Позиция «против» (Екатерина Автонова, 4 курс)

I. Блок «Управленцы»

Дело «Ладоги»

История дела

С 2000 года президентом ОАО "Промышленная группа "Ладога", подчинённым генеральному директору ОАО, являлся г-н Грабар. ОАО по собственному заявлению признано банкротом 27.02.2015, открыто конкурсное производство.

Общество в 2014 и 2016 году привлекалось налоговыми органами к ответственности за налоговые правонарушения (искажение данных бухгалтерской отчетности). Решением суда установлено, что с целью умышленного создания неплатежеспособности и причинения ущерба кредиторам активы ОАО были переведены на вновь созданное юридическое лицо – ООО "Группа Ладога", которое фактически начало работать в тех же помещениях, на том же оборудовании, с теми же контрагентами (установлена взаимозависимость лиц).

Общество в 2014 и 2015 году совершило сделки с неравноценным встречным исполнением со стороны аффилированного покупателя, а также сделки по передаче ценных бумаг и по уступке прав требования с отсутствием встречного исполнения обязательств.

Федеральная налоговая служба (ФНС) обратилась в суд с заявлением о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц^[1], в т. ч. г-на Грабара.

Суды первой и апелляционной инстанций ^[2]

Состав	Деяния Грабара (по версии ФНС)
Деяния КДЛ должны быть необходимой причиной банкротства (без которых объективное банкротство бы не наступило). Деяния КДЛ должны существенно повлиять на положение должника и иметь причинно-следственную связь с ухудшением финансового положения (п. 16 и 17 ПП ВС от 21.12.2017 № 53). Несущественность ухудшения влечёт гражданско-правовую ответственность вне рамок субсидиарной.	Грабар вместе с другими КДЛ создал схему с участием "фирм-однодневок" для получения необоснованной налоговой выгоды налогоплательщиком и вывода денежных средств в пользу иностранного юридического лица. После налоговой проверки КДЛ перевели бизнес на новое юридическое лицо с целью причинения вреда кредиторам старого юридического лица. Схема не могла быть осуществлена без одобрения, участия и контроля Грабара.
Подконтрольность, в частности, определяется по синхронности деяний субъектов в отсутствие к тому объективных экономических причин, противоречию деяний экономическим интересам должника, по тому, могли ли данные действия произойти иначе как при наличии подчиненности должника КДЛ.	Грабар являлся соучредителем, управляющим, президентом в аффилированных с должником юридических лицах, поэтому был способен оказывать значительное влияние на деятельность должника и не мог не знать об ухудшающих финансовое состояние должника действиях Общества, а, следовательно, является КДЛ.
Недобросовестным презюмируется поведение руководителя, который знал или должен был знать о том, что его деяния на момент их соверше.ния не отвечали интересам должника (п. 2 ПП ВАС от 30.07.2013 №62).	Грабар с иными КДЛ намеренно лишили Общество возможности дальнейшего осуществления финансово-хозяйственной деятельности и спровоцировали наступление неплатежеспособности должника.

Суд кассационной инстанции ^[3]

Субсидиарная ответственность является экстраординарным механизмом защиты нарушенных прав кредиторов, то есть исключением из принципа ограниченной ответственности участников и правила о защите делового решения менеджеров => должен применяться стандарт ясных и убедительных доказательств (доказательства должны подтверждать факт возможности давать прямо либо опосредованно обязательные для исполнения должником указания). Согласно должностной инструкции президента должника, президент подотчетен генеральному директору, нет достаточных доказательств контроля.

СКЭС ВС РФ ^[4]

КДЛ – лицо, осуществляющее фактический контроль над должником независимо от юридического оформления отношений и использовавшее властные полномочия во вред кредиторам, то есть своими действиями приведшее его к банкротству. Статус КДЛ устанавливается в том числе через выявление согласованных действий между бенефициаром и подконтрольной ему организацией, которые невозможны при иной структурированности отношений.

Развитие кризиса: привлечение должника к ответственности за налоговые правонарушения и взыскание значительных сумм в доход бюджета => перевод бизнеса на другое юридическое лицо => окончательная утрата должником возможности осуществлять хозяйственную деятельность и рассчитываться с кредиторами. Банкротство связано не с объективными рыночными факторами, а исключительно с поведением самого должник а, воля которого формируется КДЛ.

Грабар был вправе распоряжаться денежными средствами общества самостоятельно, является управляющим аффилированными лицами, которым принадлежат основные активы должника, позиционировал себя на встречах с представителями налоговых органов в качестве бенефициара группы компаний.

