Жертвы социума или свободные личности?

Приведем некоторые мнения насчет того, что приобретение человеком наркотической или алкогольной зависимости обусловлено исключительно дисфункциональностью семьи, негативным влиянием родителей и окружающих людей.

Таким человек представляется в некоторых концепциях, заявляющих о том, что дисфункция семьи, нарушение внутрисемейных отношений являются основной причиной наркологических заболеваний. В таком взгляде на проблему рациональное зерно, конечно, есть.

Ведь нестабильная внутрисемейная атмосфера провоцирует желание «погасить» эмоциональный накал «огненной водой». Плюс к этому, агрессия одних порождает агрессию со стороны других. И обратно. Миролюбивая позиция одних зовет других к ответной любви.

Но вот вопрос: автоматически ли внутрисемейная атмосфера действует на человека или нет? Кто-то утверждает, что алкоголизм, наркомания и игровая зависимость могут появиться у кого-либо из членов семьи лишь благодаря наличию собой почвы в семье. А без соответствующей почвы указанные зависимости не могут существовать. Более того: возникнув, они не могут угаснуть в связи с неправильным поведением родни. Поведение родни, таким образом, и предшествует появлению, например, алкоголизма, и не дает ему угаснуть.

Такая модель порождает следующий вывод: лишь стоит членам семьи изменить свое поведение, как тут же изменится и поведение пьющего человека (принимающего наркотики, играющего в азартные игры). Измени родня свой образ жизни, так и зависимый раз и навсегда откажется от своих увлечений.

Если выразить все сказанное в одной фразе, то можно привести небезъизвестный афоризм – «короля играет свита». То есть «король» – это муж, и его алкоголизм «играет» жена. Или «король» - это сын, и его наркоманию «играют» родители.

В подобном ключе один человек осмыслил художественный фильм «Кэнди» (2006). Фильм рассказывает о юноше Дэне и девушке Кэнди. Они наркозависимы и они влюблены друг в друга. Один за другим они проходят круги наркоманского ада. Героин, вначале будто бы давший их отношениями особую остроту, со временем уничтожает их любовь. Глядя на них зрителю хотелось плакать. Ему казалось, что у них не было другой дороги. Для Кэнди, травмированной  в детстве, невозможным делом представлялся удачный брак. Родить здоровое потомство она тоже будто не могла. Относительно нее положение Дэна считалось лучшим. Он был просто «сиротой» при живых родителях. Дисфункциональная семья, патологически нездоровая любовь матери – за этих двух влюбленных все было решено, и винить их не в чем. Такой увиделась судьба героев зрителю.

Как будто перед нами оживают герои древнего романа – Тристан и Изольда. Их отношения современный человек мог бы описать термином «созависимые отношения». Сейчас не разбирается вопрос, насколько справедлива концепция созависимого поведения. Лишь отмечается, что в рамки сконструированной концепции современный человек может встроить роман о средневековом рыцаре и златоволосой королеве. Их тяга друг к другу, взаимная и непреодолимая, ввергает их в страдания и беды. В конечном итоге – в смерть. Но как родилась та тяга? Оказывается, она пришла от матери.

Мать Изольды, отправляя дочь на выданье королю Марку, приготовила могучее любовное зелье. Напиток предназначался для брачной ночи. В ту ночь королю Марку и Изольде служанка Бранженьена должна была принести кубок с напитком. Но по ошибке кубок был испит не в то время и не в том месте. Испит он был на корабле в то время, когда Изольду вез к королю Тристан – могучий рыцарь. Добыл он Изольду, убив дракона. И получил ее как награду за подвиг. И вот теперь пытался он ее утешить. Ведь она была страшно расстроена. Ее оторвали от дома и везли подобно добыче во вражескую страну. Причем оторвал ее от дома Тристан, убивший некогда в поединке ее дядю Морольда. Она ненавидела Тристана. И в этой скорби пытался он успокоить ее сердце. Когда они беседовали, то попросили у молоденькой служанки напиться, так как их мучила жажда. И девочка-служанка, ища какой-нибудь напиток, увидела кувшин, который мать Изольды дала на хранение Бранжьене. «Я нашла вино!» – крикнула девочка им. «Нет, – замечает сказитель, – то было не вино: то была страсть, жгучая радость, и бесконечная тоска, и смерть». Ведь мать вложила в напиток такую силу, «что те, которые выпьют его вместе, будут любить друг друга всеми своими чувствами и всеми помыслами навеки, и в жизни и в смерти». Но как любить Тристану Изольду, если он в качестве супруги должен был сопроводить ее к королю? И как Изольде любить Тристана, когда она собиралась соединиться с королем Марком узами брака? Но как бы там ни было, тяга друг к другу у них зародилась. И поняла Бранжьена, что кубок, предназначенный для брачной ночи короля, был выпит здесь, на корабле. Бранженьена призвала влюбленных к тому, чтобы остановиться. «Но нет, - воскликнула она потом, - это путь без возврата!» Ведь «вами овладело вино, настоенное на травах»[1].

