Пятидесятые года. Центральная Флорида.

Пощечина была настолько сильной, что мальчик чуть не упал. Ноги подкосились на долю секунды, но он сумел вернуть самообладание и посмотреть на отца.

— Твоя мать сказала, что ты опоздал на автобус и добирался на попутке.

В том месте, где он прикусил щеку во время удара, чувствовался привкус крови. Мальчик знал, что его ответ породит новую вспышку гнева.

— Ида — не моя мать.

Еще один удар, пришедшийся прямо по голове, вызвал сильный звон в ушах. Пустяк. Он переживал и худшее. Мальчик не мог понять, почему его слова так сильно беспокоят отца. Ида первая сказала, что она — не его мать.

— Не держи меня за дурака, мальчишка. Где ты был?

— Последний школьный день. Нескольким ребятам нужно было остаться после уроков, чтобы помочь учителям с уборкой кабинетов.

Ложь. В этот день он подрался с богатеньким мальчиком, который высмеивал его.

Парня зачислили за две недели до летних каникул, поэтому не успели предупредить. В раздевалке новичок спросил, не достал ли он свою одежду сегодня утром из мусорки. Пришлось оставить этого идиота на полу душевой в луже собственной крови, а самому спокойно вымыть руки и вернуться в класс. Он посмотрел на большие часы, висящие над доской. Меньше пятнадцати минут до начала летних каникул. Если отец не изобьет, он будет в состоянии следить за Рути.

Мальчик находился в переполненном школьном автобусе, двери которого открылись. Заместитель директора школы стоял рядом с водителем и искал кого-то из учеников. Указав на него пальцем, мужчина произнес: «Следуй за мной».

Черт. Он почти сбежал.

Они не обсуждали проступок, пока шли в кабинет директора. Мальчик просто наклонился над столом и вытерпел порку. Это не было чем-то ужасным, даже несравнимо с теми ударами, которые он получает от отца. Ударами, что оставляют шрамы на спине и других частях тела. Может, он еще и слишком мал, но понимает, что этот ублюдок, временная замена директора школы, восстанавливающегося после операции, получает от наказания слишком много удовольствия. Вероятно, он запрется в своем кабинете и будет дрочить, после того, как отпустит парня домой. Гребаный извращенец. Мир так отвратителен.

Последние семь миль он прошел пешком, чтобы добраться до дома, и теперь стоял здесь, принимая гнев отца. Его мачеха скрестила руки на груди, опираясь на кухонную стойку, и самодовольно улыбалась. Из окна, расположенного чуть выше раковины потянуло духотой.

Его мачеха. Ида. Сколько себя помнил, мальчик ненавидел ее. Биологическую мать он не помнил. Отец говорил, что она умерла во время родов в этом доме. На самом деле, это даже не дом, а лачуга с двумя спальнями. Она расположилась на нескольких акрах земли, окруженных со всех сторон апельсиновыми рощами. Его отец был плотником по профессии, но по некоторым причинам, которые никак не были связаны с его сыном, выбрал жить в бедности. Имея возможность жить в доме, расположенном в благополучном районе, родитель предпочел старый ветхий дом, передающийся в их семье из поколения в поколение. Отец никогда не использовал свои умения, чтобы превратить лачугу в уютный дом. Если крыша протекала, то он шлепал на нее немного смолы. Он брался лишь за мелкие починки, даже пальцем не прикасаясь к чему-то большему. Все рушилось вокруг их семьи.

Может быть, так было из-за того, что отец считал себя королем их замка, правящим недостойным окружением. Может быть, жестокость, проявляемая здесь, позволяла ему чувствовать власть, которой у него не было в реальном мире. Возможно, осознание того, что он в состоянии обеспечить комфортную атмосферу в доме, но целенаправленно этого не делает — часть психопатического начала, присущего его личности. Он не был плохим человеком. Он был гораздо хуже. Отец слишком гордился собой, поэтому отказывался от всего, что могло принести пользу его семье.

В глазах собственного сына это превращало его в настоящее воплощение зла. Перед тем как выйти замуж, Ида работала горничной у богатой семьи в Уэст-Палм-Бич. Его отец встретился с парой других рабочих, чтобы скоротать время по дороге к роскошному особняку, расположенному на пляже. Он собирался провести там несколько дней, делая ремонт, а вернулся с тремя товарищами и Идой, которая, наконец, поймала в свои сети мужчину. Ей надоело быть чьей-то служанкой. Когда приехавший вдовец проявил интерес, она сбежала.

