Светлана Алексиевич, «Реактор»

Светлана Алексиевич, «Реактор»

(1)…Мы недавно поженились. (2)Ещё ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. (3)Всегда вдвоём. (4)Я говорила ему: «Я тебя очень люблю». (5)Я ещё не знала, как я его любила… (6)Мы жили в общежитии пожарной части, где он служил. (7)И тут среди ночи какой­то шум – на Чернобыльской АЭС пожар. (8)Уехали они без брезентовых костюмов: как были в одних рубашках, так и уехали. (9)Их не предупредили.(10)Вызвали на обыкновенный пожар…

(11)А теперь – клиника острой лучевой болезни... (12)После операции по пересадке костного мозга мой Вася лежал уже не в больничной палате, а в специальной барокамере, за прозрачной плёнкой, куда заходить не разрешалось, поскольку уровень радиации был очень высокий. (13)Там такие специальные приспособления есть, чтобы, не заходя под плёнку, вводить уколы, ставить катетер… (14)Но всё на липучках, на замочках, и я научилась ими пользоваться: открывать и пробираться к нему. (15)Ему стало так плохо, что я уже не могла отойти ни на минуту. (16)Звал меня постоянно.(17)Звал и звал… (18)Другие барокамеры, где лежали Васины сослуживцы, тоже получившие большую дозу облучения, обслуживали солдаты, потому что штатные санитары отказывались, требуя защитной одежды. (19)А я своему Васе всё хотела делать сама…

(20)Потом кожа начала трескаться на его руках, ногах, всё тело покрылось волдырями. (21)Когда он ворочал головой, на подушке оставались клочья волос. (22)А всё такое родное. (23)Любимое…

(24)Я пыталась шутить: «Даже удобно: не надо носить расчёску». (25)Если бы я могла выдержать физически, то я все двадцать четыре часа не ушла бы от него и сидела рядышком. (26)Потому что, верите ли, мне каждую минутку, которую я пропустила, было жалко… (27)И я готова была сделать всё, чтобы он только не думал о смерти… (28)И о том не думал, что болезнь его ужасная и я его боюсь.

(29)Помню обрывок какого­то разговора, кто­то увещевает:

− (30)Вы должны не забывать: перед вами уже не муж, не любимый человек, а радиоактивный объект с высокой плотностью заражения. (31)Вы же не самоубийца. (32)Возьмите себя в руки.

(33)А я как умалишённая:

− (34)Я его люблю! (35)Я его люблю!

(36)Он спал, а я шептала: «Я тебя люблю!» (37)Шла по больничному двору: «Я тебя люблю!» (38)Несла судно: «Я тебя люблю!»

(39)О том, что ночую у него в барокамере, никто из врачей не знал.

(40)Не догадывался. (41)Пускали меня медсёстры. (42)Первое время тоже уговаривали:

− (43)Ты – молодая. (44)Что ты надумала? (45)Сгорите вместе.

(46)А я, как собачка, бегала за ними, стояла часами под дверью, просила­умоляла. (47)И тогда они:

− (48)Чёрт с тобой! (49)Ты – ненормальная!

(50)А мне было всё равно: я его любила и ничего не боялась. (51)Утром, перед восьмью часами, когда начинался врачебный обход, показывали мне через плёнку: «Беги!» (52)На час сбегаю в гостиницу. (53)А с девяти утра до девяти вечера у меня пропуск. (54)Ноги мои посинели до колен, распухли, настолько я уставала. (55)Но моя душа была крепче тела… (56)Моя любовь…

(57)Понимаю: о смерти люди не хотят слушать. (58)О страшном…

(59)Но я вам рассказала о любви… (60)Как я любила... (61)И люблю…

(62)А когда есть такая любовь, нет страха, нет усталости, нет сомнений, нет препятствий.

Текст Шеварова Д.

(1)В письме к жене 18 мая 1836 года Пушкин удивлялся: откуда взялись эти благоразумные молодые люди, «которым плюют в глаза, а они утираются» вместо того, чтобы защитить свою честь? (2)Иногда кажется, что мы вышли из шинелей именно этих смирных людей. (3)Звон упругой стали более не слышится нам в слове честь.

(4)Откроем словарь Даля, чтобы вспомнить, во имя чего ставилась на карту жизнь, полная великих надежд и гениальных замыслов. (5)Итак, «честь — внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть». (6)И тут же примеры: «Человек незапятнанной чести. По чести... Уверяю вас честью. Поступок, несовместимый с честью... Знал бы ты честь... Поле чести... Честь моя требует крови...».

