Президентская кампания и финансовый кризис

 

Проведение президентской кампании в США одновременно с распутыванием ситуации на финансовых рынках – это один из тех случаев, когда политическая и экономическая системы ярко проявили свою природу.

Страсти по президентской гонке не могут захватить всех, но почти все чувствуют беспокойство из-за боязни потерять жилье, лишиться прав на медицинское обслуживание, работы и сбережений.

Первоначальные предложения Буша по преодолению кризиса уж слишком попахивали тоталитаризмом, так что от них пришлось быстро отказаться. Под сильным давлением лоббистов они планировались как «чистая победа для крупнейших институтов в системе… способ сброса активов без риска разорения или банкротства», как писал экономист Джеймс Рикардс, который вел переговоры о спасении государством хеджевого фонда Long Term Capital Management в 1998 г. Это высказывание напомнило мне что-то до боли знакомое.

Непосредственные истоки текущего кризиса лежат в лопнувшем пузыре ипотечного кредитования – процессе, которым управляла Федеральная резервная система под руководством Алана Гринспена, который во время президентства Буша удерживал трещащую по швам экономику, основанную на огромных потребительских кредитах и займах за рубежом.

Но истинные корни глубже. Частично их следует искать в политике финансовой либерализации последних 30 лет, то есть в освобождении финансовых рынков от государственного регулирования. Эти шаги предсказуемо увеличили частоту и глубину финансовых колебаний, которые теперь угрожают привести к худшему кризису со времен Великой депрессии. Как и ожидалось, несколько крупнейших финансовых компаний, получивших громадную прибыль от либерализации экономики, теперь призывают государство вмешаться и спасти их от гибели.

Такое вмешательство является стандартным инструментом государственного капитализма, хотя масштабы впечатляют. Экономисты Винфрид Руигрок и Роба Ван Тулдер в ходе исследования, проведенного 15 лет назад, обнаружили, что по крайней мере 20 компаний из Fortune 100 не смогли бы выжить, если бы они не были спасены своими правительствами, а остальные получили существенную помощь, призывая правительства «социализировать потери». Сегодня правительство США точно так же спасает финансовых монстров с помощью денег налогоплательщиков. Такое вмешательство «стало правилом, а не исключением в течение последних двух веков», – заключают ученые.

В демократическом обществе политики, планирующие занять президентское кресло, должны рассматривать такие важные вопросы, глядя в корни проблем и предлагая лечение, а также средства, с помощью которых люди, страдающие от последствий финансового кризиса, могут обезопасить себя.

Финансовый рынок «занижает риски» и «систематически неэффективен», – писали десять лет назад экономисты Джон Итвелл и Лэнс Тейлор, предупреждая о крайних опасностях финансовой либерализации. Они же предложили решения, которые были проигнорированы. Одним из факторов, которые свидетельствуют о губительной роли финансовой либерализации для экономики, является невозможность рассчитать, какие расходы понесут те, кто не участвует в сделках, но на кого они при этом влияют. А между тем расходы «внешних участников» могут быть огромными. Игнорирование системных рисков приводит к рискам бо́льшим, чем может позволить себе эффективно работающая экономика, даже по самым скромным требованиям.

Идти на риск – задача финансовых институтов, и если они хорошо управляются, то должны быть уверенными, что их собственные потенциальные потери будут покрыты. Акцент здесь – на слове «собственные». При государственном капитализме такой подход невозможен, поскольку забота о тех, «кто ни при чем», но пострадал от финансового кризиса, перепоручается финансовыми компаниями государству, в то время как доведение экономики до этого самого кризиса они всегда берут на себя.

Финансовая либерализация оказывает воздействие не только на экономику. Давно понятно, что это мощное оружие против демократии. Свободное движение капитала создает то, что некоторые называют «виртуальным парламентом», состоящим из инвесторов и кредиторов, которые внимательно следят за государственными программами и «голосуют» против них, если они направлены на благо людей, а не на укрепление власти денег, сосредоточенных в руках кучки финансистов.

Инвесторы и кредиторы могут «голосовать», уводя капиталы за рубеж, ослабляя национальную валюту, а также используя другие способы, предлагаемые политикой финансовой либерализации. Это одна из причин, по которой в Бреттон-Вудской системе, установленной Соединенными Штатами и Великобританией после Второй мировой войны, были введены контроль за движением капитала и регулируемые курсы валюты.