К несчастью, она это сделала слишком быстро и без колебаний, не осознавая, что попадет из огня да в полымя. Даже хуже. В течение одной ночи она из одинокой, постоянно работающей горничной превратилась в одинокую, перегруженную работой и оскорбленную домохозяйку. У мальчика не было приятных воспоминаний об Иде. Возможно, она хотела быть лучше. Может быть, старалась превратить их лачугу в уютный дом, пыталась стать хорошей матерью. Хотя если такое и было, то он не мог этого вспомнить. Возможно, она не такая ужасная, как ему кажется. Может, отец сделал ее такой. Не имеет значения. Он все равно ненавидел ее из-за того, что она делала со своей дочерью. С его сестрой, Рути.

Рути была милым и доверчивым ребенком, который с первого дня покорил его сердце. Счастливая маленькая девочка, улыбающаяся независимо от того, насколько ужасно к ней относится мать. Каждую секунду, свободную от школы и работы, он проводил, заботясь о своей маленькой сестренке. Он обожал ее и делал все возможное, чтобы защитить от родителей, особенно от Иды. Следил, чтобы она не ложилась спать голодной, старался купать ее. Он не мог делать это постоянно, но пытался изо всех сил. Уничтожал доказательства несчастных случаев, стирая ее одежду в ручье, и высушивал перед тем как положить в комод. Вытирал Рути слезы и целовал там, где «бо-бо».

К сожалению, таких поцелуев было слишком много.

Каждую ночь она говорила:

— Братик, расскажи мне сказку, в которой есть радость, и нет боли.

Он ложился на кровать, которую они делили с тех пор, как родилась Рути. Пытаясь не замечать запах их немытых тел, придумывал для нее радостные истории, которые позволяли ненадолго забыться. Они смотрели на звезды из окна комнаты, и иногда он использовал их в своих рассказах.

— Видишь ту сияющую звезду, Рути? — говорил он, глядя в окно. — Это ты. Самая красивая звезда на небе.

— А где же ты? Тоже там? — спросила она однажды.

— Я та звезда, что ближе всех к тебе.

Мальчик не знал, становится ли она счастливей от этих историй. И не мог сказать, в чем заключается для него счастье. Разве можно объяснить это четырехлетней девочке? Но он пытался.

Однажды, убедившись, что отец и Ида спят, он открыл заднюю дверь и впустил Разора, большого черного ротвейлера, который когда-то забрел к ним в дом и с тех пор не уходил. Сначала отец не позволил приютить собаку. Сказал, что им не нужен еще один рот, который надо кормить. Грозил, что пристрелит пса, если тот останется в доме. Собака была сообразительнее. Чувствуя отцовскую враждебность, пес приходил только ночью и дожидался объедков за сараем. Мужчина, в конце концов, смягчился. Однажды пес разбудил хозяев ночью, предупреждая, что в курятник пытается забраться какой-то зверь. Их не разбудило бы кудахтанье кур, но собачий лай и лапы, царапающие дверь, сделали это. Отец решил, что Разор, возможно, не так уж и плох, и позволил ему остаться с одним условием: пес должен всегда находиться снаружи.

Мужчина ударил сына еще раз, и, понаблюдав за ним несколько секунд, сказал:

— Начинай свою чертову уборку и не возвращайся, пока не закончишь. Не справишься с этим до ужина — останешься без еды.

Даже не нужно было смотреть на мачеху, чтобы понять, что она специально подаст ужин раньше. Мальчик направился к задней двери, захлопнув ее за собой.

— Ко мне, Разор, — позвал пса.

Когда он закончил всю работу, на улице было темно. Он нашел немного еды и отнес ее за сарай, отдав половину Разору. Поели в тишине. Он вымыл дождевую бочку и прошел в дом. Завалившись на кровать рядом с сестрой, прижал ее к себе. Она застонала.

— Братишка здесь, Рути. Хочешь, расскажу сказку?

Он устал, но не смог бы заснуть, оставив ее без истории.

— У меня болит живот, — прошептала она.

— Отвести тебя в ванную? — зашептал он в ответ.

— Нет. Это не такая боль.

— Не такая? Ты голодна?

— Мамочка ударила по животу.

Он напрягся, затем зажмурил глаза. Хорошо, что девочка не захотела слушать историю этой ночью, потому что единственное, о чем он мог думать — это то, как задушит Иду голыми руками.

