А. Крон. «Глубокая разведка»

Геннадий Т. — Морис.

Георгий Ч. — Мехти.

Акт 3. «Ночь». Комната Мориса в одном из бараков.

ТОВСТОНОГОВ (после просмотра отрывка). Георгий, какое у вас действие?

ГЕОРГИЙ Ч. Опередить Майорова и добиться подписания накладной. Постараться добиться этого мирным путем.

ТОВСТОНОГОВ. Такое действие должно вас как-то активизировать. Почему вы пребываете в таком пассивном состоянии?

КАЦМАН. Откуда такой покой? Вам же нужно примириться с ним, расположить к себе?!

ТОВСТОНОГОВ. А ваше, Геннадий, какое действие?

ГЕННАДИЙ Т. Разгадать цель прихода. И когда я разгадал, что цель — мириться...

КАЦМАН. Его цель не мириться, а совсем другая.

ГЕОРГИЙ Ч. Цель — переметнуть его на свою сторону, иначе катастрофа.

ТОВСТОНОГОВ. Но никакой катастрофой сейчас не пахнет! Спокойное, вялое перекидывание репликами.

ГЕННАДИЙ Т. Он навязался мне! И для того, чтобы в последний раз выяснить с ним отношения, я завожу этот разговор, пускаю его к себе в комнату. Я был свидетелем его острых отношений с Майоровым...

САПЕГИН. Но ведь мы договаривались о другом. Было выстроено, что вы вызываете его на разговор, необходимый вам, а он уклоняется. Это для вас враг номер один. И вы хотите его раздеть. Вы с самого начала понимаете, зачем он пришел. Не разгадать, а распять его. Он оттягивает страшную минуту. Он оттягивает, а вы наслаждаетесь его распятием.

ГЕННАДИЙ Т. Я думаю, что он навязался. По тексту я через слово показываю ему на дверь.

281

КАЦМАН. Но это не значит, что вы гоните его и только! Вы знаете, что он зависит от вас, пользуетесь этим, понимая, что он никуда не уйдет.

ТОВСТОНОГОВ. По вашей логике, Геннадий, сцена совсем не нужна.

ГЕННАДИЙ Т. Нужна ему, но не мне.

КАЦМАН. И вам нужна. Он вошел — хорошо! Выспаться на нем! А кончилась сцена вашим поражением.

ГЕННАДИЙ Т. Как я могу сразу понять, зачем он пришел? Я говорю: «Ну, заходите». Он приносит шашлык, вино...

КАЦМАН. Знаете, зачем это?

ГЕННАДИЙ Т. Зачем бы то ни было! С моей стороны ничего общего с ним быть не может!

ТОВСТОНОГОВ. Еще раз определите ваше действие.

ГЕННАДИЙ Т. Я считаю, мне нужно разгадать, чего он хочет? Выпытать у него, зачем он ко мне пришел? Какова истинная цель его прихода?

ТОВСТОНОГОВ. А почему при таком действии вы легли, отвернувшись от него?

ГЕННАДИЙ Т. Приход — его инициатива. Если я ему нужен — пусть движется вперед. Я отдаю поле. Пусть раскалывается, если хочет.

ТОВСТОНОГОВ. А в результате — обоюдное бездействие. М-да... Давайте прервемся минут на десять.

В перерыве Георгий Александрович вышел. Успевшие покурить студенты сгруппировались вокруг Аркадия Иосифовича. Продолжалось обсуждение «Старшего сына».

КАЦМАН. Действие Нины в первом куске: поддеть, подтрунить.

ЛАРИСА Ш. Зачем?

КАЦМАН. Чтобы найти какой-то контакт.

ЛАРИСА Ш. Не понимаю! Зачем?

КАЦМАН. Вам не с кем посоветоваться. А тут появился старший брат!

ГЕННАДИЙ Т. А почему она ищет контакт таким способом?

КАЦМАН. А другого нет. Брат завтра уезжает! У нее нет времени высчитывать, какой вариант контакта наилучший.

ВАЛЕРИЙ Г. Какое «подтрунивание»? У нее сейчас вообще другое настроение! Она орет на брата, орет на Макарскую. Потому что в доме трагедия!

ВЯЧЕСЛАВ Г. Не потому что трагедия, а потому что в доме старший брат, который нравится! Брат нравится, а жених нет. И вот сейчас это особенно обостренно проявилось!

КАЦМАН. Значит, по-вашему, получается, она не верит, что это брат?

ВЯЧЕСЛАВ Г. Верит, но он ей нравится как мужчина!

Вернулся Георгий Александрович.

ТОВСТОНОГОВ. Сядьте, пожалуйста, в полукруг. Мне хочется сказать вам несколько слов... Все то, что мне удалось посмотреть, производит впечатление дилетантского любительского коллектива. Все увиденные мной отрывки сопровождает общая ошибка: все находятся в области текста. Одна словесная сфера, и кого не спросишь — никто не знает, что по действию. И это везде. Как же вы, будущие режиссеры, позволяете себе выходить на площадку, не зная, что делать?

КАЦМАН. Но сидеть и искать действие за столом, выводя умозрительную формулировку, тоже нельзя. Действие оформляется в процессе пробы, точный глагол находится не сразу. Я считаю, если верно найдено обстоятельство, то есть если ясна линия сопротивления, то можно уже выходить на площадку.

