Твои вещи ложатся спать вместе с тобой - или ты голым поедешь домой.

Применительно к имуществу были приняты самые суровые законы: любая оставленная без внимания или украденная у хозяина вещь могла быть уничтожена. Мудрые воины прятали личные вещи в нычках и тщательно следили, чтобы их схроны не выпалили. Это здорово пригодилось нам позднее - когда у нас появилось что и от кого прятать.

С этим связана особая традиция: когда идешь проведать свою нычку, уходить с Холма нужно в ложном направлении. Некоторые, правда, жульнически этим манкировали: Строри долгое время владел удобной нычкой, расположенной в том же самом направлении, куда он каждый вечер вполне открыто ходил.

Ещё лучше, чем к чужой собственности, мы относились друг к другу. На этой Альтернативе Крейзи решил съесть баночку тушенки, для чего удалился в нашу единственную палатку - но Строри и Кримсон были начеку. Вооружившись топорами, они споро завалили на палатку средних размеров вяз. Крейзи, решивший сначала раскуриться, а уж потом взяться за еду, слышал стук топоров, но не придал ему большого значения.

Он как раз примеривался к банке с ножом, когда заметил, что стало как будто темнее. Тут же сквозь матерчатые стенки послышался шум, который создает падающая крона. Крейзи успел выкатиться, его только чуть-чуть накрыло ветвями - а вот тушенка погибла. Ствол вяза, разорвав пополам материал нашей последней палатки, полностью расплющил банку, превратив её в сочащийся жиром металлический блин.

Однажды Строри заметил, как я прилёг на пенку возле костра. Я дремал, лежа на животе и потеряв всяческую осторожность, за что и был наказан. Зайдя сбоку, Строри метнул финку и попал мне в бедро. При этом он очень веселился и звал друзей сыграть с ним “в ножички на новом поле”. Я вдоволь посмеялся над ним в другой раз, когда возле нашей школы меня вдруг осенила победоносная мысль.

- Костян, давай-ка я прокачу тебя на воротах! - предложил я.

Костян, расслабившийся от выпитого и благодушный, согласился. Он залез на ворота, а я встал с обратной стороны и начал толкать. Ноги мои упирались в асфальт, мышцы вздулись, но я все же сумел вполне прилично разогнать чугунную створку. Вспрыгнув на неё в последний момент, я прижался к решетке и смотрел прямо в лицо Костяну - пока пробег не кончился и створка на полном ходу не врезалась в кирпичную стену. Костян въехал в ситуацию слишком поздно, только когда почувствовал приближающуюся стену своею спиной. Он еще успел убрать одну руку, но вторая, попавшая между стеной и створкой, сломалась, как спичка.

В нужное время это замечено не было. В тот же день, пьяный в сопли и со сломанной рукой, Костян сумел забраться через форточку в Крейзину квартиру. Нашего друга тогда не было дома, а мы рассчитывали продолжить банкет. Лишь на второй день, глядя на свою скрюченную и почерневшую руку, Костян понял, как обстояли дела.

Случались и честные поединки. За три года до этого Строри во время сессии по фехтованию на школьном дворе пробил мне обрезком заточенной рапиры ребро. Вышло это так.

Был морозный вечер, мы вышли в парк за павильоном Росси и достали снасть - обрезанные на четверть и заточенные напильником клинки. Мы встали в позицию друг напротив друга, и я атаковал первым. Из третьей сабельной я сделал батман влево, сбил Строрин клинок и начал глубокий выпад, целясь по верхнему сектору. Строри в то же самое время прокрутил финт, вернул клинок на горизонталь и уколол - только целился в корпус. Мы столкнулись, как противоположные вектора.

После этой встречи моя заточка осталась у Строри в шарфе - прошла левее, лишь немного зацепив горло. Я же остался лежать на школьном дворе, с удивлением глядя, как вокруг меня по снегу медленно расплывается багровое пятно. Рапира увязла в ребрах, но крови всё равно вытекло приличное количество. У меня кружилась голова, и весь остаток вечера я чувствовал себя скверно.

Полным выражением наших чувств была игра в “камушки”. Чтобы сыграть в неё, товарищи вставали в широкий круг, на расстоянии примерно двух-трех метров друг от друга. У каждого было с собой по два камня размерами чуть меньше кулака. Опытные игроки застывали перед началом партии совершенно неподвижно - с камнями, мягко лежащими в опущенных вдоль тела руках.