Позиция «за» (Алексей Глотов, 3 курс) [Е1]

Сразу стоит оговорится, что Глава III.2 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» была введена ФЗ №266-ФЗ от 29.07.2017 г. (применяется с 01.01.2017 г.). До этого действовали несколько иные правила о привлечение к субсидиарной ответственности, по которым и рассматривалось предложенное к рассмотрению дело. Данное обстоятельство здесь игнорируется, как если бы кейс разрешался по новым правилам.

В делах по привлечению к субсидиарной ответственности КДЛ, большое значение имеют вопросы доказывания. Бремя доказывания может распределяться по-разному. Опровержимые презумпции, устанавливаемые законом, являются одним из средств перераспределения бремени доказывания.

Так, Законом о банкротстве устанавливается ряд презумптивных обстоятельств, при которых лицо будет считаться КДЛ, пока не докажет обратного (ст.61.10). Установление таких презумпций, по сути, лишь перекладывает на ответчика бремя их опровержения.

Законом не определен исчерпывающий перечень лиц, которые могли бы являться КДЛ. В связи с этим бремя доказывания того, что лицо является КДЛ за рамками перечисленных в законе презумпций, остается на истце.

Помимо этого, необходимо доказать, что непосредственно действия КДЛ повлекли невозможность полного удовлетворения требований кредиторов (ч.1 ст.61.11 Закона о банкротстве, п.18 ПП ВС РФ №53 от 2017 г.).

В предложенном к рассмотрению деле, интересующее нас в нем лицо, не подпадало ни под одну из презумпций, т.к. в формальном документе организации (должностной инструкции), вроде как не наделялось управленческими функциями (полномочиями). Однако, как представляется, истцом было представлено достаточно доказательств для признания его КДЛ.

Такими доказательствами являлись:

1) Лицо публично признавало себя бенефициаром группы компаний, в которую входило и ЮЛ-должник. Помимо этого по смыслу апелляционного постановления^[5] по данному делу, оставленным в силе данным определением ВС РФ, указанное лицо являлось фактическим руководителем одной из компаний, входящих в данную группу. ВС РФ также принимается во внимание его принадлежность к иным компаниям данной группы.

2) Лицо имеет доступ к свободному и самостоятельному распоряжению денежными средствами общества.

Данное обстоятельство представляется свидетельствует о наличии иной возможности определять действия должника, а именно непосредственным распоряжением денежными средствами.

3) В уже упомянутом постановлении апелляционного суда было установлено, что в т.ч. и данное лицо принимало участие в выводе денежных средств должника.

4) И др.

Принимая во внимание, что между действиями КДЛ и наступившими последствиями для должника (банкротства) должна наличествовать ПСС (п.16 ПП ВС РФ №53 от 2017 г.), сами действия выражаться либо в даче обязательных для должника указаний, либо в определении его действий иным образом (ч.1 ст.61.11 Закона о банкротстве), а представленные доказательства по отдельности не отвечают либо первому, либо второму, то хотелось бы привести позицию ВС РФ на такие случаи:

«Учитывая объективную сложность получения арбитражным управляющим, кредиторами отсутствующих у них прямых доказательств дачи указаний, судами должна приниматься во внимание совокупность согласующихся между собой косвенных доказательств, сформированная на основании анализа поведения упомянутых субъектов. Если заинтересованные лица привели достаточно серьезные доводы и представили существенные косвенные доказательства, которые во взаимосвязи позволяют признать убедительными их аргументы о возникновении отношений фактического контроля и подчиненности, в силу статьи 65 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации бремя доказывания обратного переходит на привлекаемое к ответственности лицо» ^[6].

       Данная позиция определенно должна применяться согласуясь с п.1 ПП ВС РФ №53, говорящим о субсидиарной ответственности как об исключительном механизме восстановления нарушенных прав кредиторов, или как говорит ВС РФ экстраординарном механизме попутно как бы предостерегая от широкого применения вышеуказанной позиции самого же ВС РФ, воспроизводя следующее:

«В частности, не любое подтвержденное косвенными доказательствами сомнение в отсутствии контроля должно толковаться против ответчика, такие сомнения должны быть достаточно серьезными, то есть ясно и убедительно с помощью согласующихся между собой косвенных доказательств подтверждать факт возможности давать прямо либо опосредованно обязательные для исполнения должником указания» ^[7].