ТОВСТОНОГОВ. Согласен, но при условии: это должен быть этюд. Но я, к сожалению, не вижу этюдов! Если бы были этюды, то с приблизительным текстом вы бы попытались выявить подлинное действие, локальный конфликт. Но ни в одном из отрывков нет действенного процесса. Я вижу пребывающих на площадке студентов, более или менее внятно произносящих на разные интонации выученный текст, через который не прочитываются действия. Действия и текст не сходятся. Значит, рано вы выходите на отрывки.

282

Я не могу допустить вас к экзамену на данном этапе освоения элементов актерского мастерства. Не вошли теоретические положения в вашу плоть, следовательно, нельзя учить вас дальше. Нельзя называться режиссером, иметь право быть им только с отдаленным теоретическим пониманием, что такое действие. Режиссер, не понимающий сути актерской профессии, как правило, убийца актерских душ и судеб. Еще семестр дадим вам возможность доказать обратное. Но экзамен, к сожалению, придется перенести на весну. А там уже сделаем вывод, умеют ли студенты переводить язык драмы на собственное поведение или нет.

КАЦМАН. Меня пугает необыкновенно легкий вход в теоретический спор и мучительный выход на площадку. Чуть что непонятно — «Аркадий Иосифович, я не могу работать, я не понимаю, что мне делать, действие сформулировано не точно! Нет, вы мне точно сформулируйте, тогда, может быть, я пойду на площадку!»

ТОВСТОНОГОВ. Плохо, если студенты понимают проблему поиска действия, как рецепт, выписанный вами. Что я делаю — это они должны решить сами. И постичь своей актерской сутью. Студенты должны выстрадать определение действия, а не ставить перед вами ультиматум. Вы, Аркадий Иосифович и Борис Николаевич, им можете только помочь исправить ошибки. А вы, дорогие друзья-студенты, если не понимаете природу борьбы, отберите обстоятельства и делайте этюды. Умозрительный поиск без пробы опасен. Так что экзамен отложим до весны.

КАЦМАН. Это не просто, Георгий Александрович. Нам предстоит очень серьезный разговор в ректорате.

ТОВСТОНОГОВ. Что делать? Распускать курс? Еще семестр подождем. Будем просить в порядке исключения изменить программу. Я не могу показывать сляпанные отрывки. Кого мы будем обманывать? Себя? Зачем? Сейчас отсутствует главное: подлинный творческий момент поиска решения.

КАЦМАН. У них ход рассуждений такой: действие не то. Ага! Раз действие не то, сядем и будем умозрительное решать: какое? Вот и просидели полгода. И в результате вырастают головастики на хилых ножках.

ТОВСТОНОГОВ. Я бы хотел посмотреть хоть один отрывок, сделанный в этюдном плане. Жаль, что этот процесс не происходит, а идет попытка осуществления сверху поставленных задач. Так могут действовать только методологически грамотные артисты, а вы не готовы таким образом работать. У вас пропущен целый этап освоения методологии. Пока вы не ощущаете, что такое подлинность существования. Не хочу вас пугать, но на третий курс с таким уровнем понимания профессии вы допущены не будете! В моей практике еще не встречался такой слабый, проходящий мимо существа профессии, курс! Вы находитесь на эмбриональной стадии развития, и только ваша энергия одержимости поможет выбраться вам на подлинный путь. И доказывайте свою правоту не словами, а тем, что вы делаете! Театральный ВУЗ и самодеятельный дилетантизм несовместимы! Откуда на втором курсе обучения такой ужасающий уровень работ? Разве вас можно подпускать к артистам?.. В какой стадии «Затейник»?

ВАЛЕРИЙ Г. Мы репетировали.

ВЯЧЕСЛАВ Г. Но пока еще не получается.

ТОВСТОНОГОВ. Давайте посмотрим. (После просмотра сцены из пьесы Виктора Розова «Затейник».) Вот первая работа, в которой была попытка выявить какую-то действенную основу. Но и дыры были. А почему?

ВАЛЕРИЙ Г. От волнения.

ВЯЧЕСЛАВ Г. Не получается опьянение. Сейчас я сильный, а должен быть раздавленный.

ТОВСТОНОГОВ. Зачем вам, как актеру, думать об этом? Ваша слабость должна возникнуть объективно. Она, кстати, заложена в обстоятельствах. Ведь Сорокин уехал, а не остался с Галиной. Добивайтесь цели, а не результата, рожденного ею. Какова ваша цель? Чего вы добивались в пределах отрывка?

ВЯЧЕСЛАВ Г. Я хотел выяснить меру его вины.

ТОВСТОНОГОВ. Возможно. Только не точно прочерчены стадии этой цели. Но основания, чтобы довести этот отрывок, есть.

КАЦМАН. Плохо проживается оценка, когда оказалось, что Селищев не виноват. Ведь оказалось, что Сорокин ошибся, считая его виновным.

283

ВЯЧЕСЛАВ Г. А что я пропускаю?

КАЦМАН. Отношение к своей ошибке. По-вашему, ошибся, ну, и ошибся. А у Сорокина гипертрофированная честность. И не очень понимаю выход на монолог о затейничестве.

ВЯЧЕСЛАВ Г. Я демонстрирую, как опустился.

КАЦМАН. Если б это было так! Сейчас вы демонстрировали, как вам опротивело затейничество, а не то, как вы опустились.

