Глава 22. С виду он Чудовище

Театральное фойе бурлило и колыхалось в предвкушении захватывающего вечера. Десятки нарядно одетых дам и господ заполнили пространство, создавая атмосферу праздника. Амалия ощущала себя словно рыбка, всю жизнь прожившая в небольшом пруду, которую выбросило в океан. Много красок, много звуков, много эмоций. Незнакомые ощущения – пугающие и манящие.

– Иди, братец, мы скоро, – Арабель отправила Маркеля в зрительный зал, а сама повела Амалию в дамскую комнату – прихорошиться.

Амалия сегодня опять не узнавала своего отражения в зеркале. Принцесса поработала над её образом. Если не знать, что там, под этим роскошным театральным платьем, всё та же застенчивая воспитанница провинциального пансиона, то Амалию вполне можно было принять за светскую даму, привычную вот к такому вот столпотворению.

Они вернулись в фойе, однако Арабель не спешила в зрительный зал занимать места. Она подхватила Амалию под руку и начала водить от одной группки, щебечущих в ожидании начала представления барышень, к другой – знакомила с представительницами столичного высшего света. И уже через несколько минут у Амалии сложилось впечатление, что действительно весь город собрался сегодня на премьеру.

– Обрати внимание на высокую брюнетку в бледно-зелёном, – шепнула принцесса, прежде чем направиться к очередному островку шелестящих юбок и вееров. – Это Жаклин де-Луазир. Представительница одного из самых знатных родов королевства. Единственная дочь супругов де-Луазир. Они потратили целое состояние, чтобы дать ей достойное образование. Многие считают её фавориткой смотрин.

Амалия перевела взгляд в указанном направлении и сразу поняла, кого Арабель имеет в виду. Жаклин выделялась среди приятельниц, которые окружали её. И не только ростом. Её нельзя было назвать красавицей, но черты лица притягивали взгляд. Необычные, немного удлинённые, с восточной ноткой. От неё веяло аристократизмом. Манера держаться, осанка – всё было безупречным.

– О, а вот и госпожа Жильберт со своими дочурками, – кивнула принцесса в сторону приближающейся к Жаклин троице. – Младшенькую пухлую Шарлоту никто в расчёт не берёт. На такую капризную пустышку Себастин даже не взглянет. Зато старшая – Сюзон, считается сильной соперницей Жаклин на смотринах. Уравновешенная, спокойная, неглупая. Но я её недолюбливаю. Боюсь, она пошла в свою матушку. Такая же высокомерная, хоть и умеет казаться воспитанной и утончённой.

То, что Жаклин и Сюзон – соперницы, было заметно. Они смерили друг друга неприязненными взглядами. Но обеим хватило выдержки обменяться подобающими случаю любезными приветствиями.

– Смотри, никаких шпилек или колкостей, – хихикнула Арабель. – Надолго ли их хватит? Мне кажется, через недельку-другую мы с тобой станем свидетелями, как они сцепятся и начнут выяснять отношения при помощи острых ноготков и зубов.

Амалия не знала смеяться ей подобно принцессе или ужасаться. Неужели эти две такие утончённые и воспитанные аристократки действительно могут подраться? Или Арабель говорила в переносном смысле? Впрочем, сейчас Амалию куда больше волновал другой вопрос. Как ей начать разговор с госпожой Жильберт? Как объяснить, почему хочет назначить приватную встречу? Как убедить, чтобы Жильберт согласилась?

Принцесса подвела к дамам и представила Амалию как гостью королевской семьи. Барышни вежливо кивали в ответ и называли свои имена. Госпожа Жильберт тоже расплылась в улыбке. Сегодня она вела себя гораздо приветливее, чем при первой встрече в ателье. Сделала комплимент чудесному платью Амалии. Удачный момент попросить её о рандеву. Только никак не удавалось подобрать подходящих слов.

– Матушка, идём скорее в гардеробную – там раздают театральные бинокли, – Шарлота потянула госпожу Жильберт за руку. – А то не достанется, как в прошлый раз.

Она капризно надула губки, и Жильберт, нехотя, двинулась за дочерью. Принцесса же повела Амалию в противоположном направлении – знакомить со следующей группкой дам и господ. Амалии пришлось смириться с тем, что разговор с госпожой Жильберт откладывается до антракта.

Театральный звонок возвестил, что с минуты на минуту начнётся представление, и прогуливающиеся по фойе зрители потянулись к входу в зал. Арабель тоже решила, что пора занять места. По узкой мраморной лестнице она вывела Амалию к королевской ложе, где их уже поджидал Маркель.