Игра в “камушки” - стратегическая. Задача в том, чтобы, когда начнется раунд, максимально четко положить оба своих снаряда, уворачиваясь в то же время от брошенных в тебя товарищами камней. Если соберутся хотя бы четверо (а меньшим составом в “камушки” не играют) - на кону уже восемь увесистых пиздюлей, и с каждым участником их общее количество возрастает. Загвоздка здесь вот в чем. Камни можно положить либо до выстрела противника, предупреждая его, либо после него, когда он отстрелялся и стал совсем беззащитен. Предпочтительнее поразить одного из противников, которые ещё не выбили свои цели, но по которым, потратив боезапас, уже отстрелялись другие игроки.

В самом начале даже простой партии на четверых возможны несколько вариантов: противники кидают камни сразу или же выжидают, мечут по одному или по два, выбирают совмещенные или различные цели. Опытные игроки стараются поражать цель в момент наибольшего отвлечения: уклонения от чужого броска, во время замаха, применяют скрытые и обратные броски, броски с разворотом и даже броски назад.

Лично со мной был вот какой случай при игре в “камушки” - тогда играли я, Строри, Кримсон и Барин. Перед игрой принято вести некоторую торговлю, во время которой заключается большое количество лживых союзов, якобы определяющих в будущей партии общие цели и порядок нанесения атак. Каждый вступает в подобные договоренности с каждым, что в игре “в камушки” всемерно поощряется. Это способствует большему накалу страстей, возникающих благодаря применению разнонаправленной дезинформации.

Вот как я определил в тот раз суть будущего союза. Исходя из положения игроков и моих собственных наблюдений, я пришел к следующему выводу: скорее всего, первым меня будет атаковать Барин. Он ударит по мне одним камнем, а второй прибережет - для меня или для кого- нибудь еще. Намерений Строри я не мог предугадать, но успел заметить: он шептался о чем-то с Барином перед самой игрой, искоса поглядывая при этом в сторону Кримсона.

Возможно, подумал я, Строри надеется, что успеет накрыть Кримсона залпом в то самое время, пока Барин швыряет свой камень в мою сторону. Я довел свои наблюдения до сведения Кримсона и заручился его поддержкой. Мы договорились, что Кримсон ударит обоими камнями в сторону Барина, а я должен буду накрыть Строри точно таким же залпом.

Разумеется, один из камней я собирался припасти для самого Кримсона. Я был уверен, что сумею уклониться от брошенного Барином камня и всадить свой булыжник в корпус стоящего неподалеку Строри. Я надеялся, что за это время Кримсон сумеет накрыть Барина своим залпом, и что тогда я положу последний камень уверенно и спокойно в самого Кримсона. Такая стратегия - залог успеха в идеально сыгранных партиях, которых в практике игры в “камушки” приходится примерно одна на сотню. В остальных случаях ты просто надеешься, что не слишком ошибся.

В тот раз Барин действительно кинул в меня камень - несильно и напоказ. Но он летел по такой траектории, что мне пришлось пригнуться, пропуская его над собой. Разумеется, я наблюдал в это время за остальными, но заметить крученого броска снизу не смог. Подлый Строри грамотно предупредил мой поклон, его камень попал мне в скулу и на тот момент совершенно лишил меня воли к победе. Выходит, в той партии я ошибся - думал не так и недоглядел за товарищами.

За трое выходных, что мы стояли вместе с прежними обитателями этих мест, их сердце и разум отвратились от мыслей останавливаться здесь в будущем. Постепенно все они перекочевали к озёрам, оставив всё - крепость, Холм и вересковые пустоши - нам. Тогда мы вылезли из леса и первым делом сложили из кучи просохших бревен огромный костёр.

Такие костры - сущее пекло. Раз вспыхнув, они горят по нескольку суток под любым дождём, попросту испаряя над собой воду. Греясь у огня в прозрачных июньских сумерках, мы наблюдали, как в окрестностях Холма творятся всякие подозрительные вещи.

Какие-то люди пробирались под покровом темноты к лесистой возвышенности неподалеку от нашей стоянки. По ночам с того направления был виден мерцающий свет будто бы от множества свечей, а теплый ветер иногда доносил к нам странные звуки, исполненные колдовства. Мы терялись в догадках, пока слухи, пересуды и разговоры не навели нас на суть происходящего.

По этим сплетням выходило, что неподалеку от нашего Холма расположена одна из наиболее почитаемых реликвий того времени и тех мест. Молва помещала рядом с нашим новым домом мифический “Трон Заходского” - артефакт в виде лопнувшего пополам камня, покрытого на изломе вязью загадочных рун. Считалось, что этот камень способен даровать своему обладателю власть над погодой и течением времени, над дорогами, ручьями и тропинками тех мест.

Среди практикующих колдовство ролевиков немного было таких, кто бы не слышал о Троне, за обладание им кипели не одна и не две “астральные битвы”. Нам надоела эта бессмысленная возня, и мы отправили дозор на поиски священного камня. Но он оказался до времени властно скрыт от нашего пытливого взора. Так могло бы быть и по сию пору - если бы не Слон.