ТОВСТОНОГОВ. Вам Селищев скажет: «И стирать нечего». Значит, во-первых: у него должно быть основание это сказать, а во-вторых, почему вы пропускаете этот укол? А Селищев сказал правду. Одно дело, когда вы ставите крест на себе самом, другое, когда ставят на вас. А что за самодеятельные всплески руками, Валерий? Следите за пластикой. Хотелось бы, чтоб вы усвоили еще одну теоретическую посылку. Ничего вне действия произносить нельзя. Но текст должен возникать в результате действенного процесса. А процесс выявляется путем проб. Если поиски действия уводят от площадки в умозрительную сферу, вы отдаляетесь от цели. Комментирование — область театроведения. Наш язык лаконичен. Все ваши рассуждения должны сводиться к малому кругу обстоятельств, который должен толкнуть на практический поиск физического действия. Каждый из отрывков провисает, потому что пропускается какое-либо обстоятельство малого круга, и в результате он строится ни на чем.

КАЦМАН. Мешает неумение просчитать, когда необходимо связываться с партнерами, когда наоборот, не лезть в партнера. «Прощание в июне». Почему только лоб в лоб? Но все увидели, как выгодно Георгий Александрович отвернул Фролова от Букина, и Геннадий в «Глубокой разведке» отворачивается от партнера, когда тот ему необходим.

ТОВСТОНОГОВ. Выбранная вами драматургия позволяет построить взаимодействие не в области прямого конфликта. Но каждый раз надо теоретически, а лучше этюдным путем проверить, на чем, на ком в данную единицу времени ваш объект? И, наконец, еще раз о главном, о том, зачем вам необходимо овладение данным этапом актерского мастерства? Режиссер обязан процесс поиска действия пропускать через себя. Поэтому не педагоги, а вы сами должны обнаружить действие. Вами должно быть доказано право на встречу с актером. А сейчас вы беспомощны и как актеры, и как режиссеры. Пусть вы не будете предельно выразительны. От актерского курса мы ждем ярких актерских индивидуальностей. А вы сыграйте хотя бы элементарно грамотно! Нас и это устроит. Большего мы от вас не ждем.

КАЦМАН. Почему «не ждем», Георгий Александрович? Я уверен, они могут научиться и идти от партнера, а в зачинах импровизируют...

ТОВСТОНОГОВ. Вы уверены, а я пока не вижу элементарной грамотности! Ни в одном из отрывков нет владения элементами системы. А практическое освоение их может быть только при самостоятельном поиске. Построение отрывка мной, Аркадием Иосифовичем, Борисом Николаевичем не решает эту проблему. Самое важное, как вы сами умеете подходить к обнаружению обстоятельств и действия. Для вас режиссура на данном этапе — это актерское мастерство, элементы методологии, пропущенные через себя.

1 марта 1976 года
Михаил Рощин. «Муж и жена снимут комнату»

Владимир Ш. — Отец. Василий Б. — Сын.

КАЦМАН. Какое сквозное роли сына в отрывке? Вам не кажется, что утешить отца?

ВАСИЛИЙ Б. А что играть вначале? «Утешить» возникает во второй половине сцены.

ТОВСТОНОГОВ. Какое действие в первом куске?

КАЦМАН. По-моему, найти, как обрадовать отца. Сделать сюрприз.

ТОВСТОНОГОВ. Владимир, а что у вас по действию?

ВЛАДИМИР Ш. Мне кажется, мой объект вне сына. Главное для меня — болезнь жены.

САПЕГИН. Болезнь жены — препятствие. Действие же направлено на сына.

284

ВЛАДИМИР Ш. По действию: втянуть сына в круг своих проблем.

САПЕГИН. Принять его наилучшим образом.

ТОВСТОНОГОВ. Сыграйте первый кусок. (Сыграли.) Оба загнаны в суету. Зачем вам такой галоп?

КАЦМАН. Да, действительно, Володя, зачем?

ТОВСТОНОГОВ. Да и Василий суетится в той же степени. Поэтому ничего не происходит. Размахивание руками, судороги, сплошное вранье. Все фальшиво от начала и до конца.

КАЦМАН. А почему, Владимир, вы сами почти умирали, когда говорили: «Все нормально»?

ВЛАДИМИР Ш. Так жена же больна — рак.

КАЦМАН. Да! И на работу уже не ходит. «Все нормально!» А мы должны понять «ненормально»!

ВЛАДИМИР Ш. Не хочу думать об этом.

ТОВСТОНОГОВ. Но ведь думается.

КАЦМАН. Вы говорите: «Когда думаешь о других, перестаешь думать о себе». В этом суть отца.

САПЕГИН. И зачем так спешить? Отец всех выпроводил, в запасе полтора часа. Можно спокойно поговорить.

ТОВСТОНОГОВ. Не понимаю, что делает Вася в начале сцены? Вы играете радость, бессмысленно улыбаетесь. Что нужно сыну от отца?

ВАСИЛИЙ Б. Деньги.

ТОВСТОНОГОВ. Так вот это и не читается. Откуда такое ликующее состояние?

ВАСИЛИЙ Б. Отец пошел всех выгонять. Мне становится неловко. Я думаю, может, черт с ними, с деньгами, может, я лучше уйду?

ТОВСТОНОГОВ. Почему не уходите?

