязательства третьими лицами, на которых было возложено исполнение, если законом не установлено, что ответственность несет являющееся непосредственным исполнителем третье лицо. Кредитор полагал, что эта норма императивна, и поэтому условие договора о возложении на третье лицо, имевшее договор с должником, прямой ответственности перед кредитором, что было повторено и в его договоре, является недействительным.

Конечно, в ст. 403 ГК нет оговорки, что иное может быть предусмотрено договором. Однако в этой статье нет и указания о ее безусловной обязательности, что имеет место во многих других нормах ГК. Следовательно, вопрос остается открытым и должен решаться путем толкования нормы с учетом общих начал и подходов гражданского права России, которое признает свободу договора (ст. 421) и обязательность для сторон принятых ими обязательств (ст. 309, 310). Общие нормы ГК об основаниях и о пределах ответственности, как правило, являются диспозитивными (ст. 15,399,401).Таким образом, нет оснований лишать стороны права устанавливать в договоре, что третье лицо, привлекаемое должником к исполнению обязательства, несет прямую ответственность перед кредитором, если все стороны этого желают и это экономически выгодно, например ввиду обособленности обязательств третьего лица или его территориальной близости кредитору по основному договору. Правовое регулирование не должно препятствовать предпринимателям создавать по взаимному соглашению приемлемую для них схему взаимоотношений в рамках заключаемых договоров. Иначе говоря, норму ст. 403 ГК следует понимать как диспозитивную, позволяющую вводить прямую ответственность третьего лица по условиям заключаемых договоров. [17]

Следует также напомнить, что в юридической литературе прошлых лет авторитетные юристы обосновывали практическую целесообразность расширения сферы прямой ответственности при наличии договорных отношений с участием третьих лиц, поскольку такая схема отношений упрощает и ускоряет возложение имущественной ответственности на нарушителя договорных обязательств. Эти соображения сохраняют свою полезность и в новых экономических условиях.

В предмет обсуждаемой нами проблемы о соотношении императивных и диспозитивных норм входят также вопросы, возникающие ныне при применении ст. 422 ГК, согласно которой договор должен соответствовать обязательным для сторон правилам, установленным законом и иными правовыми актами (императивными нормами), действующими в момент его заключения.

По ряду арбитражных споров, вытекающих из договоров 90-х гг., заключенных еще до введения в действие нового ГК, спорящие стороны многократно ссылались на нормы нового ГК, и арбитражный суд при мотивировке выносимых решений против такой позиции не возражал, тем более что это облегчало разрешение споров, поскольку новое законодательство более полно, а в ряде случаев и рационально. Диспозитивность регулирования, присущая гражданскому праву и выраженная в уже называвшихся его общих началах, как говорится, берет свое даже при внешней императивности нормы ст. 422 ГК.

Таким образом, было бы явным упрощением определять диспозитивность или императивность гражданско-правовой нормы только по наличию или отсутствию в ней словесной формулировки о том, что иное может быть предусмотрено договором сторон. Видимо, на основе этого критерия М.И. Брагинский пришел к приведенному выше и довольно неожиданному выводу о решительном преобладании в обновленном договорном праве императивных норм. Этот важный для рыночных отношений вопрос следует решать путем толкования нормы с использованием широкого круга правовых критериев и общих начал гражданско-правового регулирования.

2.3 Особенности императивных и диспозитивных норм в отдельных институтах гражданского права

Рассмотрение и оценка этого вопроса необходимы в силу того, что отдельные институты гражданского права имеют значительные особенности как в своих задачах, так и в технике регулирования. Начнем с наиболее обширного раздела гражданского права - обязательственного права, оставляя пока в стороне право деликтное.

В обязательственном праве необходимость диспозитивного регулирования очевидна и обусловлена многими важными факторами: разнообразием и динамикой имущественных отношений, являющихся предметом обязательств, различиями в потребностях и возможностях участников обязательств, применением договоров, прямо не урегулированных ГК, а также стремлением создать условия для развития хозяйственной инициативы предпринимателей, которую всякого рода запреты сдерживают. В условиях перехода к рынку последнее особенно важно.

