Глава 3. Консерватизм в России в конце XIX века

 

Восшествие в 1881 году, на престол императора Александра III (1845 – 1894), кардинально изменило положение приверженцев консервативной идеологии. Именно на период его правления с 1881 по 1894 годы приходиться расцвет консервативной мысли в Российской империи, востребованной внутриполитическим курсом правительства. Основной причиной этого стало то, что в отличие от Александра II, который в юности не был приверженцем определенных идейных позиций, взгляды Александра III, к моменту его восшествия на престол (в 36 лет), сформировались под влиянием обер-прокурора Святейшего Синода - К.П. Победоносцева. Константин Петрович бывший одним из учителей цесаревича, воспитал его как последовательного сторонника охранительной идеологии, сохранения самодержавия, национальной самобытности и единения царя с народом[79]. Резиденция наследника престола– Аничков дворец стал своего рода центром притяжения консервативных сил России.

В своем ближайшем окружении будущий император не скрывал неприязни к преобразованиям своего отца. Этим пользовались консерваторы. В своих беседах и письмах К.П. Победоносцев внушал цесаревичу, что самодержавие – единственная приемлемая форма для Российской империи, «вся тайна русского порядка и преуспеваний – наверху, в лице верховной власти»[80], а православная церковь – самая надежная опора этой власти.

Конституционные идеи, развивавшиеся в пореформенное время, воспринимались Победоносцевым как непосредственная угроза самодержавию, а поставленный вопрос об обсуждении проекта «конституции» М.Т. Лорис-Меликова, мог сделать эту угрозу реальностью. С 4 по 8 марта 1881 года между Победоносцевым и Лорис-Меликовым велась настоящая «борьба» за поддержку императора. И хотя обер-прокурор Святейшего Синода верил в неприятие императором конституционных идей, в своих письмах он возвещал к царю: «Час страшный и время не терпит, или теперь спасать Россию или никогда»[81], а после встречи 7 марта Победоносцев окончательно был уверен относительно намерений императора. 8 марта в Зимнем дворце К.П. Победоносцев, выступая фактически предводителем всей «консервативной партии», дал «решительный бой» Лорис-Меликову. Консерваторы на заседании оказались в меньшинстве, но позиция императора окончательно решила судьбу «конституции». Проект Лорис-Меликова был отклонен, как несвоевременный.

С этого времени начинается постепенное наступление на реформы 60 – 70-х годов, получившие в исторической литературе наименование «период контрреформ» или «консервативной корректировки».

Первым актом консервативной корректировки внутриполитического курса Александра III стал Манифест 29 апреля 1881 года вошедший в историю как «Манифест о незыблемости самодержавия», подготовленный Победоносцевым и получивший полное одобрение царя. Манифест провозглашал веру «в силу и истину самодержавной власти», которую император будет «утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений»[82].

Представители консерватизма приняли манифест, возвестивший незыблемость самодержавия и служивший своего рода сигналом к смене правительства, с восторгом.

Весной 1881 года в отставку подали многие видные деятели – сторонники либеральных идей и реформаторских преобразований Александра II, министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов, министр финансов А.А. Абаза, военный министр Д.А. Милютин. Их заменили консерваторы К.П. Победоносцев, Д.А. Толстой, И.В. Дурново[83].

14 августа 1881 года вышло «Положение о мерах к сохранению государственной безопасности и общественного спокойствия», ставшее ответом на усилившиеся революционные тенденции в российском обществе. По данному положению, в любой части империи при необходимости могло вводиться чрезвычайное положение, а любой человек, проживающий на данной территории, мог быть подвергнут аресту и ссылки, на пять лет без суда или предаваться военному трибуналу. Администрация получала право закрыть любое учебное заведение, типографию, предприятие, приостановить работу городских дум и земских учреждений.

30 мая 1882 года в отставку уходит министр внутренних дел Н.П. Игнатьев, назначенный на эту должность после М.Т. Лорис-Меликова, что ознаменовало переход правительственного курса в сторону реакции. Первыми этот переход ощутили печать и просвещение. С принятием 27 августа 1882 года «Временных правил» о печати, усилилась «карательная цензура», закрывались радикальные и часть либеральных периодических изданий. В сфере образования консервативную корректировку проводил министр народного просвещения И.Д. Делянов издавший в 1887 году циркуляр «о кухаркиных детях», по которому запрещалось принимать в гимназии и прогимназии «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат»[84]. Реальные училища были преобразованы в технические школы, после окончания, которых нельзя было поступить в высшие учебные заведения.