ВАСИЛИЙ Б. А как я могу уйти просто так? Я же должен как-то оправдать свой уход.

ТОВСТОНОГОВ. Нельзя в одном куске сыграть и деньги, и неловкость, и решение уйти, и оправдание, почему остался. Зачем в один кусок всовывать все обстоятельства и восемнадцать задач? Приготовьте себя к встрече с отцом и в связи с этим к своей основной проблеме. Почему вы уперлись в посетителей фотолаборатории? Получается, что выпроваживание посетителей для вас самое главное препятствие!

ВАСИЛИЙ Б. Ну, да. Мне неловко, что он всех выпроваживает.

ТОВСТОНОГОВ. Ну, выпроваживает, и что? Вы же приходите не каждый день, а раз в год?!

КАЦМАН. Причем, последний раз вы видели отца полтора года назад. Вы даже не пришли к нему в свой последний день рождения. И до следующего дня рождения полгода. Только свадьба заставила вас прийти к отцу.

САПЕГИН. И надо придумать, как сказать отцу о свадьбе!

ТОВСТОНОГОВ. Давайте еще раз сначала... Василий, а почему вы опять уперлись туда?

ВАСИЛИЙ Б. Тянет, черт его знает почему. Почему-то думается: может, уйти?

ТОВСТОНОГОВ. Ясно, что это уже невозможно.

КАЦМАН. Вы сейчас так играете, будто вам предстоит сказать отцу о тяжелой операции, которая вам предстоит.

ТОВСТОНОГОВ. Это меня как раз меньше всего волнует. Попросить у бедного отца деньги, близко по самочувствию к сообщению об операции.

КАЦМАН. Степень неловкости другая.

ТОВСТОНОГОВ. Аркадий Иосифович, сыграйте другую степень неловкости.

И Кацман сыграл. Студенты и Георгий Александрович не могли не отметить, что у Кацмана получилось.

ТОВСТОНОГОВ. Хорошо! Но это другая окраска того же действия.

КАЦМАН. Я и попробовал другую окраску.

ТОВСТОНОГОВ. А нам важно выстроить линию взаимоотношений, а потом уже думать об окраске. Василий, знаете, почему вы ведете себя неверно? Сейчас получается, что вы у отца в фотолаборатории впервые. А что вы так удивляетесь? Да, вы впервые слышите, как отец выгоняет посетителей, вам впервые неловко. Не обращайте на это все внимание.

285

КАЦМАН. Посмотрите, что изменилось с прошлого раза? Ничего, правда? Тот же стол, да?..

ТОВСТОНОГОВ. Вот это верней. Сел, взял книгу, полистал. Вы — сын человека, который здесь работает, а не пришлый человек.

Владимир, как бы убрать благостность? Вы такой сейчас елейный отец, что не верится в ваше искреннее расположение к сыну. Не надо играть радость.

ВЛАДИМИР Ш. Но ведь если он приходит раз в год, я поневоле...

ТОВСТОНОГОВ (выходя на площадку). Смотрите, что вы делаете. (Показывает.) И прет, как видите, фальшь. Это потому, что я играл благостность. А вот, что хотелось бы. Какая тут радость? Мы должны понять, что вас гложет какая-то своя забота. Все, что вы делали, может быть: и похлопал сына по плечу, и погладил, но через свою думу. А вот теперь вглядитесь сыну в глаза, посмотрите, каким он стал. Как вымахал. И меньше улыбок. А вы не думали, как по взрослению сына, открываешь, что стареешь сам.

Василий, а вы видите, что отец не такой, как всегда? Что он чем-то озабочен?

ВАСИЛИЙ Б. Конечно, я пытаюсь разгадать, что с ним случилось.

ТОВСТОНОГОВ. Как вы думаете, Владимир, почему автор заставил отца готовить чай?

ВЛАДИМИР Ш. Не знаю, он мне мешает.

ТОВСТОНОГОВ. Мешает, потому что занимаетесь буквальным приготовлением. А это интересная подсказка Рощина. Привычное действие, которое в обычных условиях выполняется автоматически, разрушается на наших глазах, и мы понимаем степень его озабоченности.

КАЦМАН. У вас, Владимир, сейчас объект на хлебе, а это неверно.

ТОВСТОНОГОВ. «А уж мыслей!» — Взглянул на сына. Сказать ему или не сказать? Нет, сейчас не буду.

КАЦМАН. И увидел в глазах сына тревогу. И от этого ушел в хлеб.

ТОВСТОНОГОВ. Почему, Владимир, мы все время видим вашу улыбку? Снимите ее совсем! То, что папа рад встрече, и сын рад, — это и так ясно. А вот то, что в этой радостной встрече есть нечто такое, что заставляет нас следить за более важным — это и есть действие.

«Понятно», — говорит сын на общую сентенцию отца, а на самом деле ничего не понятно! Что-то с отцом неладно. И тогда родится вопрос: «Как у тебя со здоровьем?»

Владимир! Не помогаете себе! Зачем ставить стаканы на стол? Забыли про них и держите в руках! Сказал, посмотрел на руки и подумал: «А почему у меня в руках стаканы?.. Ах, да-да, чай! Надо чай пить». И вот, наконец, «больна». Прорвалось главное. Скрывал, но прорвалось. Отвернулся не просто так, а чтобы скрыть слезы. И вот здесь можно обмануть сына — впервые попытаться улыбнуться. И сквозь улыбку, чуть пожав плечами: «Она уже не работает». И Вася встал...