       Учитывая названную позицию и предостережение к ней, полагаю, что конкретно в данном деле она бы пришлась как раз кстати, т.к. в деле представлено множество различных косвенных доказательств так или иначе согласующихся между собой, являющимися серьезными и весомыми.

       Субсидиарная ответственность будучи разновидностью ответственности гражданско-правовой при банкротстве тяготеет к деликтной ответственности (ПП ВС РФ №53 от 2017 распространяет правила Главы 59 ГК РФ на данный вид ответственности – п.2). В таком случае вред причиняется должнику и его кредиторам неправомерными действиями КДЛ, которые в т.ч. могут выражаться в недобросовестном и неразумном поведении. При наличии состава, а также при достаточно убедительной доказанности всех его элементов, лицо не должно избегать ответственности, прикрываясь лишь невозможностью совершать те или иные действия в силу отсутствия формальных полномочий на их совершение. Ведь, как правильно, указал ВС РФ в данном деле «конечный бенефициар, не имеющий соответствующих формальных полномочий, в раскрытии своего статуса контролирующего лица не заинтересован и старается завуалировать как таковую возможность оказания влияния на должника».

II. Справка об использовании презумпций виновности КДЛ в судебной практике

Виновность КДЛ в банкротстве предполагается, если доказано хотя бы одно из следующих оснований.

1. Непередача /искажение документации

Отсутствие документации должника, существенно затрудняющее проведение банкротных процедур указывает на вину руководителя, поскольку предполагается, что он скрывает сведения о хозяйственной деятельности должника и свои недобросовестные действия[9].

Бремя доказывания заявителя:

¾ Наличие значимых для дела документов, не переданных управляющему;

¾ Затруднение банкротных процедур вследствие отсутствия документов (например, если имеются сведения об имеющихся или возможных активах должника, которые не удалось идентифицировать[10], невозможность оспаривания сделок и возврата имущества в конкурсную массу, препятствие для взыскания дебиторской задолженности и т.д.);

¾ Существенность затруднения (например, невозможность определения и идентификации основных активов должника[11], невозможность получения информации из других источников (запросы в государственные органы, контрагентам должника) и т.д.).

Возможности освобождения от ответственности:

¾ Передача невозможна ввиду объективных факторов, находящихся вне сферы контроля лица (например, документацию изъяли правоохранительные органы[12]), при этом ответчик должен доказать, что предпринимал действия по возврату документации или её восстановлению[13];

¾ Добросовестность при уничтожении документации, обусловленной сокращением издержек на хранение документов, а значит, минимизацией расходов, осуществляемых за счет имущества должника, из которого формируется конкурсная масса[14].

2. Совершение существенно не выгодной для должника сделки или действий вопреки имущественным интересам должника[15]

       Совершение невыгодной сделки предполагает, что управленец стремился вывести активы из имущественной массы должника.

Бремя доказывания заявителя:

¾ Сделка невыгодна и совершалась ответчиком или по его указанию.

Недействительность сделки по банкротным основаниям сама по себе не означает, что бремя доказывания выполнено[16]. И наоборот, ссылка на совершение невыгодной сделки допустима независимо от того, была ли сделка признана недействительной, если: 1) заявление о признании сделки недействительной не подавалось; 2) заявление о признании сделки недействительной подано, но судебный акт по результатам его рассмотрения не вынесен; 3) судом было отказано в признании сделки недействительной в связи с истечением срока давности ее оспаривания или в связи с недоказанностью того, что другая сторона сделки знала или должна была знать о том, что на момент совершения сделки должник отвечал, либо в результате совершения сделки стал отвечать признаку неплатежеспособности или недостаточности имущества[17].

¾ Невыгодная сделка являлась существенно невыгодной, в том числе применительно к масштабам деятельности должника (сопоставление размера неудовлетворенных требований кредиторов с размером потерь от невыгодных сделок)[18];

