Успение как день благодарения

(праздник Успения Божией Матери в Каскесручье)

 

Где хорошо? Там, где нас нет! Да? Подумав, что нас с друзьями никогда не было в местечке под названием Каскесручей, мы решили, что там обязательно будет хорошо. Ещё бы! В праздник Успения побывать в Успенском храме уже радостно звучит. Поэтому Бог сподобил, и мы, отмахав 120 километров по дорогам, часть из которых, скорее всего, носит гордое имя «направление», прибыли в деревню с 33-мя местными жителями (часть из которых — дачники), где расположился новый храм Успения Божией Матери.

Много точек на карте Карелии пребывают в мире как бы вопреки общей суетной атмосфере — словно светятся незримым сумасшедшему миру светом и покоем. Войдя в Успенский храм, ты словно ныряешь из круговерти времени в вечность. То есть абсолютно не важно, какой на дворе год, в кошельке — рубль, а в кармане — телефон. По сравнению с Божественной литургией, которую мы пережили, — эта информация незначительней пылинки, носимой шквалистым ветром за окном. Прекрасное мгновение остановилось часа на два. Чудо!

Сегодняшний праздник можно назвать днём всенародного православного единства, потому что верующих многочисленных городов и весей собрала Сама Богородица — именно Её Успение привело в храм сонмы людей от Калининграда до Камчатки и далее — везде, где стоят православные церкви. В Каскесручье тоже были разные люди — местные жители, прихожане из Вехручья, Шелтозеро, окрестных населенных пунктов и, конечно же, Петрозаводска. Всех их с неподдельной доброжелательностью приветствовал игумен Досифей (Ларионов), настоятель Благовещенского Ионо-Яшезерского мужского монастыря и православных приходов Вепсского края, который отслужил праздничную литургию вместе с иеромонахом Прокопием (Каюмовым), благочинным этой святой обители.

Благодарность Богу — это то чувство, которое возникает после посещения святынь Вепсского края. Буквально из руин поднимаются в небесную высь храмы, напоминающие молитвенно горящие свечи. И каждое столкновение с ними превращается в праздник. Часто появляется желание протереть глаза — а не сон ли? Ведь два часа назад ты выпал из реальности, которая нагло орала с рекламных баннеров, шумела людскими потоками, сигналила вечно спешащими автомобилями, материлась женскими и детскими голосами, и вдруг — тишина, дополняемая ангелоподобным пением (Ксении Гуркиной просто поклон в пол!), радушие и Богом освященное братство. Как тут Бога не поблагодарить?!   

Именно о благодарности Господу проповедовал после литургии отец Досифей, противопоставляя её унылому ненасытному потребительству и указывая на вещи, доступные, как говорится, всякому и каждому — чем томиться ловлей журавля в небе, лучше порадоваться тому, что тебе Щедрый Господь дал, причем ни за что. Вот утром с кровати встали на две свои не-сломанные и не-параличные ноги, в машину сели, в Каскесручей, минуя коварные ямки, доехали, в службе райской поучаствовали, причастились, чаю попили, песен попели — за что нам это? Так не за что, только по неисчерпаемой Любви Божией. Других вариантов нет. Если, конечно, вы не из дурдома туда приехали. Это там сплошь Наполеоны, коим весь мир чем-то обязан.

Успение настраивает душу на ликующий лад: смерть опять побеждена! ад опять разрушен! Нас ждёт жизнь вечная, встреча со Христом, личная Пасха. Именно этому нас учит дивный праздник Успения Божией Матери. Как ждали мы его, чем приготовлялись? Молитвой и постом. Не так ли следует идти к своей кончине, непостыдной и мирной? Не с этими ли мыслями следует провожать в последний путь почившего родственника, поставив на стопятидесятое место поминки, пьянки и прочий разгул, обильно омоченный слезами отчаяния? При чём здесь оно? Смотрите — душа Пресвятой Девы, изображенная на праздничной иконе в виде упеленанного младенца, находится на руках у Христа — человек всецело отдал себя Богу, с бесконечным доверием и любовью. Бог держит душу двумя руками, как драгоценность. Может ли быть что-нибудь более утешительное? И не наполняются ли наши сердца благодарностью Господу и Богородице при созерцании этой иконы?

Ответа не требуется. Потому что если нет, то для кого-то смерть наступила куда раньше успения.

Слава Богу за всё!

 

ПИСЬМО МАМЕ ИЗ КАСКЕСРУЧЬЯ

Мама, здравствуй!

Ну, как тебе коротко объяснить, что есть Каскесручей?

Это когда ты вдруг стал Христов, а до этого был ничей,

Смотришь брату в глаза и всё понимаешь без лишних речей,

И молитва бежит себе в сердце, как горный ручей.