Как-то днём Слону, отправившемуся на пешую прогулку, приспичило срочно посрать. Ему приглянулась одна полянка, посредине которой он заметил развалившийся надвое валун - блеснувший на сколе вязью белесых символов.

- Ага! - подумал Слон. - Сиденьице аккурат под меня!

Взобравшись на валун, Слон уселся на корточки и нагадил прямо в расщелину камня. В этот момент - как он потом рассказывал - солнечный свет как будто сделался ярче, а по древесным кронам пробежала мелкая дрожь. Затем ветер сбросил на землю несколько сухих ветвей - и наваждение сгинуло.

Так было снято древнее заклятие, и эти места стали полностью нашими, а в окрестностях Трона мы устроили нужник. Прошло совсем немного времени, и колдуны, взыскующие силы Трона, совершенно перестали нас беспокоить.

В тот же день мы обступили Майское Дерево и принялись по очереди подрубать его ствол топором, приговаривая при этом: “Срубим, срубим на хуй майское дерево!”. А когда дерево упало, мы разрубили его ствол на множество частей и сложили из этих поленьев ритуальное пламя. В оставшийся пень мы заколотили три выгоревших двигателя от ПТУРСов, принесенные с танкового полигона. И когда силлюминовые хвостовики, словно гигантские поганки, выросли над пнем - мы обратились на четыре стороны света и провозгласили это место своим. Это произошло, как только отгремели Иудейские Войны.

За две недели перед этим, в начале июля, у нас назрела проблема. Охуевшие сотрудники райвоенкомата ворвались к Барину домой, захватили его в плен и потащили на городской сборный пункт. Хотели призвать его ракетчиком на космодром “Плесецк” - заставить дышать фреоном и утилизировать гептил. Взвесив все обстоятельства, я взял бутылку водки и отправился на Московский вокзал, откуда Барина должны были отправлять на далёкую службу.

Я нашел его вместе с группой таких же несчастных в зале ожидания - Барин пил портвейн и закусывал бутербродами. Под предлогом прощания я распил с Барином бутылку водки, а потом предложил:

- На что тебе Плисецк? Может, бежим?

- Бежим, - легко согласился Барин, и мы побежали.

Некоторые полагают, будто сбежать с “армейской пересылки” - непростая задача. На самом же деле это, как справедливо выразился Барин, “плевка моего не стоит”. Несколько военных, охраняющие группу призывников не вооружены ничем, кроме резиновых дубинок. Возможно, у их офицера окажется с собой пистолет - но и что с того? Стрелять из него по призывникам он вряд ли станет - если еще не выжил из ума. Так что весь вопрос упирается в простое “Кто шустрее, тот и прав!”.

Выждав момент, мы с Барином взялись за дело с такой лихостью, что оказались на улице раньше, чем охраняющие призывников вояки воткнулись в этот расклад. За Московским вокзалом множество темных, запутанных дворов, так что мы благополучно потерялись от погони в этой каменной круговерти. Всю ночь мы с Барином пили водку и плутали по городу, а с рассветом отправились в Заходское. Укрывать Барина от военной службы было решено там.

Время это пришлось на игру “Меч и Радуга”, проводившейся по одноименной книге Елены Хаецкой. Автор книги лично посетила эту игру - ходила повсюду с глумливым видом и втыкала, как её произведение обретает на местности новую жизнь. Эта оказалась мировая тетка с въедливым умом - единственный человек, побывавший на игре по собственной книге, о котором я знаю.

Мы остановились у озера, поближе к главным событиям игры. В самый разгар веселья некто пан Клякса42 вышел вместе со своими спутниками43 из дебрей за Нотингемом, что раскинулись по дороге на танковый полигон. По словам Кляксы, они ездили в этот край с целью “жрать колеса и смотреть галюны”, а к ролевым играм не имели ни малейшего отношения. Жили они прежде в домике из досок и полиэтилена, которого лишились по вине панка по имени Глист. Вышло это так.

Глист, обожравшись циклодолу, принес с танкового полигона несколько мин. С величайшим старанием он развёл буржуйку, положил мины внутрь и лег спать. Про это узнали и подняли панику, успели выскочить сами и вытащить недалекого Глиста. Но домику пришел пиздец - что не доделал взрыв, то закончил пожар. Оставшись без дома, пан Клякса пошел скитаться по свету вместе со своими друзьями-постпанками. В скором времени он объявился на дорогах волшебного мира - чуть ли не в самом Хороводе Сил. С собой постпанки несли паркопан и циклу, водку, несколько гитар и Артура-Дерево, во все дни совершенно бессмысленного.

42 Солист одноименной группы, игравшей в направлении “постпанк”.

