Король Георг захлопывает дверь

 

Я всегда остаюсь Вашим настоящим и преданным другом…

Король Георг V — царю Николаю, март 1917 г.

 

«Для меня совершенно ясно, что в Екатеринбурге происходили какие-то неизвестные события, и вероятность того, что одна из дочерей императора избежала расправы заслуживает доверия… Они чего-то боятся, что может быть нарушено, как будто при расследовании может вскрыться, что-то неудобное и даже опасное для них…» Эти слова Великого князя Андрея, родственника Романовых, к тому же юриста по образованию, размышлявшего о деле Анастасии, содержат ключ к тайне настоящей судьбы Романовых.

Под словом «они» Великий князь подразумевал те мощные силы в Европе, которые объединились, что бы дискредитировать Анну Андерсон. Они приложили немало усилий в деле Романовых, чтобы закрыть его. Познакомившись поближе с этой историей, Великий князь добавил: «Я совершенно убежден, что это расследование выведет меня в Екатеринбург, Тобольск, событиям 1917 года и даже дальше». И он был совершенно прав — истина тесно связана с двумя высокопоставленными родственниками, с их отношением к Романовым задолго до жутких событий в Екатеринбурге.

Когда царь отрекся весной 1917 года, только два иностранных государства могли повлиять на его судьбу — Великобритания и Германия. Из этих двух Германия была противником России в войне в течение трех лет. Поэтому только от одной страны Романовы могли ожидать реальную помощь — от Великобритании. Она была союзником, с которым царь непрерывно поддерживал связь в течение всей войны, страна, которая была к тому же должником России.

Романовы, вероятно, никогда не узнали, как Англия ответила им, когда возникла необходимость в ее помощи, может это и к лучшему. Поведение Англии было бесчестным, и началось это с короля Георга V, который вел себя неопределенно и даже грубо. И только когда жизнь императорской семьи буквально повисла на волоске, Великобритания приняла запоздалые секретные меры для их спасения, о которых и сейчас мало что известно.

Король Георг и Николай II были двоюродными братьями, поскольку их матери, две датские принцессы, были сестрами. Царица к тому же была кузиной Георга, так как ее мать и его отец оба были детьми королевы Виктории. Король и император были не только кузенами, но и близкими друзьями, настолько близкими, как могли бы быть близкими главы государств, которые значительно удалены друг от друга.

За двадцать три года до того, как Георг отказался дать убежище бывшему императору России, он приезжал в Россию на свадьбу Николая и Александры и писал домой: «Я думаю, что Ники счастливый человек, он имеет такую красивую и очаровательную жену… Ники был самым добрым по отношению ко мне, он — все тот же милый мальчик, каким был всегда…»

Два монарха поддерживали тесный контакт в течение многих лет. В 1909 году, когда русское императорское семейство посетило Англию в последний раз, их приглашали приехать снова. Однако, из-за опасности террористических актов со стороны революционеров-эмигрантов, министерство внутренних дел высказывалось против приезда императора в Лондон. Царь не мог бы даже покинуть свой дом, в котором он бы жил, тщательно охраняемый полицией в целях безопасности, что было беспрецедентным в то время.

Как только разразилась война, не могло быть уже никаких дружеских встреч на борту роскошных яхт, но два монарха обменивались письмами, тем более, что их объединяла общая борьба против Германии.

Когда новость об отречении Николая достигла Георга весной 1917 года, его реакция была быстрой и предсказуемой. Через 4 дня, 19 марта он телеграфировал свое соболезнование: «События прошлой недели глубоко обеспокоили нас. Мои мысли — постоянно с Вами, и я остаюсь вашим настоящим и преданным другом, каким, как Вы знаете, я был всегда». Символично, что Николай так и не получил это дружеское сообщение.

Русское Временное правительство было против того, чтобы передавать ему эту телеграмму, поскольку это «могло быть понято неправильно и использовано как повод для ареста». В Лондоне короля вежливо попросили показать содержание этой телеграммы премьер-министру Ллойд Джорджу; было решено, что ее содержание имеет политический оттенок, и британскому посольству в Петрограде было приказано убедиться в том, что эта телеграмма не была передана.