¾ Основная причина банкротства – недобросовестные действия, а не иные (объективные, рыночные и т. д.) варианты ухудшения финансового положения должника, не неудовлетворительная хозяйственная деятельность предприятия и заключение неэффективных сделок[19]. Поэтому каждая сделка должна оцениваться с двух сторон даже в ситуации аффилированности сторон, например[20]:

vs
Выдача должником поручительства за аффилированное лицо сама по себе не даёт оснований для привлечения к субсидиарной ответственности даже при условии, что размер обязательства, исполнение которого обеспечено поручительством, превышает размер активов должника. Это объясняется тем, что при кредитовании одного из участников группы лиц в конечном счете выгоду получат все ее члены[21].	Ссылка на поручительство как причину банкротства не может использоваться контролирующим лицом как условие, освобождающее его от ответственности, если такое контролирующее лицо осуществляло действия, например, по выводу активов поручителя, что в свою очередь снизило эффективность обеспечения.
Осуществление обществом хозяйственной деятельности в условиях аффилированности в целом не противоречит действующему законодательству.	Деятельность может быть признана незаконной, если будет доказано с достаточной степенью достоверности, что сделки содержат пороки, выходящие за пределы добросовестности и разумности и преследуют противоправную цель.

Возможность освобождения от ответственности:

¾ Целесообразность и разумность действий.

4. Должник привлечен к налоговой ответственности за неуплату или неполную уплату сумм налога и других неправомерных действий; доначисленные по результатам мероприятий налогового контроля суммы налога составили более 50 % совокупного размера основной задолженности перед реестровыми кредиторами третьей очереди.

Бремя доказывания:

¾ Наличие действующего решения о привлечении юридического лица к налоговой ответственности;

¾ Совершение налогового правонарушения осуществлялось под контролем ответчика.

Например, в одном из дел суд отказал в привлечении к субсидиарной ответственности двух учредителей должника, поскольку не были представлены доказательства того, что они оказывали влияние при заключении фиктивных сделок по формированию формального документооборота с недобросовестными контрагентами[22] или знали об указанных сделках, как в момент заключения, так и в последующем. Суд указал, что должно быть доказаны факты дачи данными лицами указаний, прямо или косвенно направленных на доведение организации до банкротства.

Возможности освобождения от ответственности:

¾? (против налоговых органов средств защиты фактически нет)

Единственный пример[23]:

«… наличие задолженности по обязательным платежам, возникшей по объективным причинам (изменение общеэкономической ситуации на рынке, кризис неплатежей и замедление платежного оборота, и др.), само по себе не является основанием для привлечения контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности по обязательствам должника».

Дело «Альянса»

История дела

       В течение 10 лет до даты введения конкурсного производства генеральным директором должника являлся Самыловских Вадим Игоревич, который был признан контролирующим лицом в соответствии с презумпцией пп. 1 п. 4 ст. 61.10 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве) (далее – Закон о банкротстве).

Однако первая и кассационная инстанции отказали Федеральной налоговой службе в признании контролирующими должника лицами супруги Вадима Игоревича и их двух детей.

Супруга, Наталья Алексеевна, являлась генеральным директором и работником нескольких юридических лиц, через которые выводилась необоснованная налоговая выгода должника (подтверждено судебным решением). ФНС ссылается на то, что в силу пп. 3 п. 4 ст. 61.10 Закона о банкротстве Наталья Алексеевна также является контролирующим лицом, поскольку извлекала существенную выгоду из незаконного или недобросовестного поведения руководителя должника – своего супруга.

ФНС также сделала попытку привлечь детей супругов в качестве контролирующих лиц-выгодоприобретателей, поскольку мать Натальи Алексеевны получила выплату в размере 85 млн. рублей при выходе из состава учредителей должника. Затем супруги приобрели 8 объектов недвижимости и 2 транспортных средства и подарили их детям.

I. Блок «Управленцы»

Дело «Ладоги»

История дела

С 2000 года президентом ОАО "Промышленная группа "Ладога", подчинённым генеральному директору ОАО, являлся г-н Грабар. ОАО по собственному заявлению признано банкротом 27.02.2015, открыто конкурсное производство.

Общество в 2014 и 2016 году привлекалось налоговыми органами к ответственности за налоговые правонарушения (искажение данных бухгалтерской отчетности). Решением суда установлено, что с целью умышленного создания неплатежеспособности и причинения ущерба кредиторам активы ОАО были переведены на вновь созданное юридическое лицо – ООО "Группа Ладога", которое фактически начало работать в тех же помещениях, на том же оборудовании, с теми же контрагентами (установлена взаимозависимость лиц).

Общество в 2014 и 2015 году совершило сделки с неравноценным встречным исполнением со стороны аффилированного покупателя, а также сделки по передаче ценных бумаг и по уступке прав требования с отсутствием встречного исполнения обязательств.

Федеральная налоговая служба (ФНС) обратилась в суд с заявлением о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц^[1], в т. ч. г-на Грабара.