Следующим крупным шагом к отмене ряда положительных преобразований Александра II стало появление «Положения о земских участковых начальниках» 12 июля 1889 года, и «Положения о губернских и уездных земских учреждениях» 12 июня 1890 года. Эти законы закрепили некоторые утраченные после «Великих реформ», дворянские привилегии, усиливали контроль дворян над органами местного управления. Так согласно Положению 1889 года, в России вводился институт земских начальников. Земской начальник назначался лично министром внутренних дел из числа местных потомственных дворян, проходивших высокие требования, хотя зачастую эти требования опускались, и основным фактором назначения оставалось лишь дворянское происхождение. Земские начальники надзирали за крестьянскими, сельскими и волостными учреждениями, налагали штрафы, подвергали аресту, могли отстранить от должности членов сельских крестьянских учреждений, отменять их решения и т.д. Кроме того решения самого земского начальника были окончательны и не могли обжаловаться. И хотя формально, по «положению о губернских и уездных земских учреждениях» сохранялась бессословность и выборность земств, крестьяне лишились выборного представительства. Права избрания получили только помещики. Избирательных прав лишилось и духовенство. Повышался избирательный ценз для городской курии, в результате чего свыше половины избирателей лишились права участвовать в земских выборах[85]. Таким образом, фактически вся полнота местной власти сосредоточилась в руках дворян – земских начальников.

В целом консервативный характер эпохи 80 – 90-х годов XIX века нашел свое отражение во взглядах и деятельности К.П. Победоносцева, который в советской историографии рассматривался как: «вдохновитель крайней реакции и мракобесия, противник западноевропейской культуры и буржуазных форм общественной жизни»[86].

Константин Петрович Победоносцев (1827 – 1907), действительный тайный советник с 1883 года[87]. Сын профессора Московского Императорского университета, в 1846 году окончил училище правоведения. Профессор кафедры гражданского права Московского университета (1860 – 1865), преподавал юридические науки будущим императорам Александру III и Николаю II. В 80-е годы оказывал решающие влияние на правительственный курс[88]. Участвовал в подготовке судебной реформы 1864 года. Сенатор с 1868 года, член Государственного совета (с 1872). С 1880 по 1905 год обер-прокурор Святейшего Синода, член Комитета Министров. Будучи главой духовного ведомства, способствовал увеличению числа церковных приходов[89].

На рубеже 50 – 60-х годов Победоносцев верил в возможность либеральных преобразований «сверху», но в процессе проведения «Великих реформ», постепенно разочаровался в них и эволюционировал в сторону консерватизма. Основной причиной окончательного перехода Победоносцева в консервативный лагерь стало Польское восстание 1863 – 1864 годов.

В 70-е годы он стал сторонником неограниченной монархии и даже подверг осуждению действия императора Александра II, полностью отвергал идею народовластия и любого другого способа ограничения самодержавия[90]. В демократии он видел только минусы, в то время как в самодержавии одни плюсы, за что даже был назван «гением отрицания».

Парламентаризм, по его мнению, мог существовать только в англосаксонских государствах (Великобритании и США), и небольших европейских государствах. В России же он мог принести лишь к распаду государственности и анархии. Выборы считал игрой на чувствах толпы, где побеждал более удачливый, а не обязательно профессиональный политик[91]. Еще один недостаток выборов Победоносцев видел в том, что избиратели слишком плохо знают тех, за кого отдают свои голоса. И не всегда могут соотнести предвыборные обещания политиков с их реальными возможностями, и потребностями всего государства. «Кандидат твердит все о благе общественном, он не что иное, как слуга и печальник народа, он о себе не думает и забудет себя и свои интересы ради интереса общественного. И все это – слова, слова, одни слова, временные ступеньки лестницы, которые он строит, чтобы взойти куда нужно и потом сбросить ненужные ступеньки. Тут он уже не станет работать на общество, а общество станет орудием для его целей. Избиратели являются для него стадом – для сбора голосов.… Так развивается, совершенствуясь, целое искусство играть инстинктами и страстями массы для того, чтобы достигнуть личных целей честолюбия и власти. Затем уже эта масса теряет всякое значение для выбранного ею представителя до тех пор, пока понадобиться снова на нее действовать…»[92].