(7)Дуэль! (8)Только этот разряд убийственной силы мой стремительно восстановить нравственное равновесие. (9)Подлец знал, что его подлость может быть наказана не взиманием штрафа через год по приговору суда, а сегодня вечером. (10)Самое позднее — завтра утром. (11)Пошляк не говорил двусмысленностей вслух, остерегаясь немедленного возмездия. (12)Сплетник вынужден был осторожничать. (13)В грозном свете дуэльных правил слово быстро отливалось в свинец.

(14)А как же Пушкин? (15)Какая непоправимая и бессмысленная гибель...

(16)Да, непоправимая, но не бессмысленная. (17)Да, «невольник чести», но ведь чести!

(18)3а год до дуэли Пушкин писал графу Репнину: «Как дворянин и отец семейства, я должен блюсти честь и имя, которое оставлю моим детям». (19)Вот и всё, что остаётся детям: честь и имя (20)Всё остальное им не нужно, всё остальное — неважно. (21)Очевидно, нам ещё многое предстоит пережить и передумать, чтобы вернуться к пониманию этой истины.

Текст Толстого Л.

(1)−Убить!.. (2)Застрелить!.. (3)Сейчас застрелить мерзавца!.. (4)Без пощады!.. (5)Убийца!.. (6)Убить его! − кричали мужские, женские голоса толпы.

(7)Огромная толпа народа вела по улице связанного человека. (8)Человек этот, высокий, прямой, шёл твёрдым шагом, высоко поднимая голову. (9)На красивом, мужественном лице его было выражение презрения и злобы к окружающим его людям.

(10)Это был один из тех людей, которые в войне народа против власти воюют на стороне власти. (11)Его схватили теперь и вели на казнь.

(12)−Это городовой, он ещё утром стрелял по нам! − кричали в толпе.

(13)Толпа не останавливалась, и его вели дальше. (14)Когда же пришли на ту улицу, где на мостовой лежали вчерашние не убранные ещё тела убитых войсками, толпа освирепела.

(15)−Нечего оттягивать! (16)Сейчас тут и застрелить негодяя, куда ещё водить его? − кричали люди.

(17)Пленный хмурился и только выше поднимал голову. (18)Он, казалось, ненавидел толпу ещё более, чем толпа ненавидела его.

(19)−Перебить всех! (20)Шпионов! (21)Царей! (22)Попов! (23)И этих мерзавцев! (24)Убить, убить сейчас! − взвизгивали женские голоса.

(25)Но руководители толпы решили довести его до площади и там разделаться с ним.

(26)До площади уже было недалеко, когда в минуту затишья в задних рядах толпы послышался плачущий детский голосок.

(27)−Батя! Батя! − всхлипывая, кричал шестилетний мальчик, втискиваясь в толпу, чтобы добраться до пленного. (28)−Батя! (29)Что они с тобой делают? (30)Постой, постой, возьми меня, возьми!..

(31)Крики остановились в той стороне толпы, с которой шёл ребёнок, и толпа, расступаясь перед ним, как перед силой, пропускала ребёнка всё ближе и ближе к отцу.

(32)−Тебе сколько лет, мальчик?

(33)−Что вы с батей хотите делать? − отвечал мальчик.

(34)−Иди домой, мальчик, иди к матери, − сказал мальчику один из мужчин.

(35)Пленный уже слышал голос мальчика и слышал, что говорили ему. (36)Лицо его стало ещё мрачнее.

(37)−У него нет матери! − крикнул он на слова того, кто отсылал ребёнка к матери.

(38)Всё ближе и ближе протискиваясь в толпе, мальчик добрался до отца и полез к нему на руки. (39)В толпе кричали всё то же: (40)«Убить! (41)Повесить! (42)Застрелить мерзавца!»

(43)И пленный спустил с рук мальчика и подошёл к тому человеку, который распоряжался в толпе.

(44)−Послушайте, − сказал он, − убивайте меня, как и где хотите, но только не при нём, − он показал на мальчика. (45)−Развяжите меня на две минуты и держите за руку, а я скажу ему, что мы с вами гуляем, что вы мне приятель, и он уйдёт. (46)А тогда... тогда убивайте, как хотите.

(47)Руководитель согласился.