Второй ряд ложи занимали высокопоставленные вельможи и фрейлины, а первый ряд пустовал. Амалия догадалась, что это лучшие места во всём зрительном зале. Вот на одно из этих роскошных мягких кресел и усадила её Арабель. Сама пристроилась слева. Убедившись, что барышни удобно расположились, Маркель тоже занял кресло. Рядом с Амалией – справа. Она испытала уже привычное волнение оттого, что Его Высочество находится так близко. И волнение только усилилось, когда свет в зале начал гаснуть.

Амалия чувствовала, что Маркель смотрит не на сцену, где вот-вот поднимут занавес, а на неё. И от этого взгляда внутри начало что-то сжиматься и стягиваться. Какое-то незнакомое ощущение затаилось, щекотало и жгло, и на мгновение показалось – ей нравится, что он смотрит на неё. Но уже в следующую секунду Амалия страшно струсила – испугалась этой своей крамольной мысли. Зажмурилась, чтобы прогнать её поскорее.

– Вы раньше бывали в театре? – Его Высочество наклонился к самому уху. Она ощутила кожей его тёплое дыхание.

– Нет, – боясь шелохнуться, ответила Амалия. – Но к нам в пансион пару раз приезжали театральные труппы, чтобы дать представление.

– Тогда вы должны знать, что на сцену нужно смотреть открытыми глазами.

Ирония в его голосе – будто разговаривает с ребёнком – заставила возмутиться. Она взглянула на Его Высочество. Лучше бы не делала этого. Пронзительные насмешливые серые глаза оказались так близко, что Амалию в момент обдало жаром. Спасло то, что как раз в эту секунду занавес начал подниматься.

– Начинается, – шепнула Арабель.

И Амалия воспользовалась случаем сдвинуться на левый край кресла – как можно дальше от принца, как можно ближе к принцессе.

– В главной роли Тибрайен, – возбуждённым шёпотом поведала Её Высочество. – Публика его боготворит. И я тоже без ума.

Но первой на сцене показался актриса, а не актёр. На ней был театральный костюм принцессы. Декорации подсказывали, что она очутилась в дремучем лесу.

– Это прима Корнели. Говорят, у них с Тибрайеном роман, – поделилась Арабель.

Как только овации в зрительном зале стихли, началось представление. Прима запела. В её высоком сопрано слышались тревожные нотки.

– Она потерялась в лесу, – пояснила Её Высочество. – Ты читала либретто? Знаешь эту сказку?

– Знаю, – кивнула Амалия. – Принцесса попадёт к Чудовищу, да?

– Да. С виду он Чудовище. Все считают его ужасным, и только она сможет разглядеть, что в душе он чуткий и благородный. Она влюбится и спасёт его поцелуем. Обожаю эту сказку.

Глава 23. Только не в театре!

Амалия и не заметила, как всё её внимание переключилось на сцену. Актёры играли настолько мастерски, будто и не было никакой игры – будто это их настоящие живые эмоции. Они любили, страдали, отдавались во власть своих чувств отчаянно и безоглядно, и, казалось, весь зал проживал историю вместе с ними – затаивал дыхание на каждой фразе, замирал при каждом прикосновении.

Амалия будто выпала из действительности, тоже целиком погрузилась в мир, так искусно созданный талантливыми актёрами, но в какой-то момент что-то заставило её вернуться в реальность. Она не сразу поняла, почему ей вдруг захотелось оторвать взгляд от сцены и повернуть голову немного влево – на соседнюю ложу, лишь немногим уступающую королевской по роскоши. Там располагались места для представителей знатных родов. Оттуда на неё смотрели глаза госпожи Жильберт. Посмотрели немного и переместились куда-то вниз. Повидавшая на своём веку не одно представление, она, видимо, откровенно скучала – вот и бороздила взглядом зрительный зал. Но Амалию этот взгляд выбил из колеи. Мысли снова вернулись к тому, что необходимо организовать встречу тет-а-тет с госпожой Жильберт.

Как ни старалась Амалия снова сосредоточиться на спектакле, у неё не получалось. Прекрасный лирический баритон Тибрайена раздавался будто из-за глухой стены. Она перестала улавливать сюжетную линию. Несколько минут усилий прошли напрасно. И вдруг Амалия ощутила, что впадает в то своё странное состояние, которое она называла «приступ». Она не знала, как ещё можно было назвать то, что с ней иногда происходило. Это состояние трудно было перепутать с чем-то другим. Оно всегда начиналось с лёгкого покалывания кончиков пальцев. Потом покалывание станет заметно ощутимее, потом начнёт шуметь в голове, а потом… Нет! Только не здесь, не в театре!.. Амалия дико испугалась и растерялась. Что делать?

– Я в дамскую комнату, – шепнула она Арабель и постаралась незаметно выскользнуть из ложи.