***

На следующий день мальчик возвращался из рощи, неся трех белок, которых убил из рогатки. Ида могла сделать из этого неплохое рагу. Сегодня утром он наблюдал, как Рути медленно ела свой завтрак. Она выглядела нормально, и поэтому он уехал охотиться еще до того, как она закончила есть. Он нес добычу на плече и представлял выражение лица Рути, когда та увидит белок.

А потом услышал звук выстрела, донесшийся из дома. Он слышал выстрелы и раньше, когда отец охотился на зверя, но что-то подсказывало, что в этот раз все иначе.

Он бросился бежать, а затем увидел то, что заставило резко остановиться. Напрягшись, он начал понимать, что произошло.

В руках у отца было ружье.

Ида качала окровавленную правую руку, прижав ее к груди. Разор лежал на боку в луже собственной крови.

И Рути... лежала на спине, вытянув руки по бокам.

Он подбежал ближе.

— Твой гребаный пес напал на сестру, а когда Ида попыталась остановить его, кинулся и на нее, — произнес отец равнодушно, все еще держа палец на курке. — Пришлось убить его.

Разор напал на Рути, а Ида пыталась его остановить? Это невозможно. Пес никогда не причинил бы девочке вреда.

Мачеха протянула руку, чтобы показать рану. Это было необязательно. Он увидел ее раньше, и не было сомнений, что это сделал Разор. Рана была глубокой и выглядела так, словно пес вцепился в Иду и боролся с ней.

Он бросил мертвых белок и упал на колени рядом с Рути. И тут понял, что отец врет. Сестра лежала на спине, ее глаза были закрыты. Мягкие светлые кудряшки обрамляли лицо. Она выглядела так умиротворенно и красиво, как никогда раньше. Уголки ее губ были приподняты в полуулыбке.

Конечно, она улыбалась. Она ведь сбежала из этого ада.

Мальчик понял, что сестра мертва. На ее теле не было следов от укусов Разора. Они лгут, он уже это понял. И не мог остановить себя. Слова вылетели изо рта, прежде чем успел подумать:

— Не похоже на нападение Разора. Ни одного укуса или царапины. Только синяки, оставленные Идой.

Как и ожидалось, пощечина была сильной.

— Убери здесь, — приказал отец. — Найди место подальше от дома и похорони свою сестру. О собаке не беспокойся. Можешь оттащить эту паршивую задницу в рощу, если захочешь покормить стервятников.

Подняв с земли белок, мужчина схватил жену за неповрежденную руку:

— Тебе не настолько плохо, чтобы ты не смогла приготовить ужин.

Направляясь в дом с Идой и мертвыми белками в руке, крикнул через плечо:

— Когда закончишь, тащи свою задницу сюда и вымети крысиный яд, который должен был убрать еще вчера.

Он смотрел, как они уходили, и пытался представить себе мир без Рути.

Мир без света.

***

Две недели спустя он сидел на пассажирском сиденье в машине незнакомца. Человек представился, когда посадил к себе юного попутчика, и не разозлился, когда мальчик просто внимательно смотрел, отказываясь что-либо говорить. Сейчас он смотрел в окно машины, а перед глазами мелькали воспоминания.

Он похоронил сестру так, как приказал отец. Накрыв ее тело своей рубашкой, достал лопату и направился подальше от дома, где вырыл большую яму.

Оставив лопату в могиле, вернулся домой. Зашел в сарай и убрал крысиный яд, положив немного в карман штанов.

Зайдя в дом, отметил, что Ида прибралась и теперь готовит беличье рагу. По движениям было видно, что она испытывает сильную боль. Разор хорошо потрудился над ее рукой. Она, вероятно, нуждалась в медицинской помощи, но отец никогда бы не отвез ее в больницу и не позволил бы самой вести машину. Так или иначе, дома его не было. Должно быть, куда-то ушел.

Стало понятно, что произошло. Ида снова ударила Рути, а Разор пытался остановить ее. К сожалению, он опоздал.

Парень не знал, что сестра медленно умирала от внутреннего кровотечения, полученного из-за побоев матери. Последней каплей стал удар в живот накануне.

Он был уверен, что Ида постоянно била Рути в доме, куда Разору было запрещено заходить. Тот день отличался от остальных. Мать, скорее всего, вытащила плачущую дочь во двор, чтобы та помогла ей с тяжелой работой, и стала пороть ее, когда маленькая девочка не делала или, скорее всего, не могла сделать то, что требовали от нее. Нет сомнений в том, что пес пытался защитить Рути, хватая Иду за руку. Та была правшой.