Все изменилось с тех пор, когда Николай в последний раз был в Англии. Наступление социализма доносилось до Англии, начиная с 1917 года. Лондон давно уже был прибежищем для русских революционеров и анархистов, и многие из них остались, чтобы способствовать недовольству за границей, даже тогда, как их товарищи уехали обратно в Россию.

Но и помимо этого британский народ начинал чувствовать свою собственную силу, волнения выплескивались на республиканских съездах в Альберт-холле и на демонстрациях в промышленных центрах, вроде Глазго и Ливерпуля.

Прежде чем война была закончена, возникла проблема в вооруженных силах; подозревали, что в течение двух лет мог возникнуть вооруженный мятеж 3000 солдат, марширующих в Уайт-холле, с возможностью государственного переворота. И это было на фоне того, что Букингем и Уайт-холл, имели обязательства перед Романовыми в 1917 году.

В течение многих лет после исчезновения Романовых считали, что король Георг сделал все возможное, чтобы спасти их, но британское правительство, боясь революции, отказалось помогать царю. Но Георг был бессильным конституционным монархом, способным делать только то, что ему говорили.

В 1971 году лорд Маунтбэттен, ближайший из живущих родственников царя, находясь в Великобритании, говорил о роли Георга: «О да, в начале этого периода он обсуждал это с моей матерью, он очень хотел предоставить им приют здесь, но правительство, премьер-министр Ллойд Джордж, ссылались на политические интересы во время войны, я думаю, что трудно было идти против них…» Лорд Маунтбэттен, конечно, говорил честно, но письменные материалы говорят о другом. Это «настоящий и преданный друг», король Георг, а не его министры, возражал против предоставления убежища царю в Великобритании.

Из государственных документов и личных воспоминаний возникает картина действительно случившегося — вырисовываются события, которые могли повлиять на судьбу Николая II и его семьи. В лондонской драме главными актерами были король Георг V, либеральный министр Ллойд Джордж, и его министр иностранных дел Артур Белфур. В Петрограде главными были Александр Керенский, министр юстиции Временного правительства и Павел Милюков, министр иностранных дел. Британским послом, действующим в качестве посредника был сэр Джордж Бьюкенен.

В течение нескольких первых дней после того, как в Великобритании была получена информация об отречении царя, казалось, что серьезно рассматриваются планы спасения царя. Запросили мнение генерала Велькурта Ветерса, личного друга короля Георга и царя; Ветерс довольно долго был британским военным атташе в Петербурге и совершенно правильно предсказал, что умеренный режим Керенского будет очень скоро заменен экстремистами.

Он сказал, что хорошим способом освобождения было бы «если бы быстрый миноносец и несколько отрядов британских моряков были бы посланы в Финский залив», недалеко от того места, где Романовы содержались. Дипломатический Лондон сделал «предупредительный выстрел».

19 марта Иностранный комитет телеграфировал сэру Джорджу Бьюкенену, уполномочив его сказать: «Любое насилие, причиненное императору или его семье даст прискорбный эффект и потрясет общественное мнение в этой стране». Но Временное правительство не хотело причинять какой-либо вред Романовым.

В этот же день сэр Джордж Бьюкенен сообщил о предварительном разговоре с министром иностранных дел Милюковым: «…император…попросил правительство отправить его в Царское Село, чтобы он оставался там до тех пор, пока оправятся от кори дети, а потом отправить его в порт Романов. Его превосходительство дал мне понять, разрешение это будет предоставлено и просил меня это передать. Я знал, что будет сделано все, что бы отправить Его Высочество в Англию».

На следующий день, даже прежде, чем Лондон ответил на эту телеграмму, сэр Джордж Бьюкенен сообщил, что русский министр иностранных дел положительно настаивал на отъезде царя и попросил, чтобы Великобритания выслала корабль, что бы вывезти его из России. Но 21 марта Иностранный комитет дал осторожный ответ, отметив, что пока не было никаких приглашений и высказался, что для царя будет лучше, чтобы он выехал в Данию или Швейцарию, а не в Англию. Когда эта новость достигла Милюкова, он сделался «сильно озабоченным», и задал прямой вопрос: «Хочет ли король и его правительство предоставить императору убежище в Англии?» Это прямой вопрос заставил Британию задуматься.