Как только хватило сил спуститься на подкашивающихся ногах вниз по лестнице? Несколько метров по коридору и вот Амалия в дамской комнате. Хорошо, что никого больше тут нет…

 

Маркель и не думал, что ему будет доставлять столько удовольствия наблюдать за девчонкой, за её живой реакцией на происходящее. Это оказалось гораздо интереснее, чем пялиться на сцену. Ему нравилось угадывать, что она ощущает.

Перед тем, как подняли занавес, пичужка почему-то зажмурилась. От переизбытка чувств? Он не удержался подтрунить и, кажется, вызвал её недовольство. Ему впервые удалось разглядеть искорки возмущения в её робком взгляде. Говорят, застенчивость может скрывать чувственную натуру. Искорки, на мгновение проскочившие в её глазах, показались Маркелю подтверждением этой мысли.

Когда представление началось, Амалия перестала замечать что-либо вокруг. Даже его пристальное внимание, которое обычно заставляет её смущаться. И он мог беспрепятственно рассматривать, как её лицо вторит эмоциям актёров на сцене. Как трепетно подрагивают её густые ресницы, как в изумлении распахиваются медовые глаза, как растягиваются в улыбке губы. Хотя на губы лучше было не смотреть. Они пробуждали в Маркеле мужчину, заставляли воображение включиться.

Но с середины акта с Амалией что-то произошло. Она вдруг сделалась растерянной. Эмоции на её лице перестали совпадать с эмоциями, что бушевали на сцене. Даже в полумраке стало заметно, как она побледнела. Дыхание сделалось поверхностным и участилось. Она шепнула Арабель, что выйдет в дамскую комнату, и выскользнула из ложи.

Амалия не вернулась ни через пять минут, ни через десять. Маркелю стало тревожно. Проклятие! Почему с этой девчонкой всё время что-то не так? Почему она вечно заставляет нервничать? Попросить Арабель, чтобы проверила, всё ли нормально? Это было самое разумное, что стоило бы сделать, но вместо этого, Маркель поднялся и сам направился к дамской комнате. Он не мог доверить Амалию сестре, он не мог доверить Амалию никому. Он должен был сам лично убедиться, что она в порядке.

Маркель всё ускорял шаг. Чем ближе к двери – тем сильнее беспокойство. Тем больше уверенность, что что-то случилось. Он не мог объяснить, откуда это давящее горло чувство, что его робкому мотыльку нехорошо. Что она в беде.

– Амалия, вы тут?! – он постучал в дверь дамской комнаты.

Ответа не последовало. Тревога давила уже не только горло – она стискивала грудь, мешая дышать. Он постучал настойчивее. Ему было всё равно, как это смотрится со стороны.

– Амалия, отзовитесь немедленно, или я сию же минуту войду!

Глава 24. Странные фразы

Амалия тяжело дышала, прислонившись к стене. Она понимала – ей не поможет то, что скрылась здесь, в дамской комнате. Ни стены, ни расстояния не мешали её странным способностям, которые она не умела контролировать. Если не остановить «приступ», она может навредить какому-нибудь ни в чём не повинному человеку. Как уже случилось – тогда, когда она ехала в столицу из Шерстона. Амалия опасна, хоть в этом нет её вины.

В последнее время ей иногда удавалось подавить эти странные всплывающие непонятно откуда ощущения – эти покалывания кончиков пальцев, этот туман в голове, этот жгущий изнутри огонь, после которого и начиналось самое страшное. Нужно сделать над собой усилие – и возможно, всё пройдёт, обойдётся без последствий.

Амалия прижала руки к груди, закрыла глаза. Губы сами начали шептать короткие застревающие на языке слова. Она не понимала их смысл. Они делали ей больно, жалили, будто змея – но она чувствовала, что должна их проговорить – иначе «приступ» не остановить. С каждым произнесённым звуком становилось всё невыносимее – её начало знобить и ломать, тошнота подступила к горлу, сделалось трудно дышать. Но она всё твердила и твердила странные фразы, которые, кажется, слышала когда-то очень-очень давно в детстве.

– Амалия, вы тут?! – голос из коридора заставил на мгновение прерваться.

Маркель. Зачем он пришёл? Святые отцы, зачем?! У Амалии уже почти получилось подавить «приступ». А принц может помешать. Она с ещё большим отчаянием продолжила шептать слова, едва сдерживая стон от сдавливающей всё сильнее боли.

– Амалия, отзовитесь немедленно, или я сию же минуту войду!

Его Высочество действительно может войти. Она чувствовала по его голосу – он как никогда серьёзен. Мужчина в дамской комнате – если кто-то увидит, про принца будут ходить ещё более ужасные слухи.

Амалия стала шептать слова ещё быстрее. Надо успеть! Язык не слушался, но она упрямо повторяла режущие ухо звуки. Ещё, ещё быстрее!.. Наконец, она почувствовала, как «приступ» отступает, и одновременно наваливается дикая слабость. Ровно в этот момент дверь в дамскую комнату распахнулась.