Что-то стало прорисовываться. Но для того, чтобы правильно сыграть весь кусок, вы должны. Володя, с самого начала держать внутри себя главное. А здесь оно, как нарыв, прорвется. Понимаете? Скрывать, что умирает жена. Тогда исчезнет фальшивая благостность.

А действие сына, очевидно, разгадать, что происходит с отцом, и решить, просить у него денег или нет?

Давайте все сначала. (Повторение сцены.) Нет, все-таки получается: пьем чай, потому что так написано в ремарке. Еще раз. Сказал, и возвращайтесь к чаю. Колите сахар. «Девочки растут», — без благостной улыбки, но не грустно. Зачем про них в том же качестве, что и про жену? Похвастайтесь ими. Вот теперь понятно, почему вы говорите: «Болея за других, перестаешь болеть сам». И снова к чаю. Через приготовление завтрака, отхода и прихода к нему я читаю ваше действие, понимаю, что с вами происходит... Володя! Опять?.. Почему: «Как дела? Что нового?» — елейность с медом? Сладко улыбающийся от любви к сыну папа — самая распространенная мозоль! Штамп, который, как ни странно, выглядит притворством!

КАЦМАН. Вы играете текст, когда говорите: «Настроение у тебя хорошее, все в порядке». Какой текст, такие и видения, отсюда улыбка. Почему при слове «хорошее» надо обязательно улыбаться?

ТОВСТОНОГОВ. Вася, встали и ушли спиной к отцу, лицом к нам. По действию решить: говорить о свадьбе или нет? Если сказать, о чем отец подумает сразу?

ВАСИЛИЙ Б. О деньгах.

286

ТОВСТОНОГОВ. Нельзя говорить. Сядьте на край стола. Владимир, а сын оказывает на вас влияние или нет?

ВЛАДИМИР Ш. Безусловно.

ТОВСТОНОГОВ. А почему он так себя странно ведет? Отходит от вас, сел на стол? Вам не кажется, что вы должны поменяться ролями? Раньше он разгадывал, что с вами? Теперь разгадайте вы: что с ним? (Повторение сцены.) А почему, Василий, вы не вышли вперед, как в прошлый раз?

ВАСИЛИЙ Б. Отец на меня так посмотрел, что мне не захотелось от него уходить. Мне легче остаться на месте.

ТОВСТОНОГОВ. Если вам легче остаться там, то вы неверно существуете. Тогда нет проблемы: сказать или не сказать про свадьбу. А надо сказать? Надо. Где этот момент решения? Значит, независимо от того, как он на вас посмотрел, вам должно быть трудно в этот момент с отцом. Именно для принятия этого решения и нужен отход. Иначе не сосредоточиться. Отошел, подумал...

ВАСИЛИЙ Б. И не решился.

ТОВСТОНОГОВ. Вы же не говорите про свадьбу? Не говорите. Вернулся, сел на край стола. Вот. Как же вы могли не уловить, как выгоден вам этот процесс, а?

ВАСИЛИЙ Б. Я понял. Теперь понял. (Повторение сцены.)

ТОВСТОНОГОВ. Вы сказали: «Кое-какие перемены намечаются»?

ВАСИЛИЙ Б. Да.

ТОВСТОНОГОВ. Повторите слово «перемены». «Пе-ре-ме-ны» — это важно. От этого и появилось желание отца сфотографировать сына в эпоху перемен... Раз отказались сфотографироваться, а потом согласились, должно быть место, где решились уступить отцу.

КАЦМАН. Подумал о невесте: подарю ей снимок.

ТОВСТОНОГОВ. Да, но главное, не обидеть отца.

КАЦМАН. Я говорю о невесте, потому что улыбается, снимаясь.

ТОВСТОНОГОВ. Дойдем до съемки. Сейчас важно: состоится она или нет? (После фотосъемки.) Непонятный кусок.

КАЦМАН. Потому что Володя опять играет текст. А ему показалось, что сын влюблен. Действие: проверить предположение. И убедился в том, что не ошибся.

ТОВСТОНОГОВ. Володя, а почему вы не реагируете на фразу: «Фотография — не профессия»? Разве она не оскорбительна?

ВЛАДИМИР Ш. Оскорбительна. Я просто растерялся. У Рощина здесь другой текст.

ТОВСТОНОГОВ. Какой?

ВАСИЛИЙ Б. «Фотография — вещь моментальная».

ТОВСТОНОГОВ. Ах вот как?

ВАСИЛИЙ Б. Да, я ошибся, но разве это не одно и то же? Разве у меня в подтексте не может быть того, что я сказал?

ТОВСТОНОГОВ. Конечно, не может быть! Смысл происходящего, как мы пытаемся определить, — совершенно другой. Дело в том, что вы выдали себя. Отец угадал истинную причину вашего состояния, а вы нелепо продолжаете скрывать: вот, мол, по одной секунде ничего понять нельзя, фотография — вещь моментальная. Вот о чем идет речь, а не о том, созидательным или не созидательным трудом занимается отец. И отец отвечает вам: «Ну, извини, фотография такая штука, которую не обманешь». (Повторение сцены.) Насколько отец переполнен несчастьем, настолько счастлив сын.