(48)Тогда пленный взял опять мальчика на руки и сказал:

(49)−Будь умник, пойди к соседке Кате.

(50)−А ты что же?

(51)−Ты видишь, я гуляю вот с этим приятелем, мы пройдём немного, а ты иди, а я приду. (52)Иди же, будь умник.

(53)Мальчик уставился на отца, нагнул головку на одну сторону, потом на другую и задумался.

(54)−Иди, милый, я приду.

(55)−Придёшь?

(56)И ребёнок послушался. (57)Одна женщина вывела его из толпы.

(58)Когда ребёнок скрылся, пленный сказал:

(59)−Теперь я готов, убивайте меня.

(60)И тут случилось что-то совсем непонятное, неожиданное. (61)Какой-то один и тот же дух проснулся во всех этих за минуту жестоких, безжалостных, ненавидящих людях, и одна женщина сказала:

(62)−А знаете что. (63)Пустить бы его.

(64)−И то, бог с ним, − сказал ещё кто-то. (65)− Отпустить.

(66)−Отпустить, отпустить! − загремела толпа.

(67)И гордый, безжалостный человек, за минуту до этого ненавидевший толпу, зарыдал, закрыл лицо руками и, как виноватый, выбежал из толпы, и никто не остановил его.

 «Флаг» В.Катаев

(1)Больше месяца горсточка храбрецов защищала осаждённый форт от беспрерывных атак с моря и воздуха. (2)Боеприпасов и продовольствия становилось всё меньше. (3) И вот наступила страшная минута. (4) Снарядов больше нет. (5) Запас продовольствия на одни сутки.

(6)В тот день немецкий истребитель сбросил вымпел с ультиматумом.

(7)Командир отвинтил крышку с алюминиевого цилиндра, вытащил бумагу, свёрнутую трубкой, и прочитал: (8)«Вы окружены со всех сторон. (9)Предлагаю вам капитулировать. (10)Условия капитуляции: весь гарнизон форта без оружия идёт на площадь возле кирхи. (11)Ровно в шесть часов по среднеевропейскому времени на вершине кирхи должен быть выставлен белый флаг. (12)За это я обещаю вам подарить жизнь. (13)В противном случае – смерть. (14)Командир немецкого десанта контр-адмирал фон Эвершарп».

(15)Всю ночь гарнизон форта шил флаг. (16)Незадолго до рассвета флаг размером по крайней мере в шесть простынь был готов. (17) Моряки в последний раз побрились, надели чистые рубахи и один за другим, с автоматами на шее и карманами, набитыми патронами, стали выходить по трапу наверх.

(18) Фон Эвершарп стоял на боевой рубке. (19) Над силуэтом рыбачьего посёлка подымался узкий треугольник кирхи с чёрным прямым крестом, врезанным в пасмурное небо. (20) Большой флаг развевался на шпиле. (21)В утренних сумерках он был совсем тёмный, почти чёрный.

(22) Фон Эвершарп отдал приказ, и флотилия десантных шлюпок и торпедных катеров направилась к острову. (23)Остров вырастал, приближался. (24)Теперь уже простым глазом можно было рассмотреть кучку моряков, стоявших на площади возле кирхи. (25)В этот миг показалось малиновое солнце. (26) Оно повисло между небом и водой, верхним краем уйдя в длинную дымчатую тучу, а нижним касаясь зубчатого моря.

(27)Угрюмый свет озарил остров. (28)Флаг на кирхе стал красным, как раскалённое железо.

(29)– Чёрт возьми, это красиво, – сказал фон Эвершарп, – солнце хорошо подшутило над русскими. (30)Оно выкрасило белый флаг в красный цвет, но сейчас мы опять заставим его побледнеть.

(31)Десантные шлюпки выбросились на берег. (32)Немцы бежали к форту. (33)И вдруг подземный взрыв чудовищной силы потряс остров.

(34)Скалы наползали одна на другую, раскалывались. (35)Их корёжило, поднимало на поверхность из глубины, из недр острова, и с поверхности спихивало в открывшиеся провалы.

(36)– Они взрывают батареи! – крикнул фон Эвершарп. – (37)Они нарушили условия капитуляции! (38) Мерзавцы!