Для России парламентаризм, по мнению Победоносцева, представлял, прежде всего, угрозу ее целостности. Поскольку депутаты от различных областей или национальных образований будут представлять, прежде всего, свои интересы и интересы своего этноса, забывая об интересах всего государства. Демократия не в состоянии остановить сепаратизм и национализм, который начнет «разъедать Россию… при ее разноплеменном составе»[93]. Все преимущества демократии носят, как утверждает Победоносцев, фиктивный характер.

Преимущество самодержавия состоит в том, что неограниченный монарх действительно независим и всегда может призвать к руководству людей, «просветленных высокою идеей и глубоким знанием» [94].

Сила российского самодержавия в историческом единстве монарха и народа: «Россия была сильна благодаря самодержавию, благодаря неограниченному взаимному доверию между народом и его царем. Народ есть хранитель всех наших доблестей и добрых наших качеств»[95]. Одним из важнейших путей сохранения государственности России, Победоносцев видел в укреплении православной веры. Исходя из того, что самодержавная власть – это, прежде всего, огромная личная ответственность перед Богом[96], правление монарха не может быть не справедливым. Будучи ревностным последователем православия, он старался не допустить равноправия религиозных конфессий в Российской империи, выступал против отделения церкви и государства, что бы пагубно отразилось на нравственных устоях русского народа. Церковь была призвана играть роль нравственного и духовного наставника народа.

Большую роль Победоносцев сыграл в развитии просвещения. Если в 1880 году в стране насчитывалось всего 273 церковноприходские школы, то к концу 1905 года их было уже 43 696[97]. Таким образом, миллионы российских крестьян получили возможность учиться, хотя упор делался именно на духовно-идеологическое образование.

Очень сильно его беспокоил нравственный упадок российского общества, вызванный чрезмерным употреблением населением империи спиртных напитков, о чем Победоносцев написал в своем письме Александру III 30 июля 1883 года: «Кабак – есть главный у нас источник преступлений и всякого разврата умственного и нравственного. Кабак высасывает из народа все здоровые соки и распространяет повсюду голое нищенство и болезнь…. И чем дальше, тем хуже. Уничтожение кабака есть решительно первая потребность, есть необходимая мера для спасения России»[98]. Не многие из государственных деятелей проявляли заботу о благе народа, особенно в сфере его нравственного положения. Хотя проблему пьянства поднимали и другие представители консервативного движения, обвиняя либерально-настроенных министров в неспособности решить это безусловное зло. Например, Р.А. Фадеев в своей работе «Русское общество в настоящем и будущем (Чем нам быть?)» писал: «Пьянство возросло до крайних приделов, и составляет язву нынешней России. Известно, что чем общество образованнее, тем более оно заботиться о народной нравственности, чем либерал искреннее, тем ближе он примет к сердцу народное благосостояние, в корне пресекаемое пьянством. Тут именно… следовало ожидать единодушия всех либеральных органов печати. Да, но только не русских. Для русской либеральной печати существуют одни отвлеченные права человека, а не потребности действительного лица. Во имя этих прав большинство ее ополчилось за свободу пьянства против мер к его пресечению»[99].

Данные примеры доказывают, что проблема пьянства на тот период исторического развития России, как и в настоящее время, стояла достаточно остро и требовала как можно скорейшего вмешательства. Но решение этой проблемы затянулось до 1914 года, когда под давлением общественного мнения Николай II издал соответствующий указ.

Кроме Победоносцева другим крупным идеологом консерватизма и охраны самодержавия, выступал публицист и издатель М.Н. Катков.

Михаил Никифорович Катков (1818 – 1887) философ, общественный деятель, тайный советник с 1882 года[100]. Сын чиновника, выслужившегося в личные дворяне. Образование получил на словесном отделении Московского Императорского университета, где примкнул к философскому кружку Н.В. Станкевича. С 1850 года редактор газеты «Московские ведомости», 1856 году редактор «Русского вестника», на страницах которого впервые вводит в обиход термин нигилизм. Пытался придать журналу либерально-консервативный характер. Выступает на позициях умеренного либерализма и конституционной монархии[101]. Но после восстания в Царстве Польском (1863 – 1864) постепенно переходит на сторону консервативных идей.