САПЕГИН. Отец залез под тряпку, а сын расплылся.

ТОВСТОНОГОВ. Увидев улыбку в глазок аппарата, сбросил тряпку с головы. Ваше действие разгадать, что с ним такое? Главное — не фотографирование, а этот поединок.

КАЦМАН. Как в первом куске, сын в обстоятельствах отца, так во втором — отец в обстоятельствах сына.

ТОВСТОНОГОВ. И разгадка: влюблен или женится! А когда сын стал фальшиво оправдываться, тогда: «Извини», — но остался при своем мнении. «Мы — фотографы — психологи».

287

Василий, а почему, когда отец вышел, с вами ничего не произошло? Рощин дает вам три места, где сын выдает себя с головой. Первое, когда отец выгоняет посетителей, второе, когда залез под тряпку, третье — сейчас. Он вышел, а, вернувшись, застал вас врасплох. Что бы вам такое сделать?

ВАСИЛИЙ Б. Это должно быть какое-то предвкушение счастья.

КАЦМАН. Выйдите к нам, закиньте руки за голову.

ТОВСТОНОГОВ. И вошел отец... Ну, что, Вася?

ВАСИЛИЙ Б. Влип!

ТОВСТОНОГОВ. Это правильно... А почему на вопрос: «Кто же наша избранница», — вы избрали надоевший за время репетиций без конца повторяющийся жест пожатия плечами?

ВАСИЛИЙ Б. Я не хочу говорить. Через фразу у меня текст: «Я пойду». Мне кажется, он определяет мое существование. Я живу этим.

ТОВСТОНОГОВ. Нет, вы нашли неверное звено, определяющее ваше действие. «Я пойду» — это фраза следующего события. Должно возникнуть новое обстоятельство, определяющее дальнейший ход жизни. Пока его нет.

ВАСИЛИЙ Б. Мы решали уход в этом событии.

ТОВСТОНОГОВ. Нет оснований. Проговорите текст дальше. Ну, конечно! Вот когда отец начал разговор о деньгах, — это и есть искомое обстоятельство! Поворотное! Теперь желание уйти оправдано! Давайте проверим.

Повторение куска.

КАЦМАН. Володя! Почему опять улыбаетесь на «избраннице»?

ВЛАДИМИР Ш. «Избранница» — как не улыбнуться?

КАЦМАН. Думать нужно совсем о другом. Вот перед вами счастливый человек, у него все в будущем...

ТОВСТОНОГОВ. А ваша избранница умирает... Итак, чай не состоялся... Василий, по тому, как вы играете, сын получается ханжа и лицемер. Вроде бы, отказываюсь от денег, но тут же хочу их получить.

САПЕГИН. Ищите аргументы отказа!

ТОВСТОНОГОВ. Сыграйте категорический отказ! Не возьму!

КАЦМАН. Только не надо лезть в партнера! Отказываясь, уходите от отца!

ТОВСТОНОГОВ. Владимир, а что у вас по действию?

ВЛАДИМИР Ш. Он приехал не вовремя. Я истратил деньги и казню себя!

ТОВСТОНОГОВ. «Казнить себя» не надо. Не всегда формулировка в глагольной форме есть действие. «Казнить» — переживальческий глагол. Займитесь конкретным делом. Прикиньте, где бы достать денег? Может, продать второй фотоаппарат?

ВАСИЛИЙ Б. Я не понимаю, разве отец мог серьезно воспринять тот абсурд, который я несу? Разве он мог мне поверить?

КАЦМАН. А почему бы и нет? Отец — наивный человек!

ВАСИЛИЙ Б. В свадебное путешествие в Париж?

КАЦМАН. Ну и что, если отец невесты — министр?

ГЕННАДИЙ Т. Но тогда бы отец не поверил, что сын пришел за деньгами.

САПЕГИН. А он и не знал, что сын пришел за деньгами. Это мы знаем. Зрители.

КАЦМАН. Если невеста богата, то сын должен быть бедным? Без копейки? Что за логика?

ТОВСТОНОГОВ. А почему отец должен верить или не верить в проблему денег для сына? Дать деньги — традиция. Но сейчас и болезнь жены, и приход не вовремя, и денег нет. Надо придумать, где достать? Сын отказывается, но достать надо! А на свадебном путешествии в Париж у отца перелом. Именно поверив сыну, он уступил ему.

ВАСИЛИЙ Б. И все-таки не понимаю, почему сын так врет?

ТОВСТОНОГОВ. А как не соврать, когда отец — вы же видите это — всерьез собирается что-то продать, занять, но достать вам деньги! Если отца не остановить, он влезет в долги, но деньги достанет! И это при его нынешнем положении! Сын врет ради отца!

КАЦМАН. Знаете, говорят, святая ложь! Ложь во спасение!

ТОВСТОНОГОВ. А вас смущает сам факт вранья?!

288

ВАСИЛИЙ Б. Значит, я должен врать абсолютно искренне?

ТОВСТОНОГОВ. А как же? Не зная пьесу, мы должны поверить вам во все вместе с отцом.

ВАСИЛИЙ Б. А цель моего прихода зрители должны понять?

ТОВСТОНОГОВ. Зная лишь только материал отрывка, мы можем догадываться о цели прихода, но последним монологом вы должны опрокинуть нашу загадку.