(39)В эту минуту солнце медленно вошло в тучу. (40)Красный свет, мрачно озарявший остров и море, померк. (41)Всё вокруг стало монотонного гранитного цвета. (42)Всё, кроме флага на кирхе. (43)Фон Эвершарп подумал, что он сходит с ума: вопреки всем законам физики, громадный флаг на кирхе продолжал оставаться красным. (44) На сером фоне пейзажа его цвет стал ещё интенсивней. (45)Тогда фон Эвершарп понял всё: флаг никогда не был белым, он всегда был красным. (46) Он не мог быть иным.

(47)Фон Эвершарп забыл, с кем он воюет. (48)Это не был оптический обман. (49)Не солнце обмануло фон Эвершарпа – он обманул сам себя.

(50)Фон Эвершарп отдал новое приказание – эскадрильи бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей поднялись в воздух. (51)Торпедные катера, эсминцы и десантные шлюпки со всех сторон ринулись на остров. (52)И посреди этого бушующего ада, окопавшись под контрфорсами кирхи, тридцать советских моряков выставили свои автоматы и пулемёты на все четыре стороны света. (53)Никто из них в этот страшный последний час не думал о жизни. (54)Вопрос о жизни был решён. (55)Они знали, что умрут, но, умирая, они хотели уничтожить как можно больше врагов.

(56)В этом состояла боевая задача, и они выполнили её до конца.

(57)Осыпаемые осколками кирпича и штукатурки, выбитыми разрывными пулями из стен кирхи, с лицами, чёрными от копоти, залитыми потом и кровью, затыкая раны ватой, вырванной из подкладки бушлатов, тридцать советских моряков падали один за другим, продолжая стрелять до последнего вздоха. (58) Над ними развевался громадный красный флаг, сшитый большими матросскими иголками и суровыми матросскими нитками из кусков самой разнообразной красной материи, из всего, что нашлось подходящего в матросских сундучках. (59) Он был сшит из заветных шёлковых платочков, из красных косынок, шерстяных малиновых шарфов, розовых кисетов, из пунцовых одеял, маек. (60)Алый коленкоровый переплёт первого тома «Истории гражданской войны» был также вшит в эту огненную мозаику.

(61)На головокружительной высоте, среди движущихся туч, он струился, горел, как будто незримый великан-знаменосец стремительно нёс его сквозь дым сражения вперёд, к победе.

Текст Дудинцева В.

(1) Добро и зло родят действия, специфические для соответствующих случаев. (2) Добро приносит ближним приятные переживания, а зло, наоборот, хочет ему страдания. (3) Чувствуете? (4) Добро хочет уберечь кого-то от страдания, а зло хочет оградить от удовольствия. (5) Добро радуется чужому счастью, зло - чужому страданию. (6) Добро страдает от чужого страдания, а зло страдает от чужого счастья. (7) Добро стесняется своих побуждений, а зло - своих. (8) Поэтому добро маскирует себя под небольшое зло, а зло себя - под великое добро. (9) Как это, говорите, бывает? (10) Как это добро маскируется? (11) Неужели не замечали?..

(12) Ежедневно это происходит, ежедневно! (13) Добро великодушно и застенчиво старается скрыть свои добрые мотивы, снижает их, маскирует под морально-отрицательные. (14) Или под нейтральные. (15) «Не нужно благодарности, мне это ничего не стоило». (16) «Эта вещь лишнее место занимала, я не знал, куда её деть». (17) «Не заблуждайтесь, я не настолько сентиментален, я страшно жаден, скуп, и это получилось случайно, накатила блажь вдруг. (18) «Берите скорей, пока я не раздумал». (19) Добру тягостно слушать, когда его благодарят. (20) А вот зло... (21) Этот товарищ охотно принимает благодарность за свои благодеяния, даже за несуществующие, и любит, чтобы воздавали громко и при свидетелях.

(22) Добро беспечно, действует не рассуждая, а зло - великий профессор нравственности. (23) И обязательно даёт доброе обоснование своим пакостям.

(24) Разве вас не удивляет стройность, упорядоченность этих проявлений? (25) Как же люди слепы! (26) Впрочем, трудно разобраться, где светлое, а где тёмное. (27) Светлое мужественно говорит: «Да какое же я светлое, на мне много тёмных пятен». (28) А тёмное кричит:«Я всё из серебра и солнечных лучей, да кто же может заподозрить во мне изъян!» (29) 3лу иначе и вести себя нельзя. (30) Как только скажет: «Вот и у меня есть тёмные пятна, критиканы и обрадуются, и заговорят. (31) Нет, нельзя! (32) Что добру выставлять свои достоинства и подавлять людей своим благородством, что злу говорить о своих пакостях - ни то, ни другое немыслимо.