Катков выдвинул свою оригинальную идею российской государственности на позициях консерватизма и монархии, долгие годы влиявшую на правительственный курс Александра III.

Связав понятия «свобода» и «власть», Катков построил теорию о том, что свобода возможна лишь там, где присутствует сильная власть, способная защитить личную свободу людей. Следовательно, в лице государства люди обретают высшую свободу. При этом ослабление власти порождает смуту, которая в свою очередь ведет к разложению «основ всякой нравственности»[102] и появлению всевозможных тайных правительств. Избежать этого, по мнению Каткова, мог только «страх» перед законной властью.

В своих консервативных взглядах Катков стал ярым приверженцем триады разработанной в середине XIX века графом С.С. Уваровым – «Самодержавие, Православие, Народность».

В середине 60-х годов XIX века Катков выдвинул концепцию российской государственности, основу которой составляла целостность государства, базирующаяся на единстве государственной национальности.

Национальность для Каткова исключительно государственное понятие. Одно племя исторически выдвинувшееся закладывает основу государства, подчиняя себе остальные племена, для образования государственного единства. Это племя и получает значение государственной нации, на котором держится все государство. Данная концепция требовала единых законов, единого языка, единой системы управления, но при этом не подразумевала отказа других «племен» входящих в государство отказываться от своих обычаев, традиций, языка или вероисповедания[103].

К концу своей жизни взгляды Каткова становиться все более промонархические и ультраконсервативные. На страницах своих периодических изданий «Московских ведомостей» и «Русского вестника» он начинает критиковать реформы, которые активно поддерживал ранее, в частности земскую и судебную. Обвинять нигилистов, социалистов, либеральных министров и радикально настроенную интеллигенцию в «заговоре против России»[104], вере в «западные мифы», демократию, конституционализм, революцию. Им Катков противопоставлял Высшую форму государственной власти – единую, твердую, самодержавную монархию. В которой он видел надклассовую силу, стоящую над всем и осуществляющую контроль за обществом. Власть свободная от межпартийных склок, демагогии и коррупции[105].

Противостоять этому разрушительному влиянию «западных идей» могли только многовековые традиционные устои русского народа, сохранение сословной структуры, во главе с дворянством. «Оно стоит непрерывно и неусыпно на страже общих интересов.… Все достоинство дворян состоит в чутком, неослабном, разумном патриотизме»[106].

Таким образом, Катков выступал за единую, неделимую Россию с преобладанием на всей ее территории русской культуры.

В годы правления Александра III Катков становиться своего рода «теневым правительством» империи, который обсуждает и решает со своими сторонниками вопросы конструирования государственного курса. Что отмечает государственный секретарь А.А. Половцов: «Рядом с законным государе­вым правительством создавалась какая-то новая, почти прави­тельственная сила в лице редактора «Московских ведомостей», который окружен многочисленными пособниками на высших ступенях управления...» [107], и «от­крыто толкует о необходимости заменить такого-то министра та­ким-то лицом, в том или другом вопросе следовать такой или иной политике, словом, нахально издает свои веления, печатает осуждения и похвалу и в конце концов достигает своих целей»[108].

Тандем Каткова - Победоносцева, с опорой на свои идеологические позиции, разработал политическую программу самобытности России и уникальности ее развития, в основе которого лежала сильная самодержавная власть монарха. Данная программа охватывала почти все сферы государственной жизни страны. В экономической сфере должен был преобладать протекционизм, государственная монополия, контроль государства над биржевыми операциями. Сохранялось общинное землевладение. Внешнеполитическая часть программы предусматривала панславизм, усиление влияния России на Азиатском континенте, поддержку национально-освободительных движения на Балканах, установление военно-политического союза с Францией.

Развитие консервативных идей в 80 – 90-е годы XIX века, имело характерный признак разделения на два основных направления – политический консерватизм – идеологами которого выступали государственные деятели, литераторы, ученые близкие к правительственным кругам, и религиозно-философский консерватизм. Не смотря на своеобразие и индивидуальность отдельных представителей, в целом для консерватизма этого периода было характерно приверженность к духовным ценностям православия, исконным социальным институтам общества, политический традиционализм[109].