С утра были тучи, и солнце било сквозь них,

И чувство такое, что шум в целом мире стих.

Мы ехали на Покров — локоть к локтю, без разговоров пустых.

Вокруг осень молчала так, что явно просилась в стих.

Ты Карелию знала хоть вдоль, хоть поперёк, —

Лицедеям всегда падают под ноги сотни тысяч дорог, —

Но вряд ли тебя заносило в этот святой уголок,

Так что будешь верить мне на слово, оk?

Там шаги невесомы и слёзы сладки, как мёд,

И через минуту-другую тает внутренний лёд,

И душе очень хочется строго вверх и стрелою вперёд,

А вокруг только те, кто тебя — любого — поймет.

Посреди исцеленного сердца воздвигается Богу алтарь,

И замирает на время за ненужностью календарь,

Потому как мы там — уже в вечности. Золото, киноварь,

Лазурь на иконах. И бесстрастное пенье, как встарь.

Рядом с нами стоит и молится ходатай пред Богом Иона,

И слово на пользу душе устремляется в сердце с амвона,

Не фальшивя ни разу, даже на сотую долю тона,

Как будто словесная пробы высокой икона.

Храм-корабль освящает пространство, включая водную гладь,

Куда ни посмотришь — хочешь взглянуть опять,

Сидишь там и, в общем-то, нечего больше желать:

Вот Бог, вот ты, ничему между вами не встрять.

Просто хочется плакать от радости, под ногами дёрн целовать…

Я не прощаюсь. Нам с тобой ещё целую вечность шагать.

 

СЛУШАЯ ТИШИНУ

 

«Все в тающей дымке:

Холмы, перелески.

Здесь краски не ярки

И звуки не резки.

Здесь медленны реки,

Туманны озеры,

И все ускользает

От беглого взора»,

 

— эти стихи Н. Рыленкова нас заставляли учить наизусть во 2-м классе. И честно скажу, ничего потрясающего я в них не находила, потому что в детстве «взор» очень и очень «беглый». Какие там медленные реки и туманные озёра, когда жизнь вокруг бурлит, как кастрюля с похлёбкой?! «Драмкружок, кружок по фото, хоркружок — мне петь охота». И из этого «охота» попробуй выскочи! 

Прошло тридцать лет. Мы с друзьями едем на воскресную службу в храм Успения Божией Матери в Каскесручье, небольшой деревне в Прионежском районе, и я ловлю себя на том, что во мне оживают строки Н. Рыленкова. Гляжу вокруг. Наступила величественная осень. И если в городе она напоминает рисунок расшалившегося малыша, который весело прочирикал кое-где жёлтым маркером по зелёному фону деревьев, то за городом пейзажи прозрачнее, более сдержаны по колориту и умиротворительнее. Яркость сходит на нет и замирает.

…Здесь мало услышать,

Здесь вслушаться нужно,

Чтоб в душу созвучья

Нахлынули дружно.

Небесные созвучья Божественной литургии постепенно растворяются в окружающей тишине. О ней проповедовал отец Прокопий, благочинный Благовещенского Ионо-Яшезерского монастыря, который сегодня служил в Каскесручье. Говорить о тишине современному человеку всё равно что рассказывать ему о граде Китеже. Привлекательно, конечно, но… А достижимо ли? Шум ведь не столько извне, сколько изнутри. Если попробуешь посидеть минут 15, не отвлекаясь ни на что, проговаривая про себя Иисусову молитву, то поначалу чувствуешь себя непривычно, а то и вовсе не в своей тарелке, ибо в этом молчании, как в капле воды, отразится вся накопленная за долгие годы суетность. «Охота», которой ты заражён с детства.

 — Вот представьте, что было бы, если б я вышел на амвон, помолчал бы благоговейно пять минут, десять, и удалился. Что бы вы подумали? — спросил отец Прокопий.

Рискну предположить, что многие пребывали бы в недоумении, кто-то вспомнил бы онемевшего св. пророка Захарию, отца св. Иоанна Крестителя, и решил, что с батюшкой также произошло нечто неожиданное, а у некоторых бы возникло подозрение, а не заболел ли священник часом, не повредился ли как-нибудь. Молчание, будь оно хоть трижды благоговейно, воспринимается как экзотика.

Преподобный Никон Исповедник Оптинский говорил: «Молчание подготовляет душу к молитве. Тишина — как она благотворно действует на душу!» Доверяй, но проверяй. Вот мы идём после службы по побережью Онежского озера. То, что внизу, отражает один в один то, что вверху. А там спящее в облаках солнце, серое небо, которое застыло в своей неподвижности, не нарушаемой даже редкой птицей. Складывается полное впечатление, что так, скорее всего, было сто лет назад, и так будет век спустя. В начале было Слово. Но прозвучало Оно в царственной тишина, в которой Оно впоследствии и прозвучало. Мы словно бы вернулись в эту точку. Время остановилось и…

Здесь мало увидеть,

Здесь нужно всмотреться,

Чтоб ясной любовью

Наполнилось сердце.