Великая депрессия и война вызвали мощный подъем радикальных демократических течений, начиная с антифашистского сопротивления и заканчивая рабочими профсоюзами. Их давление привело к необходимости позволить проводить социал-демократическую политику. Бреттон-Вудская система была разработана отчасти, чтобы создать пространство для действий правительства в ответ на общественную волю – то есть для некоторых проявлений демократии.

Джон Мейнард Кейнс, знаменитый британский экономист, финансист и предприниматель, считал самым важным достоинством Бреттон-Вудской системы право правительств ограничить движение капитала. На неолиберальной стадии развития экономики, после развала Бреттон-Вудской системы в 1970 г., Министерство финансов США стало относить свободное движение капитала к «фундаментальному праву», в отличие от таких «необязательных» прав, которые гарантируются Всеобщей декларацией прав человека: на здравоохранение, образование, труд, безопасность и др. Правительства Рейгана и Буша считали подобные права чем-то вроде писем Санта-Клаусу.

В прежние годы общественность и ее мнение не представляли большой проблемы. Причины были описаны Барри Айхенгрином в его научном исследовании международной денежной системы. Он объясняет, что в XIX веке еще не было повсеместно «всеобщего избирательного права», профсоюзное движение только зарождалось, а рабочие партии не были представлены в парламенте». Поэтому большие расходы, связанные с деятельностью виртуального парламента, могли быть безболезненно перенесены на население.

Но с радикализацией широкой общественности во время Великой депрессии и войны такой роскоши капиталисты оказались лишены. Таким образом, в Бреттон-Вудской системе «ограничения на мобильность капитала были инструментом демократии, попыткой избежать тотального давления рынка».

Очевидным следствием стало то, что после демонтажа послевоенной системы демократия была вновь ограничена. Необходимо было контролировать общественность в стране, которая управляется большим бизнесом и зависит от него. Одной из иллюстрацией такого подхода являются избирательные кампании, полностью управляемые PR-агентствами.

«Политика есть тень, отбрасываемая на общество большим бизнесом», – заключил ведущий социальный философ Америки XX века Джон Дьюи, и это не изменится до тех пор, пока «власть сращивается с бизнесом для извлечения прибылей через частный контроль банковской деятельности, земли, промышленности, с помощью СМИ и пропаганды».

В США на самом деле однопартийная система, одна партия бизнеса с двумя фракциями – республиканцами и демократами. Тем не менее между ними существуют различия. В своем исследовании «Неравная демократия: политическая экономия нового позолоченного века» (The Political Economy of the New Gilded Age) Ларри Бартельс описывает, как в течение последних шести десятилетий «доходы семей среднего класса росли в два раза быстрее при демократах, чем это было при республиканцах, а доходы бедных рабочих семей росли в шесть раз быстрее при демократах, чем при республиканцах».

Различия можно проследить и на нынешних выборах. Избиратели должны изучить их, но без иллюзий, а также с признанием того, что на протяжении череды веков прогрессивное законодательство и социальное обеспечение были достигнуты благодаря народной борьбе, а не подачкам сверху.

Эта борьба ведется с переменным успехом. Но вести ее нужно каждый день, а не раз в четыре года, и всегда с целью создания по-настоящему демократического общества, которое проявляет себя везде – начиная с кабины для голосования и заканчивая рабочим местом каждого американца.

 

5 октября 2008 г.

 

 

Вызовы для Барака Обамы

Часть I. Выборы и экономика

 

Фраза «Это историческое событие» звучала после президентских выборов на каждом углу. И это неудивительно. Черная семья в Белом доме – по-настоящему важное событие.

Тут скрывались некоторые сюрпризы. Один из них был связан с тем, что выборы не закончились после съезда Демократической партии. По стандартным прогнозам оппозиционная партия должна была выиграть с большим отрывом во время тяжелого экономического кризиса, после восьми лет катастрофически провальной политики на всех фронтах, с огромным ростом безработицы и упадком благосостояния граждан. Действующий президент был настолько непопулярным, что его собственная партия должна была отречься от него, а экономический коллапс в США стал притчей во языцех во всем мире.

Как показывают исследования, обе партии считают правильным учитывать мнение народа по многим важным вопросам, внутренним и международным. Однако ни одна партия в своей риторике и действиях не отражает мнение американцев – 80 % из них считают, что страна идет в неправильном направлении и что правительством управляют «несколько воротил, отстаивающих свои интересы». И что действительно впечатляет: 94 % полагают, что правительство не прислушивается к общественному мнению.