Переплетение взглядов выдвинутых Уваровым в «теории официальной народности» и идей Победоносцева, привели к появлению теории «Народного самодержавия», ставшей идеологической основой политики последних Российских императоров – Александра III и Николая II. Общую характеристику данной теории дает А.А. Мосолов (1854 – 1939), генерал-лейтенант, занимавший в 1900 – 1910 годах должность начальника канцелярии Министерства императорского двора и уделов[110] в своем сочинении «При дворе последнего императора». Основой теории стала концепция единения царя и народа. «Наверху пирамиды стоит государь, а внизу – бесформенная, но деятельная масса народа. Для полного счастья… достаточно непосредственных отношений между монархом и его подданными. Царь любит свой народ, а подданные любят своего государя»[111], который «является источником всех благ и надежд»[112]. Однако общему благу препятствуют бюрократия и интеллигенция, которые действуют исключительно в своих корыстных интересах и стремятся захватить власть в свои руки. Но отказаться от них нельзя, потому что «нельзя обойтись без чиновников в стране с 150 миллионами населения, простирающейся от Варшавы до Аляски»[113], Хотя они «как стена» отделяющая царя от народа и «мешающая Его величеству полностью осуществлять свой долг»[114].

Из данной теории следует тот факт, что не о каком ограничении монархии посредством конституции или представительного органа, не могло идти и речи. Эти взгляды выразил сам император Александр III в 1881 году: «Конституция? Чтобы русский царь присягал каким-то скотам?»[115]. В целом, Александр III, а позже и Николай II, смотрели на Россию как на свою родовую вотчину и, исходя из этого, строили свой внутриполитический курс.

Утопизм данной теории был очевиден уже современникам, указывавшим о том, что времена «чистого царизма миновали»[116]. А ревнивое недоверие к общественности, и стремление сохранить свою абсолютную власть, в конечном итоге оставили самодержавие в одиночестве перед угрозой грядущих революционных потрясений.

Консерватизм как общественное течение, заметно оживляется в начале 80-х годов XIX века, особенно в российской «глубинке». Где выдвигаются ряд дворян, в последующем деятелей высшей бюрократии: А.Д. Пазухин – предводитель дворянства Алатынского уезда Симбирской губернии – один из идеологов консервативной корректировки внутреннего курса и правитель канцелярии Внутренних дел; С.С. Бехтеев – предводитель Елецкого дворянства Орловской губернии, играл важную роль в подготовки земской контрреформы. Из числа дворян Орловской губернии так же были выдвинуты на высшие должности А.В. Шереметьев и А.А. Нарышкин[117].

Возрастает сеть периодических консервативных изданий по всей России. В отличие от либеральных и народнических органов печати, подвергаемых жесткой цензуре и гонениям, охранительные издания пользуются практически полной поддержкой властей, не испытывают цензурного гнета и субсидируются из государственной казны.

Основными консервативными газетами и журналами оставались «Московские ведомости» и «Русский вестник» – М.Н. Каткова и «Гражданин» В.П. Мещерского, издание которого были возобновлено в 1882 году. Кроме них существовало ряд менее значимых изданий «Русь», «Русское дело», «Русское обозрение» и другие[118].

И если к концу царствования Александра II голос Каткова был почти не слышен, то уже 2 марта 1881 года он вновь занял пост «сторожевого пса» самодержавия, как сам определил его в одном из своих писем императору[119]. В своих изданиях он стал говорить о том, о чем в 70-е годы писал лишь в письмах единомышленникам. Позволял себе критиковать правительство, но не самодержавие. Чем в 1887 году вызвал гнев императора Александра III, после своих публикаций в «Московских ведомостях» о внешней политики Российской империи. И лишь вмешательство Победоносцева, позволило не допустить установление цензуры, над деятельностью Каткова, которого он считал просто, некем будет заменить. Правдивость слов обер-прокурора подтвердилась буквально через несколько месяцев, после смерти М.Н. Каткова. Яркий публицист, отстаивавший интересы самодержавной империи, он смог добиться такого влияния, которого консервативная печать ни когда больше не сможет достичь.

С 1887 года редактором «Московских ведомостей» становиться С.А. Петровский – довольно посредственный публицист и неумелый редактор. Он не имел и доли способностей своего предшественника, что немедленно сказалось на издании потерявшего свой ведущий уровень среди консервативной публицистики. Теряет свои позиции и «Русский Вестник», возглавляемый с середины 80-х профессором Московского университета Н.А. Любимовым, позже Д.Н. Цертелевым, а с 1887 года Ф.Н. Бергом. Под их редакцией в «Русском вестнике» почти исчезает публицистика, составлявшая большую долю популярности издания, а вместе с ней уменьшается и количество читателей[120].