Отвлекшись от приготовления ужина, она посмотрела в окно и увидела тело девочки во дворе.

— Ты не закончил. Что ты здесь делаешь?

Ее голос был лишен всяких эмоций. Она произнесла это так, будто спрашивала, поел ли он и покрасил ли забор. Это вызывало отвращение. Она еще больший монстр, чем отец. Она дала жизнь Рути. Вынашивала ее в течение девяти месяцев. Он ничего не знал о материнстве, но понимал, какие отношения должны быть между матерью и ребенком.

Не глядя на Иду, ответил:

— Яма вырыта. Вернулся взять что-нибудь, чтобы завернуть тело. Думаю, надо использовать для этого простынь.

Они всегда делили кровать, и это была их единственная простынь. Следующие слова Иды удивили его. Ее предложение не только поразило, но и предоставило отличную возможность.

— У меня есть вещь, которую ты можешь использовать. Я получила ее в качестве прощального подарка от работодателей.

Она взяла большую ложку, которой мешала еду, постучала ей по котелку и отложила в сторону. Прижимая больную руку к груди, направилась в спальню, которую делила с мужем. Зная, насколько ей больно, он понимал, что пройдет несколько минут, прежде чем она найдет нужную вещь и вернется.

Мальчик использовал это время, чтобы достать из кармана яд и высыпать его в тушеное мясо. Торопливо перемешал рагу, радуясь, что тот быстро растворился, и вернул ложку на место. Он стоял возле задней двери, когда Ида вернулась с голубым куском ткани, перекинутым через здоровую руку. Присмотревшись, понял, что это что-то вроде халата. Из тонкого материала, и не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что эта вещь высокого качества и дорого стоит. «Прощальный подарок, черт меня побери, — нахмурился он. — Она украла его!» Ида протянула вещь, избегая проницательного взгляда зеленых глаз. Те всегда нервировали ее, по крайней мере, он слышал, как она говорит об этом отцу. Казалось, Ида колеблется. А потом к ней вернулась прежняя бравада.

— Оберни ее этим, — мачеха бросила ему халат и вернулась обратно к готовке.

Около свежевырытой могилы он осторожно обернул маленькое тело Рути в свою рубашку.

— Брат всегда с тобой, Рути, — прошептал.

Затем обернул Разора дорогим халатом и фыркнул про себя: «Как же так получилось, что даже собака слишком хороша для подарка Иды?» Он аккуратно положил свою маленькую сестренку и Разора в глубокую яму.

— Ты был хорошим парнем, Разор. Ты поступил правильно, пытаясь защитить ее. Теперь ты будешь охранять ее покой вечно.

Мальчик понимал, что никто не должен знать, где находится могила. Только он. В любом случае, никто не будет искать ее. Никто не объявит девочку пропавшей. Как и он, Рути родилась не в больнице. Вряд ли у нее было свидетельство о рождении. И он даже не уверен, есть ли у него, но ведь его как-то зачислили в школу. Интересно, нужно ли свидетельство, чтобы пойти в школу?

Он стоял возле могилы сестры и пристально смотрел на свежевскопанную землю. Что-то забыл. Побродив, вернулся с огромным камнем. Тот был действительно тяжелым, и мальчик приложил немало сил, чтобы перетащить его к могиле и с глухим стуком опустить на нее. Выбор пал на этот камень из-за размера и необычной формы. Чтобы запомнит это место.

Упав на колени, мальчик заплакал. Вспомнить, плакал ли он когда-нибудь раньше, не получалось. Не каждый ребенок мог выдержать ужасы, равносильные пыткам. Он не мог объяснить, почему отец ненавидит его. Не мог понять, почему мачеха ненавидела Рути. Не хотелось думать о них. После того, как все закончится, он никогда не вспомнит о них вновь.

В нем начал зарождаться нечеловеческий крик. Это был вопль, шедший откуда-то из желудка. Проходя через грудь, горло, он вырвался изо рта, унося с собой душу и последние частички света. Света, который излучала Рути.

Мальчик не мог точно сказать, сколько просидел возле могилы Рути и Разора. Его глаза пронзила острая боль, слезы капали на голые руки, когда он с силой бил себя по щекам. В конце концов, боль в спине вывела его из оцепенения, солнечных лучи напомнили о пощечинах, которые отец нанес несколькими ночами ранее. Он был физически и морально истощен, но дело еще не завершено. Измученный, он нашел в себе силы и направился дальше, в еще более уединенное место.