ГЕННАДИЙ Т. Но откуда взялся Париж? Неужели он не мог придумать чего-нибудь достовернее?

ТОВСТОНОГОВ. Увидев, что никакие доводы не останавливают отца от крайнего шага, «Париж» должен возникнуть, как эврика! Добиться веры отца! И вот отец в шоке! И поверил. На сегодня достаточно. Владимир, вы поняли, в каком направлении продолжать поиск?

ВЛАДИМИР Ш. Да, теперь понял.

ТОВСТОНОГОВ. Сейчас много суетитесь, стараясь сыграть возраст. Много внешнего. А должна быть внутренняя перестройка мыслей, поиск логики уставшего измотавшегося человека. Что такое перевоплощение? Открытие нового способа думать. Главное обстоятельство — растрата денег, отложенных для сына. Отсюда чувство вины перед ним. Найти, как искупить вину — сквозное роли в отрывке.

КАЦМАН. А у сына сквозное — снять с отца груз ответственности.

ТОВСТОНОГОВ. Несколько раз пройти отрывок самостоятельно, прежде чем показывать педагогам. Вы должны почувствовать этапы сквозных действий. Повороты. А в связи — с этим оценки. Затем ощутить сквозные в целом. Узнать, что такое вкус взаимодействия. Чувство партнера. Тогда, возможно, придет импровизационное самочувствие.

15 марта 1976 года
Михаил Рощин. «Муж и жена снимут комнату»

Отец — Владимир Ш.

Сын — Василий Б.

До прихода Товстоногова.

Аркадий Иосифович попросил отчитаться о состоянии самостоятельных работ над отрывками. «Репетируем», — ответили студенты.

КАЦМАН. Почему не все показывают этапы? Вот, скажем, уже две недели я не могу посмотреть сцену из рощинской пьесы «Муж и жена снимут комнату».

ВАСИЛИЙ Б. Мы собирались, пробовали повторять, но...

ВЛАДИМИР Ш. Мы честно пытались, но все время не покидала мысль...

ВАСИЛИЙ Б. До 1 марта, то есть до встречи с Георгием Александровичем, мы много репетировали, затвердили рисунок, а он оказался неверный.

КАЦМАН. Ну и что? Поиск истины — это наша работа! Сколько раз Георгий Александрович и в театре с опытными артистами меняет решения?! Вы думаете, они упираются: вот, мол, вчера вы говорили не так? Заново ищут.

ВАСИЛИЙ Б. В «Старшем сыне» — совершенно иное видение ситуации за текстом, иные цели, задачи...

КАЦМАН. Ну и что? Не понимаю. И теперь до прихода Георгия Александровича не надо репетировать? Чушь какая-то.

ВЛАДИМИР Ш. Он все перестроил по-другому.

КАЦМАН. Идет поиск. И пока он идет, будет процесс углубленного поиска. А, бывает, что каждый раз по-другому, пока не отыщется единственное решение!

ЛАРИСА Ш. Да, нет. Мы не против поиска. Мы хотим, чтобы он был не заштампованный...

КАЦМАН. Переведите на русский язык то, что сказала Лариса.

ВАСИЛИЙ Б. Самое сложное, когда что-то входит в сознание, затем в подсознание, и вдруг надо от всего этого отказаться. Именно поэтому нам было так трудно сразу откликаться на све-

289

жие предложения Георгия Александровича. И вот, когда мы в течение этих двух недель собирались самостоятельно, мы оговорили выстроенный им процесс, но...

ВЛАДИМИР Ш. Нет, мы понимаем, что должны быть готовы к новому поиску, но тогда мешают репетиции, цель которых зафиксировать достигнутое.

ВАСИЛИЙ Б. Мы прекрасно понимали, что он придет и опять все будет перестроено по-новому. И мы должны быть готовы к поиску, а фиксаж прошлого построения мешает.

КАЦМАН. Надо не просто фиксировать последнее решение. Надо пропустить его через себя! Вы еще не зажили процессом. Не свободны. Не живете этапами сквозного. Не подробны в оценках. Внутренний монолог либо поверхностный, неверный, либо отсутствует вообще. Вы думаете, все, что построил с вами Георгий Александрович, осталось в психофизической памяти? А я уверен, без систематических репетиций — улетучилось. Вы не только не углубляете процесс, а, уверен, смутно его помните...

Вошел Георгий Александрович.

ТОВСТОНОГОВ. Здравствуйте, садитесь. Чем занимаемся?

КАЦМАН. Да, вот. Рассуждаем насчет процесса...

ТОВСТОНОГОВ. На материале какого отрывка?

КАЦМАН. «Муж и жена снимут комнату».

ТОВСТОНОГОВ. Вы готовы к показу? Пожалуйста, давайте посмотрим. (Прогон отрывка. На фотосъемке Товстоногов прервал.) Владимир, а почему пошли фотографировать сына?

ВЛАДИМИР Ш. Почувствовал странность в его поведении. Мелькнула догадка, и я хочу ее проверить.

ТОВСТОНОГОВ. Этого не было. Наоборот, вы откинули момент отгадывания и предложили какую-то другую игру.

ВЛАДИМИР Ш. К сожалению, это бессознательно получилось.

ТОВСТОНОГОВ. Для отца фотография — способ испытания человека. Вы правильно сказали: увидел нечто такое, что заинтересовало, и пошел при помощи фото проверять версию.