Вглядываясь в тропинки под ногами, замечаешь, что земля Вепсского края красного цвета (сказывается месторождение шокшинского малинового кварцита) — цвета крови, жизни, Пасхи. Наверное, поэтому его развитие ассоциируется с воскресением, которое происходит не только в строительстве удивительных храмов, но, прежде всего, в сердцах людей, которые, будто очнулись от затяжного семидесятилетнего сна и открывают для себя мир по-новому — в Боге и «красоте молчаливого духа» (1 Петр. 3:4). Посмотрите в эти лица, окунитесь в эти глаза и… сохраните приобретенное в тишине, которая сопровождает всё самое важное и глубокое в жизни, «неизреченное».

Но… «как умолчит раб Твой, Владыко, вкусив великую сладость любви Твоей и благодати?» — вопрошал прп. Ефрем Сирин. Да никак. В совершенной тишине звучало Слово. В несовершенной — пролились эти слова, в которых соединились вера в то, что мы здесь были не последний раз, надежда на то, что Вепсский край будет прирастать боголюбивыми людьми, и любовь. Любовь к услышанной тишине.

Слава Богу!

ПРО КАСКЕССКИХ НАЙДЁНЫШЕЙ

Тут ты, как малый ребёнок, у окошка дождавшийся маму,

Или уставший скиталец, вдруг обретший залежи манны,

Или свидетель того, как жесть превратилась в сказку...

В общем, опять мы дожили до малой Пасхи.

 

За спиной ни камня на камне, ни даже приглядной руины.

Вековые сосны шумят вслед проходящим мимо:

«Слушай, девочка, чья ты? Мальчик, скажи, ты чей?

И как занесло вас, болезных, в Богом зданный Каскесручей?»

 

Мы молчим. Потому что не знаем, что можно на это ответить.

Мы долго звались ничьими, а теперь вот что блудные дети —

Уткнулись в Небесного Папу, растворились в любви без остатка.

И тихонько её тырим в сердце. Как карамельку украдкой.

 

Попели, лучась, литургию — сделали общее дело,

Смиряя Небесное воинство интерпретацией смелой.

МиНоносицы — дело такое, не только коней остановят,

Подожгут и погасят избы, счастье выроют и зароют, —

 

Они ещё могут найтись на краю — на обрыве Карелии

Над сталью онежских волн. Они тоже сегодня пели.

Подвывал нам, срывая кров с храма, и от воли сдуревший ветер...

Каскес. Отеческий дом. Выдыхайте — вы найдены, дети.

 

 

ДУРАКИ ЕСТЬ!

(заметки о вере преданных и предающих)

 

В Каскесручье ветрено. Волны неприветливого и сурового, будто несговорчивый вепсский охотник, Онего бьются о берег с такой силой, что невольно выглядываешь из окошка Успенского храма, ожидая увидеть в сером небе сплошной Donnerwetter:) А там, как всегда, Тишина.

Мы стоим на воскресной службе, вспоминаем молитвенным добрым словом благоверных Петра и Февронию, которые в современном мире вполне бы могли претендовать на мученический чин:) И не только потому, что честное супружество сейчас — редкий зверь, ибо тяжело, не комильфо и вообще соблазн с безумием. Но и по той самой причине, что не часто у нас святые имена столь рьяно полощутся в помоях, как вот эти.

Я понимаю, что пора заканчивать удивляться в обществе, где «прекрасная любовь» побирается портовой Джульеттой по ночным клубам, аборт — тема для нравственной дискуссии, а неоднократно ограбленные пенсионеры — повод для государственной гордости. Но… всё не престает удивление по слабоумию моему. Удивляюсь я тем православным, которые во Всероссийский день семьи, любви и верности вопят на весь Интернет, как заполошные, о бюрократизации Церкви, о супружеском воздержании в пост, недостоверности и «легендарности» идеалов «Повести о Петре и Февронии Муромских». Ненависть аж через экран ноутбука фонит. И чего? Светлее жизнь сделали или «открыли глаза на правду спящему болоту»? Так глаза те пеной ярости, слетевшей с уст обличителей, залепило. И захочешь — не прозреешь. Это только у Господа получалось «брением и плюновение» очи лечить. По любви, заметим. А не по робеспьеровскому запалу.

И было б из-за чего копья ломать. Святые ликами не вышли! Караул!