Впоследствии вино, приготовленное матерью, не раз упоминается в романе. Оно снимает всю ответственность с влюбленных. На кубок с зельем ссылался Тристан в то время, как отшельник Огрин призывал его к раскаянию. К раскаянию в чем? В том, что рыцарь вступил в отношения с супругой своего короля. «Мне – покаяться, друг Огрин? – спрашивает Тристан. - В каком же преступлении? Ты, который нас судишь, знаешь ли ты, какое зелье мы испили на море?» Не вняла отшельнику и Изольда. Когда он беседовал с ней, то «обливаясь слезами, она качала головой и не хотела ему верить»[2].

Факт выпитого кубка давал возможность Тристану утверждать, что он не любил королеву преступной любовью. Когда он в этом клялся, то люди воспринимали клятву как обман. И этих людей с Тристаном хочет рассудить сказитель. Обращаясь к читателям, он говорит: «Вы знаете всю правду о любовном зелье, выпитом на море, и можете решить, ложно ли он говорил»[3].

Сказителя заметка почти что равнозначна заметке любителя кино. С его точки зрения и Дэна и Кэнди не в чем винить. Тристана и Изольду получается, что – тоже. И там и здесь проблема – в матери. Там – «патологически нездоровая любовь», здесь – приготовление зелья. Мать приготовила, служанка ненадежно спрятала кувшин. Вот и выпит он был по ошибке. Какой же спрос с Тристана? Не жертва ль он?

Вопроса такого рода актуальны в нынешнее время. Особенно, когда речь заходит о наркозависимых людях. В некоторых наркологических концепциях им отказывается в свободе выбора. Как будто выбор не играет существенной роли в человеческой жизни. Как будто и греха не существует. И это – характерная черта в речах многих работников наркологического фронта.

Наркозависимые люди предстают как жертвы социума, генетики, как жертвы своих родителей. Дело, конечно, обстоит не без вмешательства указанных факторов. Но нельзя абсолютизировать их значение, уничтожая при этом свободу личности.

Если же о личности забыть, то ничего другого кроме как обвинить социум, генетику и родителей не остается. Ведь всем понятно, что где-то же должна укрыться причина краха. Причину в человеке в век гуманизма искать как будто даже неприлично. Ведь человек объявлен мерой всего. Проще всего обвинить его родителей (которые – парадокс – тоже, кстати, люди). Ведь их контакт с ребенком очевиден. А влияние социума и генетики на данного конкретно индивида нужно еще доказать научно и в судебном порядке. А в случае с родителями доказательства как бы и не требуются. Они виноваты по самому факту наличия проблем у ребенка. И дети часто пытаются возбудить в родителях чувство вины. Особенно наркозависимые дети любят это делать. Ведь родители с разбуженным чувством вины легче открывают свои кошельки. Да и за свою оплошность становится ребенку не так уж и обидно. Вот и звучит неоднократно по отношению к матери коронная фраза: «Это ты во всем виновата!»

Итак, справедливы ли концепции, которые эту фразу возводят в ранг закона? Конечно, и мамы делают серьезные упущения в воспитании. Но значит ли это то, что жизнь детей их запечатана ошибкой? От положительного ответа на этот вопрос недалеко и до уничтожения личности человека (который – парадокс – объявлен мерой всех вещей). Доктрины, уничтожавшие свободу личности, встречались неоднократно в истории философской мысли. И нам, чтобы по достоинству оценить теорию «короля, которого играет свита», необходимо просто заглянуть в историю.

Грешит «не природа чуждая»