Глава II. Страшнаяклятва нашей шайки

На цыпочках, пригибаясь, чтобы не цеплять головами ветки, направилисьмы к дальнему краю парка вдовы. А когда проходили мимо кухни, я наступил на сухойсучок, нашумел. Ну, мы оба присели на корточки и замерли. В двери кухни сиделздоровенный негр мисс Ватсон, Джим, – мы его ясно видели, потому что за спинойу него свет горел. Он встал, вытянул шею и с минуту прислушивался. А потомговорит:

– Кто это тут?

Послушал еще, а после прошелся немного на цыпочках иостановился прямо между нами, так что мы до него дотронуться могли бы, почти.Ладно, минуты проходят, ни звука не слышно, и все мы так близко один отдругого. Тут у меня коленка начинает чесаться, а поскрести-то ее я не могу, заней зачесалось ухо, за ним спина, прямо между лопатками. Мне казалось, что еслия не почешусь, то помру. Ну, я потом такое много раз замечал – если ты попал вприличное общество, или на похороны, или пытаешься заснуть, а не получается, –в общем, когда чесаться ну никак нельзя, так непременно на тебя чесотканападет, да еще и в тысяче мест сразу, сверху и донизу. Наконец, Джим говорит:

– Ну, вы кто? Где вы? Черт дери, я же чего-то слышал. Ладно,я знаю, что сделаю: вот сяду тут, и буду сидеть, пока опять чего не услышу.

И он уселся на землю между мной и Томом. Прислонился спинойк дереву, вытянул ноги – одна едва меня не коснулась. А у меня засвербел нос.Зуд был такой, что слезы на глаза наворачивались. Но я его не почесал. Потомзазудело в самом носу. Потом под носом. Даже и не знаю, как я на месте-тоусидел. И продолжалось это бедствие минут шесть или семь. Чесалось у меня уже водиннадцати разных местах. Я решил, что больше и минуты не выдержу, однакостиснул зубы и решил попробовать. И тут Джим задышал ровнее, глубже, а там ивовсе захрапел – ну, у меня сразу все и прошло.

Том подал мне знак – языком еле слышно поцокал, – и мы начетвереньках поползли прочь. А как отползли футов на десять, Том прошептал, чтохочет подшутить над Джимом – привязать его к дереву. Но я сказал, не надо – онпроснется, шуму наделает и меня хватятся в доме. Тогда Том заявил, что у негосвечей маловато, что он проскользнет на кухню и возьмет там несколько штук. Япопытался его отговорить, сказал, что Джим опять же может проснуться и застукатьего. Однако Том решил рискнуть, так что мы пробрались на кухню, взяли трисвечи, а Том на столе пять центов оставил, в уплату. Когда мы оттуда вылезли,меня так и подмывало убраться как можно дальше, но Тому все было мало, онсказал, что просто обязан подползти на четвереньках к Джиму и сыграть с нимшутку. Я ждал его – очень долго, по-моему, – все было тихо, спокойно.

Как только Том вернулся, мы пошли по тропе вдоль парковогозабора и скоро очутились на верхушке горы, за домом. Том сказал, что стянул сДжима шляпу и повесил ее на сук, прямо над ним, а Джим всего лишь пошевелилсяслегка, но не проснулся. На следующий день Джим рассказывал, что ведьмызаворожили его, вогнали в сон, а потом прокатились на нем верхом по всему штатуи повесили его шляпу на сук, чтобы он знал, кто все это сделал. Еще через деньон уже говорил, что ведьмы на нем в Новый Орлеан ездили, а после этого, при каждомновом рассказе заезжал все дальше и дальше, и кончил тем, что объехал с ведьмамивесь белый свет и укатали они его чуть не до смерти, и всю спину ему седлом стерли.Гордился он этим страшно, а других негров вроде как и замечать перестал. Ониготовы были пройти много миль, лишь бы послушать рассказ Джима, он стал самымзнаменитым в нашем округе негром. Пришлые негры обступали его, разинув рты, и разглядывали,будто диво какое. А у негров же, как они рассядутся на ночь глядя у кухонногоочага, непременно разговор о ведьмах заходит, и теперь, стоило кому рототкрыть, как Джим перебивал его и говорил: «Хм! Да что ты смыслишь в ведьмах?»,и этот негр мигом затыкался и тушевался. Монетку в пять центов Джим подвесил наверевочку и всегда носил на шее, уверяя, что это амулет, который дьявол выдалему собственноручно, сказав, что этой штукой можно исцелить кого хочешь, да ещеи ведьм вызывать в каком угодно месте, нужно только произнести над монеткойнесколько слов – правда, каких именно, Джим никому не говорил. Негры, опять же,сходились со всей округи и отдавали Джиму все, что у них было, лишь бывзглянуть на эти пять центов, но никогда к ним не прикасались, потому как их жесам дьявол в руках держал. В общем, работником Джим стал никаким, уж больно ончванился тем, что знаком с дьяволом и ведьм на себе катал.