— Сложно в этом мире говорить о любви и преданности, — умиротворяюще произнёс с амвона отец Досифей, национальный герой и просветитель вепсов. Отец игумен, вспоминая свв. Петра и Февронию, проникновенно говорил о любви как о цементе всяческих отношений, которые… Да рассыпается всё без любви, как карточный домик. А люди судорожно хватаются за эти карточки и пытаются сложить обратно — но куда там! А почему? Ответ даёт наш «великий и могучий, правдивый и свободный» русский язык. Он ведь уникален. Вслушиваешься в слово, а в нем смыслов запаковано — успевай вникать.

Допустим, есть такое слово — «застраховаться». В корне что? Страх! Постоянная неуверенность и упорное упование на свои силы загоняют человека в тупик, и он там трепыхается, ходя по каким-то странным инстанциям, втюхивая там свои деньги и всё равно проигрывая. Потому что всё в руках Божьих — было испокон веку, есть и останется, ибо когда Он творил сей мир, «страхователей» всех мастей тогда ещё Митя прял. Не по их правилам жизнь идёт. Ну ни разу.

«Преданность» тоже слово глубокое. Господь наш Иисус Христос всецело был предан человеку по любви и тем же человеком был предан. Поэтому современник наш позвоночником чует, что предать себя в руки другого — риск, и «дураков нет». Чур-чур, мы в домике. Песочном. Зачем нам отягощать мыльно-сериальную житуху (жизнь — это всё же нечто от Источника Жизни, а не от «чешуйчатого мультипликатора») «суетой», типа: «имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, — в учении; увещатель ли, увещевай; раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием. Любовь да будет непритворна; отвращайтесь зла, прилепляйтесь к добру; будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте; в усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны; в нуждах святых принимайте участие; ревнуйте о странноприимстве. Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте» (Рим. 12:7-14). Из вчерашнего апостольского чтения слова. Затяжной бред для мирского уха. Не верите? Ну, почитайте как-нибудь знакомым далеким от «замшелости» православной. Только кастрюлю на голову не забудьте нацепить. Голова — вещь хрупкая и одноразовая. Сломаться может, если по ней бить. Из братолюбия. С нежностью.

Ну ладно. Это так. Дурные переживания дурного сердца.

День вчера выдался на славу. В Рыбреку заезжали — смотреть, как там храм будут возводить Святой Троицы. Вопреки всем обстоятельствам. Как всегда в стране, где «Православие железными цепями приковано к государству», а граждан так и гонят, так и гонят рядами и колоннами охмуряться на фоне Распятия. В Рыбреке очереди из охмуренных стоят — от фундамента храма до Петрозаводска хвост простирается. Шучу. На деле их — раз, два и обчёлся. Хорошо, что отцов не бьют там. В свете полемики о святом князе и его святой жене, дочке бортника, — реально хорошо.

Шелтозеро встретило нас тучами, которые просто стираются на фоне незакатного тёплого света подворья Ионо-Яшезерского монастыря. Home, sweet home для болящего сердца. Тишина. Знакомые храмы. Цветочки разноцветные колосятся. Ручей журчит. И Иона Яшезерский молится о всяком и каждом, сюда входящем. Зашёл одним, вышел другим. Ко Христу хоть на йоту да ближе. Сидишь на лавочке, смотришь по сторонам и вздыхаешь: «Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи… Господи… Господи…» Как будто и не на земле дело происходит.

В акафисте свв. Петру и Февронии Муромским есть прошение одно — «на­след­ни­ки Царст­вия Не­бес­на­го нас соделайте». Пока в мире нашем пасмурном граждане проклинают святых и их почитающих, предают им преданных, плюют на святыни с гипотетической высокой колокольни (реальную возвести недосуг), мы, законченные дураки, с их точки зрения, хотим Неба. Любви, которая долготерпит, не ищет своего, сорадуется истине. Веры. Преданности. И прочих милостей от Господа нашего Иисуса Христа, которые не покупаются и не продаются. А отдаются так. Задаром.

Вот как вчера, например. В Вепсском краю.

Ура!  

ЗАПОВЕДНОСТЬ

Мне снились онежские волны, гонимые сдержанным ветром.

Храм деревянный, крестом осеняющий небо.

Милый сердцу пейзаж на недомолвки щедрый,

Потому что молчание — почва единого на потребу.

 

Здесь всё очень живо в скромности неприметной:

И промозглый ноябрь, навсегда заражённый простудой,

И капризный июнь с золотистой пастелью рассветов,

И трепетный март, предвесенней дымкой окутанный.

 

И надо бы благодарить Бога за эту милость,

Но не найти нужных слов, чтобы вместить радость сердца,

Которое даже во сне от восторга остановилось

И вновь запустилось.

По благодатной инерции.