22 марта собрался кабинет, состоящий из премьер-министра, министра финансов, юристов лорда Стеймформхэма, личного секретаря короля и лорда Хардинга, заместителя министра в Иностранном комитете. Было принято твердое решение — Англия должна предложить царю убежище. Это сообщение было передано в Петроград через Джорджа Бьюкенена: «В ответ на просьбу русского правительства, король и правительство Его Величества готовы предоставить императору и императрице приют в Англии на время, пока идет война».

Кабинет чувствовал, что в Англии царю будет безопаснее, чем стать пешкой в руках мятежных генералов, которые свергли его и пытались устроить контрреволюцию, и тем самым отдать Лондон прямо в руки немцев.

Так что бывший царь мог приехать в Англию, но Бьюкенену было приказано поставить условие: «Для того, чтобы избежать возможных сомнений в будущем относительно причин приюта, оказанного… Вы должны подчеркнуть, что приглашение было сделано по инициативе русского правительства». Другими словами, немного сомнительное «приглашение», но все-таки приглашение. Было даже немного неудобным то, что при богатствах британского королевского семейства возник финансовый вопрос к Временному правительству: «Могли бы Вы сообщить о финансовых возможностях императора? Желательно, что бы его величество и его семья имели достаточные средства жить так, как полагается жить членам императорского семейства».

Но пока Лондон беспокоился о деньгах, Временное правительство в России было чрезвычайно обеспокоено тем, чтобы ускорить удаление Романовых из враждебной по отношению к ним обстановки за пределы России. Когда Иностранный комитет узнал об этом, он телеграфировал сэру Джорджу Бьюкенену (23 марта): «Вы должны немедленно и безотлагательно потребовать от Русского правительства, чтобы оно обеспечило безопасный проезд всего императорского семейства в порт Романов как можно быстрее… Мы надеемся, что русское правительство обеспечит личную охрану его величества и его семьи».

Однако, по словам министра иностранных дел, задержка объяснялась давлением экстремистов, не желающих выпускать царя из России. К тому же были проблемы с болезнями. Дети императора болели корью, и отъезд задерживался до тех пор, пока они не станут чувствовать себя лучше. Однако задержка оказалась фатальной.

В конце концов, не корь и не экстремисты повлияли на судьбу Романовых, а его собственный кузен, король Георг. Британский монарх резко изменил свое решение предложить убежище своим родственникам в Англии и прекратил всякие переговоры между Лондоном и Петроградом на эту тему.

30 марта, всего через неделю после твердого британского решения предоставить приют бывшему российскому императору, король послал министру иностранных дел Временного правительства письмо через своего личного секретаря, лорда Стеймформхэма: «Король много думал о предложении правительства пригласить императора Николая и его семью приехать в Англию. Вы, несомненно, знаете, что король лично дружит с императором и готов сделать все, чтобы помочь ему в его тяжелой ситуации. Но его величество не может не высказать сомнений не только из-за опасности рейса, но, и по соображениям целесообразности пребывания императорской семьи в этой стране. Король был бы рад, чтобы доложили об этом своему премьер-министру, поскольку никакое решение не может быть принято без российского правительства».

Британское правительство было озадачено этими сообщением короля, и Белфур ответил 2 апреля: «Министры вашего величества понимают трудности, о которых Вы говорите в Вашем письме, но они не думают, что если ситуация не изменится, возможно взять назад свое приглашение, которое было послано, и они полагают, что король согласится придерживаться прежнего решения, которое было послано Советом министров его величества». Король Георг принял этот аргумент, но неохотно. 3 апреля его секретарь ответил, что если это желание правительства, то «он должен признать вопрос улаженным».

Но Георг не сдержал своего слова. В течение недели король получил два письма — одно от лорда Кэмока, а другое от лорда Бересфорда, оба попытались привлечь внимание к тому, что в обществе установилось мнение против приезда Романовых в Великобританию. 6 апреля король сделал экстраординарный шаг, поручив своему секретарю отправить два письма министру иностранных дел по одному и тому же вопросу в тот же день.

Вот что говорилось в первом письме:

«Король с каждым днем становится все более заинтересованным в вопросе приезда императора и императрицы в страну. Его величество получает письма от различных людей, известных и неизвестных ему, в которых они пишут, что этот вопрос обсуждается не только в клубах, но и в рабочей среде, и членами лейбористской партии в палате общин и общее мнение является отрицательным.