Ну вот, когда мы с Томом поднялись не верхушку горы, товзглянули вниз, на городок, – в нем мерцали три не то четыре огонька, наверное,там болел кто-то. И звезды сверкали над нами так красиво, а за городком лежаларека шириной в целую милю, ужасно тихая и величавая. Мы спустились с горы,нашли Джо Харпера и Бена Роджерса, а с ними еще двух-трех мальчишек, они все встарой дубильне прятались. А потом отвязали чей-то ялик, проплыли две споловиной мили вниз по реке, к большой скале на склоне горы, и высадились наберег.

Там мы залезли в густые кусты и Том заставил всех поклястьсяв сохранении тайны, а после показал им дырку в земле, в самой гуще кустов. Мы зажглисвечи и на четвереньках поползли по проходу. И сотни через две ярдов оказались впещере. Том ткнулся в один коридор, в другой и скоро нырнул под стену – тамтакая нора была, которую никто бы и не заметил. Мы доползли по узкому лазу доподобия комнаты – сырой, холодной, с запотевшими стенами, и в ней остановились.Том и говорит:

– Ну вот, здесь мы учредим нашу банду и назовем ее Шайкой ТомаСойера. И каждый, кто захочет в нее вступить, должен будет принести клятву иподписаться кровью.

Захотели, понятное дело, все. Том вытащил листок бумаги, накотором он записал клятву и зачитал ее. В ней говорилось, что каждый мальчикдолжен хранить верность банде и никогда не выдавать ни одного ее секрета; аесли кто чего-нибудь сделает мальчику из банды, то названный мальчик обязанэтого человека убить и всех его родичей поубивать тоже, и он должен не есть, неспать, пока всех их не перебьет и не вырежет на груди каждого покойника крест, которыйи есть знак банды. И никто, кроме членов банды, этим знаком пользоваться неможет, а если кто попробует, так мы на него в суд подадим, а попробует ещеразок, убьем. И если кто-нибудь из банды раскроет ее секреты, то надо будетперерезать ему горло, а после сжечь его труп и пепел везде развеять, а имя еговычеркнуть кровью из списка разбойников и больше в шайке не упоминать, апроклясть его и забыть навсегда.

Все сказали, что клятва отличная и спросили у Тома, сам лион ее выдумал – из своей головы? Он ответил, что кое-что выдумал, а остальноевзял из книжек про разбойников и пиратов, потому как такая клятва имеется укаждой приличной шайки.

Кто-то сказал, что неплохо было бы вырезать и семьи мальчиков, которые наши секреты выдают. Том назвал это хорошей мыслью, досталкарандаш и вписал ее в клятву. И тут Бен Роджерс говорит:

– А вот у Гека Финна и семьи никакой нет, чего же мы с нимделать будем?

– Ну, отец-то у него есть, – говорит Том Сойер.

– Отец-то есть, да поди-ка его поищи. Прежде-то он всебольше в дубильне пьяным валялся, со свиньями, но теперь его уж больше года какв наших краях не видать.

Обсудили они это дело и совсем уж решили в шайку меня непринимать, говоря, что у мальчика должна быть семья или еще кто, кого можноубить, а иначе получится нечестно и несправедливо по отношению к другим членам банды.Придумать, как тут быть, никто не мог, все они зашли в тупик и умолкли. Я чутьне заплакал, но тут меня вдруг осенило, и я предложил им мисс Ватсон – пускайони ее убивают. И все сказали:

– Да, она подойдет. Правильно. Принимаем Гека.

Потом каждый проколол себе булавкой палец, чтобы расписатьсякровью, ну и я тоже на той бумажке закорючку поставил.

– А теперь, – говорит Бен Роджерс, – надо решить, чем будетзаниматься наша шайка.

– Только разбоем и убийствами, – ответил Том.

