Конкурс «45-й Калибр» на сайте «45-я параллель»

Международный поэтический альманах "45-я параллель" (http://45parallel.net/) за десять лет своего существования в сети стал мощным литературным порталом. Необычное название альманаха связано с городом Ставрополем, базой издателей, находящимся в географической зоне 45-й параллели. В феврале этого года в жюри конкурса был приглашен ответственный редактор «Вестника» Дмитрий Гаранин. Пушкинское общество Америки учредило номинацию "Душа в заветной лире" за продолжение пушкинских традиций в русской поэзии в конкурсе имени Георгия Яропольского (https://45parallel.net/45_calibr_2017). Два участника из числа лауреатов получили от нас почётные грамоты и денежные призы по $100. Ниже мы публикуем подборки стихов Пушкинских лауреатов года Любови Колесник и Александра Оберемка. 

         Виски и джаз

1. Она легко расставляет точки над всеми «i», не забыв про «ё», но запятые, как молоточки, подчас стучатся в висках её. Тогда она наливает виски, включает свой авангардный джаз, как настоящая гедонистка, неспешно пьёт золотой топаз. О том, что нет запятых, едва ли она сегодня себе соврёт, пока томятся в её бокале бесцветный сплин и шафранный лёд. Но вот во власти слепой дремоты её ресницы слегка дрожат. И вечер томно сплетает ноты Колтрейна с нотами купажа…

2. Он любит дело своё, к тому же пожарным был и отец, и дед. И всё нормально, он честно служит, гордится выслугой в десять лет. 

Но вот с соседкой сносить границы приличий страшно ему, причём её улыбка всё чаще снится… Но тут сгорает соседский дом. …Проходит время. Но раз за разом, когда безвыходно и темно, доносит бурный поток фри-джаза несуществующее окно. 

Он молча пьёт, а потом до хруста сжимает рюмку в своей горсти. 

В его душе непривычно пусто. Он был обязан её спасти.

3. Судьба – как графики синусоид, закон удачи неоспорим. И чья-то жизнь иногда не стоит четвёртой части «A Love Supreme»*, когда фортуна – крива, сутула, и часто дрыхнет без задних ног… Она в тот вечер уже уснула, но тут её разбудил звонок. Далёкий голос, такой усталый… Она едва подавила стон… 

Потом дорога… Она бежала, забыв Колтрейна, который Джон, туда, к единственному навстречу, из дома, города и страны… Пожар случился не в этот вечер. 

Чудны дела Твои. 

Ох, чудны…

 

«A Love Supreme»* – альбом Джона Колтрейна, один из самых продаваемых джазовых альбомов всех времён.

 

Обыденность. com

Просыпаюсь в своей берлоге, поднимаю себя силком. 

Я здесь самый заядлый блогер – на обыденность-точка-ком. 

Я почти модератор – где-то пару лет, и меня возьмут. 

А покуда пишу куплеты, как придворный горбатый шут:

«Я упрямо несу мешками откровенно собачью чушь среднерусского Мураками в среднерусскую нашу глушь, где от века не знают броду и не лезут в калашный ряд; где живут через пень-колоду, и колоду свою крапят; где идут по привычке в ногу; где себе зашивают рты; принимают царя за Бога, только Бога зовут на «ты»…

Тонет в серой тоске и скуке Белый Город – тут свой режим… Дай мне лапу на счастье, сука, потому как издох твой Джим. И теперь ни любви, ни ласки, ни тепла тебе, ни угла…

«…Птица-тройка, ты веришь в сказки? Ну, закусывай удила…»

 

Каждому своё

У неё на вокзале транзитные поезда, суета и скандалы, прощания, боль разлук. У него происходит такая же лабуда, потому что не может он жить без стервозных сук. 

Ей плевать, если честно, что Гáмлет, а что Гамлéт, лишь бы принц, и чтоб внешность не хуже, чем у Шнура. Он считает, что в мире «сегодня» и «завтра» нет, существует одно испохабленное «вчера».

У неё беготня – в бутике весь товар смели, А она распродажу прошляпила и т. д.

Он подсчитывал ночью ахейские корабли, А потом был расстрелян в подвалах НКВД.

 

Не исповедь

Я не знаю, кому написать, 

рассказать, прошептать,

Да и кто же меня, дурака, в эту ночь исповедует. Кто польстится забраться в дремучую, мерзкую падь,

И с ума не сойдёт, утомившись такою беседою.

Кто захочет излечивать язвы и струпья души, Целовать эту гниль… и при этом улыбку наклеивать... Беспричинная ярость меня до утра сокрушит, Так воспой же, богиня, гнев сына, почти что Пелеева! Успокой хоть на час,  на минуту,  на сладостный вздох,

Дай прогулку под вишнями, 

Шуберта слушать пошли меня,

Чтоб писать при свечах, подводя неизменный итог,

И для Трои-души дай хотя бы убогого Шлимана!

Чтобы я в этот миг стал спокоен, как тысяча бонз, И сидел в позе лотоса тихо под пальмой банановой… Что? Не слышу, богиня? 