Можно утверждать, что ни одна партия, учитывающая это мнение, не будет жизнеспособной в стране, которой полностью управляют бизнес-структуры. В целом бесправие общества подтверждается предполагаемой справедливостью «инвестиционной теории» устройства политической жизни, предложенной экономистом Томасом Фергюсоном, который считает, что современная политика есть лишь инструмент, обслуживающий запросы мощных бизнес-групп, которые инвестируют в нее каждые четыре года, чтобы контролировать государство.

Последние выборы прошли по не раз опробованной модели. Кампания Джона Маккейна была достаточно честной: он ясно дал понять, что в его планы не входит разрешение наболевших проблем. Послание Обамы о «надеждах» и «изменениях» представляло собой чистый лист, на котором его сторонники могут написать свои пожелания. Можно поискать веб-сайты с документами, в которых подробно излагается программа и позиция кандидата, но нет причин сомневаться в том, что сравнение изложенного в них и публичных заявлений потенциального президента повергнет вас в глубокую печаль. В любом случае на выбор избирателей влияют не документы, а публичные высказывания и установки кандидата, озвученные в начале и в середине предвыборной гонки, о чем прекрасно знают партийные пиарщики.

Кампания Обамы произвела большое впечатление на индустрию PR: он получил звание «Маркетолог года», легко обойдя Apple. Первостепенная задача рекламы – заставить неосведомленных потребителей делать свой выбор при покупке товара иррационально, что подрывает рыночные теории, которые основаны на прямо противоположном. И пиарщики признают, что подобная техника эффективна и при подрыве демократии.

Исследовательский центр «За ответственную политику» (Center for Responsive Politics) сообщает, что выборы снова были куплены: «Кандидаты, которые лучше профинансированы, одерживают победу в девяти из десяти проведенных дебатов, и нет сомнений в том, что нынешние обитатели Конгресса вернутся туда после выборов – за исключением нескольких человек».

Обама и Маккейн – самые жизнеспособные кандидаты – получали деньги в том числе и от финансовых организаций. Предварительные подсчеты говорят о том, что к концу кампании Обамы финансирование поступало в основном от юридических компаний (в том числе занимающихся лоббированием законов) и финансовых институтов. Таким образом, инвестиционная теория Фергюсона позволяет сделать некоторые выводы о том, какой будет политика новой администрации.

Нынешняя власть финансовых институтов отражает переход экономики от собственно производства к финансовым играм, что, безусловно, связано с политикой финансовой либерализации, стартовавшей в 1970-е. Этот переход есть одна из основных причин текущего бедствия: финансовый кризис, спад в реальной экономике (то есть в производстве и потреблении товаров) и его последствия для подавляющего большинства американцев, чья реальная заработная плата почти не росла за последние 30 лет, а реальные доходы снизились.

Если оставить в стороне риторику о надеждах и изменениях, что на самом деле мы можем ожидать от администрации Обамы?

Выбор Обамой ближайших помощников дает красноречивый ответ. Первым стал вице-президент Джо Байден – один из убежденных сторонников вторжения в Ирак и «серый кардинал» в Вашингтоне, который обычно голосовал вместе со своими друзьями-демократами, но делал так не всегда. В частности, он поддержал меры по усложнению процедуры банкротства для физических лиц, которые больно ударят по простым людям, погрязшим в долгах финансовым монстрам.

Важнейшая позиция главы администрации президента была отдана Раму Эмануэлю – одному из самых ярых сторонников вторжения в Ирак среди демократов Конгресса и, как и Байден, давнему вашингтонскому инсайдеру.

Эмануэль также является одним из главных лиц, которые привлекали воротил Уолл-стрит в качестве спонсоров кампании, как сообщает центр «За ответственную политику». Он «был главным получателем инвестиций на выборах 2008 г. от хедж-фондов и частных инвестиционных компаний».

После избрания в Конгресс в 2002 г. Эмануэль «получил больше денег от физических лиц и Комитета политического действия[8] и инвестиционного бизнеса, чем кто-либо другой». Его задача – наблюдать за тем, как Обама справляется с худшим финансовым кризисом со времен 1930-х гг., за который несут ответственность в том числе спонсоры его и Обамы.