43 Голодным, Левым, Эдиком, Куркулем, Бормотелло, Иркой, Пяточкой и Королевой.

На игре нам удалось вступить с новоприбывшими жителями волшебного мира в товарно-меновые отношения. За косяк конопли мы купили у пана Кляксы двух ихних девчонок - Пяточку и Королеву, искушенных в путях употребления циклодола и других нейролептиков. Последнее было очевидно: Королева, например, была полностью уверена в существовании на берегу Большого Красноперского девятиэтажных домов и то и дело порывалась “вписаться в парадную”. Её подруга Пяточка, судя по всему, полагала себя путешествующей по метро. Она то и дело вскакивала со своего места у костра и принималась тормошить Королеву:

- Горьковская! - кричала она. - Выходим скорей!

Обе наших новых подруги были в полном “объебосе”, неудивительно, что нашлись такие, кто решил этим воспользоваться. Я имею в виду царя Трандуила, прославившегося в Питере своим невообразимым распутством.

У Трандуила было огромное количество женщин. Может быть, не первых красавиц - но все же. Царь Лихолесья добивался этого не за счет своей внешности (мягко говоря, он не отличался особенной красотой), а за счет врожденной напористости и железной хватки руки кузнеца. Многим женщинам нравились его тупые прихваты, но Транд сильно заблуждался, если думал, что они нравятся всем.

На этот раз в качестве жертвы своих домогательств Трандуил выбрал Королеву. Та стояла в это время посреди нашей стоянки, тяжело опираясь обеими руками на двухметровый кол (из-за циклодола ноги её не держали). Трандуил принялся подбираться к Королеве маленькими шажочками - широко расставив руки и выкликая самым сладостным голосом:

- Позволь, я тебя поцелую!

Королева, пребывающая под властью циклодольных галлюцинаций, приближение Транда заметила слишком поздно. Она открыла глаза, лишь когда почувствовала, как её кто-то хватает.

- Дай-ка я тебя обниму! - проревел Трандуил, чья усатая рожа оказалась теперь непосредственно перед Королевой. - Девушка, я...

Но не тут-то было. С большой силой оттолкнув от себя тяжеленный кол, Королева попала им прямо Трандуилу в башку. Палка рассекла кожу на лбу, из-под спутанной шевелюры хлынула кровь - но порыв Транда это не остановило. Вот что сама Королева рассказывает о дальнейших обстоятельствах той далекой встречи:

- Когда я увидела, что у него кровь течет из башки, то решила - все, блядь, теперь точно отстанет! А ему хоть бы хуй! Взгляд маслянистый, лицо бессмысленное, прет на меня и талдычит: “Ударь меня еще, а потом я тебя поцелую!” Пришлось мне сьебывать от него!

С Трандуилом вышло немало потешных историй, и далеко не все они связаны с бабами. Неплохо развитый физически, Трандуил понемногу увлекался традиционными славянскими единоборствами. Всерьез он, конечно, не тренировался, но кое-какие прихваты знал, и иногда делился ими со своими товарищами. Только “спасибо” за это ему редко кто говорил, так как манера “делиться” у Трандуила была уж больно особенная.

Раз на Холме вышла свара - делили полкотла гречки и все никак не могли разделить. По ходу этого Строри подхватил с земли ошкуренный кол и перетянул им Трандуила. Бил Строри наотмашь и без всяких поблажек, но Транд, хоть и был без оружия, смог за себя постоять. Хитроумно извернувшись, он поднырнул под кол, сорвал дистанцию и уже в следующую секунду выбил палку у Строри из рук. Вцепившись в Строри, Трандуил покатился вместе с ним по земле, положившись на свое мастерство рукопашника, силу и большой опыт драки в партере. Он ждал легкой победы, но несколько переоценил свои силы.

Поначалу опешивший, Строри быстро пришел в себя. Взяв себе в помощники верную свою подругу - лютую ярость, Строри меньше чем за минуту выбрался из-под навалившегося на него Трандуила. После этого он сумел перевернуть Транда на спину, сел на него сверху и принялся лупцевать. Другой в такой ситуации взмолился бы о пощаде - но только не Трандуил.

Я наблюдал за этим со стороны. Видел, как Транд собрался с силами, притянул Строри поближе к себе - и неожиданно ухватил его челюстями в районе ключицы. Строри даже заорать не успел, а Трандуил уже напряг шею и без особого усилия сбросил его с себя. Когда я подошел, Строри сидел на земле и рассматривал свою ключицу со всевозрастающим удивлением. Она распухала прямо-таки на глазах, но еще можно было разглядеть кровавые, только-только начавшие оплывать отпечатки зубов эльфийского царя.