Картавый французский прононс…

Ничего не изменится, сколько себя ни обманывай.

Никого… Только пьяные шлюхи… И водка… И боль… И в табачном дыму льётся в мозг  нестерпимая музыка!

Для меня эти «ля», а особенно – страстные «соль» – Как безумный ребёнок бьёт палкой скулящего тузика.

…В эту грязную ночь от себя никуда не сбежать,

Хоть ты сердце порежь на куски и по маленькой части вынь…

И томится в груди безграничная мерзкая падь, И предательски шепчет: 

«всё здорово… все будут счастливы…»

 

Искривление перспективы

Бывают минуты, когда ты безволен и слаб, и твой позвоночник завис в состоянии хорды; пространство, учтя перспективу, меняет масштаб, на новый, такой, что не сыщешь в продвинутом ворде; убитое время ползёт за этапом этап и рвётся струною на самом красивом аккорде.

Тебя отторгает любая из очередей, особенно тех, где тебя отродясь не стояло; и дама из самых последних дешёвых… людей пытается тихо стащить на себя одеяло. Так несколько важных, почти гениальных идей, не став парадигмой, являют змеиное жало.

И ты ненавидишь своё подхалимское pro, при этом твоя недобитая contra забыта; и мысли о смерти, как спирт, обжигают нутро; и лодка любви, разбиваясь о прелести быта, гремит, как змея, кандалы и пустое ведро, к тому же и лодка – не лодка, всего лишь корыто.

И хочется в бездну. И зря не закрыто окно. Но только каскад не оценят, и риттбергер с лутцем шесть – ноль не получат. Ты пьёшь молодое вино, и плавишь свечу на фарфоровом треснувшем блюдце, потом опускаешься плавно на самое дно, стараясь не слышать, как Там над тобою смеются.

 

Аполлинер

«Сумма всех теологий в мире равняется сумме любви к одному человеку.

Единственному. Даже к полному мудаку».

«Сумма теологии»

Юрий Арабов

Она звонила вечером, и вскоре являлась точно по часам – к шести, и замирала в тёмном коридоре – привычным приглашением войти был поцелуй. 

– За месяц похудела?

Я не заметил, но ответил:

– Да.

Я был влюблён в роскошнейшее тело, и о душе не думал никогда… 

…Потом она свой Vogue Menthol курила и думала, конечно же, о нас. Я должен был, египетская сила, произнести хотя бы пару фраз, но я молчал и думал о… не важно. Но точно не о том, о чём она. «Теперь я чувствую себя продажной. И не спасает то, что влюблена». Она, наверное, кусала губы (я видел только тёмный силуэт), но я, себя считая однолюбом, не мог ей ничего сказать в ответ. 

А после мы прощались. Провокаций избегнув без особого труда (она мечтала навсегда остаться, а я хотел расстаться навсегда), я закрывал за ней двойные двери, сподобившись дать денег на такси…

Прошло сто лет. Я никому не верил, и не поверю, боже упаси. А что она? Она тогда пропала, я даже не заметил, что её в привычной жизни походя не стало – я был зациклен, замкнут на своё. Лишь через годы на одном портале мы встретились, поговорили, но… 

Проходит время, множатся печали. Dum spiro, spero*. Впрочем, всё равно теперь я старый циник (хата – с краю), привыкший одиночество ценить. Но почему, как Гамлет, повторяю: «Порвалась дней связующая нить»? И если с ней общаюсь только в блоге, а после пью, как сам Аполлинер, какой мне прок от суммы теологий с Фомой Аквинским в сумме, например?

 

*Dum spiro, spero – пока дышу, надеюсь (лат.)

 

Потому что

«Если нету врага, то и некого крепко любить.

Если нету стены, то пройти невозможно насквозь, Если нету вины, то счастливым здесь некому быть, Остальное — глаголы и книги, лежащие врозь».

Юрий Арабов, «Антология»

Если нет врага, то и нет победы, И давно от жизни не ждёшь иного. Воскресенье плавно вплывает в среду, Потому что в мире ничто не ново.

Я теперь сахáрен и каракумен, 

И в родне навек с аномальным летом, Потому что мир искони безумен.

Я теперь и не сомневаюсь в этом.

И родился, видимо, я в рубашке, Потому что пройдено сотни лезвий. А душа без пуговиц – нараспашку, Потому что многие в душу влезли.

 

Александр Оберемок родился в 1973 году в г. Иркутске. В 1977 г. семья переехала в Белгородскую область. Учился в ХИМЭСХ (г. Харьков). В 2016 г. окончил филологический факультет НИУ «БелГУ».

Стихи и рассказы публиковались в сборнике белгородских писателей «Слово – ʺСловуʺ», альманахах «Белые кручи» (г. Белгород), журнале «Союз писателей» (г. Новокузнецк), сборнике «Антология современной петербургской поэзии», в местной периодике.

Автор поэтического сборника «Пьяные стихи» (г. Новокузнецк, 2012 г.) 

Член Союза российских писателей.

Живёт и работает в г. Белгороде. Женат, есть дочь.