(33) Способен ли человек противостоять злу, победить его, утвердить добро, или, обречённый на поражение, он должен отступить, прижать своё бессилие?

(34) Нет предела совершенствованию мира, человека, поэтому и зло можно ограничить, но победить окончательно... (35) Вряд ли. (36) Но, пока жив человек, он будет стремиться к добру и к обузданию зла.

Рассказ Н.Громовой

(1)Но вскоре со мной произошла история, которая завершила переворот в моём сознании. (2)Я уже вышла замуж, у меня был маленький сын, было лето, он жил вместе с моей свекровью возле Дома творчества в Болшеве, иногда я приезжала, чтобы отпустить её по делам. (3)Вечером с верхнего этажа зашла очень красивая пожилая дама, которая приходила к свекрови пить чай и беседовать о внуках. (4)Кажется, звали её Лидия Алексеевна. (5)У неё был шёлковый голубой халат. (6)Очень стройная и красивая. (7)Как потом выяснилось, в юности она была балериной. (8)Мы мирно пили чай, дети были уложены, шёл июнь, и закат был поздним, а светлый вечер навевал мирное состояние духа. (9)Моя соседка говорила о довоенном Ленинграде, о театрах, о знаменитостях. (10)Я, честно говоря, её слушала невнимательно. (11)Но упоминание Лениниграда всегда выносило меня мыслями на войну и блокаду. (12)Я не замедлила спросить её:

-(13)А во время войны вы тоже были в Ленинграде?

-(14)В блокаду я не была в Ленинграде, - почти по слогам произнесла она и замолчала. (15)Молчание было столь продолжительным, что я заёрзала на стуле, не зная, как выбраться из столь неловкой ситуации. (16)Я видела, что моя собеседница так далеко от меня, что неизвестно, вернётся она на эту кухню или нет.

- (17)В блокаду, да и раньше, с 1939 года, я была в лагере жён врагов народа – в «Алжире», так его тогда называли, - сказала она, будто бы внутренне прислушивалась к себе.

- (18)А сколько лет вы там были?

- (19)Восемь лет.

- (20)Почему?

- (21)Я пришла в Большой дом узнать о судьбе моего арестованного мужа, он был физик. (22)Меня тут же взяли.

(23)С этого момента время перестало течь, оно встало. (24)Когда я очнулась, было светло, как оказалось, занимался рассвет.

(25)Это было среди казахских нераспаханных земель, где теперь стоит город Целиноград. (26)Жёны дипломатов и писателей, маршалов и командиров, пианистки и певицы, актрисы и балерины, домашние хозяйки были брошены на распахивание твёрдых степных земель. (27)Красивые, умные, образованные. (28)Мирра Фройд (племянница Фрейда), Кира Пильняк (жена писателя), первая жена Гайдара, сестра Тухачевского. (29)Вечером, после двадцати часов работы, после раскалывания льда, чтобы напиться, счищая изморозь со своих подруг, измученных тяжкой работой, они всё-таки садились кругом и устраивали литературно-музыкальные вечера. (30)На губах или расчёсках исполнялись все известные симфонии, оперы. (31)Шопен, Вивальди, Бетховен в исполнении лучшей пианистки страны! (32)Наизусть читали главы из книг, пересказывали романы, кто-то знал даже «Анну Каренину», и из вечера в вечер они слушали страницу за страницей. (33)Сама Лидия Алексеевна читала наизусть «Алые паруса» Грина.

-(34)Этот страшный лагерь был моим университетом, там я обрела друзей, с которыми не расставалась всю жизнь. (35)Там было множество горя. (36)Что говорить про отобранных детей, расстрелянных мужей, исчезнувших родственников! (37)Но мы старались оставаться людьми.

(38)Начальник лагеря Баринов был человек удивительный. (39)Во-первых, наши женщины учили его детей иностранным языкам, он нас жалел. (40)Когда началась война, стали приходить составы с уголовниками. (41)Это были самые страшные времена; уголовники считали себя «чистыми», а осквернение и мучение женщин, сидящих по политическим статьям, считалось у них правым делом. (42)И однажды Баринов собрал уголовников и сказал им: «Здесь сидят честные матери и честные жены; если хоть у одной из них с головы упадёт волос, вы будете иметь дело со мной». (43)Уголовники утихли.