Нужна еще одна могила.

Он похоронит их вместе, но не как Рути и Разора, защищающих друг друга. Нет, он вырыл огромную могилу, потому что они заслужили быть сброшенными в нее, как мусор.

Это именно то, что он собирался с ними сделать.

***

— Парень? Парень, тебе нужно в уборную?

Он очнулся ото сна и подпрыгнул, когда мужчина дотронулся до него. Ушла доля секунды на то, чтобы вспомнить, где он находится. Машина стояла на парковке.

Мужчина, который согласился подвезти его, смотрел, ожидая ответа. Он указал на окно:

— Мне нужно заправиться. Тебе нужно справить нужду или что-то в этом роде?

— Где мы?

— Форт-Лодердейл. Заправимся и рванем в Майами.

Мальчик кивнул головой, приподнимаясь на сиденье. Он был болен, чувствуя, что оследние несколько дней вымотали его.

— Да, пожалуй, схожу.

Он обошел небольшую АЗС, направляясь в туалет. Там отвратительно пахло, но было на удивление чисто. Его мысли блуждали, и накатили воспоминания.

Он вернулся к той ночи в доме, когда отец и Ида сидели за столом, поедая тушеное мясо. Взял с полки старую банку из-под желе, чтобы наполнить ее водой. Прислонившись к стойке, пил, наблюдая за тем, как они едят. Никто не предложил ему присоединиться к обеду. Все в порядке. В любом случае, он бы отказался.

— На вкус как дерьмо! Как, черт возьми, можно было испортить рагу? — закричал отец.

Ида ничего не ответила, и он ударил ее по лицу.

Взяв свой импровизированный стакан, мальчик направился в спальню, заперев за собой дверь. Он лег на кровать, которую раньше делил с Рути, обнял подушку, прижимая ее к груди, и провалился в глубокий сон.

Той ночью его разбудили звуки сильной рвоты. Он плохо помнил следующие несколько дней, в течение которых делал вид, что помогает своим ослабшим родителям. Поставив ведра рядом с кроватью, он носил им воду, отравленную крысиным ядом, найденным в сарае. Вспомнился момент, когда на лице его отца отразилось понимание.

Он попытался встать с кровати, убеждая сына отвезти их с женой в больницу. Мальчик был слишком молод, чтобы иметь права, но водить умел. Отец предложил ему сесть за руль потрепанного минивэна, который служил для перевозки вещей.

— Ты отвезешь нас в больницу, парень, — сказал он голосом, полным боли.

— Не думаю, — он посмотрел на родителей, и улыбка заиграла на его губах. — Я собираюсь смотреть, как вы будете медленно и мучительно умирать. Я даже рад, что у нас нет телевизора. То, что происходит сейчас, определенно будет гораздо интереснее.

Налитые кровью карие глаза встретились с безжалостными зелеными. Что-то щелкнуло в его голове. Отец мельком осмотрел комнату, переводя взгляд в угол. Ружье, которое должно было там стоять, пропало. Даже если бы оно было на месте, не удалось бы дотянуться до него. Мужчина упал обратно на кровать и перевел взгляд на жену. Та свернулась в клубок, сложив руки вокруг колен и прижимая их к груди. Услышав голоса, достаточно долго пыталась открыть глаза, чтобы сказать: «Мы это заслужили».

Отец приподнялся и посмотрел на сына, который стоял у изножья кровати, скрестив руки на груди.

— Мне следовало понять, что ты — дьявольское отродье, — не дожидаясь ответа, он продолжил: — Я любил твою мать и думал, что поступил правильно, женившись на ней и приняв чужого ребенка. Когда ты убил свою мать, я должен был догадаться, что ты — чистое зло.

Вот, наконец, и ответ. Сейчас это уже не имеет никакого значения. Мужчина, растивший его все эти годы, совершенно чужой человек. Отец обвинил его в смерти матери при родах. Ребенок от другого мужчины убил любимую женщину, и он мстил мальчику за ее смерть. Мстил все это время.

Мальчик мог понять это. Он почти позволил своей совести одержать верх, и подумал отвезти их в больницу. Возможно, было еще не слишком поздно. Но потом вспомнил Рути. Не было оправдания тому, что с ней случилось. Ни одного.

Он одарил холодным взглядом человека, которого считал своим отцом.

— Я лишь прошу прощения за то, что не сделал этого прежде. До того, как ты позволил ей убить Рути.

Потом он отправился на кухню приготовить себе еды.

