Сергей Наговицын. «Кабакам кабацкий дым»

Прокурлычут журавли, стоном ткнув под рёбрышко,
На пороге старики ряжены стоят.
Вот опять дожди пошли, запотело стёклышко
Отпусти, Господь, грехи. Уезжаю я.

С плеч осиновый листок, раскурюсь махоркою
Бестолковую слезу смою дождевой.
Эх, давай на посошок наливай-ка горькую
И когда ещё теперь я вернусь домой.

Кабакам - кабацкий дым,
Птицам - высь раздольную,
Благодати - всем святым,
А закрытым - вольную,
Пацанам - красивых снов,
Павшим - неба царского,
Девочкам - подать любовь,
А друзьям - шампанского.

Давит осень на виски. «Сон был в руку», - понял я.
Открывайте ворота, разбирайте стол.
Паровозные гудки, в рамке фотография
Я бы спел, да песнь не та. Ладно, всё. Пошёл...

 

Слава Медяник. «Желтый ангел»

В вечерних ресторанах,
В парижских балаганах,
В дешёвом электрическом раю
Всю ночь ломаю руки
От ярости и муки
И людям что-то жалобно пою.

А когда наступит утро, я бреду бульваром сонным,
Где в испуге даже дети убегают от меня.
Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным,
И в лучах моей короны умирает светоч дня.

Звенят, гудят джаз-банды,
Танцуют обезьяны
И бешено встречают Рождество.
А я, кривой и пьяный,
Заснул у фортепьяно
Под этот дикий гул и торжество.

На башне бьют куранты,
Уходят музыканты,
И ёлка догорела до конца.
Лакеи тушат свечи,
Давно замолкли речи,
И я уж не могу поднять лица.

И тогда с потухшей елки тихо спрыгнул Жёлтый Ангел
И сказал: «Маэстро, бедный, Вы устали, Вы больны.
Говорят, что Вы в притонах по ночам поёте танго.
Даже в нашем добром небе были все удивлены».

И, закрыв лицо руками, я внимал жестокой речи,
Утирая фраком слёзы, слёзы боли и стыда.
А высоко в синем небе догорали Божьи свечи
И печальный Жёлтый Ангел тихо таял без следа.

 

Елена Ваенга. «Кокаин»

Перебиты, поломаны крылья
Тихой болью всю душу свело
Кокаина серебряной пылью
Все дороги мои замело

Воровать я тогда не умела
На базаре учили воры
А за это я песни им пела
Эти песни далекой страны

Начинаются дни золотые
Воровской непроглядной любви
Ай, вы кони мои вороные
Черны вороны-кони мои

Устелю эти сани коврами
Ленты алые в гривы вплету
Пронесусь невозведанной далью
И тебя на лету подхвачу

Мы ушли от проклятой погони
Перестань, моя крошка, рыдать
Нас не выдадут черные кони
Вороным их теперь не догнать

Тихо струны гитары рыдают
Моим думам печальный ответ
Я девчонка еще молодая
А.. душе моей тысячу лет!

Перебиты, поломаны крылья
Тихой болью всю душу свело
Кокаина серебряной пылью
Все дороги мои замело

 

 

Беломорканал. «В интернетной "доширачной"»

В интернетной «доширачной», ожидая кипяток
За столом сидел, шансона, надоевший всем знаток
Он пластмассовую вилку, между пальцев прогибал
На любимую он ссылку, в Интернете нажимал

Монитор, он очень злобно, зубочисткой ковырял
То по русски, то ангийски, он туда что то писал
И свернув трубочкой губы, брови в кучу опустив
Он под нос себе протяжно, напевал старый мотив

Кипяток на стол подали, был под номером он два
И чеплашку с дошираком, с гордой надписью «Братва»
Кипятком парил халявным, с краю треснувший стакан
На стакане крупным шрифтом, была надпись «Магадан»

С гордым фэйсом, заливает он в чеплашку кипяток
В этом деле, как в шансоне, он давно большой знаток
Для того чтобы увидеть, и друзей и не друзей
Он, открыв нужную ссылку, отправляется в музей.

 

 

Сергей Наговицын. «Малолетка»

Я бросил в десять лет учиться,
Я на карьере ставил крест.
И участковая волчица
Ко мне имела интерес.
Осталась мятная конфетка
И недокуренный бычок.
Меня сгубила малолетка,
Пришив к фуфайке ярлычок.
Ах, проволока узорная,
Да злые терема! Бах!
Суд, скамья надзорная...
Страх! Жизнь моя - тюрьма!
Прошли года, я стал повыше,
Хотя в душе и был босым.
В тот майский день, когда я вышел,
Купил гитару и часы.
Я потихонечку влюблялся,
Я шил костюмчик в ателье,
Но через год опять «поднялся»
По той же самой по статье...
Собака-старость покусала,
И ходят в дедушках друзья.
Ну, а меня судьба бросала
По тюрьмам да по лагерям.
Вот так и жил, как птица в клетке,
Жил за стеною, как сверчок.
Да потому, что с малолетки
Пришил к фуфайке ярлычок.

 

 

Слава Медяник. «Ханыга»

Дело было в сентябре, ночевал я во дворе
Лежа на фонерочке.
И не то, чтоб много пил и не то, чтоб зло копил –
Мне хотелось к Верочке.
Я лежал, соображал, сам себя не уважал
За любовь к экзотике.
Не престижно во дворе, на фонерке в сентябре
Ночевать без зонтика.
Я валялся, как рулон, милицейским патрулём
В спешке не обобранный.
В габардиновом плаще, не женатый и вообще
Жизнью не подобранный.
Я припал к земле на грудь - на минуточку всплакнуть,
Вспомнить юность трезвую.
Я лежал, околевал, меня «ворон» не забрал
Неужели ж брезговал.
Я лежал, душой линял, эту песню сочинял,
Лежа на фонерочке.
Толи я был слишком пьян, толь поднялся ураган –
Полетел я к Верочке.
«Здравствуй, девочка моя, песня не допетая.
Вот я вернулся к тебе вновь,
Если можешь - ты прости, от обид своих уйди,
Горькая моя любовь».