В жизни общества никакие принципы не работают сами по себе, помимо деятельности и бездеятельности людей, это общество составляющих.

Безусловно, что и те, кто становился властью — князьями и жрецами — чувствовали и в некоторых образах осознавали своё отличие от остальных общинников.

И в те времена люди тоже путешествовали не только по торговой надобности^[195], а за тем, чтобы свет и людей посмотреть, и себя показать. Т.е. общение представителей разных культур имело место, хотя и было не таким интенсивным, как ныне. Поэтому было взаимопроникновение культур друг в друга как в аспекте переноса знаний и навыков, так и в аспекте переноса вещественных произведений культуры. Соответственно взаимопроникновение разных культур друг в друга не могло оставаться не замеченным для представителей сферы управления на Руси, и те два качественно разнородных меньшинства, которые достигали демонического типа строя психики и человечного типа строя психики, не могли быть удовлетворены образом жизни своего общества.

И для носителей демонического типа строя психики, которые:

● Становились руководителями общин, рабочих артелей и военных дружин, а также осваивали и жреческую деятельность, было ощутимо и понятно (вне зависимости от того, какой терминологией они пользовались), что толпо — “элитарная” организация жизни, чуждая Руси, для управленцев, — объективно отличающихся от остального общества в аспекте организации их психики, — более предпочтительна, поскольку трудиться управленцам приходится меньше, уровень личной безопасности выше, производственная отдача толпо — “элитарного” уклада (за счёт какого ни на есть технико–технологического прогресса) и его особая отдача для “элиты” — в целом выше, нежели у общинного уклада вообще, и русского, в частности при количественном преобладании в обществе нечеловечных типов строя психики (это уточнение весьма значимо).

● Для тех же носителей демонического типа строя психики, которые осваивали жреческую деятельность, вследствие их обособления от Бога, не было принципиальной разницы в том, какая эгрегориальная^[196] система с каким информационно–алгоритмическим наполнением является источником и средством осуществления ИХ власти.

Поэтому и те (князья, кшатрии–администраторы), и другие (жрецы–знахари, брахманы), были отзывчивы к тому, чтобы перенять и внедрить культурные наработки соседей, живших в толпо — “элитарном” укладе, который естественным для него порядком порождает “элитарную” государственность как систему профессионального управления на основе тех или иных принципов выделения правящей социальной “элиты” ^[197].

Носители человечного типа строя психики в том обществе тоже были, но они были малочисленны, и кроме того, та культура миропонимания (т.е. информационно–алгоритмическое обеспечение прикладного характера), в лоне которой жило общество Руси изначальной, была не адекватна человечному типу строя психики: должная культура мышления и миропонимания не успела ещё развиться^[198] — иначе бы языческая Русь не втянулась в кризис.

Поэтому поток деятельности носителей человечного типа строя психики не смог воспрепятствовать вхождению Руси в кризис.

Т.е. если характеризовать культуру Руси изначальной в аспекте воспроизводимого ею в преемственности поколений типа строя психики, то она в большинстве своём воспроизводила тип строя психики зомби.

Главным навыком личности в ней было то, что люди в их большинстве были носителями преимущественно психической по своему качеству жизненной практики вхождения в определённое настроение, которое условно и только отчасти можно назвать «транс». Это настроение позволяло человеку включиться в эгрегор, получивший название Русский дух, передать управление ему, а тот много чего «знал» и «умел», поскольку сложился на основе «антенного поля», образуемого населением Руси. Пароли доступа к такого рода включению — общинные нравственность и этика, о которых речь шла ранее.

В Русских сказках эта специфика взаимоотношений носителя Русского характера и Русского духа отражена в похождениях всевозможных Иванов–дураков: сам Иван мало что знает и мало что умеет, и мало чему желает научиться, но ему во всём везёт, и по сюжету сказки его ведёт нечто незримое, что знает и умеет всё, что необходимо для успеха Ивана–дурака. При этом Иван–дурак от умников, которые ему противостоят или которые ему помогают, отличается одним — своим неизменным безкорыстием в отношении окружающих и добротой.