 

ДОЧКА ЕВЫ ИЗ МАГДАЛЫ

(Неделя Жен-мироносиц)

 

Ямы, ямы, снова ямы, рытвины, потом щербины —

По такой нелепой трассе жизнь свою до половины

Я прошёл жестоким Савлом, блудным сыном и Закхеем,

Нищим, мытарем, блудницей, палачом и фарисеем.

Столько страшных приключений ты, душа моя, видала,

Пока взглядом не столкнулась с дочкой Евы из Магдалы...

В тихом храме деревенском мы молились в день весенний,

Вспоминали мироносиц в солнечное воскресенье.

Пасха пела в каждом вздохе, отдавалась в сердце остро.

Дочка Евы из Магдалы оживала в наших сёстрах.

Те же вера и надежда, нежность ко Христу Владыке

И любовь, что наши лица перекраивает в лики,

Тот же поиск неустанный — что же Господу угодно?

Боже наш! Какое чудо даровал Ты нам сегодня!

Ямы, кочки... Нет дороги! От неё — одни руины.

Еду я домой — наверно, за второю половиной

Жизни, что из сердца плещет, т. к. места в сердце мало...

Как же радостно от встречи с дочкой Евы из Магдалы!

 

КАСКЕСРУЧЕЙ. 20.05.2018 г. по Р. Х.

 

... И радость наша была совершенна.

Пел онежский прибой, в тон ему свистел ветер.

Мы забыли, что в мире есть скорби, лишения

И были счастливы, словно дети.

У Бога блаженства всегда безмерны.

Сердце по швам трещит от избытка

Вечного Неба, данного верным

Внутрь них. И жить без него — это пытка.

Господи, нет ничего желанней,

Чем быть с Тобой рядом и ни на мгновенье

Не отрываться, и и вторить дыханием

Хлада тонкого дуновенью.

 

 

КАСКЕСРУЧЕЙ. В ГОСТЯХ

 У ШЕЛТОЗЕРСКИХ ЧУДОТВОРЦЕВ

 

Лето. Осень. Лето. Осень. Лето. Такое впечатление, что природа за селом Шелтозеро мается, чего ж ей хочется больше: сочной зелени разнотравья с яркими вкраплениями иван-чая или золота шелестящих тихую песню берёзок, украшающих массивные скалы? Но всё нам по сердцу, всё живописно и глубоко…

 

Я гляжу, собиратель грибов

И владелец забытого клада,

На глубокую старость дубов,

На глубокую скорбь листопада.

 

Удивляюсь коробочкам льнов

И струенью воды чистоплотной.

Мир прозрачен до самых основ,

До глубинной своей подноготной.

 

Это, светлой памяти, Юрий Линник. Стихотворение «Глубина». Оно вспоминается по дороге в Каскесручей, где этой глубины, а также озерной глади, небесной шири и тишины… Сколько унести сможешь. Или нет — сколько выдержишь:) Сердце-то, чесно говоря, потрескивает.

 — К нам никто просто так не попадает, — замечает с улыбкой матушка Афанасия, пожилая монахиня из Шелтозеро. И в этих словах невольно слышатся настораживающие нотки — «Эх, и попал же ты, брат…». Но это не напрягает. Мы уже давно рады «попадать» сюда — в гости к «шелтозерским чудотворцам». Это я их так называю, обитателей Вепсского края, чей духовный отец, небесный защитник и молитвенный наставник — сам преподобный Иона Яшезерский. Их не так много, хочу вам сказать. И не потому, что вепсов в принципе мало (а их численность реально критична, немногим более трёх с половиной тысяч), а просто мало тех, кто питает искреннюю любовь к святому Ионе. Он для большинства — так, ещё одно имя в ряду известных вепсских земляков. В лучшем случае — персонаж с иконы.

А обидно, кстати. Потому что его присутствие, да не простое, а молитвенное, в Вепсском краю ощутимо. Но как-то доказывать это бесполезно, ибо, по слову апостола Павла, «душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (1Кор. 2:14). А чтобы судить духовно, «надобно»… Ой, да много чего «надобно»! Например, от материалистических стереотипов, годами взращенных, отказаться. С Богом чаще говорить, а ещё больше — слушать Его. Телевизор выключить. Евангелие открыть. На своё «хочу» забить. Перестать орать на мужа и третировать детей. Соседке склочной улыбнуться ненатуженно, от души. Жить не от получки до получки, а от Причастия до Причастия. И на каждый шаг взывать «Господи, благослови!», разумея, что от тебя только прах и пепел, а всё благое — от Творца и Создателя. Ну и как там у святых отцов бесконечными километрами в писаниях выстрадано: смиряйся, кайся да плачь о грехах, и всё у тебя будет. Всё — это не невроз, транквилизаторы вместо еды и прописка в дурке, а целый мир во Христе. Ты только доверься Ему. Слабо? А иначе чудеса не получаются. Не верите? Спросите как-нибудь у шелтозерцев-богомольцев, а пока…

 

Ты, природа, меня приголубь;

Объясни мне у рощ тополиных,

Как деревья, растущие вглубь,

Достигают высот журавлиных.