ВЛАДИМИР Ш. Я понял, можно попробовать?

ТОВСТОНОГОВ. Можно, только возьмите выше. Очень театрально, к сожалению, сыграли кусок про жену, взяв его курсивом. Вы должны максимально закрыть свои страдания, а не демонстрировать их. Тогда и нам, и сыну есть что разгадывать. Сказали про жену «больна» и не вставайте. Если встал, то попереживал — зачем? Болезнь жены — тема, о которой вообще не хотелось бы говорить, а вы встаете, тем самым подчеркиваете желание разговора на эту тему.

ВЛАДИМИР Ш. Вы запретили улыбаться, а мне бы здесь хотелось...

ТОВСТОНОГОВ. Улыбнитесь, обманите нас. Пусть нам покажется поначалу, что все исправимо. А по внутреннему монологу?

ВЛАДИМИР Ш. Тут уж ничем не поможешь.

ТОВСТОНОГОВ. Да, к несчастью. (Повторение монолога отца.) Зачем размежевываете текст? Ощущение, что заставляете себе верить при помощи размежевания. Самое важное, болезненное — пробрасывайте, скройте. Остановитесь только на «больна»... Нет, пробросом не получается. Не болтайте слова впустую, положите их на действие. Щебечете, а я не могу уследить за мыслью!.. Попробуйте о ремонте иронически: дурак какой, надо же, некстати ремонт затеял...

КАЦМАН. Не надо так влезать в сына. Играйте от партнера.

ТОВСТОНОГОВ. И оправдайте тем, что трудно сдержаться от слез. «Болея о других, перестаешь болеть сам», — и вот здесь я вообще бы ушел, потому что глаза так наполнились слезами, что сын не должен этого видеть!

Аркадий Иосифович абсолютно прав, говоря о том, что не надо влезать в партнера. А знаете, почему это происходит? И не только в этой работе, а во всех отрывках на нашем курсе? И не только на курсе и зачастую и на профессиональной сцене? Потому что, когда играются действия: объяснить, убедить, доказать, дать понять — они тянут актера на влезание в партнера!

Еще раз с ремонта. Точнее надо, нет самоиронии: нашел момент перестройку затеять!.. Говорил-говорил сыну и своих делах и понял, что плачет в жилетку, а это вы меньше всего хотели. Надо сбросить с себя весь этот груз... О детях получается на уровне информации почему-то.

290

ВЛАДИМИР Ш. Они растут, их надо содержать, и я оправдываю свой левый заработок.

ТОВСТОНОГОВ. Не-ет, он здесь не занимается оправданием себя. Смысл иной: дети растут, а матери не будет. Вот о чем надо думать, говоря: «Девочки растут, Оленька в этом году в школу пойдет...» Еще раз. Как плохо сказали фразу: «Болея о других, перестаешь болеть сам». Как плохо перешли.

ВЛАДИМИР Ш. Но вы же сами мне сказали встать и перейти?!

ТОВСТОНОГОВ. Да, но почему? Слезы-то не идут, вид делаете?! Еще раз повыше.

«Вот ты скажи, что нового, как дела?» — Обнимите сына. Нет, не верю, не по-отцовски обнимаете. Во-от, сейчас хорошо, так зажали сына, что и ему неловко стало, и вам.

Владимир, у сына перемены. Василий дважды повторяет «перемены». «Перемены» — важное слово. Зацепитесь за него. И фотографировать! «Я по твоему носу вижу: с тобой что-то происходит, и я тебя не выпущу».

А почему, Василий, вы так побежали фотографироваться? Это отцу нужно, а вам поперек горла. Вынужден пойти, а не ринулся с радостью по собственному желанию.

Владимир, зачем вы начали лекцию про фото? С момента, когда посадили сына фотографироваться, создайте видимость шутки: «Увидишь кривую роста за много лет», «мой фотоаппарат — душевный рентген, он все раскроет». «Не крутись, бесполезно, ты у меня, как на ладони». И все это свести к фразе: «Да, действительно что-то новенькое». А теперь облокотитесь на аппарат и изреките, как факир: «По-моему, ты влюблен или собираешься жениться». Вот что такое фотография, она все видит, она не дает соврать. Теперь ты не отвертишься.

«Я?» — субъективно сын не хотел открываться, но отец так точно угадал про женитьбу, и сын выдал себя в оценке.

«Ах нет? Ну, извини». А на самом деле остался при своем мнении.

Не понимаю, Василий, а зачем вы сажаете отца сниматься?

ВАСИЛИЙ Б. Способ уйти от разговора о женитьбе.

ТОВСТОНОГОВ. Да? Не читается.

КАЦМАН. Все-таки странный текст у сына: «Фотография — вещь моментальная».

ТОВСТОНОГОВ. Ничего странного не вижу. Сын говорит: «Фотография — вещь моментальная», — то есть ты ничего не понял, папа, ты зафиксировал миг, а по одному мгновению ничего понять нельзя. Нельзя судить по секунде о том, что у меня на душе... А если сыграть продолжение ритуала? Отец фотографирует сына, а сын — отца? Если это бывает каждый раз?!

ВАСИЛИЙ Б. Но по действию: скрыть истинную причину моего прихода?

КАЦМАН. Да, и поэтому фотографирую его.

ВАСИЛИЙ Б. Это <