Пребывая в этом настроении, представитель Руси мог вступать в бой, будучи полностью невежественным и неумелым во всём, что ныне относится к боевым искусствам, поскольку, когда он пребывал в таком настроении, его эгрегоры были носителями всей алгоритмики необходимых оборонительных и поражающих телодвижений, и через эти же эгрегоры и ноосферу в целом обеспечивался и доступ к алгоритмике оборонительных и поражающих телодвижений противника. Вследствие этого при несении в своей психики навыков создания определённого настроения, систематические многочасовые тренировки, состоящие в нанесении ударов ладонями и ступнями по брёвнам с торчащими из них брусками^[199] и т.п. и работа с партнёрами, были просто излишними, а стандарт всеобщий телесной развитости и грациозности на Руси был гораздо выше нынешнего — в силу иного образа жизни и иного характера труда. Под взглядом ребёнка, пребывающего в таком настроении, может драпать толпа взрослых, — не разумея, что происходит, и забыв о своих агрессивных намерениях под воздействием охватившего её ужаса, — потому, что Бог действительно не в силе, а в Правде.

И когда былины повествуют о том, что тот или иной русский богатырь в одиночку разогнал или побил если не целое войско, то многочисленный боевой отряд, это не художественный вымысел: это бывало, но это было не столько выражением физической силы и каких–то изощрённых приёмов ведения боя русским богатырём, а результатом воздействия психики индивида, пребывающего в Русском духе, на психику индивидов в Русском духе не пребывающих^[200]; а физическая сила и освоенные приёмы ведения боя были только подспорьем этому. Поэтому, чем больше враг знал и умел в смысле владения боевыми искусствами, и чем был более настырен в своей агрессивности, — тем больше у него было шансов покалечиться и убиться в агрессии против носителя Русского духа^[201].

Естественен вопрос: Куда это всё делось в последующие времена? — Ответ прост: под воздействием обстоятельств, порождённых библейским проектом глобализации, в преемственности поколений изменились нравы и этика, вследствие чего Русский дух — эгрегор, сложившийся на Руси изначальной, в повседневности отвергает всех, кто ему нравственно–этически не соответствует. Но если человек восстанавливает в себе нравственность и этику, свойственную Русскому характеру (пусть даже и на непродолжительное время в каких–то обстоятельствах), то он получает его поддержку^[202].

В культуре Руси изначальной было много доброго и был потенциал развития. Но поскольку она в преемственности поколений воспроизводила большей частью тип строя психики зомби, то кризис её в процессе соприкосновения с толпо — “элитарной” культурой библейской цивилизации был неизбежен.

Каждый тип строя психики, выражаясь в поведении множества людей — его носителей, порождает качественно определённые субкультуры, совокупность которых и образует культуры народов и человечества в целом в их историческом развитии. С другой стороны, культура, в которой растут дети, формирует статистику распределения взрослого населения по типам строя психики. Поэтому, если крещение Руси в Х веке — объективное благо, вопреки всему тому, что было высказано нами в адрес РПЦ ранее, то мы неизбежно должны увидеть прогресс общественного развития после крещения в результате миссионерской и пастырской деятельности клириков РПЦ и подвижничества некоторой части мирян. Прогресс должен выразится в изменении статистики распределения взрослого населения по типам строя психики в сторону преобладания человечного типа строя психики.

Мы в праве этого ожидать, тем более, что христианские церкви издревле задумывались о сути человека и его достоинстве и излагали своё мнение по этому вопросу в целях вразумления паствы. При этом надо отметить, что мнение христианских церквей по этому вопросу остаётся практически неизменным на протяжении всей истории христианства. Ниже мы приводим мнение уже упоминавшегося православного святителя Игнатия (Брянчанинова), который обосновывает его высказываниями апостолов, что подчёркивает неизменность этого мнения на протяжении без малого 2000 лет:

«Что такое — человек? На этот вопрос отвечает человекам Апостол: Вы есте церкви Бога Жива, якоже рече Бог: яко вселюся в них, и похожду, и буду им Бог, и тии будут Мне людие (2 Кор. 6, 16). Священное Писание называет всякого вообще человека домом, обителью, сосудом. Тот человек, который не захочет быть домом Божиим, сосудом Божественной благодати, соделывается домом и сосудом греха и сатаны. Егда нечистый дух, — сказал Спаситель, — изыдет от человека, преходит сквозе безводная места, ища покоя, и не обретает. Тогда речет: возвращуся в дом мой, отнюдуже изыдох: и пришед обрящет празден, пометен и украшен. Тогда идет и поймет с собою седмъ иных духов лютейших себе, и вшедше живут ту: и будут последняя человеку тому горша первых [ ^[203] ]. Человек не может не быть тем, чем он создан: он не может не быть домом, не быть жилищем, не быть сосудом. Не дано ему пребывать единственно с самим собою, вне общения: это ему неестественно. Он может быть с самим собою только при посредстве Божественной благодати, в присутствии ее, при действии ее: без неё он делается чуждым самому себе и подчиняется невольно преобладанию падших духов за произвольное устранение из себя благодати, за попрание цели Творца. Апостол, благоговейно созерцая свободу, которую Бог предоставил человекам преуспевать как в добре, так и во зле во время всей земной жизни, говорит: Яко камение живо зиждитеся в храм духовен, святительство свято, возносити жертвы духовны, благоприятны Богови Иисус Христом, в велицем дому мира не точию сосуди злати и сребряни суть, но и древяни и глиняни, и ови убо в честь, ови же не в честь. Аще убо кто очистит себе от сих, будет сосуд в честь, освящен и благопотребен Владыце (1 Пет. 2, 5; 2 Тим. 2, 20, 21). Дана свобода, но воля Божия пребывает неизменною: Сия есть воля Божия — святость ваша, хранити себе самех от блуда, и ведети комуждо от вас свой сосуд стяжавати во святыни и чести, а не в страсти похотней, якоже и языцы, не ведящии Бога. Не призва бо нас Бог на нечистоту, но во святость. Темже убо отметаяй, не человека отметает, но Бога, давшаго Духа Своего Святого в нас (1 Сол. 4, 3–8). Соделывается человек сосудом и жилищем Божиим посредством христианства; устраивается и украшается жилище действием Святаго Духа: вы созидаетеся, — говорит Апостол, — в жилище Божие Духом (Еф. 2, 22). Вожделенно для человека удовлетворение Божественной цели! Вожделенно для человека достижение достоинства, предоставленного ему Богом!

(…)

Естественно, что учение Священного Писания о человеке возвещается и проповедуется единогласно Отцами Православной Церкви. “Мы дом Божий по слову пророческому, Евангельскому и Апостольскому”, — сказал преподобный Марк Подвижник [ ^[204] ]. Святой Иоанн Златоуст говорит: “Благодать Святаго Духа соделывает нас самих, если мы проводим благочестивую жизнь, храмами Божиими, и мы получаем способность молиться на всяком месте.» (В.В.Ванчугов. «Брянчанинов И. "Определение человека"». Из кн. Игнатия Брянчанинова “Слово о человеке”. Издательство Свято–Введенского монастыря Оптиной Пустыни. М., 1997 г., приводится по публикации в интернете сайте “Социально–гуманитарное и политологическое образование” ^[205]:

http://humanities.edu.ru/db/msg/22100).

Это более многословно, нежели высказывание Аль–Газали, а церковно–славянский уже и во времена Брянчанинова вне иерархии РПЦ был не однозначно понимаем, тем не менее главное понять можно:

● вне молитвенного общения с Богом достоинство человека индивидом недостижимо;

● соделывается человек человеком посредством христианства;

● истинное христианство — православие.

РПЦ вероучительствовала и пастырствовала на Руси до краха библейски–православной культуры и воцерковленной государственности в 1917 г. без малого 1000 лет. Поверить в близкую к нулю эффективность церковной педагогики мы не можем: в большинстве своём если не в X веке, то в XIX веке люди учение церкви знали, обрядность соблюдали, по житейским вопросам советовались с приходскими священниками и, тем более, прислушивались ко мнению монастырских подвижников, а в итоге — катастрофа 1917 г.

Конечно, катастрофа 1917 г. и, прежде всего, февральская (пуримская)^[206] революция, положившая ей начало, — плод усилий не простонародья, удерживаемого в невежестве “элитой” и церковью, а просвещённой “элиты”, которая со второй половины XIX века была охвачена “передовыми” идеями либерализма, пришедшего с Запада; а также и разнообразного революционного «нигилизма», тоже пришедшего с Запада. Всё это было аналогично тому, как точно так же в X веке только что сложившаяся боярско–княжеская “элита” Руси была охвачена “передовыми” идеями византийства. Либерализм и «нигилизм» — идейное выражение демонического типа строя психики в его благонамеренном выражении^[207].

Т.е. в итоге без малого 1000-летней деятельности РПЦ на Руси в поведении “элиты”, как и в начале её деятельности, решающую роль играли носители демонического типа строя психики.

Отличие от “элиты” времён проникновения византийского вероучения на Русь только в том, что “элита” рубежа 1917 г. обрела в приданое к своему строю психики книжную “мудрость”, уходящую корнями в европейскую науку, отколовшуюся от римско–католической церкви в эпоху возрождения и реформации. Вооружённый достижениями атеистической науки демонизм (как одна из составляющих духовной жизни общества) в результате многовековой деятельности РПЦ на Руси стал сильнее, чем был до крещения Руси.