Иудейские Войны полыхнули на местности подобно верховому пожару. Мы воевали за город Цфат, насквозь еврейский, а я был раввином. Другое предложение, которое сделал нам устраивавший это мероприятие Брайн, было таким: идти римлянами и сражаться за Морадана. Мы всё обдумали как следует и предпочли стать евреями. Объединившись со свитой царя Трандуила и рекрутировав нескольких постпанков, вооруженных кольями, мы представляли собой силы иудейской революции - зелотов, назареев, ессеев и прочую сволочь.

Рим представлял собой полностью сформированный и укомплектованный Хирд вместе с коллективом Паши Назгула, исповедующим схожие командные принципы. Паша на этой игре отличился: нарядил все своё войско в доспехи и шлемы, туники и сандалии, действительно похожие на римские. Это был первый на моей памяти случай такого униформизма.

На этой игре мы впервые применили в бою щитовой строй в два ряда, из-за которых третий ряд действовал тяжелыми кольями. Морадан со своей стороны порадовал нас отработанным в Хирде “навалом”, открыв эру плавных атак щитового строя в режиме “быстрый бег”.

В то время все очень увлекались строевыми боями и “обходными маневрами”. Суть такого маневра в наличии группы из пяти-шести человек, в задачи которой входит зайти за спину или хотя бы в бок вражескому строю, элементарно его обежав. У нас в такие рейды ходили вооруженные кольями тройки, а Морадан сговорился с целой бандой двумечников, коллективом Эйва. В то время они еще ездили вместе с Хирдом.

Обходное маневрирование - это самое азартное в групповом бою. Строй начинает сходиться со строем, а ты, положив кол на плечо, наблюдаешь, как рассыпается за вражескими порядками быстрый веер вооруженных парным оружием людей. Это тонкий момент, как и при игре в “камушки” - нужно решать, что делать. Броситься вкруговую, рассчитывая обежать их строй? Ждать их здесь, не давая обежать твой? Где и как произойдет стычка - немаловажно, от запасных игроков зависит судьба целого строя.

Плохо, если стоящие в строю обнаружат, что их охаживают сзади лыжными палками, в которые кувалдой заплющена железная арматура. Такое оружие было принято в банде у Эйва - невесомые на вид, узкие и немного изогнутые парные клинки. Мы часто видели это оружие в бою, но с его хозяевами были мало знакомы - в те времена люди жили обособленно и стояли друг от друга далеко.

В начале августа Этцель и Райлин устроили в Заходском игру по мотивам "Dragon Lance", называющуюся “Кринн44”. На этой игре нам досталась роль Соламнийских рыцарей, а нашим предводителем мы выбрали Барина. Он основательно подошел к делу, за кратчайший срок введя в нашу жизнь два новых понятия - Кодекс и Меру45.

44 В произведениях цикла "Dragon Lance" (М. Уэйс, Т. Хикмен: “Драконы осенних сумерек” и т.д.) действие происходит в мире, называющемся Кринн.

45 Там же: Соламнийские рыцари - монашеский орден, служители божества Паладайна, придерживающиеся строгих дисциплинарных (Кодекс) и морально-этических (Мера) принципов и норм.

Сделал это Барин вот как. Просыпаясь с бодуна, наше рыцарство выходило из лесу и поднималось на песчаную вершину Холма. Там Барин доставал литровую бутылку водки (Кодекс), металлическую братину (Меру) и приступал к тому, что мы называли “Соламнийской зарядкой”. Сначала он требовал, чтобы мы собрались напротив, а затем выливал бутылку водки в братину и ставил на землю перед собой.

- Кодекс! - громко, взлаивающим голосом выкликал Барин, распрямляя спину и поднимая руки на уровень груди.

- Кодекс! - отвечали мы, повторяя его жест.

- Мера! - вновь кричал Барин, приседая с вытянутыми над землею руками.

- Мера! - повторяли мы, и зарядка начиналась.

Идея состоял в том, чтобы распить литр водки, выполняя при этом предложенное нехитрое упражнение. Соламнийская зарядка обладала огромной целительной силой, врачевала головную боль и надежно снимала даже самый тяжелый похмельный синдром. Над Холмом только и слышалось по утрам, что:

- Кодекс! Мера! Кодекс! Мера!

Это было практикой нашего утра, а остаток дня у нас поглощала война. Но когда сумерки вновь стирали границу между лесом и небом, братья усаживались пить возле огромного костра. Горящие бревна тянулись на несколько метров в стороны, пламя бесновалось и гудело над ними, создавая вокруг осязаемый купол гнетущего жара. У такого костра не побеспокоят ни мошки, ни комары, возле него хорошо лечь на горячий песок, глядя в огромное, полное звёзд небо над нашим Холмом. Такие костры впоследствии стали называть Нимедийскими.

Псалмопевец Паладайна.