 

Опять цитата из линниковской «Глубины». У храма Успения Божией Матери в Каскесручье нас встречают надежные стражи — вековечные сосны дивной красоты, охраняемые государством совокупно со всем пейзажем вокруг. Тянутся они к небу, как поэтические тополя, призывая нас к тому же — пятачок поросячий от земли оторвать уже и вспомнить, что Бог нас усыновил. Может ли быть, что лучше? Разве только к Богородице «Матушка» обратиться. Вот мы и обращались — в воскресенье было празднование в честь иконы Божией Матери «Почаевская».

В храме раздавался голос чтеца: «…Полки, состоящие из татар, под предводительством хана Нурредина через Вишневец подступили к Почаевской обители …слабая монастырская ограда …внезапно явилась Сама Пречистая Богородица …преподобный Иов находился близ Божией Матери, кланяясь Ей и молясь о защите обители … татары приняли небесное воинство за привидение … их стрелы возвращались назад и ранили тех, кто их пускал …защитники монастыря устремились в погоню и захватили многих в плен …некоторые пленные впоследствии приняли православную веру и остались в обители навсегда».

— Слушай, — говорит брат, — а вот ты веришь про стрелы эти? Чего-то не знаю я... Сейчас-то такое может быть, ты как думаешь?

Думаю я головой. А в ней опилки. Килограмма полтора. Или два. Не взвешивала. Но вот верю я и про стрелы, и про то, что на хрупких досках можно по морям плавать, и спокойно сквозь стены каменные проходить и много чего ещё, если на то Божия Воля будет. Чудо — это не стрелы. Нет. И не доски. Для Бога это не более, чем рабочий момент. И не стены. И не камни. Точнее, камни, но внутри нас. В левом подреберье. И когда я стою в храме вообще, и в Каскесручье, в частности, для меня это реальное чудо. Я часто глазам своим не верю. Лучше так скажу: верю только в контексте «Аще убо вера, яже в Тя, спасает отчаянныя, се верую, спаси мя…» Потому что по всем событиям и факторам жизни, а также по внутреннему устроению меня здесь быть не должно. А вот она я — стою, слушаю, как батюшка, тоже из кагорты шелтозерских чудотворцев, с амвона вещает про то, что надо в сердце своём монастырь построить.

Занятная мысль, конечно. Чудотворческая:) Потому что если на минутку представить себе, что внутри тебя устремления только к Богу через молитву и пост, постоянное самоограничение, борьбу с вечным «хочу спать-есть-отдыхать!» — то, о чем мирские практики говорят как о «бесполезно-абсурдных трудах ради эфемерных целей», то… Ну знаете ли:) Но год-другой Божественного педагогического влияния, и практика начинает показывать, что по-другому никак. Все эти наши вопли интернетные о том, «как это простому православному человеку не отдохнуть на курорте?!!!! не страна — концлагерь!!!!!», «почему отец Изувер не благословил сосиску в пост?!», «насколько душеспасительно чтение женских романов, если муж — сухарь, а дети — кровопийцы?», к Православию вообще никакого отношения не имеет. Подобное притягивает подобное. Если нам нужен Бог, здесь и сейчас, в земной жизни, то мы должны Ему уподобиться. Чем Он занимался на земле? Крестоношением. Возможно ли наше крестоношение без молитвы, поста, внимания, собранности? Проверьте. И всё. Конец экспериментам.

В воскресенье мы были свидетелями ещё одного чуда — венчания Максима и Елены, удивительно красивой пары из Хотькова. Вот где Хотьков, а где Каскесручей???:) Это так, замечание между строк. А вообще, любое Таинство Божие вызывает трепет. На твоих глазах невозможное у человеков делается возможным у Бога. Вот мы стоим и видим, как над головой у двух любящих людей мученические венцы — ведь нам очень сложно ежедневно выносить друг друга, потому как самое тяжелое — вынести себя и не спроецировать «эту проблему» на окружающих. Но Бог рядом. Он поможет, направит, утешит. И впоследствии, с Его помощью, эти венцы станут венцами победителей в Царствии Небесном. Любовь побеждает смерть. Чудо.

 

Время стало... Тишайшая эта вода

Не расплещет вовеки мое отраженье.

Переходят друг в друга — начала, концы.

Все эпохи едины. Воскреснут отцы.

Поколеньям просторно на звездной равнине! —

Высоко поднимая кресты-голубцы,

Мы к небесным Кижам устремляемся ныне.