– Нет, а делать-то мы чего будем? Дома обчищать или, там,скот угонять…

– Чушь! Угонять скот и прочее это не разбой, а воровство, –говорит Том Сойер. – А мы не воры. В ворах нет настоящего блеска. Мы будемнадевать маски, останавливать на дорогах кареты и экипажи, убивать людей изабирать их часы и деньги.

– А убивать обязательно?

– Конечно. Это самое лучшее. Правда, некоторые авторитетыиначе считают, но большинство думает, что лучше всех убивать – кроме тех, когомы притащим в эту пещеру и будем держать здесь, пока они не выкупятся.

– Выкупятся? Это как?

– Ну, я не знаю. Но обычно разбойники так и поступают. Я обэтом в книжках читал, значит, и нам придется то же самое делать.

– Но как же мы делать-то это будем, если не знаем что онотакое?

– Проклятье, да мы просто обязаны делать это и все. Яже тебе говорю, так в книжках написано. Ты что, собираешься против книжек идти ипоступать так, как тебе в голову взбредет?

– Говорить-то легко, Том Сойер, но как, бог ты мой, этапублика будет выкупаться, если мы ей ничего объяснить не сможем? Вот что яхотел бы знать. Скажи, как ты это понимаешь?

– Да никак я не понимаю. Ну, может, держать их, пока они невыкупятся, значит держать, пока они не помрут.

– А, ну вот это на что-то похоже. Это ответ. Чего же тысразу-то не сказал? Ладно, будем держать их, пока они не выкупятся до смерти,хотя так мы с ними мороки не оберемся – они же все наши припасы сожрут и всевремя будут пытаться сбежать.

– Скажешь тоже, Бен Роджерс! Как же они сбегут, когда мы кним стражу приставим, готовую пристрелить их, если они хоть пальцем пошевелят?

– Стражу! Ничего себе. Выходит, кому-то придется торчать приних всю ночь и не спать только для того, чтобы следить за ними? По-моему, это дурь.Почему бы просто не взять хорошую дубину да и не выкупить их всех до единого,как только они сюда пожалуют?

– Потому что этого в книжках нет, вот почему. Слушай, БенРоджерс, ты хочешь все делать как положено – или не хочешь? Скажи. Ты полагаешь,люди, которые книжки пишут, не могут правильное от неправильного отличить, такчто ли? Полагаешь, что ты их учить будешь? Нет уж, сэр, давайте-ка выкупатьвсех как следует.

– Да ладно. Я не против, но, по-моему, это все-таки глупо.Слушай, а женщин мы тоже убивать будем?

– Знаешь, Бен Роджерс, если бы я был таким невеждой, как ты,я бы вообще помалкивал. Женщин убивать, надумал тоже! Да такого ни в одной книжкене встретишь. Женщин следует приводить в пещеру и обходиться с ними, как положеновоспитанному паиньке, а после они в тебя влюбляются и домой нипочем уходить нехотят.

– Ну, если так, я не против, только опять же не понимаю, начерта это нужно. Этак у нас скоро в пещере протолкнуться негде будет от женщинда от тех, кто дожидается, когда его черед выкупаться придет, – а разбойникам кудадеваться прикажешь? Ну ладно, рассказывай дальше, я больше ничего не скажу.

К этому времени маленький Томми Барнс заснул, а когда мы егоразбудили, испугался, заплакал и сказал, что хочет домой, к маме, а бандитомбольше быть не желает.

Все стали смеяться над ним, обзывать плаксой, а онвзъерепенился и заявил, что вот пойдет сейчас и расскажет всем про нашисекреты. Но Том дал ему пять центов, чтоб он помалкивал, а после сказал, чтосейчас мы все разойдемся по домам, а на следующей неделе опять соберемся иограбим кого-нибудь да убьем хоть пару человек.

Бен Роджерс сказал, что каждый день ему из дома выбиратьсябудет трудно, он только по воскресеньям может, и потому предложил в следующеевоскресенье и начать, но остальные мальчики сказали, что по воскресеньям заниматьсятакими делами – грешно, чем этот разговор и закончился. Все согласились, чтохорошо бы нам было сойтись как можно скорее и назначить день для разбоя, апосле выбрали Тома Сойера атаманом шайки, Джо Харпера его главным подручным иотправились восвояси.

На навес я вскарабкался и в окно моей комнаты влез еще дорассвета. Новая одежда моя была вся в глине и свечном сале, а сам я устал, каксобака.