“В современном мире слово “подонок” имеет различные значения. В первую очередь, это негативная формулировка, обозначающая бесчестного человека, а во вторую - слово “падонок”, чрезвычайно распространенное нынче в русскоязычной сети. Но существует еще одно значение этого слова.

Пускай читатели имеют в виду, что учрежденная в 1995 году Партия Подонков, о которой пойдет речь в этой главе, не имеет к традиции “интернет-падонков” ни малейшего отношения. Таким образом, пускай слова “подонок” (негативное), падонок (интернет-падонок) и Подонок (носитель идеологии Партии Подонков) в представлении читателя будут полностью разделены”. Разъяснение для читателей.

В июле мы впервые решили съездить в другой город на ролевую игру. Крейзи, набросивший одну из своих бесчисленных лживых личин, нашел подходы к Сопливобородому Эрику, оказавшемуся падким на скороспелые обещания и медоточивую лесть. В результате этих переговоров мы отправились под Москву, в Карабаново, где должен был состояться московский Кринн, делать который вызвался некто Ленский.

Эрик задумал стать на этой игре драконом по имени Скай. Для этого он пошил себе красный наряд, здорово напоминающий петушиный, и рекрутировал одного дебила по имени Альдор на должность повелителя Верминаарда, своего “ездока46”.

Вместе они являли собой устрашающую пару. С растопыренной бородой и запотевшими на жаре квадратными стеклами, обтянутый в топорщащиеся красные тряпки и с треххвостой плетью, олицетворяющей драконий хвост, Эрик выглядел достойным спутником для своего царственного седока.

Сутулое и вечно “нащуренное” очкастое зомби, в котором в Питере мгновенно узнали бы Альдора, на этот раз ждала особенная роль. Для её воплощения Эрик собрал целую команду, которая должна была олицетворять собой Красную Драконармию, войско владычицы Такхизис. Благодаря Крейзиной дипломатии мы подрядились ехать стаей хобгоблинов в составе этого войска. Во время этих переговоров Эрик огласил весьма тяжкие на наш взгляд условия.

За то, что мы поедем в его компании на электричках почти за семьсот километров, мы обязуемся: помогать Эрику строить крепость, разделять тяготы дежурств по лагерю, носить воду, колоть дрова и помогать по хозяйству. При этом мы не должны ни пить, ни употреблять наркотики, чтобы сохранить способность выполнять поручения Эрика, а в его отсутствие - ещё и Верминаарда. Дополнительно к этому, для целей централизации питания мы должны будем сдать Эрику всю свою еду, а также котлы и посуду.

Наше время на игре Эрик заранее поделил следующим образом: в восемь утра наступает смена ночного караула и общий подъем. Сразу за ним готовят завтрак, и все войско, кроме караульных, ест в теплой компании с Сопливобородым. Караульными назначаются все подряд, кроме Эрика и Верминаарда: смена по три часа, затем пять часов отдыха, и снова - в караул. Из лагеря без разрешения Эрика выходить нельзя, пить нельзя, курить можно, но не в карауле, есть в неположенное время нельзя. Приводить посторонних, если тебе разрешили выйти, тоже нельзя. Кроме того, за время игры каждый получает два назначения на суточные дежурства. По ходу них на дежурного возлагаются хозработы, в том числе мытьё посуды за Эриком, Верминаардом и остальными. В три у Эрика в войске обед, в девять - ужин, потом бородатый владыка дарит своим верноподданным два часа свободного времени, и в его клоповнике наступает отбой.

Крейзи, услышав про такие порядки, чуточку расстроился, но виду не подал.

- Конечно, Эрик, - только и сказал он. - Мы всё обещаем.

Избегая прямой лжи, Крейзи просто забыл уточнить - что именно “всё” он обещает Эрику.

46 Там же: Верминаард - большой колдун и военачальник армии драконов, т. н. Красной Драконармии, подчиненной божеству тьмы Такхизис. Скай - вахана Верминаарда, самый старый и опытный дракон, “прима эскадры” в Красной Драконармии.

- Точно? - уточнил Эрик, не в силах в это поверить.

Ему было нелегко, но он умело помогал себе, рисуя в своем воображении чарующие картины: как мы собираем дрова, как несем ему воду и как ночью стоим “на караул”. В глазах у воина в такой момент видна робкая надежда: получить утреннее назначение на кухню и дочиста, самым мелким песком отдраить миску повелителя Верминаарда.

- Не обманете? - на всякий случай ещё раз переспросил Эрик.

- Конечно нет, Эрик, как ты мог подумать? - подтвердил своё обещание Крейзи, и от звуков его голоса иллюзия, которой окутался Эрик, словно бы ещё больше окрепла. Как будто бы он сидит верхом на горе дров, кругом стоят каны с водой, а Крейзи, только что притащивший всё это, скорчился у подножия в ожидании повелительного, сурового окрика.

