Драматургия 80х-90х, (“Вадим Новгородский”) мб там подразумевались и другие произведения, я не шарю

Трагедия Я.Б. Княжнина «Вадим Новгородский»: проблематика и художественное своеобразие.

Рурик, князь новгородский; Вадим, посадник и полководец; Рамида, его дочь; Пренест и Вигор, посадники; Извед, наперсник Рурика; Селена, наперсница Рамидина

Трагедии Княжнина. Без сомнения, венцом драматического творчества Княжнина, наиболее ответственным и политически важным жанром его была трагедия.

Княжнин написал семь трагедий, из которых одна, «Ольга», доселе не издана, хотя текст ее сохранился*; остальные шесть следующие: «Дидона» (1769); «Владимир и Ярополк» (1772); «Росслав» (1784); «Титово милосердие»; «Софонизба»; «Вадим Новгородский» (1789).

«Вадим Новгородский» Трагедию постигла тяжелая судьба. Эта трагедия – без сомнения, лучшее произведение Княжнина, и политически наиболее содержательное и смелое. В «Вадиме» Княжнин использовал мотивы трагедий Вольтера «Брут» и «Смерть Цезаря» и корнелевского «Цинны». В основу трагедии положено сообщение Никоновской летописи (под 863 годом), что новгородцы были недовольны обидами от Рурика и его родственников и что «того же лета уби Рурик Вадима Храброго и иных многих изби новгородцев, советников его». Эта запись летописи послужила поводом для целого ряда русских писателей создать образ вольного новгородца, республиканца, восстающего против княжеского самодержавия; Пьеса Княжнина явилась ответом на пьесу Екатерины II «Историческое представление из жизни Рурика» (1786). Императрица сделала Вадима князем и двоюродным братом Рурика. Он нисколько не республиканец, не идейный противник Рурика, а просто честолюбец, который составил заговор, чтобы самому присвоить власть своего кузена. Рурик победил Вадима и предлагает ему место своего помощника. Вадим раскаивается, жаждет загладить свою вину и доказать свою преданность монарху. Пьеса Екатерины беспомощна в художественном отношении и грубо реакционна по своей тенденции. Княжнин осветил ту же тему совершенно иначе. В его трагедии Вадим – республиканец, ненавистник тиранов. Для Княжнина важна мысль об исконной свободе русского народа, о чуждом для него характере самодержавия. Вадим Княжнина – блюститель вольности, свойственной его родине, и он добивается не новых форм правления, а сохранения того, что принадлежит Новгороду по праву и по традиции. Эта точка зрения была унаследована декабристами.

Вадиму, пламенному республиканцу, противопоставлен в трагедии Рурик, идеальный монарх, мудрый и кроткий, готовый царствовать на благо страны; но тем острее и глубже постановка вопроса у Княжнина, что он все-таки осуждает тиранию, ибо он хочет раскрыть проблему в ее существе, в принципе. Он хочет сказать, что царь может быть хорошим человеком, – и все же он ненавистен как царь. Дело не в людях, а в самом принципе. Суровые республиканские доблести, могучая и мрачная фигура Вадима, для которого нет жизни вне свободы, который приносит в жертву идее и отечеству не только свою жизнь, но и счастье и жизнь своей любимой дочери, придает трагедии Княжнина величественный и сумрачный характер. Несколько слащавая кротость Рурика меркнет перед титаническим образом Вадима, великолепным, несмотря на условность его. Республиканские тирады Вадима и его единомышленников звучали как революционные прокламации и речи в 1789 г., когда трагедия была написана, и в 1793 г., когда она была напечатана, тем более, что читатели того времени привыкли видеть в трагедиях «аллюзии», намеки на живую политическую современность; да и сам Княжнин имел в виду в своей пьесе, конечно, не девятый век, а восемнадцатый, и в речах своих республиканцев обращался прямо к своим соотечественникам и современникам. При этом несущественно то, что Княжнин, говоря о свободе, представляет ее себе, может быть, достаточно ограниченно. Важна была пламенная проповедь ненависти к самодержавию. Вадим вопрошает своих друзей и единомышленников:

Так должно на богов нам только полагаться,

И в стаде Человек без славы пресмыкаться?