Как Вы знаете, сначала король думал, что присутствие императорской семьи (особенно императрицы) в стране вызовет некоторые осложнения, и я уверен, что Вы поймете, насколько бестактным это было бы для нашей королевской семьи, которая тесно связана с императором и императрицей.

Вы, вероятно, также знаете, что этот вопрос стал достоянием общественности, и люди или считают, что это инициатива самого короля, или осуждают несправедливую ситуацию, в которую попадет его величество, если эта договоренность будет выполнена.

Король пожелал, чтобы я спросил Вас, не следует ли после консультации с премьер-министром сэру Джорджу Бьюкенену предложить российскому правительству, чтобы оно приняло какой-либо другой план относительно будущего мecтa жительства их императорских величеств.

Искренне ваш Стеймформхэм».

И постскриптум: «Большинство людей, кажется, думает, что приглашение было сделано королем, тогда как оно было сделано его правительством».

К концу дня король разволновался еще больше. Он снова позвал секретаря и продиктовал ему второе письмо, отосланное в тот же день Бэлфуру: «Король хочет, чтобы я снова написал по поводу того предмета, о котором говорилось в утреннем письме. Он должен просить Вас представить премьер-министру, который слышит и читает в прессе, что вопрос предоставления местожительства в стране экс-императору и императрице вызывает сильное неудовольствие в народе и, несомненно, поставит под угрозу положение короля и королевы… Проинструктируйте Бьюкенена, чтобы он сказал Милюкову, что оппозиция приезду императора и императрицы здесь настолько сильна, что мы должны отказаться от своего согласия на предложение российского правительства».

Теперь король зашел так далеко, как может зайти конституционный монарх в споре со своими министрами. Точка зрения Букингемского дворца была совершенно ясна и на этот раз сообщение ушло по назначению. В течение двадцати четырех часов министр иностранных дел отправил письмо короля, написанное его секретарем, добавив: «Нам, вероятно, придется предложить Испанию или юг Франции, как более Подходящее место для жительства царя, чем Англия».

Белфур даже попросил секретаря кабинета «проследить за тем, чтобы какие-либо действия кабинета не задели самолюбие короля». Он уверен, что премьер-министр не имеет ни Малейшего желания оскорбить короля, и если это произошло, то только по неосторожности… Насколько было известно в Лондоне о царе Николае, он будет обижен.

В России до того момента, когда король Георг изменил свое решение, у Британии была возможность помочь царю. Временное правительство говорило о задержке отъезда, пока письма из Англии не были получены и надеялись, что не будет никаких требований ускорить отъезд. Это как нельзя лучше устраивало англичан. После 13 апреля о предоставлении убежища царской семье уже не говорили.

Ллойд Джордж повторил аргументы короля кабинету, почти слово в слово, не упоминая об их источнике. О прямой причастности к отказу от приглашения никто не должен был знать. Бьюкенену была послана телеграмма «лично и строго секретно» с указанием избегать разговоров о приглашении царской семьи в Англию, и предлагать вместо этого переезд во Францию.

Спустя четыре дня лорд Хардинг написал конфиденциально лорду Бертье о том, что английский посол в Париже спрашивал, согласны ли французы принять царя. Он честно добавил: «Ситуация представляет значительные трудности для короля, преданного императору, и не желающего оказывать ему холодный прием». Секретарь короля также написал частное письмо лорду Бертье, задав ему тот же самый вопрос, намекнув прозрачно, что король Георг был против идеи предоставления убежища русскому императору с самого начала: «Это было твердое убеждение короля, который никогда этого не хотел, но правительство согласилось с предложением Милюкова об их приезде в Англию и люди думают, что это была идея самого его величества».

Нет никакого сомнения насчет отношения англичан к Романовым, здесь их ждал бы холодный прием.

Лорд Бертье ответил из Парижа 22 апреля: «Мой дорогой Чарли, я не думаю, чтобы экс-императора во Франции встретили с радостью. Императрица — немка не только по рождению, но и по своему воспитанию. Она сделала все, что могла, чтобы заключить мирный договор с Германией. Ее называют преступницей и сумасшедшей, и бывшего императора, по скольку он по своей слабости подчинялся ее указаниям, так же считают преступником».

Но даже прежде чем было написано письмо лорда Бертье, Англия полностью отказала царю в приезде. В начале мая £Эр Джордж Бьюкенен конфиденциально сообщил русскому министру иностранных дел: «… мы не сможем, вероятно, $ать разрешения любому из членов императорского семейства на проживание в Англии во время войны».