Такое отношение со стороны будущего владыки было замечено, учтено и потом не пошло Эрику на пользу. На его беду, у нас уже сформировались собственные взгляды на ситуацию, и прислуживать Сопливобородому нам было как-то не с руки. Эти взгляды уже нашли своё отражение в поступках - мы вступили в партию. Это случилось в том же 1995 году.

Суть наших партийных убеждений была очень простая, так как нам всегда были противны запутанные, сомнительные или малопонятные взгляды. На первом же собрании партии Кримсон объявил:

- Назначаю себя председателем и объявляю повестку дня: мы создаем партию и вступаем в неё.

Только я боюсь, что нам придется выбрать для себя какие-то убеждения.

- А без этого никак? - спросил Барин, не любивший всякую тягомотину.

- Нет, - жестко ответил Кримсон. - Без взглядов никак. Что-то должно выделять нашу партию среди остальной массы. У нас обязана быть собственная идея и свой взгляд на все вещи.

- Ни хуя ты дал, - покритиковали мы его для проформы, но в общем-то согласились: какие-то принципы нам были нужны.

- Инициатива наказуема, - изрёк Строри нерушимую истину всех партсобраний. - Приступай, брат

Дмитрий.

Кримсон подумал немного, оглядел собравшихся и приступил. Начал он издалека.

- Мне хочется знать, друзья мои, - спросил он, - как вы относитесь к окружающим? Нет ли такого, что большинство из вас к себе относится значительно лучше?

- Факт, но что с того? - заинтересовались мы.

- Сконцентрируйтесь на этих эгоистических чувствах, - предложил Кримсон. - Что нам чьи-то заботы, что чужие проблемы да неурядицы? Вы их ощущаете?

- Да почитай что нет, - вызвался я. - Накуриться хочу, это чувствую. А чужих проблем да забот я не ведаю.

- Хорошо! - похвалил меня Кримсон и повернулся к остальным. - А еще?

- Ну... - начал Крейзи, - я это так вижу. Есть на свете добро, и каждый человек так или иначе желает его для себя. Желать добра - великая и благая задача, а складывается она из маленького добра для каждого человека.

Мы все, даже Кримсон, молчали, напуганные этой тирадой. Воспользовавшись тишиной, Крейзи продолжил:

- Мы должны действовать, исходя из этих высоких принципов, желая себе как можно больше добра. Это нужно делать, чтобы добро в мире не перевелось.

- А, - обрадовался Кримсон, - понимаю. Но что будет, если мы желаем добра, а это добро уже чье-

то? Как если отнимаешь у кого-нибудь еду? Что тогда...

- Во-первых, - перебил его Крейзи, - добро не может никому принадлежать. Ну а если и принадлежит, как это может помешать нам его желать? Кто встанет на пути нашего доброго устремления? Пусть всё будет по справедливости, пусть добро заслуженно достанется тому, кому оно больше нужно.

- Ну, - сказал Строри, - а если я хочу кому-нибудь дать пизды?

- Зачем тебе это? - поинтересовался Крейзи.

- Как зачем? - удивился Строри, но потом все же ответил: - Мне на душе станет легче. Спокойнее и как будто светлее.

Мне показалось, что я уловил зарождающиеся принципы.

- Светлее на душе? Это добро. Ведь ты не ради вреда человеку, не ради боли его и унижения, а для себя. Ради спокойствия и хорошего настроения.

- Так, - подвел резюме наш председатель, - первое установили. Добро. Что ещё?

- Эстетическое чувство, - назвал вторую составляющую Крейзи. - Я имею в виду вот что. У нас принято ругаться между собой, как и везде, где чванство и ханжество не пустило глубокие корни. Но ругаться можно по-разному. Площадная брань уместна только в разговоре с недостойными, а в целом приличествует более высокий слог. Могу пояснить это на примере Ленского. Мы его ещё не видели, но представьте, что потребуется его обругать? Какое слово мы выберем?

- Обсос, - предложил Барин.

- Хорошо. Теперь срифмуйте “обcоса” с чем-нибудь ещё.

- Паровоз, - мгновенно отозвался Барин.

- Ещё лучше. А теперь назовите ещё одно любое ругательное слово, - попросил Крейзи.

- Жопа, - вмешался Слон.- “Жопа” подойдет?

- Жопа, жопа... - задумался Крейзи. - Да, вот: “Как у Ленского из жопы выезжает паровоз! У кого такая жопа - называется обсос!”

- Браво, - похвалили его Кримсон. - А ещё?

- Сами попробуйте, - предложил Крейзи. - Рифма теперь будет “пасёт-сосет”, добавочное слово - “хуй”.