Но боги дали нам свободу возвратить

И сердце – чтоб дерзать, и руки – чтоб разить!

Их помощь в нас самих! Какой еще хотите?

Ступайте, ползайте, их грома тщетно ждите;

А я один за вас во гневе здесь кипя,

Подвигнусь умереть, владыки не терпя!..

Что вижу здесь? Вельмож, утративших свободу,

Во подлой робости согбенных пред царем

(И лобызающих под скиптром свой ярем.

Скажите: как вы, зря отечества паденье,

Могли минуту жизнь продлить на посрамленье?

И если не могли свободы сохранить –

Как можно свет терпеть и как желать вам жить?

амечательна по своеобразию замысла и развязка трагедии Княжнина: Рурик победил Вадима. Мало того, он решается вступить с Вадимом в спор. Он заявляет, что он не хотел венца, что сам народ, истомленный распрями, просил его стать монархом; он говорит о своем намерении царствовать добродетельно. Затем он снимает с главы венец и говорит, обращаясь к народу:

...Теперь я ваш залог обратно вам вручаю;

Как принял я его, столь чист и возвращаю.

Вы можете венец в ничто приобратить,

Иль оный на главу Вадима возложить.

Вадим

Вадима на главу! Сколь рабства ужасаюсь,

Толико я его орудием гнушаюсь!

Извед

(Рурику, указывая на народ, ставший перед Руриком,

на колени для упрощения его владеть над ним.)

Увиди, государь, у ног твоих весь град!

Отец парода! зри твоих моленья чад;

Оставь намеренья, их счастию претящи.

Итак, Рурик прав; народ сам просит его быть монархом, народу люба монархия; так и поняли Княжнина некоторые критики – и поняли неправильно.

Княжнин весь – с Вадимом. Но он признает, что победила монархия, Народ обольщен, он верит в принцип царизма, древняя вольность Руси забыта. Благородные свободолюбцы гибнут, не поддержанные народом. Им остается одно – умереть свободными. Ведь признание победы тирании не есть ее одобрение. Княжнин ненавидит ее, борется с нею своим художественным словом, – но он пришел в «Вадиме» к пессимистическому выводу; зло победило, борьба идет к концу, если не окончена. Позор стране, покорившейся тиранам. И видя, как народ просит Рурика «владеть над ним», Вадим, т.е. сам Княжнин, восклицает, опять обращаясь к своим современникам:

Вадим

О гнусные рабы, своих оков просящи!

О стыд! Весь дух граждан отселе 'истреблен!

Вадим! Се общество, которого ты член!

Вадим теперь доволен; он обещает, что будут довольны и Рурик, и Рамида. И Рурик так самоуверен, что думает, будто Вадим может отступиться от своих взглядов и может стать ему отцом. Но Вадим Княжнина – не Вадим Екатерины II; он говорит:

Вадим!

Я боле не могу сносить столь гнусна вида!

Внемли ты, Рурик, мне, народ, и ты, Рамида.

(К. Рурику.)

Я вижу, власть твоя угодна небесам;

Иное чувство ты гражданей дал сердцам;

Все пало пред тобой; мир любит пресмыкаться;

Но миром таковым могу ли я прельщаться?

(К народу.)

Ты хочешь рабствовать под скипетром попран!

Нет боле у меня отечества граждан!»

И, «заколаясь», Вадим побеждает Рурика:

В средине твоего победоносна войска,

В истце, могущий все у ног твоих ты зреть,

Что ты против того, кто смеет умереть?

Было бы наивно думать, что пессимизм Княжнина мог заставить его отказаться от борьбы. Ведь сама его трагедия «Вадим Новгородский» – мужественный подвиг борьбы с всевластной тиранией, которая дала «иное чувство сердцам граждан», смелая попытка обратить эти сердца к их старинным правам, к свободе, к русской доблести.