Из-за внутренних разногласий русское Временное правительство это устраивало, но оно не отказалось от высылки Романовых за границу, и к неприятным намекам британского посла не отнеслось серьезно. Через некоторое время, когда обстановка слегка успокоилась, русские решили снова вернуться к вопросу о предоставлении в Англии убежища для царской семьи. По словам Керенского, они снова спросили, когда Лондон смог бы послать крейсер для того, чтобы забрать бывшего царя и его семейство. Керенский получил ответ из Британии, от сэра Джорджа Бьюкенена, который получил его из Лондона, и это его потрясло.

Керенский вспоминал: «Я не помню, точно было ли это В конце июня или в начале июля, вызвали Британского посла, который пришел явно обеспокоенный… Он показал мне Висьма от одного из высших чиновников Иностранного комитета, который был связан со двором. Со слезами на глазах, едва сдерживая свои чувства, сэр Джордж рассказал русскому министру иностранных дел об отказе британского правительства дать убежище бывшему императору России… Я могу сказать определенно, что этот отказ был сделан исключительно по соображениям внутренней британской политики».

Спустя годы, когда этот рассказ появился в воспоминаниях Керенского, поднялась волна отрицаний в Англии. Прежний премьер-министр Ллойд Джордж, и прежний британский посол сэр Джордж Бьюкенен, оба выступили против Керенского, утверждая, что Британское предложение предоставления убежища бывшему русскому императору всегда было открыто.

В 1927 году генерал сэр Альфред Кнокс запросил у Иностранного комитета документы, чтобы навсегда уничтожить ложь. Иностранный комитет сначала назвал заявление Керенского ложью, и привел в качестве подтверждения самую раннюю телеграмму, предлагающую убежище, но игнорируя последующие сообщения об «отказе». Когда бывший первый секретарь британского посольства в Петербурге попытался сказать, что он помнит сообщения об «отказе», поступившие в Россию, Иностранный комитет, уличенный во лжи, сослался на то, что у посла плохая память.

В 1932 году дочь посла Мария Бьюкенен, наконец, разбила официальную версию. Она сказала, что отец вынужден был написать в своих мемуарах ложь, чтобы прикрыть произошедшее в действительности. У него не было выбора, как он сказал дочери, поскольку Иностранный комитет угрожал лишить его пенсии.

Расследование этого давнего дела можно завершить одной фразой из бумаг Иностранного комитета: «Я понимаю…, что м-р Ллойд Джордж не сам придумал это решение, но кто его придумал, вряд ли стоит об этом говорить» — сухое историческое примечание о целесообразности королевской власти.

Британское правительство могло закрыть дверь для Романовых, но это сделал именно король Георг, который захлопнул эту дверь.

 

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЙОНАСА ЛИЕДА

 

Когда императорская семья была в Тобольске у короля Георга и у других были планы…

Великий князь Владимир, предполагаемый наследник Романова, 1974 г.

 

Поведение короля трудно объяснить, разве только тем, что он не понимал, какая реальная опасность угрожала Романовым весной 1917 года. Но время шло, большевики пришли к власти, и для всех стало ясно, что положение императорской семьи стало вопросом жизни и смерти. Можно бы было ожидать, что это будет отражено в дальнейшей переписке между дворцом и министерством иностранных дел, возможно показывая изменение взглядов.

Но есть необычный и очень невероятный перерыв в переписке. В течение трех месяцев после того, как предложение убежища в апреле 1917 года было взято назад, вопрос об этом предмете исчезает из всей официальной корреспонденции. В 1932 году майор Хардинг, новый королевский секретарь, принял дела и был настолько озадачен, что написал в Министерство иностранных дел, интересуясь «перерывами в переписке».

Министерство иностранных дел нечем не могло помочь, И Хардинг пришел к выводу: «Кажется необычным, что корреспонденция перестает поступать к концу апреля и не возобновляется до конца июля, когда поступают сведения о ссылке императора в Тобольск». Это было подтверждено в 1974 году королевским архивариусом Робертом Маккуортом-Кэнгом, который написал: «…боюсь, что мы не сможем объяснить это».