В интервью Wall Street Journal Эмануэля спросили, что администрация Обамы собирается делать с «демократическим руководством Конгресса, которое переполнено левыми, имеющими свою собственную повестку дня, такую как сокращение расходов на оборону – в соответствии с волей большинства населения – и попытка установить высокие налоги на энергию для борьбы с глобальным потеплением».

«Барак Обама может переступить через них», – уверил Эмануэль редактора. Новая администрация планирует отвечать на выпады левых радикалов, руководствуясь исключительно здравым смыслом и так называемой «прагматичностью».

Команду Обамы переходного периода возглавил Джон Подеста, глава администрации Билла Клинтона. Двое других ветеранов, Роберт Рубин и Лоуренс Саммерс, – одни из ведущих фигур в экономической команде Клинтона – были ярыми лоббистами политики финансового дерегулирования, результатом которой стал нынешний финансовый кризис. В качестве министра финансов Клинтона Рубин упорно трудился над отменой закона Гласса – Стигала, который ограничивал предпринимательскую активность коммерческих банков, запрещая им заниматься инвестиционной деятельностью, существенно ограничив право банков на операции с ценными бумагами и введя обязательное страхование банковских вкладов.

Финансовый экономист Тим Канова пишет, что Рубин был «лично заинтересован в том, чтобы похоронить закон Гласса – Стигала». Вскоре после ухода с поста министра финансов Рубин стал «председателем финансовой корпорации Citigroup. Администрация Клинтона никогда не выдвигала против него обвинения за очевидное нарушение профессиональной этики и личную заинтересованность в лоббировании определенных законов».

Рубина на посту министра финансов сменил Саммерс, который добился законодательного запрещения федерального регулирования деривативов – этого «оружия массового уничтожения», как называет их Уоррен Баффет, – которые помогли столкнуть финансовые рынки в пропасть.

Саммерс занимает место «одного из главных злодеев в текущем экономическом кризисе», согласно Дину Бейкеру, одному из горстки экономистов, которые предупреждали о надвигающемся кризисе. Отдать финансовую политику в руки Рубина и Саммерса – это все равно что «привлечь Усаму бен Ладена к борьбе с терроризмом».

Сейчас Рубин и Саммерс призывают вернуться к политике государственного регулирования финансовой сферы, чтобы избавиться от хаоса, который они помогли создать.

В деловой прессе появились аналитические статьи, в которых рассматривается отчет Экономического консультативного совета под руководством Обамы, который был проведен 7 ноября 2008 г. с целью выработки мер борьбы с финансовым кризисом. Джонатан Вейл из Bloomberg News заключил, что «многие из заседателей должны получить повестки в суд в качестве свидетелей обвинения немедленно, а не выступать советниками Обамы». Около половины «занимали фиктивные должности в компаниях, что разожгло их финансовые аппетиты и помогло отправить мир в экономический ступор». Неужели кто-то верит, что эти люди «будут отстаивать потребности нации вопреки своим корпоративным интересам»?

Главная задача администрации – обуздание финансового кризиса и одновременная рецессия реального сектора экономики. Но есть и скелет в шкафу: печально известная своей неэффективностью коммерческая система здравоохранения, которая угрожает разрушить федеральный бюджет, если текущие тенденции сохранятся.

Большинство населения уже давно выступает за национальную систему здравоохранения, которая должна быть намного дешевле и более эффективна, на что указывают сравнительные данные и результаты многих исследований. Еще в 2004 г. любое государственное вмешательство в систему здравоохранения расценивалось в прессе как «невозможное» и «лишенное политической поддержки», поскольку этому подходу противостояли страховая отрасль, фармацевтические корпорации и другие силы, извлекавшие из этого прибыль.

Однако в 2008 г. Джон Эдвардс, а затем Барак Обама и Хиллари Клинтон выдвинули предложения, которые приближаются к тому, что давно уже ожидает общественность. Эти идеи теперь имеют «политическую поддержку». Что изменилось? Явно не общественное мнение, которое остается таким, как раньше. Но к 2008 г. основные секторы экономики стали понимать, что им в настоящее время серьезно вредит коммерческая система здравоохранения. Таким образом, общественное мнение получило «политическую поддержку».

Эта история говорит нам многое о неэффективной демократии, в условиях которой новая администрация ищет выход из лабиринта.

 

25 ноября 2008 г.

 

 

Вызовы для Барака Обамы