Комедии Княжнина.(в вопросе нет) Среди драматических жанров классицизма в русской литературе наименьшим распространением пользовался тот, который у французов считался вторым после трагедии по степени

«важности», – большая комедия в стихах. Княжнин взялся за разработку этого жанра. Княжнину принадлежат две большие комедии в стихах – «Хвастун» и «Чудаки». Обе они неоригинальны, та, которая нас интересует - переделка из комедии Брюйеса «Значительный человек» («L'important»). Но обе комедии Княжнина в то же время – вполне русские комедии, потому что переимчивому драматургу удалось насытить их русским содержанием. Тема «Хвастуна» – увлечение русского дворянства знатью, чинами и должностями, ажиотаж фаворитизма, приводящий к подлости и утере, собственного достоинства. Герой комедии, хвастун Верхолет, выдает себя за важного вельможу «в случае», фаворита, – и окружающие его верят, что он может мгновенно сделать дурака сенатором, возвысить любого человека или погубить его и т.д. Как всегда в комических жанрах у Княжнина, пьеса ведется в тонах гротеска, карикатуры, построена на условных преувеличениях. Но тема ее злободневна, остра и вполне реальна. Практика екатерининского двора была такова, что ничего невероятного не было в головокружительных возможностях молодого ловкого выскочки-придворного. Никому и в голову не приходило интересоваться тем, за что человек вознесен так высоко, поскольку ежедневно любой проходимец, приглянувшийся царице или угодивший Потемкину, мог стать властителем тысяч людей, хозяином сената, вельможей. Отсюда повальное развращение дворян, особенно столичных, более или менее втянутых в круговорот фантастических карьер и столь же необоснованных опал. Таким образом, Княжнин поставил тему, подводившую к вопросу о фаворитизме, об утере дворянством благородной независимости, о продажности дворянства, купленного чинами и подачками двора. Он вывел на сцену не только провинциалку Чванкину, готовую отдать дочь насильно за Верхолета только потому, что он «случайный» человек, но и дядю самого Верхолета, дурака и невежду Простодума, провинциального помещика, который тоже хочет лезть в знать, раз у него племянник в такой чести. И вот Простодум готов отдать свои деньги Верхолету, готов всячески унижаться даже перед лакеем племянника, готов сам сделаться слугой Верхолета, готов хотя на брюхе ползать в надежде стать сенатором, – потому что именно ползанием на брюхе можно было легче всего добиться сенаторства. При этом Простодум – вообще собирательный тип помещика; он не только дикарь, но он еще жаден, жесток, низок, он изверг-крепостник. Он хочет стать сенатором только для того, чтобы все его соседи по имению захирели от зависти, и более того, он замышляет против них агрессивные действия:

Я также их пожму во время сенаторства,

И покажу мои им разные проворства;

Покрепче буду их держать в моих руках,

И, как на собственных, на их косить лугах.

Честон

Так ты лишь для себя быть хочешь барин сильный?

Простодум

А для кого ж? И вот каков вопрос умильный!

Неужто для других?

Мы узнаем об умении Простодума «проворить»; он говорит:

Три тысячи скопил я дома лет в десяток,

Не хлебом, не скотом, не выводом теляток,

Но кстати в рекруты торгуючи людьми.

Конечно, по правилу жанра, комедия кончается благополучно: Верхолет разоблачен, как Хлестаков. Простодум лишился своих денег и посрамлен и т.д. Но ведь это только закон жанра, обязательный для Княжнина-классика, а закон жизни был другой, и все зрители хорошо знали это. В жизни Простодум становился сенатором, Верхолет правил делами в государстве, его слуга Полист, жулик, делался также важной персоной, несмотря на «низкое» происхождение, а добродетельные дворяне, противопоставленные Княжниным всей этой компании. Честен и его сын Замир, могли за сопротивление знатным людям попасть в очень неприятную переделку.