После того, как родители умерли, он погрузил тела в багажник машины и отвез к вырытой ранее могиле. И сбросил их с той же небрежностью, с которой выбрасывал груду куриных костей в мусорку. Швырнув лопату в фургон, поехал обратно домой.

Он не хотел привлекать к их лачуге лишнего внимания. И не собирался сжигать ее дотла. Тщательно все обдумав, решил оставить дом так, словно семья просто собралась и уехала, взяв вещи, которые поместятся в машину. Упаковал несколько картин, личные бумаги и одежду. Усмехнулся, когда увидел фотографию своего отца в детстве. Даже тогда он выглядел, как жалкий кусок дерьма. Бросил снимок к остальным вещам. Ему ни разу не попались фотографии матери.

Мальчик небрежно покидал все в старый автомобиль, оставив свободным только водительское кресло. Он зашел в свою спальню и взял коричневую сумку с вещами. Среди них было немного одежды, тридцать долларов и двадцать семь центов, которые он вытащил из отцовского бумажника и заначки Иды, спрятанной позади тарелок на кухне. Он сунул руку в карман, извлекая вещь, о существовании которой и не подозревал, пока не начал разбирать бумаги. Это была фотографии Рути и Разора. Снимок, очевидно, был сделан рядом с их домом, но непонятно кем и когда. Он не нашел в доме камеры. Парень и понятия не имел, откуда взялась эта фотография, а на размышления не было времени.

Он снова посмотрел на фото. Рути сидела на траве, смотрела вверх и улыбалась. Светлые кудряшки были короче, чем он помнил. Она прислонилась к Разору, который лежал рядом. Оба выглядели счастливыми. Ее колени были прижаты к груди, а руки крепко их обхватывали. Похоже, они катались по траве, решили отдохнуть и попозировать. Он понимал, что ни Ида, ни отец не делали этот снимок. Если бы это был кто-то из них, то сестренка вряд ли бы улыбалась. Он аккуратно положил фото в карман и продолжил уборку.

Несколько часов спустя мальчик стоял посреди маленького дома и оглядывался. Не уверенный на сто процентов, он думал, что взял все самое необходимое.

Шел четвертый день месяца. Счета за воду и электричество нужно будет оплатить не раньше тридцатого числа. Школа закрыта на лето, поэтому о нем никто не вспомнит до сентября. А если это случится, вряд ли кто-то забеспокоится. Отец не нанимался на постоянной основе, поэтому по нему тоже не будут скучать. У них не было телефона, и о звонках волноваться не стоило.

Да, выглядело так, словно семья, что жила здесь, решила переехать, взяв необходимые вещи. Немного писем и газет в почтовом ящике, которые они получали в течение нескольких месяцев, лежали в отдельной ячейке почтового отделения. Никто не обратит внимания. А к тому времени, когда обратят, это не будет иметь никакого значения. Он будет уже далеко.

Он прошел к курятнику и выпустил птиц на волю. Заметив висящее на веревке белье, сгреб его в кучу и кинул в машину. После этого принес свою коричневую сумку и бутылку с водой. Сев за руль, поехал к ближайшему глубокому каналу, который находился в глуши, рядом не было построек и цивилизации. Впереди длинная пешая прогулка, но в руках у него будут лишь коричневая сумка и бутылка.

Сейчас, находясь в туалете на заправочной станции, он ополоснул лицо холодной водой и вытер его. Сунув руку в карман, достал снимок Рути и Разора. Он никогда больше не обнимет сестренку снова. Никогда не услышит ее голос и то, как она просит рассказать сказку. Он никогда больше не положит руки на шею Разора, чтобы пригладить его короткую шерсть. Сморгнув собравшиеся в уголках глаз слезы, он сунул снимок в задний карман.

На могиле Рути он дал клятву. Больше никаких слез. Никогда.

Почувствовав голод, решил вернуться в машину за деньгами.

Он заметил, что АЗС находилась на пути к магазинчику с едой. И надеялся, что там были какие-нибудь конфеты и газировка с сиропом. Он пробовал газировку лишь однажды и с нетерпением ждал этого снова.

Обошел заправку и внезапно остановился. Машина, на которой он приехал, исчезла. Моргнул, проверяя, не обманывают ли его глаза. Не обманывали. Этот сукин сын уехал вместе с коричневой сумкой, в которой было немного одежды и все его деньги. Он оставил свою бутылку на заднем сиденье. Даже она пропала.

Мир был гнилым, как и каждый, кто жил в нем.

Глава 1

2000