 

Это всё тот же Юрий Владимирович Линнник — как-то вписался он в каскесручейскую атмосферу с бескрайним Онего и храма-кораблём, хоть и с Кижами:) Да какая разница? На небе абсолютно другая география с топонимикой. А схожесть с землёй — одна: в любви, которая начинает здесь, чтобы продолжиться там, в бесконечности, Богом данной.

Чудо, опять же. А как иначе-то? Слава Богу!

 

ЧУДО ПЛАВЛЕНИЯ КАМНЯ

 

Вспоминаю, где был, и чувствую — ранен.

Христос творит чудо — Он плавит камень

Где-то там глубоко, за подреберьем —

В месте, где жил я неприкаянным зверем.

 

Но «хожденья за три вековечные ямы» —

В седые леса, на глухие поляны, —

Довели до церквушки… И хрупкими стали

Камни внутри с оплёткой из стали.

 

Чужие глаза отогрели по-братски,

И начали таять булыжники адские.

Я вдохнул горней радости и почувствовал — ранен.

Христос творил чудо — Он плавил камень.

 

ЛИКИ, ЛИЦА И ВОКРУГ

 

 

БЕЗ ИЛЛЮЗИЙ

игумен Досифей (Ларионов)

«Когда я только приехал в Шелтозеро в 2000 году, глава местной администрации Г. П. Халявин предоставил мне на выбор два пустующих здания: одно у поворота — места, напоминающего проходной двор, а второе, двухэтажное, в котором раньше располагалась библиотека, — в стороне от дороги. Я выбрал последнее. Как выяснилось позже, это была усадьба священника. Дом был в аварийном состоянии. Все восемь печек были арестованы пожарным надзором, потому что абсолютно прогорели. Я принялся за ремонт, и к зиме привел в порядок два помещения. В одном разместился домовый храм Илии Пророка, в другом я жил. Зима выдалась холодная. Запомнилось, что когда служил литургию и омывал руки, то капли, падавшие на поверхность стола, успевали замерзнуть, пока я вытирался. Температура внутри дома ничем не отличалась от температуры снаружи.

Владыка Мануил однажды вызвал меня в город, и когда я рассказал, как идут дела, поинтересовался: «А может, в другое место перейдёшь?». Я отказался. И вот приезжаю обратно. В доме холод страшный. Во дворе под сугробом дрова, какой-то распиленный орешник, который надо откопать и затопить печку, что я и сделал. Положил дрова в печь, а они сырые, не горят, а только дымят, и вода на них пузырится. И вот сидишь, в одеяло закутанный, зубами стучишь, а в воздухе вопрос завис: «А может, в другое место перейдешь?»

Селяне почему-то храм игнорировали. Из 30 присутствовавших на первом собрании по поводу создания прихода осталось 5 человек, на которых можно было рассчитывать. Остальные считали, что, проголосовав однажды за создание прихода в Шелтозере, они выполнили свой долг перед Русской Православной Церковью, и дальше могут прекрасно обходиться без неё. Когда пришла весна, и я вышел на улицу окна покрасить, люди, проходя мимо, смотрели с удивлением: «Он выжил?!»

— А почему Вы, в таком случае, остались?

— Почему я не сбежал тогда? Я задавал себе этот вопрос много лет спустя. Я ведь из Питера, воспитан в других условиях, привык к благам цивилизации. А здесь — ни тепла, ни воды, ни света, случалось. Для людей был буквально «неведомой зверушкой»… Знаете, у каждого есть определенный порог боли. И мне думается, Господь в тот момент мне его понизил. Т. е. кошмар не воспринимался кошмаром. Я не чувствовал тогда по отношению к окружающим, что, мол, я пришёл вам служить, а на самом деле не нужен вам. Просто воспринимал происходящее как данность и жил дальше. Если есть воля Божия на что-то, то Он и силы даёт и не попускает тебе сделать неправильных поступков».

Это отрывок одной из наших бесед с о. Досифеем (Ларионовым),наместником Благовещенского Ионо-Яшезерского монастыря и настоятеля приходов Вепсского края, у которого 21 июня случился день рождения. Вот. Ну и обычно принято там всякие панегирики строчить длиною «от Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей», напичканных устойчивыми выражениями клерикального функционального стиля сиречь штампами. Но… штамп суть смерть, смерть языка, и пользуются им для создания иллюзии понимания. А не хочется иллюзий ни разу. Жизни хочется. Поэтому о другом скажу, Бог даст.