В августе 1917 года отмечается появление одного письма, в котором король спрашивает министерство иностранных #ел, верно ли, что Романовы перевезены из Царского Села в Тобольск, в Сибири. Сведения о ссылке подтвердились, перерыв в переписке продолжается в течение следующих девяти месяцев до мая 1918 года, когда король выражает беспокойство по поводу жизни семьи. После этого снова тишина до июля, месяца, когда Романовы исчезли.

Мы можем дать двоякое объяснение этому бумажному феномену. Или король потерял всякий интерес к судьбе Своего кузена, что совершенно невероятно, или же документов было значительно больше, но они были изъяты из архива. Имея горький опыт в этом расследовании, мы склоняемся ко второму варианту.

Немного людей в Великобритании слышали о «чистильщиках», чиновниках, которые решают, какой материал является пригодным для публикации, а что должно быть скрыто. Все же такие люди существуют — испытанные и проверенные чиновники государственной службы, которые целыми Днями перебирают тонны документов, которые отбираются каждый год для рассекречивания, в соответствии с 30-летними установками.

Как ни странно, их деятельность определяется условиями «Public Record Acts» от 1958 и 1967 годов, которые были Изданы для того, чтобы гарантировать получение людьми информации о прошлой деятельности собственного правительства.

Старые документы находившиеся в Public Record офисе, просматривались «чистильщиками», как их называли в правительственных кругах; бумаги, которые могли компрометировать или быть неудобными для отдельных людей или целых отделов, даже, если они относились к первой половине столетия или касались людей давно умерших, удалялись.

Документы, которые признавались неподходящими для всеобщего обозрения, передавались в офис лорда Чанкеллора, который должен был решить — сохранить их в тайне или уничтожить. Что-либо спорное действительно могло достичь общественности или потому, что это была безопасная информация, или потому, что кто-то из «чистильщиков» оказался слишком снисходительным. Отчеты секретных служб, конечно, никогда не увидят свет. Бумагами королевской семьи занимаются королевские архивариусы, подчиняющиеся только королю.

Было бы наивностью ожидать, что власти в нашем полускрытом обществе выбросят из шкафов бумажные скелеты, или некоторые документы ускользнут от «чистильщиков». Нереально найти в бумагах короля или министерства иностранных дел что-либо, проясняющее вопрос, который когда-то сильно волновал англичан — роль Британии в трагической судьбе российской императорской семьи.

Система работает против историков, хотя и является идеальной защитой для какого-либо сокрытия, от предательства до простой некомпетентности; на почве, обработанной «чистильщиками», слух, как источник «самой точной» и «объективной» информации всегда будет существовать.

В случае с Романовыми мы должны предположить, что полная информация о событиях 1917 и 1918 годов, скомпрометировала бы или королевское семейство или правительство, или обоих.

Однако мы знаем об одном документе, который, возможно, был изъят из королевской документации. В декабре 1917 года из Тобольска Романовы послали секретно просьбу о помощи королевской семье в Лондоне. Понимая, что прямое сообщение могло быть перехвачено, царица просила английского наставника Гиббса послать скрытно письмо от нее мисс Маргарет Джексон, бывшей гувернантке, живущей в Лондоне, которая была одной из ее преподавателей в детстве. Целью этого письма было — помочь людям, которые захотят их спасти, описав расположение комнат в тобольском доме и даже приложив грубо нарисованный план. В письме содержалась скрытая просьба передать его британской королевской семье, и Гиббс позднее подтвердил, что это был тщательно замаскированный призыв о помощи.

Однако мы знаем о письме только потому, что Гиббс сохранил его копию; оригинал был отправлен в Лондон через Петроград дипломатической почтой, и нет никаких причин, почему он не был получен в Букингемском дворце. В королевских архивах это письмо отсутствует. Причиной может быть или беспорядок в архиве, или сокрытие позорного поведения короля, не сделавшего ничего реального в ответ на просьбу царицы.

Но, возможно, рассматривались и какие-то планы спасения, следов которых в архивах не осталось. Мы нашли следы секретных планов спасения царя в документах видного норвежца, загадочно вызванного в Лондон весной 1918 года для переговоров с чиновниками, занимающимися информацией. В эту историю оказались вовлеченными высшие политические деятели и непосредственно Король Георг V. Результатов никаких не было, но это показывает, до какой степени британские учреждения были готовы рассматривать серьезные планы спасения царской семьи.