«Гражданин» Мещерского, благодаря личным, дружеским связям последнего с Александром III, развивался несколько успешнее. Прежде всего, это были огромные субсидии из казны: по свидетельству С.Ю. Витте, издание получало по 80 тысяч рублей в год[121]. Во-вторых, князь не пытался сделать издание теоретическим органом консерватизма, а публиковал публицистические сообщения на злобу дня. По мнению современников идеи «Гражданина» не были чем-то оригинальны, а просто «снимали сливки» с катковских изданий[122]. Доступность и знание материала обеспечивали успех журнала у довольно широкого круга читателей.

Кроме «Гражданина» Мещерский в годы правления Александра III выпускал журнал «Воскресенье» (1887 – 1905) и «Русь» (1894 – 1896). Но какого либо успеха он не имели, т.к. например журнал «Русь», поощрял телесные наказания для крестьян.

В 1890 году возник еще один журнал «Русское обозрение», открытый для всех направлений общественной мысли, хотя в нем и преобладало консервативное направление. Его особенностью была большая погруженность в историю, чем освещение современных тенденций.

Главные консервативные издания часто ссылались друг на друга, их статьи использовались второстепенными и провинциальными изданиями, которые как быстро возникали, с такой же быстротой исчезали из-за равнодушия публики. Сред них можно отметить: «Русский экономист» (1884 – 1886), «Век» (1882 – 1884), «Современник» (1883 – 1884) и другие[123].

В целом над обоснованием политики и идеологии самодержавия в 80-е – 90-е годы XIX века, работал внушительный отряд консервативных публицистов, численно и в какой то степени качественно, прежде всего, благодаря поддержке правительства, превосходивший силы либеральной журналистики.

Таким образом, в годы правления императора Александра III консервативно-охранительное движение в Российской империи достигло пика своего развития, во всех сферах, как в политическом отношении, так и в идейно-философском смысле. Благодаря деятельности таких ярких представителей консервативного лагеря как М.Н. Катков и К.П. Победоносцев, были окончательно развиты и оформлены идее предыдущих идеологов. Выдвинуты основные черты русской самодержавной монархии, с опорой на уникальность и самобытность русского народа, православия. Веру в справедливую, сильную власть Царя, как гаранта стабильности и целостности России. Особенностью развития консерватизма в данный период стало его разделение на правительственный и общественный, в равной степени востребованный властью.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В результате предпринятого исследования особенностей развития консервативного движения в Российской империи второй половины XIX в. автор сделал следующие выводы:

Во-первых, была доказана основная идея являющаяся, своего рода связующим звеном, между консерваторами всех времен – это отрицание революции и теорий предполагающих радикальное переустройство государственной и общественной жизни. Данное положение, по мнению автора, нашло свое полное отражение в рамках российской действительности второй половины XIX века и идеях выдвинутых такими представителями консервативной мысли как: К.П. Победоносцев, М.Н. Катков и др.

Во-вторых, не смотря на наличие общих черт между западноевропейским и российским консерватизмом, в ходе работы автором были выделены уникальные стороны русского консерватизма. Это, прежде всего приверженность к идее сильной, абсолютной власти монарха, и весьма негативное отношение к любой попытке ограничения этой власти с помощью представительного органа или конституции. Единственным исключением этого правила были попытки дворянской оппозиции, выразителем идей которой фактически являлся М.А. Безобразов, ограничить власть императора Александра II, либеральные преобразования которого серьезно «ударили» по правам дворянства. Но с приходом к власти Александра III, и восстановлением прав дворянства, мысль об ограничении власти императора была отвергнута. Монарх был признан гарантом стабильности и целостности России, а монархия единственной возможной формой государственного устройства. Еще одной уникальной чертой российского консерватизма стало признание православной веры, как основы духовной жизни русского народа, и признание необходимости сохранения сословного деления русского общества.

В-третьих, консерватизм во второй половине XIX века складывается не только как политическая идеология охранительно - традиционалистского направления, но и как общественное направление, идеи которого рассматриваются на страницах различных периодических органов печати издаваемых в России и в зарубежных русских изданиях.