Мы крепко задумались.

- Вот, - вдруг вскричал я, - есть! “Ленский тему не пасёт - за бухалово сосёт. И ему за двести грамм водят хуем по губам”.

- Озорно, - обрадовался Крейзи. - Ты уловил суть. Юмористически выражать свою мысль и эстетическое чувство - это очень близко.

- Эстетическое чувство, - снова резюмировал Кримсон, - пункт два. Но вы ни слова ещё не сказали о главном. Как будет называться наша партия? Есть предложения?

- Да, - снова выступил Крейзи. - Она будет называться “Партия Подонков”.

- Это почему же? - спросил я.

- А вот почему. Вокруг нас - токсикомания, алкоголизм и разврат. Это признаки дна жизни, а

Подонок - это тот, кому хорошо на дне. Партия Подонков, вы понимаете?

- Кто за? - тут же спросил я, потрясенный глубиной и силой этой формулировки.

Возражающих не нашлось, и Партия Подонков была учреждена немедленно абсолютным большинством голосов. Под занавес собрания наш временный председатель обратился к нам с проповедью о морали:

- Мораль Подонка и мораль обычного человека противопоставляются друг другу не зря, - начал Кримсон. - Общечеловеческая мораль - сторож либо убийца. Она не дает человеку взять потребное надёжнее любой охраны, строже всяких замков. Там, где существуют простые решения, она заставляет искать необоснованно сложных, а в бою и вовсе лютует, побуждая жертвовать собой. Мораль же Подонка в дружбе с его нуждами и наперекор здоровью и счастью не попрёт. Знаете, что самое сладкое в битве?

- Теперь не уверены, - признался Слон.

- Победить в неравном бою, - сказал Кримсон. - Это - самое сладкое, особенно если неравенство в твою пользу. Нам подходят все средства, и пользоваться надо всеми, а в первую очередь - глумлением, обманом и провокациями.

- Желая при этом добра! - добавил Крейзи.

- Разумеется, только так. Я слышал, Эрик хочет нами править? Как это по-вашему - добро?

- Разве что для него, - отозвался я, - нам-то ведь этого не надо. Нам бы отдохнуть, да попить водочки, да над тем же Эриком поглумиться. Ну и конечно с людьми познакомиться и повоевать. А воду Эрик пускай сам в бороде носит. Подонку утруждаться западло.

- Золотые слова! - признал Кримсон мою правоту. - Третий принцип! Не утруждаться ни в коем случае!

На том и порешили.

Выезжали со станции Сортировочная. Там есть тема забраться на электричку до Малой Вишеры в половине пятого, минуя Московский вокзал. Это было удобно для нас, так как ночью перед этим мы собрались у Крейзи, а от него до Сортировочной не так уж и далеко.

Хорошо выезжать в предрассветные часы. Темнота ещё скрывает очертания домов, уличного освещения нигде нет, на проспектах и во дворах царит стылый сумрак. Все потому, что кто-то с завидной регулярностью бьёт фонари в районе нашего обитания. Благодаря этим противоправным усилиям можно чудесно проводить время, сидя ночью на дереве перед собственным домом.

Взгляд случайных прохожих скользит в темноте между стволами, его ловит и удерживает пустое пространство над скамейками и вокруг перевернутых урн. Никто - ни бродячие наряды ППС, ни бдительное УВО, ни воины тьмы, ищущие по темным проулкам кровавой поживы - не проницают взглядом густой сумрак древесных крон. Так прямо посреди города мир людей остается внизу, а между ветвей поселяется тихий кашель и приглушенное хихиканье.

В электричке нам опять представился случай карабкаться наверх. По летнему времени в вагоне было не протолкнуться, люди сжались, как сельди в бочке. Поступило предложение занять багажные полки. В той электричке полки были новомодные - сплошные, вместо маленьких над каждым купе. На них-то мы и забрались. Так как мы легли по обе стороны от прохода, забитого людьми, то флягу приходилось друг другу кидать, а закуску передавать, положив на лопасти алебарды. Нажрались мы совершенно по-свински - так, что некоторые блевали со своих полок прямо в вагон, а другие выли:

Моя, моя - бензопила, бензопила!

Два плюс два, поскорей, отпили мне мяса и костей!

Если выпить достаточно, то пробуждается особенный голос - злой и как будто бы взлаивающий, сумасшедшая помесь рычания и визга. Услышав, что кого-то перекинуло47, остальные тут же подхватывали:

Ем кишки и кровь я пью! Всё равно тебя убью!

А затем все вместе орали:

А ну давай потрошить, а ну давай потрошить!

47 Перекинуло, перекинуться (грибноэльф.) - внутреннее изменение, вызываемое воздействием бол<