(44)После того как её срок закончился, за ней приехала мать и увезла домой. (45)Но все эти встреченные люди навсегда остались с ней. (46)Она ещё много рассказывала, и чем больше она говорила, тем сильнее подымался в моей крови какой-то тёмный ужас. (47)Словно это я была виновата в её судьбе, словно я что-то делала не так. (48)Я трясла головой и вспоминала, что нет, я здесь, в 1986 году, и никакого отношения к той жизни не имею.

(49)Но горечь не уходила.

(50)Я чувствовала себя героем пьесы Ибсена «Привидения», который был должен платить за грехи отцов…

 

Светлана Алексиевич, «Реактор»

(1)…Мы недавно поженились. (2)Ещё ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. (3)Всегда вдвоём. (4)Я говорила ему: «Я тебя очень люблю». (5)Я ещё не знала, как я его любила… (6)Мы жили в общежитии пожарной части, где он служил. (7)И тут среди ночи какой­то шум – на Чернобыльской АЭС пожар. (8)Уехали они без брезентовых костюмов: как были в одних рубашках, так и уехали. (9)Их не предупредили.(10)Вызвали на обыкновенный пожар…

(11)А теперь – клиника острой лучевой болезни... (12)После операции по пересадке костного мозга мой Вася лежал уже не в больничной палате, а в специальной барокамере, за прозрачной плёнкой, куда заходить не разрешалось, поскольку уровень радиации был очень высокий. (13)Там такие специальные приспособления есть, чтобы, не заходя под плёнку, вводить уколы, ставить катетер… (14)Но всё на липучках, на замочках, и я научилась ими пользоваться: открывать и пробираться к нему. (15)Ему стало так плохо, что я уже не могла отойти ни на минуту. (16)Звал меня постоянно.(17)Звал и звал… (18)Другие барокамеры, где лежали Васины сослуживцы, тоже получившие большую дозу облучения, обслуживали солдаты, потому что штатные санитары отказывались, требуя защитной одежды. (19)А я своему Васе всё хотела делать сама…

(20)Потом кожа начала трескаться на его руках, ногах, всё тело покрылось волдырями. (21)Когда он ворочал головой, на подушке оставались клочья волос. (22)А всё такое родное. (23)Любимое…

(24)Я пыталась шутить: «Даже удобно: не надо носить расчёску». (25)Если бы я могла выдержать физически, то я все двадцать четыре часа не ушла бы от него и сидела рядышком. (26)Потому что, верите ли, мне каждую минутку, которую я пропустила, было жалко… (27)И я готова была сделать всё, чтобы он только не думал о смерти… (28)И о том не думал, что болезнь его ужасная и я его боюсь.

(29)Помню обрывок какого­то разговора, кто­то увещевает:

− (30)Вы должны не забывать: перед вами уже не муж, не любимый человек, а радиоактивный объект с высокой плотностью заражения. (31)Вы же не самоубийца. (32)Возьмите себя в руки.

(33)А я как умалишённая:

− (34)Я его люблю! (35)Я его люблю!

(36)Он спал, а я шептала: «Я тебя люблю!» (37)Шла по больничному двору: «Я тебя люблю!» (38)Несла судно: «Я тебя люблю!»

(39)О том, что ночую у него в барокамере, никто из врачей не знал.

(40)Не догадывался. (41)Пускали меня медсёстры. (42)Первое время тоже уговаривали:

− (43)Ты – молодая. (44)Что ты надумала? (45)Сгорите вместе.

(46)А я, как собачка, бегала за ними, стояла часами под дверью, просила­умоляла. (47)И тогда они:

− (48)Чёрт с тобой! (49)Ты – ненормальная!

(50)А мне было всё равно: я его любила и ничего не боялась. (51)Утром, перед восьмью часами, когда начинался врачебный обход, показывали мне через плёнку: «Беги!» (52)На час сбегаю в гостиницу. (53)А с девяти утра до девяти вечера у меня пропуск. (54)Ноги мои посинели до колен, распухли, настолько я уставала. (55)Но моя душа была крепче тела… (56)Моя любовь…

(57)Понимаю: о смерти люди не хотят слушать. (58)О страшном…

(59)Но я вам рассказала о любви… (60)Как я любила... (61)И люблю…

(62)А когда есть такая любовь, нет страха, нет усталости, нет сомнений, нет препятствий.