Как осуществлялось «крещение Руси»

Одна из особенностей религиозного сознания — ориентация на принцип провиденциализма, усматривающий во всех природных и социальных явлениях действие промысла божия (провидения) Следуя этому принципу, верующий лишь то историческое событие рассматривает как эпохальное и имеющее непреходящее значение, которое воспринимается им как предопределенное свыше и реализуемое при содействии сверхъестественных сил. Отсюда стремление религиозного человека доказать себе и другим «промыслительность» такого важного для него явления, как возникновение и утверждение исповедуемой им религии

Вот почему и христианизация Древней Руси, давшая жизнь русскому православию, преподносится идеологами данной конфессии как проявление «провидения господня», якобы приведшее к распространению среди славянских народов нашей страны «богоустановленной веры» с ее универсальностью (пригодностью для всех социальных групп, сословий и классов) и абсолютностью (приемлемостью для всех социальных эпох). Поэтому редко какая богословская работа, затрагивающая проблему «крещения Руси», не начинается с обоснования «промыслительности» данного процесса. Типичный пример — статья архимандрита Палладия (Шимана) «Духовное наследие святого князя Владимира в русской православной церкви», где, в частности, говорится: «Распространение среди древних русов истины православной веры прежде всего имело своей причиной божественный промысел о спасении грешного человечества» (ПВ, 1982, № 8, с. 30).

Особенно настойчиво отстаивают идею «промыслительности» «крещения Руси» клерикальные круги русской эмиграции, которым она нужна для обесценивания в глазах верующих Великой Октябрьской социалистической революции как события не «провиденциального», а значит, якобы не имеющего шансов на длительную историческую перспективу. Потому-то председатель эмигрантской юбилейной комиссии протоиерей А. Киселев на первом же «съезде православно-русской общественности» в Нью-Йорке заявил о недопустимости иного подхода к объяснению причин и обстоятельств христианизации Древней Руси. «Не дай господь нам, — патетически воскликнул он, — относиться к крещению нашего народа как к религиозной формальности или как к акту, прикрывающему государственно-политические интересы» (Русское возрождение, 1978, № 1, с. 9).

Поскольку в прошлом религиозное восприятие мира было присуще большинству людей, к которым апеллировала церковь, провиденциалистская интерпретация предпосылок и обстоятельств «крещения Руси» казалась поборникам русского православия вполне достаточной, чтобы внушить этим людям благоговейное отношение как к данному явлению, так и к его последствиям. Поэтому социально-политические аспекты процесса христианизации Древней Руси либо вообще не рассматривались дореволюционными богословами и церковными проповедниками, либо затрагивались попутно и сводились в конечном счете все к тому же «божию промышлению о мире».

Сейчас ситуация изменилась самым радикальным образом. Церковь функционирует в обществе массового атеизма, и ее богословам приходится подыскивать такие обоснования эпохальности «крещения Руси», которые оказались бы убедительными не только для верующих советских людей, но и для неверующих, причем для последних — в первую очередь, так как именно они составляют все увеличивающееся большинство граждан Советского Союза. Поэтому помимо ссылок на действие «промыслительных сил» они обращаются и к аргументам чисто социального характера. В частности, говорят о наличии объективных предпосылок, а в действиях князя Владимира — мотивов, связанных с «задачами, которые ставила перед ним жизнь» (ПВ, 1976, № 4, с. 24). Князь Владимир, заявил архимандрит Палладий (Шиман), лишь тогда «был избран орудием божьей воли», когда «общественные условия Древнерусского государства достигли соответствующего уровня развития» (ПВ, 1982, № 8, с. 30). Богословы доказывают подготовленность к христианизации всех социальных слоев Киевской Руси, твердят о «триумфальности» победы новой веры, акцентируют внимание на содействии «крещения Руси» прогрессивным тенденциям общественного развития, в частности «укреплению и духовному расцвету Древнерусского государства» (Православный церковный календарь на 1982 год, с. 2). Но подбираются и преподносятся все эти аргументы с расчетом, чтобы они «работали» на православное, то есть религиозно-мистическое, истолкование предпосылок и обстоятельств христианизации Древней Руси.

Такой синтез богословской и социальной аргументации используется идеологами современного русского православия для того, чтобы навязать советским людям — не только верующим, но и атеистам — следующие положения религиозно-апологетического характера, принципиально важные для церкви:

истоки христианизации древнерусского общества восходят к апостольским временам (I век н. э.), а поэтому «крещение Руси» должно рассматриваться как конечный результат деятельности одного из непосредственных учеников Иисуса Христа, предпринятой ради утверждения на русской земле «истинной веры»;

в новой религии, принесенной в нашу страну из Византии, были в равной степени заинтересованы как верхи, так и низы Киевской Руси, поэтому она была принята при всеобщей поддержке и повсеместном ликовании. Процесс крещения жителей городов и сел Древнерусской державы прошел гладко и безболезненно, не встретив сопротивления и не вызвав необходимости в принуждении;

новая вера оказалась настолько созвучной духовным запросам наших предков, что христианизация Древней Руси заняла всего лишь несколько десятилетий.

Богословско-церковным кругам Московской патриархии хотелось бы, чтобы приведенные выше утверждения принимались на веру и рассматривались как аксиомы, не нуждающиеся в доказательствах. Но мы отнесемся к ним критически, сопоставим их с фактами отечественной истории, с документальными свидетельствами, с выводами историков (в том числе и церковных) и в этих достоверных источниках исторической правды постараемся найти ответ на вопрос о том, как осуществлялось «крещение Руси».