Карелия — туристический рай с глянцевых реклам. Карелия — благословенная земля, полная чудес и загадок. Самые-самые колдуны. «Долго будет Карелия сниться!». Интернационал карелов, вепсов, финнов, русских, украинцев, белорусов… Калевала. Калитки. Кижи. Валаам. Соловки. Морошка, брусника, клюква — северный виноград… В общем, когда из этой веками заваренной каши выбираешься, начинаешь молиться, ездить, вглядываться, вслушиваться, вопрошать да внимать, то, прежде всего, благодаришь Бога за людей и за места, которые они освятили своим на них пребыванием. Жития прпп. Александра Свирского, Диодора Юрьегорского, Ионы Яшезерского, Геннадия и Никифора Важеозерских и пр. вдохновляют, отрезвляют и неплохо проясняют зрение, в котором формируется занятная картинка. С одной стороны, вот земля, на которой прп. Александру Свирскому явилась Пресвятая Троица, сонмы молитвенников и чудотворцев, красоты и чудеса. А с другой, простите, бесятник непрекращающийся. Среднестатистический гражданин заходит в лес и сначала лешего задобрит, а потом «Господи, помилуй!» скажет. Типа чтоб никому не обидно было, или чья возьмёт, да? Это верхушечка айсберга. В глубины заглядывать не будем, потому что, во-первых, жизнеопасно и страшно (вся эта звериная ненависть ко Христу и избранным Его никуда не девается в какие бы толерантные тряпки её ни заворачивали; «Сказал Господь Своим ученикам: сие заповедаю вам, да любите друг друга. Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел» (Ин.15:17) — куда ж без этого?), а во-вторых, когда есть возможность смотреть вверх, зачем тебе бездна?

Когда мы впервые попали в Вепсский край, это сказка была неподдельная. И Шелтозеро, и Кварцитный, и Каскесручей задевали своей тонкой и изысканной красотой, атмосферой доброты и истинностью происходящего. Те самые пустопорожние «истина, добро и красота», о которых мир неустанно и заполошно орёт (особенно когда надо навязать ложь, зло и безобразие), обретали здесь плоть и кровь. Нет, Плоть и Кровь. И ты понимаешь, что оно не само тут всё из воздуха соткалось, что это молитва и труд, жизнь на пределе «не могу» и многие другие вещи, которые совсем не вещи.

 

«Наши современники придерживаются странного стереотипа, что после более чем 450-летнего периода христианской жизни вепсы остались язычниками, колдунами. С чего это вдруг? Раньше на этой сравнительно небольшой территории находилось два монастыря — Свято-Никольский женский и Благовещенский Ионо-Яшезерский мужской, это не говоря уже о множестве храмов. А в XXI веке мы вдруг апеллируем к первобытному состоянию. В 90-х годах, когда я сюда собирался, собратья меня предупреждали о колдунах и ворожеях. А я думал: о чём это они? Я сосредоточился на другом — не на борьбе с чародейством, а на созидании духовной жизни местного населения. И получилось, что 19 лет я прожил вдалеке от гипотетически возможных злосчастий, не видел их, а если и слышал, то только на уровне досужих разговоров: «Ах, батюшка! Тут такое случилось! Наверное, кто-то наколдовал…» На эти возгласы я реагировал тем, что убеждал людей: с нами Бог, поэтому никто нам навредить не может. А мысли эти посещают из-за духовного вакуума. Природа не терпит пустоты.

Когда я был в Египте, то удивился такому моменту. Культура Египта есть: изображения, архитектурные сооружения, скульптуры, утварь. А самого народа нет, его поглотили арабы. Божества есть — Озирис, Изида и прочие, но им никто не молится, потому что народ вымер. Культура египтян не спасла! Хотя это была одна из величайших мировых культур! А она застыла в мёртвых формах. И мне видится, что в этом контексте подсчет вепсов по головам вряд ли вдохнет в народ новую жизнь. Он просто должен однажды признать: «Святой Иона Яшезерский — наш отец!». Ведь преподобный не только веру им дал, но и образование, когда из монастыря приходили священники, обучали народ словом, а оно было евангельским. Поэтому будущее Вепсского края не заключается в культивировании дани прошлому. Иначе, без Бога, народ будет рассеян. Место останется, а людей не станет. Или придут другие, которые будут понимать разницу между иконой и посохом колдуна как предметами культа. В общем, это глобальный вопрос. Вопрос жизни и смерти».

Это тоже отец Досифей говорил.

Сегодня Ионо-Яшезерский монастырь всё ещё разрушен. Ломать — не строить. Несколько десятилетий постсоветской истории ничто по сравнению с семьюдесятью годами «вавилонского пленения» в регионе с негласным именованием «Красная зона». Вырваны с корнем не только вековые духовные традиции, перепаханы души человеческие. Посмотришь, бывает, в глаза старика, а там безысходность пульсирует. Пересечёшься взглядом с подростком, а в нём ненависть куражится. Кажется иногда, что всё — конец ист