Норвежец по имени Йонас Лиед был замечательной фигурой. В 1918 году ему было всего 36 лет, но он уже успел сделать выдающуюся карьеру. Большую часть своей службы он провел в России, в частности в Сибири, где он заработал много денег, занимаясь древесиной и минеральными концессиями. Его бизнес привел его и в политику, и Николай И, которому Лиед был лично представлен, предоставил ему почетное российское гражданство.

Как консул в Сибири, он имел норвежский дипломатический статус. Во время Первой мировой войны он предусмотрительно налаживал контакты с теми, кто должен был захватить власть после революции. Позже он стал алюминиевым магнатом, а также основателем советской авиационной промышленности.

Он нашел свое место в истории с Романовыми из-за своей деятельности в России еще в молодости: в 1913 году он руководил созданием нового торгового маршрута из Сибири в Западную Европу и Америку. Со своим британским партнером Лиед создал сибирское пароходство и производственную фирму, обеспечивая транспортировки по речным и морским каналам, которые часто замерзали, из-за чего этот проект вначале сочли непрактичным. Лиед лично путешествовал и исследовал каждую милю своих территорий на пароходах, от самого северного пункта, выхода в Карское море, и хорошо знал пути по воде, ведущие на юг к Тобольску в Сибири. Тобольск был как раз тем городом, где Романовы жили в начале 1918 года, и, именно в это время Лиед получил вызов в Лондон.

В течение всей своей жизни он вел дневник, большая часть которого была написана на английском языке и именно из его дневника мы взяли описание того странного эпизода, о котором рассказывается ниже.

«26 февраля 1918 года: «Телеграмма от Армитстеда в Криа (Осло) с вопросом, смогу ли я, в случае, если он сделает нам визы, приехать в Лондон для обсуждения экспедиции из Англии в Сибирь. Я телеграфировал, что согласен…»

Четыре дня спустя Лиед уж спешил на пароходе через Северное море в Абердин, и 3 марта записал в дневнике: «Прибыл в Лондон. Полковник Браунинг организовал номера в гостинице «Савойя». Встретился с Армитстедом, обсудил вопрос об экспедиции. Видел Саула, управляющего компании «Гудзонов залив»».

Полковником Браунингом, устроившим его в «Савойе», был Фредерик Браунинг, старший офицер британской разведки, бывший личным помощником Мансфильда Кумминга, возглавляющего МIiС, зарубежную ветвь британской секретной службы, известной теперь как MI6.

Спустя два дня после прибытия в Лондон, Лиед записал в дневнике: «5 марта: Виделся с Митчеллом-Томпсоном, который оказался не слишком полезным. Беседовал с министром иностранных дел Артуром Белфуром. Завтра увижусь с лордом Робертом Сессилом».

Для норвежского гостя открылись большие возможности. Белфур действительно был министром иностранных дел, а лорд Сессил был высшим должностным лицом, связанным с делом Романова. Именно он рассматривал проблемы, связанные с королевской семьей, включая постоянные просьбы о британской помощи от сестры царицы Виктории.

Три дня спустя Лиед встретился с главой военно-морской разведки: «8 марта: обедал у сэра Реджинальда Халда вместе с его женой, дочерью и Армитстедом. Что за этим скрывается?» Йонас Лиед встречается не только с министром иностранных дел, но и с главным шпионом. Сэр Реджинальд Халл был начальником отдела и, вполне вероятно, что именно он разрабатывал операцию по спасению Романовых.

Он уже был живой легендой как руководитель Военно-морской разведки, работая вместе с MIiC. Именно империя Халла создала огромный авторитет, который приобрела британская разведка в течение Первой мировой войны, который сохранился и после его смерти. Его личная репутация была настолько высокой, что о нем говорили как о будущем министре иностранных дел, он имел большое влияние в высших сферах.

Халл встречал царя в 1914 году, посетил Россию в звании капитана, находящегося на службе ее величества вооруженных сил Великобритании королевы Марии, при официальном посещении кораблями Королевского флота Санкт-Петербурга. В российской столице два судна оставались на причале, пока команда танцевала в огромном зале и участвовала на банкете, вместе с императорской семьей. Во дворце Царского Села Халл представлял царю и царице подчиненных его брата. С политической точки зрения это был правильный выбор; и неудивительно было бы, что бы его привлекли к плану спасения Романовых, не нашлось бы более ответственного и настолько информированного исполнителя.