Суды первой и апелляционной инстанций ^[2]

Состав	Деяния Грабара (по версии ФНС)
Деяния КДЛ должны быть необходимой причиной банкротства (без которых объективное банкротство бы не наступило). Деяния КДЛ должны существенно повлиять на положение должника и иметь причинно-следственную связь с ухудшением финансового положения (п. 16 и 17 ПП ВС от 21.12.2017 № 53). Несущественность ухудшения влечёт гражданско-правовую ответственность вне рамок субсидиарной.	Грабар вместе с другими КДЛ создал схему с участием "фирм-однодневок" для получения необоснованной налоговой выгоды налогоплательщиком и вывода денежных средств в пользу иностранного юридического лица. После налоговой проверки КДЛ перевели бизнес на новое юридическое лицо с целью причинения вреда кредиторам старого юридического лица. Схема не могла быть осуществлена без одобрения, участия и контроля Грабара.
Подконтрольность, в частности, определяется по синхронности деяний субъектов в отсутствие к тому объективных экономических причин, противоречию деяний экономическим интересам должника, по тому, могли ли данные действия произойти иначе как при наличии подчиненности должника КДЛ.	Грабар являлся соучредителем, управляющим, президентом в аффилированных с должником юридических лицах, поэтому был способен оказывать значительное влияние на деятельность должника и не мог не знать об ухудшающих финансовое состояние должника действиях Общества, а, следовательно, является КДЛ.
Недобросовестным презюмируется поведение руководителя, который знал или должен был знать о том, что его деяния на момент их соверше.ния не отвечали интересам должника (п. 2 ПП ВАС от 30.07.2013 №62).	Грабар с иными КДЛ намеренно лишили Общество возможности дальнейшего осуществления финансово-хозяйственной деятельности и спровоцировали наступление неплатежеспособности должника.

Суд кассационной инстанции ^[3]

Субсидиарная ответственность является экстраординарным механизмом защиты нарушенных прав кредиторов, то есть исключением из принципа ограниченной ответственности участников и правила о защите делового решения менеджеров => должен применяться стандарт ясных и убедительных доказательств (доказательства должны подтверждать факт возможности давать прямо либо опосредованно обязательные для исполнения должником указания). Согласно должностной инструкции президента должника, президент подотчетен генеральному директору, нет достаточных доказательств контроля.

СКЭС ВС РФ ^[4]

КДЛ – лицо, осуществляющее фактический контроль над должником независимо от юридического оформления отношений и использовавшее властные полномочия во вред кредиторам, то есть своими действиями приведшее его к банкротству. Статус КДЛ устанавливается в том числе через выявление согласованных действий между бенефициаром и подконтрольной ему организацией, которые невозможны при иной структурированности отношений.

Развитие кризиса: привлечение должника к ответственности за налоговые правонарушения и взыскание значительных сумм в доход бюджета => перевод бизнеса на другое юридическое лицо => окончательная утрата должником возможности осуществлять хозяйственную деятельность и рассчитываться с кредиторами. Банкротство связано не с объективными рыночными факторами, а исключительно с поведением самого должник а, воля которого формируется КДЛ.

Грабар был вправе распоряжаться денежными средствами общества самостоятельно, является управляющим аффилированными лицами, которым принадлежат основные активы должника, позиционировал себя на встречах с представителями налоговых органов в качестве бенефициара группы компаний.

Позиция «за» (Алексей Глотов, 3 курс) [Е1]

Сразу стоит оговорится, что Глава III.2 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» была введена ФЗ №266-ФЗ от 29.07.2017 г. (применяется с 01.01.2017 г.). До этого действовали несколько иные правила о привлечение к субсидиарной ответственности, по которым и рассматривалось предложенное к рассмотрению дело. Данное обстоятельство здесь игнорируется, как если бы кейс разрешался по новым правилам.

В делах по привлечению к субсидиарной ответственности КДЛ, большое значение имеют вопросы доказывания. Бремя доказывания может распределяться по-разному. Опровержимые презумпции, устанавливаемые законом, являются одним из средств перераспределения бремени доказывания.

Так, Законом о банкротстве устанавливается ряд презумптивных обстоятельств, при которых лицо будет считаться КДЛ, пока не докажет обратного (ст.61.10). Установление таких презумпций, по сути, лишь перекладывает на ответчика бремя их опровержения.

Законом не определен исчерпывающий перечень лиц, которые могли бы являться КДЛ. В связи с этим бремя доказывания того, что лицо является КДЛ за рамками перечисленных в законе презумпций, остается на истце.

Помимо этого, необходимо доказать, что непосредственно действия КДЛ повлекли невозможность полного удовлетворения требований кредиторов (ч.1 ст.61.11 Закона о банкротстве, п.18 ПП ВС РФ №53 от 2017 г.).

В предложенном к рассмотрению деле, интересующее нас в нем лицо, не подпадало ни под одну из презумпций, т.к. в формальном документе организации (должностной инструкции), вроде как не наделялось управленческими функциями (полномочиями). Однако, как представляется, истцом было представлено достаточно доказательств для признания его КДЛ.

Такими доказательствами являлись:

1) Лицо публично признавало себя бенефициаром группы компаний, в которую входило и ЮЛ-должник. Помимо этого по смыслу апелляционного постановления^[5] по данному делу, оставленным в силе данным определением ВС РФ, указанное лицо являлось фактическим руководителем одной из компаний, входящих в данную группу. ВС РФ также принимается во внимание его принадлежность к иным компаниям данной группы.

2) Лицо имеет доступ к свободному и самостоятельному распоряжению денежными средствами общества.

Данное обстоятельство представляется свидетельствует о наличии иной возможности определять действия должника, а именно непосредственным распоряжением денежными средствами.

3) В уже упомянутом постановлении апелляционного суда было установлено, что в т.ч. и данное лицо принимало участие в выводе денежных средств должника.

4) И др.

Принимая во внимание, что между действиями КДЛ и наступившими последствиями для должника (банкротства) должна наличествовать ПСС (п.16 ПП ВС РФ №53 от 2017 г.), сами действия выражаться либо в даче обязательных для должника указаний, либо в определении его действий иным образом (ч.1 ст.61.11 Закона о банкротстве), а представленные доказательства по отдельности не отвечают либо первому, либо второму, то хотелось бы привести позицию ВС РФ на такие случаи:

«Учитывая объективную сложность получения арбитражным управляющим, кредиторами отсутствующих у них прямых доказательств дачи указаний, судами должна приниматься во внимание совокупность согласующихся между собой косвенных доказательств, сформированная на основании анализа поведения упомянутых субъектов. Если заинтересованные лица привели достаточно серьезные доводы и представили существенные косвенные доказательства, которые во взаимосвязи позволяют признать убедительными их аргументы о возникновении отношений фактического контроля и подчиненности, в силу статьи 65 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации бремя доказывания обратного переходит на привлекаемое к ответственности лицо» ^[6].

       Данная позиция определенно должна применяться согласуясь с п.1 ПП ВС РФ №53, говорящим о субсидиарной ответственности как об исключительном механизме восстановления нарушенных прав кредиторов, или как говорит ВС РФ экстраординарном механизме попутно как бы предостерегая от широкого применения вышеуказанной позиции самого же ВС РФ, воспроизводя следующее:

«В частности, не любое подтвержденное косвенными доказательствами сомнение в отсутствии контроля должно толковаться против ответчика, такие сомнения должны быть достаточно серьезными, то есть ясно и убедительно с помощью согласующихся между собой косвенных доказательств подтверждать факт возможности давать прямо либо опосредованно обязательные для исполнения должником указания» ^[7].

       Учитывая названную позицию и предостережение к ней, полагаю, что конкретно в данном деле она бы пришлась как раз кстати, т.к. в деле представлено множество различных косвенных доказательств так или иначе согласующихся между собой, являющимися серьезными и весомыми.

       Субсидиарная ответственность будучи разновидностью ответственности гражданско-правовой при банкротстве тяготеет к деликтной ответственности (ПП ВС РФ №53 от 2017 распространяет правила Главы 59 ГК РФ на данный вид ответственности – п.2). В таком случае вред причиняется должнику и его кредиторам неправомерными действиями КДЛ, которые в т.ч. могут выражаться в недобросовестном и неразумном поведении. При наличии состава, а также при достаточно убедительной доказанности всех его элементов, лицо не должно избегать ответственности, прикрываясь лишь невозможностью совершать те или иные действия в силу отсутствия формальных полномочий на их совершение. Ведь, как правильно, указал ВС РФ в данном деле «конечный бенефициар, не имеющий соответствующих формальных полномочий, в раскрытии своего статуса контролирующего лица не заинтересован и старается завуалировать как таковую возможность оказания влияния на должника».

Позиция «против» (Екатерина Автонова, 4 курс)