Если говорить о других типах строя психики, то в статистике резко возросло количество опущенных в противоестественность. Одна из причин этого — мотивация принятия византийской веры Владимиром Рюриковичем–Рабиновичем: «веселие Руси есть питиё».

В языческие времена, когда подавляющее большинство населения жило компактно–общинным укладом, даже если предположить, что веселием Руси действительно было питиё, опущенный в противоестественность тип строя психики не мог быть сколь–нибудь значимым в статистике по следующим причинам:

● жизненный уклад был подчинён сезонной ритмике труда и отдыха (делу — время, потехе — час), иначе — экономическое самоубийство;

● такие алкогольные напитки как пиво, медовуха были сезонными, поскольку долго не хранились (в ходе общинного пира, приуроченного к какой–то календарной дате знахарями, с их помощью можно было «снять стресс», после чего о них до следующего пира можно было забыть), и были они, как и все прочие психотропные вещества, не в свободном обращении, а в распоряжении жречества–знахарства.

С XV – XVI-го же веков по настоящее время массовое пьянство — непреходящая проблема в жизни Руси, и в таковом качестве она возникла в эпоху кормления на Руси РПЦ и была усугублена “элитарной” государственностью, когда кабаки, став «царёвыми», поощрялись, поскольку быстро и легко пополняли казну, и главное — без каких–либо усилий со стороны “элиты” в деле улучшения хозяйства страны. Кроме того, если в дониконианскую эпоху к табакокурению церковь относилась крайне отрицательно^[208], то со времён Петра I, насаждавшего табакокурение, никониане стали приобщаться к этой отраве и к концу XIX века в большинстве своём уже курили.

Т.е. доля носителей опущенного в противоестественность типа строя психики выросла на порядки именно в период власти над умами и душами РПЦ.

Не лишне упомянуть и о том, что скотский тип строя психики в языческие времена был нежизнеспособен. В эпоху насаждения рабовладения в формах крепостного права он начал распространяться и к 1917 г. играл значимую роль в статистике, что ярко проявилось в ходе революций и гражданской войны. Оскотинивание людей — процесс, неизбежно сопутствующий распространению и ужесточению рабовладения, которое церковь поддерживала, в том числе и тем, что, настаивая на своём монопольном праве торговать благодатью Божией, она насаждала психологическую зависимость паствы от иерархии. Обратный процесс (от скотства к человечности) сам собой не идёт, а требует целенаправленных усилий самих людей, предоставления им определённых знаний и освоения ими определённых навыков, которые они при скотском типе строя психики и соответствующей ему субкультуре сами выработать в своём большинстве не могут.

Те, кто не ушёл в опущенный или скотский тип строя психики, кто не стал демоном, в большинстве своём были носителями типа строя психики зомби (как и в докрещенские времена), вследствие чего они не могли выявлять проблемы в жизни общества и разрешать их созидательно, не ввергая общество в катастрофы: раздробленность и «монголо–татарское иго», смута рубежа XVI – XVII веков, раскол, «крымская» война, японско–русская и первая мировая война ХХ века, революции 1905 и 1917 гг.

Сказанное подтверждается тем, что для православно воцерковленных Дух Святой не наставник от Бога на всякую истину (Иоанн, 14:17, 16:13; Премудрость Соломона, 1:5; 1‑е Коринфянам, 14:26 – 33; Ефесянам, 4:7 – 16), вследствие чего они более чем за 1000 лет и не создали своей социологической науки, в русле которой развивалось бы естествознание и прикладные дисциплины.

А когда им прямо указывают на жизненную проблематику; ставят вопросы о соотнесении вероучения РПЦ с жизнью как таковой; задают вопросы о причинах расхождения во мнениях исторически сложившихся вероучений, — то они либо высокомерно молчат, либо запираются в ракушке своего конфессионального вероучения и выдают (если знают) готовые как бы ответы в цитатах или в пересказе мнений церковных авторитетов прошлых времён.

