ДЕРАТИЗАЦИЯ, или Волшебная Флейта

 

Город пасся жирным гусем –

о, как его кормили!

Самый жирный город во всем

средневековом мире.

И это, казалось бы, навсегда,

жизнь в обжорстве и вкусе,

да крысы замучили, вот беда, –

жирные, словно гуси.

 

И чтобы часом не растрясти

чувствительного желудка,

дератизацию провести

доверили парню с дудкой.

Коль не получится – по мордам,

получится – позолота.

И он загнал всех крыс в Иордан

или как там это болото.

 

Что же, работа сделана вся,

надо бы расплатиться,

но горожане ели гуся –

какие еще флейтисты.

Тогда он просто и без затей

чернявых и белобрысых

дудкой своей поманил детей –

и дети пошли. Как крысы…

 

В этой легенде, в этой молве

каждый намек и слово –

все говорит о глубоком родстве

первого и второго.

Покуда «крыса» и «человек»

меняются здесь местами –

не будет будущего вовек

у этой крысиной стаи.

Из стихов, не вставленных автором в канонический текст «ЗВЕЗДЫ АФРОТИДЫ»

 

* * *

 

Бывает, приоткроешь дверцу

зимой, в начале февраля,

и всыплешь собственному сердцу

ведро донецкого угля.

 

Чтоб снова стрелка задрожала

и мир покрылся пеленой,

чтобы от мысленного жара

менялись вещи предо мной.

 

Топографическим курсивом

записано в моем мозгу:

быть огнеметом некрасиво,

но я иначе не могу.

 

И вот какая незадача:

всегда, с начала до конца

цель творчества – теплоотдача

и охлаждение певца.

 

16 марта 2005

 

 

КРОВЬ ХРИСТИАНСКИХ МЛАДЕНЦЕВ

 

Тот, кто в огне пылает, должен сгореть.

Но старики не желают больше стареть.

Хотят они либо умыться живой водой,

либо срочно жениться на молодой.

Чистые и простые взгляды на мир,

волосы золотые – о, комм цу мир!

Вытершись полотенцем, сняв парики,

Кровь Христианских Младенцев пьют старики.

 

Вот спасибо, природа! – вкусна она!

На вкус она слаще меда, крепче вина.

Правда, ну что за прелесть! вот организм!

Куда подевались опрелость и ревматизм.

Ура, мы снова на марше. Что будет с ней –

пусть ее станет постарше и помрачней.

В тиши своих резиденций, не будь дураки,

Кровь Христианских Младенцев пьют старики.

 

Все на свете стареет, вплоть до кровей,

а эта уже не греет – нужно новей.

Если хлебать от силы по ложке в час –

может, смерть и могила минуют нас.

Что-то нам сердце гложет – це не беда:

вон еще помоложе – давай сюда!

И чтоб никуда не деться, судьбе вопреки

Кровь Христианских Младенцев пьют старики.

Марта 2005

НОВЫЕ СТИХИ

 

НЕ ОСТАВЛЯЙ

Хемингуэй говорил, докурив из трубок,

зная, что ром воистину бы хреновый:

«К вечеру уже нужно допить свой кубок,

чтобы с утра опять начинать по новой».

 

Уходя из дружной семьи партийных халдеев,

устав каждый день разыгрывать их спектакли,

«Не Оставляй», - перед смертью велел Фадеев –

и не оставил следователю ни капли.

 

А для кого-то, может быть, это ново.

Выезжая на лошади из ковыля с крапивой,

Шолохов не оставлял ни грамма спиртного

и на своем самолете летал за пивом.

 

Грин и Куприн, Довлатов и Глеб Успенский,

горевшие на ура, а не вполнакала,

характер имели не то чтобы отщепенский –

они хорошо знали закон бокала.

 

Так и хотел бы я жить – на ступеньках сада,

с друзьями вечор по набережным гуляя,

глотая мир как вино, ненасытно, жадно

и ничего в бокалах не оставляя.

 

«Не Оставляй, - я шепчу, - позабудь сомненья,

пей меня до упора, допей до донца,

потому что вино превращается в опьяненье,

а донышко отражает ночное солнце».

 

27 июля, вечер (больница)

 

            * * *

 

Мне не хочется почти ничего.

Но, пожалуй, было бы мне полезнее

встретить где-нибудь женское существо,

разбирающееся в поэзии.

 

Чтоб она знала, что такое Борей.

Я бы слушал ее и на ус наматывал.

Чтоб она могла отличать хорей

и не путать Азимова и Айтматова.

 

Моя просьба скромна, как колбасный сыр,

и в сознании вашем легко уместится:

чтоб она не думала, что Шекспир

написал пьесу «Двенадцать месяцев».

 

Мне порой бывает грустно, и я не готов

гордиться вместе с ней такими богатствами:

мол, она прочитала «Разум цветов» -

книгу то ли Ибсена, то ли Гамсуна.

 

В этом есть, наверно, известный комизм,

но часть всегда тоскует по целому –

по влиянию Блока на акмеизм

или Готфрида Бенна на Пауля Целана.

 

Я хотел бы беседовать не о шмотье,

не о «Мотороле» последней серии,

а о камеях Теофиля Готье –

в крайнем случае, о березках Есенина.

 

Чтобы с ней бродить по этой стране,

чтоб она знала, реки и горы где,

чтобы точно в лад подпевала мне, -

но таких женщин нет в городе.

 

28 июля, днем (больница)

 

 

* * *

 

Недвижно, не меняя облика,

без одобренья и укора

над городом стояло облако.

И он смотрел на этот город.

 

Когда он чинно гладил бороду

и усмехался деловито –

росли грибы над этим городом

и трижды были ядовиты.

 

Не опознается внучатами

юго-восточное предместье,

где тени их в асфальт впечатаны

и даже не взывают к мести.

 

Пусть человеку все простительно,

ведь меньше разума, чем силы,

но за такое попустительство

поклон вам низкий – до могилы.

 

Не дьявол переименованный,

не демоны из преисподней, -

шестое августа по-новому,

Преображение Господне.

 

3 августа (больница)

 

 

* * *

 

…О превратностях жизни и вкусе борьбы

говорят опьяненные рабством рабы,

расправляют стандартные плечи,

и хотя я к такому практически глух,

мне становится стыдно за собственный слух

и за дар человеческой речи…

 

25 июля 2005 (больница)

 

АНТИЦИКЛОН

 

Из целой тысячи ветров

на тысяче морей,

из всех возможных катастроф

одна была моей.

 

На сушу хлынула вода,

сместились полюса,

и я не ведаю, куда

смотрели небеса.

 

И вот – ползут слепые льды,

горами шевеля,

там, где росли мои сады,

цвела моя земля.

 

И жизнь уходит в никуда

до срока, до поры,

как низвергается вода

в разлом земной коры.

(…)

Какой-то ангел, может быть,

инкогнито храня,

куда бы ни пришлось мне плыть,

оборонял меня.

 

Я знаю, что мои года –

подъем, а не уклон,

и что над ледником всегда

стоит антициклон.

 

29 июля (больница)

 

 

* * *

 

Там даже для котенка

не отыщешь лазейки,

и полно вертеть хвостом.

Чужая душа – потемки,

чужая душа – подземка,

земля, железобетон.

 

30 августа (больница)