Честон и Замир – это как бы Стародум и Милон комедии Княжнина, это идеальные дворяне, каких на самом деле нет, и которые в сущности уже не дворяне, а граждане. Замир, сын Честона, – это как бы ранний и, конечно, отдаленный еще предшественник Чацкого; он не просто обычный «первый любовник»; его несдержанная пламенность, его бурные порывы, его ненависть к негодяям, хотя бы и в «случае», – все это предсказывыет образ юноши-героя, проповедника свободных идей, хотя сам Замир интересуется не политикой, а своей любовью. Существенным завоеванием обеих больших комедий Княжнина был их стиль и вообще вся манера вести диалог. Княжнину удалось выработать легкий, разговорный, местами очень остроумный стихотворный язык, являющийся непосредственной подготовкой стиха «Горя от ума». Княжнин сумел рассыпать в своих комедиях немало живых сатирических деталей, характерных штрихов быта, правда, не столько показанных на сцене, сколько

заключённых в речах действующих лиц (такова уж была тенденция классицизма), и эти детали иной раз напоминают живые образы «Горя от ума», как и общий замысел комедии – социальной сатиры.

Сентиментализм

 

Сентиментализм:

- Карамзин

- Радищев

Русский сентиментализм.

С начала 60-х годов 18 века – расцвет классицизма, но читали и переводили Руссо и Гесснера, драмы Лессинга, Дидро, Ричардсона и Гете (сентименталисты).

Эпоха усердного чтения.

Происходит феминизация литературы. Героинями становились девушки, для них писалось. Появились альманахи «в краман», чтобы их можно было почитать где угодно, на прогулке, например.

Карамзин помог создать «матрицу» такого альманаха, потом их стало появляться огромное множество.

Конец 80-х – 90-е годы – Карамзин пишет повести и письма. Радищевскому «Путешествию» не хватает легкости Карамзина.

Развивается прозаический жанр.

Масштабное обновление русского литературного языка.

Как бы манифест сентименталистов – «Что нужно автору?».

Назначение искусства теоретики нового направления видели в том, что оно «должно заниматься одним изящным, изображать красоту, гармонию и распространять в области чувствительного приятные впечатления» (1793, «Что нужно автору?» Карамзина.

Два течения сентиментализма:

1. Психологический

Господствует. Представители – Карамзин, Дмитриев, Нелединский-Мелецкий, Шаликов.

2. Социальный

Радищев, Смирнов, журнал ««ИРТЫШ, ПРЕВРАЩАЮЩИЙСЯ В ИПОКРЕНУ», (ежемесячный журнал, издававшийся в Тобольске с сент. 1789 по 1791 под наблюдением учителей Тобольского народного училища), Мартынов.

Екатерина разрешила вольные типографии. Издательская деятельность сентименталистов очень бурная.

Языковая реформа Карамзина:

- новый приятный слог

- сближает письменную речь с живой разговорной речью образованного общества

- язык произведения должен быть соответствующим смыслу

- истребить церковные слова и просторечия (полемика с Ломоносовым)

- расширить лексику за счет неологизмов

Копировал даже французский синтаксис, что было категорически не принято и не понято.

Карамзин пропагандировал сентиментализм в Московском журнале

Русский сентиментализм как художественная система и литературное направление.

Основные положения сентиментализма: осознание ценности человеческой личности независимо от сословной принадлежности, преобладание чувства над рассудочностью, что вело к углубленному раскрытию внутреннего мира человека, гуманизм и демократическая направленность (принцип оценки человека) делали это направление прогрессивным в своей основе. В сентиментализме большое внимание уделяется пейзажу, который оказывается созвучным личному переживанию героя. Происходит идеализация патриархального уклада жизни.

Русский сентиментализм складывается с 60х гг 18 века. В России в это время популярностью пользовалась Западноевропейская литература, сентименталисты, их переделывали, им подражали. Наибольшей популярностью пользовались: Руссо, Геснер, Лессинг, Дидро, Мерсье, Ричардсон, Гете. Это была эпоха усердного чтения, кроме того, происходит феминизация литературы. Большое влияние на развитие русского сентиментализма оказал роман Стерна «Сентиментальное путешествие», заглавие которого и ввело в литературу слово «сентиментализм».

Выдающиеся произведения сентиментализма в России: Путешествие из Петербурга в Москву (Радищев), Повести Карамзина, