Художественное творчество Руссо

Но что же, творил Руссо что-нибудь в области литературы или был только философом? Пока что обратимся к периоду, когда Руссо еще не вошел в круг энциклопедистов. Выше вы уже могли прочитать несколько строк из поэмы «Сад в Шарметтах», характеризующих его восприятие природы; там же Руссо перечисляет ученых и писателей, труды которых он жадно изучал в доме г-жи Варане.

В стихотворении «Послание г-ну де л’Этану», полностью приведенном в нашем сборнике, Руссо бичует нравы тогдашнего великосветского Парижа.

Для театра Руссо написал уже несколько комедий и оперных либретто вместе с музыкой. Публика приняла их без особых восторгов, но все же проявила интерес. Наибольший успех имела оперная пастораль Руссо (с. 36) «Деревенский колдун». Целое столетие «Колдун» не сходил со сцены, и только необычайным расцветом в XIX веке оперного искусства можно объяснить, почему этот слишком простенький «шедевр» Руссо был забыт.

Есть у Руссо и «сказка» с политической тенденцией. Ее Руссо писал в середине 50-х годов. Конечно, с первых же строк вы не принимаете всерьез сказочную атмосферу, а ловите насмешливую мысль автора. Какой вывод сделает читатель, добравшись до конца? Увы, реальная история человечества чаще демонстрирует королей «Капризов», деспотический произвол которых несет с собой народам беды и несчастья, чем королей «Разумов», то есть разумных королей, столь желанных просветителям XVIII века.

Ни оперы, ни комедии Руссо в театральном репертуаре не удержались. Его героическая трагедия «Лукреция» на сюжет из древнеримской истории осталась едва намеченной.

Книгу Руссо «Эмиль, или О воспитании» определяют как философско-педагогический трактат, между тем ему присущи литературно-образные черты, и его следует рассматривать одновременно как роман особого жанра. В нем вы знакомитесь с воображаемым «воспитанником» и его «учителем». Имя первого указано на обложке книги, а за вторым легко угадывается сам Руссо.

Свое детство маленький Эмиль — сирота проводит в деревне, где нет тесноты, сутолоки городских улиц, что благоприятствует физическому и душевному здоровью ребенка. «Учитель» мягко направляет его внимание к тому или иному предмету, в пределах опыта его органов чувств, и делает это так, будто Эмиль сам все заметил. Гуманная воспитательная программа Руссо отмечена чутким вниманием к задаткам ученика и, что (с. 37) очень важно, к отдельным стадиям его роста. «Учитель» прививает своему «воспитаннику» любовь к ручному труду, хотя Эмиль дворянский отпрыск и его ожидает наследство.

Однако педагогическая теория Руссо уязвима.

Прежде всего Эмиль, по замыслу Руссо, изолиро­ван от начальной школы и от всякого детского коллектива — все время они один на один: «учитель — ученик». «Учитель» знакомит Эмиля с начатками естествознания, не привлекая для этого книг; его «наглядное пособие»— явления самой природы. Способствуя развитию врожденных способностей Эмиля, «учитель» одновременно ограничивает его умственный рост, ничего не сообщая ему о высших достижениях науки, о шедеврах искусства. Из всей мировой литературы Эмилю рекомендован лишь «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо, и то не за художественные достоинства этого романа, а за его полезную идею: усердным трудом можно создать себе благоустроенную жизнь даже на необитаемом острове.

В итоге душевные качества Эмиля расцветают, а ум как бы заморожен. Он, определенно, не слышал, что на свете существуют люди огромных творческих дерзаний среди ученых, поэтов, художников.

Эмиль — юноша с убеждениями: например, знатность рода и богатство он ни во что не ставит. Однако «учитель» не побуждает его задуматься, почему же одни живут в роскоши и не трудятся, другие, хотя и сверх сил трудятся, живут в нищете, голодают. «Учитель» со своим «учеником» предпринимают длительное путешествие по стране с целью обогатить Эмиля знаниями в сфере общественного устройства. Царящие в обществе несправедливости замечены Эмилем, но политических выводов он не делает, а его «учитель» умалчивает об этом, не пытаясь истолковать «ученику» хотя бы свои же политические трактаты. (с. 40)

Обратимся теперь к собственно художественному элементу в книге об Эмиле. Ведь она не только служит Руссо для доказательства определенной педагогической теории.

Попутно он решает и художественную задачу как романист.

Итак, перед нами герой романа — юноша, сохранивший чувство единства, гармонии с окружающей природой. Конечно, он не одинокий лесной дикарь, он живет в гражданском обществе и достаточно цивилизован. Обратите внимание на слово «достаточно» — Руссо цивилизует Эмиля в степени, не угрожающей его самобытности, заботится о том, чтобы в его натуре чувства преобладали над рассудком. В эстетической теории он вряд ли силен, однако своей непосредственностью, наивностью, обаянием сам производит эстетическое впечатление — «природа» в нем уцелела.

Обратим теперь внимание на то, что первые четыре раздела книги «Эмиль, или О воспитании» нумерованы, лишь пятый озаглавлен: «София, или Женщина». А там, где два действующих лица — молодые люди, речь, вероятно, пойдет о любви.

И если Эмиль образцовый юноша, то София — образцовая девушка, несмотря на то что никакого «учителя» у нее не было. Как и следовало ожидать, Эмиль и София полюбили друг друга, и когда «ученик» вер­нется из своего «учебного» путешествия, то они поженятся.

Идеализируя патриархальную семью, Руссо возлагает гражданские обязанности только на мужа, жене следует быть кроткой, уступчивой, хорошей хозяйкой и заботливой матерью, проявлять же свой характер не следует. Что ж, в Софии есть все, и не больше, чем полагается идеальной супруге. Так как женщине оставлена узкая область «морали и вкуса», то, например, в (с. 42) музыке Софии достаточно «чувствовать прелесть эспрессии», не разбираясь в нотах. Почти никакого интереса не питает София к художественной литературе —«ум ее образовался не в чтении, а только в беседах с отцом и матерью».

Для читателя нет сомнений — Эмиль будет счастливым супругом. Так как в книге преобладает только доброе, хорошее, то развязка не может не быть благо­получной. Что не в Париже, а в швейцарской провинции судьба одарила Эмиля счастьем, вполне соответствует духу книги «О воспитании».

В четвертой части романа возник еще один персонаж — бывший священник, именуемый Савойским викарием. Он внушает Эмилю, что христианство с его нелепыми обрядами и ритуалами следует заменить «религией сердца». Следовательно, создать некую «идеальную религию».

Что же мы видим? Руссо, представляющий самое демократическое крыло французских просветителей, хотя и ратует против официальной церкви, выступает своеобразным богоискателем!

Таким образом, в своем философско-педагогическом романе Руссо вступает в разногласие с просветителями, которые не могли мириться с его педагогической утопией — навсегда оставить воспитанника на уровне «естественного человека» и не могли мириться с его стремлениями сохранить бога в качестве законодателя нравственной жизни.

Да, мировоззрение Руссо отличается глубокими про­тиворечиями, и в лагере просвещения он занимал свое особое место. (с. 44)

… Перейдем к роману Руссо «Юлия, или Новая Элоиза».

Второе имя для Юлии взято автором романа из истории средневековья Франции. В XII веке жила девушка Элоиза, которую на всю жизнь связала любовь с ее учителем — богословом Пьером Абеляром. Их бракосочетанию помешал дядя Элоизы — религиозный фанатик, и возлюбленной Абеляра пришлось постричься в монахини; из монастыря она вела длительную переписку со своим любимым, их письма сохранились. Конечно, герои «Новой Элоизы» Сен-Пре и Юлия образы вымышленные и поставлены в условия, которыми отличалась не средневековая Европа, а Европа XVIII столетия.

В этом романе снова проявляется сентиментализм — основа руссоистской эстетики. Проявляется в пламенной взаимной любви молодых людей. «Голос природы сильнее рассудка!»— восклицает Сен-Пре, а Юлия вторит ему: «Природа, о сладостная природа, вступи в свои права».

Однако если у Эмиля и Софии на пути к желаемому браку нет никаких преград и этой счастливой паре «общественная действительность», так часто мешающая счастью людей, им ничуть не угрожает. У Юлии и Сен-Пре дело обстоит иначе: велению чувства мешает бесчеловечность сословного законопорядка, любовь их встречает непреодолимые препятствия — в этом источник трагизма. К этому следует добавить, что Эмиль и София натуры простые и цельные, ничего в них нет противоречивого, тогда как Сен-Пре и Юлия внутренне раздвоены, характеры у них сложные. Страдания героев романа обусловлены тем, что Сен-Пре, которого пригласили к ней учителем,— бедняк-разночинец. Отец Юлии — аристократ д’Этанж — и слышать не хочет о браке его дочери с безродным мещанином, ему безразличны чувства дочери, главное для него — дворянский титул. (с. 45)

Несмотря на отчаяние Юлии, барон д’Этанж отдает ее в жены своему приятелю дворянину Вольмару. Хотя Вольмар человек достойный, благородный, Юлия его не любит, к тому же он на пороге старости. Воспитанная в морали послушания родителям, Юлия поступается личным счастьем, и Сен-Пре вынужден с ней расстаться.

«Пусть сословия определяются достоинствами, а брачный союз — выбором сердца, в этом заключается общественный порядок; те же, кто кладут в основу происхождение и богатство, то и есть истинные нарушители этого порядка; их следует порицать и карать» — так устами Сен-Пре критикуется общество, не создающее условий для достойного существования.

И вот Сен-Пре в Париже, где знакомится с аристократией, критически оценивая ее внешний блеск. Позднее с помощью своего друга англичанина Эдуарда Бомстона он зачислен в эскадру и путешествует по дальним странам, где видит народы, ограбленные цивилизованными европейцами. Несколько лет спустя, вернувшись в родной край — местечко Кларан, Сен-Пре соглашается поселиться в доме супругов Вольмар на положении учителя их двух детей, что только обостряет муки и его и Юлии.

Случайная катастрофа положила всему конец. Однажды во время прогулки семьи Вольмаров один из их детей упал в озеро. Юлия бросилась в воду и спасла своего ребенка, но вследствие тяжелой простуды умерла.

Всегда ли мрачная развязка романа свидетельствует о пессимизме автора?

Ответ не может быть однозначным. В подтексте романа Руссо звучит и мотив надежды на радикальное изменение человеческой жизни. И в этом романе чувств Руссо верен себе в своем последовательном, неуклонном (с. 46) демократизме. Вспомните гневную тираду Бомстона, защитника Сен-Пре:

«… Подобные безвестные люди более достойны уважения, чем все дворянчики Европы, взятые вместе...» Да, Сен-Пре «не насчитывает вереницы предков», но чем «может похвалиться сословие дворян, что совершает оно ради славы отечества или счастья человеческого рода»?.. «Смертельный враг законов и свободы, чт о же породило оно в большинстве стран, где занимает столь блистательное положение, кроме тирании и угнетения народов?.. Сословие, уничтожающее добродетели и человечность, похваляющееся институтом рабства...»