Чувства и Интеллект отключены, задавлены вероучением, а известная им книжная “мудрость” церковных авторитетов либо не адекватна по своему существу конкретике проблем в жизни общества, либо вообще ничего не говорит о назревших проблемах, в результате чего осмысление жизни как таковой, выявление и разрешение проблем для них оказывается невозможным. Вследствие этого они нуждаются в поводырях по жизни, но и иерархи РПЦ, отгородившись от жизни Библией, в жизни сами ничего не видят: «слепые поводыри слепцов…»

Если их всё–таки «достать», то начинается истерика, если собеседники не приемлют их универсальный ответ, даваемый в разных вариациях, смысл которого можно выразить и так:

● наша вера — единственно истинная;

● этот мир — временное пристанище души, поэтому нечего мудрствовать о законах его бытия и пытаться здесь построить рай, тем более, что Промысел Божий неисповедим и Бог попускает злу, чтобы испытать нас на стойкость в вере;

● надо быть стойким в вере и тем спасать свою душу, а для этого всё посылаемое Богом в жизни, включая злодейства и неурядицы, надо смиренно перетерпеть.

Это всё в совокупности и характеризует тип строя психики зомби, не внемлющего ни чему в жизни, что не предусмотрено его программой. И этот строй психики на основе византийского вероучения массово воспроизводит РПЦ в обществе со времён своего воцарения на Руси.

По существу сказанное означает:

Если соотноситься со статистикой распределения населения по типам строя психики, то в итоге без малого тысячелетней деятельности РПЦ к 1917 г. на Руси имел место регресс по качественным показателям в сопоставлении со временами языческой Руси изначальной.

И даже если отвергнуть наши представления о жизни языческой Руси изначальной в докрещенские времена как якобы ничем не подтверждаемый вымысел, то и без этого сопоставления состояние нравов и духовности общества в России на 1917 г. говорит не в пользу РПЦ.

Поэтому не следует удивляться тому, что, когда в результате февральской революции посещение церковных служб перестало быть обязательным, только 10% нижних чинов в воинских частях, действовавших на фронте, на пасху 1917 г. приняли участие в исполнении РПЦ-шной обрядности. По существу простонародье видело в РПЦ одну из главных виновниц своих бед: чуяло её антинародную, античеловечную сущность правильно, и потому отвергло её.

Для того, чтобы проявился результат срабатывания переключателя алгоритмики «поддержки — отказа в поддержке» по отношению к византийскому вероучению, внедрённому в культуру Руси извне, потребовалось без малого 1000 лет.

Так сложилось, что итоговую оценку деятельности РПЦ на Руси к 1917 г. дал А.Вертинский в очень сильной по своему воздействию поэтической форме. В годы революции он написал стихи, ставшие уникальным романсом–реквиемом, которые он посвятил памяти юнкеров, погибших в Москве в октябре 1917 г. в ходе октябрьского государственного переворота, ещё не успевшего стать Великой октябрьской социалистической революцией:

 

“ТО, ЧТО Я ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ”^[209]

 

Я не знаю, зачем и кому это нужно,

Кто послал их на смерть недрожащей рукой?

Только так беспощадно, так зло и ненужно

Опустили их в Вечный Покой!

 

Осторожные зрители молча кутались в шубы,

И какая–то женщина с искажённым лицом

Целовала покойника в посиневшие губы

И швырнула в священника обручальным кольцом.

 

Закидали их ёлками, замесили их грязью

И пошли по домам под шумок толковать,

Что пора положить бы уж конец безобразию,

Что и так уже скоро, мол, мы начнём голодать.

 

И никто не додумался просто стать на колени

И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране

Даже светлые подвиги — это только ступени

В бесконечные пропасти, к недоступной Весне!

 

В этих стихах выразился концентрат непосредственного ощущения всего кошмара истории послекрещенской Руси, а последнее четверостишье — это итоговая оценка жизни Руси под властью византийского вероучения.

И поскольку ко времени написания этого стихотворения–реквиема РПЦ учила Русь жить без малого 1000 лет, а эффективность церковной педагогики не была нулевой, то весьма значимо свидетельство А.Вертинского о событии, изначально нёсшем символичный смысл: «…какая–то женщина с искажённым лицом / Целовала покойника в посиневшие губы / И швырнула в священника обручальным кольцом» — ЭТО ТОЧНО ПО АДРЕСУ И ВПОЛНЕ ЗАСЛУЖЕННО, поскольку «… Бог не есть бог неустройства, но мира. Так бывает во всех церквах у святых» (Новый Завет, Павел, 1‑е Коринфянам, 14:33). И страна может быть бездарной, только если Дух Святой для неё — не наставник на всякую Правду–Истину; а это, в свою очередь, может быть, прежде всего, следствием того, что она упорствует в приверженности ложному вероучению.