Отражением этих реалий является наличие в нормах обязательственного права как в общей его части (разд. III ГК), так и в главах об отдельных видах обязательств (разд. IV) большого числа правовых предписаний с прямым указанием на то, что договором сторон может быть предусмотрено иное. Ядро обязательственного права - механизм гражданско-правовой ответственности основан на диспозитивных нормах: основания ответственности могут варьироваться сторонами (п. 1 ст. 401), субсидиарная ответственность может вводиться условиями обязательства (п. 1 ст. 399), размер возмещаемых убытков может быть ограничен сторонами договора (ст. 15). Способы обеспечения исполнения обязательств свободно выбираются сторонами. [18]

Выражением начала диспозитивности обязательственного права в современных условиях рынка является установление КТМ для многих договоров морского права общего правила о том, что все нормы о таких договорах являются диспозитивными. Этот создающий правовую ясность прием законодательной техники может быть использован и в других сферах обязательственного права. Заметно уменьшилось число запретительных предписаний в такой цитадели императивного регулирования, как ТУЖД.

Все это дает основание считать, что в обязательственном праве действует презумпция диспозитивности его норм, если в них отсутствует прямое указание о недопустимости соглашения сторон об ином решении. Разумеется, толкование нормы может привести к иному выводу и признанию соответствующей нормы императивной. Такой подход отвечает интересам развития рыночных отношений.

Иную юридическую картину дают нормы гражданского права о лицах (подразд. 2 разд. I ГК), праве собственности и вещных правах (разд. II ГК), а также наследовании (разд. VII ГК 1964 г.). Здесь регулируемые отношения более типизированы, а в правовом регулировании необходимы стабильность и устойчивость. Названные выше факторы, действующие в сфере обязательств, проявляют себя в значительно меньшей степени:

диспозитивные нормы редки, хотя есть сферы, где диспозитивность нужна (общая собственность).

Применительно к юридическим лицам некоторые авторы делают вывод о том, что ГК "вводит отсутствовавший в прежнем законодательстве чрезвычайно важный для устойчивости гражданского оборота принцип замкнутого перечня юридических лиц, согласно которому юридические лица могут создаваться и функционировать только в такой организационно-правовой форме, которая прямо предусмотрена законом". Новые разновидности вещных прав соглашением сторон создаваться не могут, хотя это недостаточно ясно выражено в редакции п. 1 ст. 216 ГК.

Особенностью норм о юридических лицах является наличие правил о том, что отступление от них допускается не по соглашению сторон, а только в силу решений, принятых в определенной форме:

условию учредительного договора (п. 1 ст. 71, п. 1 ст. 72 ГК), уставу юридического лица (п. 2 ст. 93, п. 3 ст. 100), решению общего собрания участников юридического лица (п. 1 ст. 101, п. З ст. 103).

Эти правила заметно ограничивают рамки диспозитивности соответствующих норм, поэтому в рассматриваемых сферах гражданского права (лица, собственность, наследование) следует исходить из презумпции императивности правовых предписаний, поскольку в них отсутствует прямое указание о допустимости соглашения сторон об ином. Толкование нормы может, конечно, приводить к выводу о ее диспозитивности, однако такое заключение в силу природы названных гражданско-правовых институтов и языка закона будет, по-видимому, нечастым. В деликтном праве проблема соотношения императивных и диспозитивных норм вообще предстает в особом аспекте, поскольку такие отношения должны обеспечивать надежную и стабильную защиту прав потерпевших, и они складываются по общему правилу до и независимо от соглашения сторон, которые во многих случаях вообще неизвестны до наступления деликта.

В деликтном праве правовое регулирование должно быть императивным, даже если это прямо в отдельных нормах и не получило прямого и ясного выражения. Часто применяемые на практике соглашения сторон о размере и порядке возмещения причиненного вреда лежат за рамками деликтного права в точном смысле этого понятия.

Лишь применительно к деликтной ответственности за причинение вреда жизни или здоровью при исполнении договорных обязательств ГК допускает соглашение сторон, причем только в сторону повышения ответственности причинителя вреда (ст. 1084, п. З ст. 1085).Однако эти отдельные исключения не колеблют общего правила об императивном характере норм современного деликтного права, что отражает его назначение в правовом государстве.