Находясь в центре власти в Лондоне, Лиед продолжал встречаться с влиятельными людьми: «13 марта. Пообедал с Е. Чаклетоном в его клубе «Марлборо»; во время обеда к нашему столу подошел принц Уэльский и мы перекинулись с ним несколькими словами о Сибири».

Неделю спустя Лиед в своем дневнике уже говорит о планах спасения Романовых, возникших в последнее время: «20 марта. Виделся с сэром Френсисом Бэркером и Великим князем Михаилом в доме Уискерса по поводу вывоза Николая II из Тобольска через Карское море на скоростном моторном катере, Сэр Френсис был очень заинтересован, но, попросил, чтобы я не упоминал его имя в связи с этим делом. В другом офисе меня познакомили с Майклом (он был директор в J800). Он сразу понял, зачем я приехал, но, попросил, чтобы я не упоминал его фамилию!»

«Майклом» был Великий князь Михаил Михайлович, кузен царя. Как и для Николая жить в Англии для него было более удобно, он был выслан из России царем, поскольку он заключил морганатический брак. И у него не было ни малейшего желания помогать родственникам.

«Виккерс» в 1918 году была одной из фирм, занимающихся поставкой оружия и сделавших миллионы во время войны, поставляя оружие в Англию и Россию. До революции одним из ее агентов был никто иной, как Сидней Рейли — «король шпионов» — один из наиболее известных агентов в революционной России.

Эта запись в дневнике свидетельствует о появлении плана спасения, о котором Лиед рассказывал другим людям в поисках поддержки, поскольку этот план являлся частной инициативой, но нет никаких сомнений в том, что официальные лица вызывали его для консультаций и относились к нему серьезно.

Много лет спустя он откровенно рассказывал близкому другу Ральфу Хевинс, писателю и бывшему дипломату, специалисту по Скандинавии, корреспонденту газеты в 1939 году. Он знал Лиеда в течение шестнадцати лет, и он помнил историю норвежца: «Он рассказывал мне, что его спрашивали в Metropolitan-Vickers (или кто-то оттуда), можно ли причалить британский корабль около его лесообрабатывающего завода в устье Енисея и перевезти царскую семью в одном из его грузовых судов из Тобольска вниз по реке. План был реальным. Быстроходный катер должен был плыть на север в арктические воды, к Новой Земле, чтобы избежать минных полей и большевистского преследования».

Было ясно, что этот план, родившийся от отчаяния, был чреват проблемами как военными, так и политическим, хотя в техническом отношении он был вполне выполним. Март, за два месяца до таяния льда на реках, был тем временем, когда Лиед был в Лондоне и когда этот план создавался. С его знанием маршрута, его влиянием, и его связями в России он оказался тем самым единственным человеком, который мог дать совет. По словам Хевинс, план провалился: «Король Георг поддержал план. Но премьер-министр Ллойд Джордж отказался использовать его для спасения царя». Независимо от того, почему план был изменен, Ллойд Джордж фактически убил царя. Лиед всю свою жизнь считал, что на его совести лежит то, что это план не был осуществлен». Роли в этой драме полностью изменились. Весной 1917 года именно Ллойд Джордж считал, что Великобритания должна сохранить предложение убежища Романовым, а король Георг требовал взять назад это предложение. Теперь, поняв наконец смертельную опасность, в которой оказался его кузен, возможно, привел доводы в пользу попытки спасения — однако время значительно уменьшило надежды на успех операции.

Весной 1918 года британское правительство заигрывало с большевиками, было похоже, что может быть достигнут какой-то компромисс, и отношения нормализуются. Вмешательство союзнических антибольшевистских сил задерживалось до лета. Ллойд Джордж, возможно, чувствовал, что вмешательство в судьбу царской семьи могло раскачать дипломатическую лодку, а этого следовало избегать. Король, как конституционный монарх, должен был подчиниться решению своего премьер-министра.

Но в другом случае, когда королевский родственник был захвачен революционерами, Георг действовал совсем по-другому, как нам рассказал лорд Маунтбэттен: «Он действительно усвоил урок и когда его другой двоюродный брат греческий принц Эндрю (отец принца Филиппа) был арестован и чуть было не был расстрелян революционерами в Греции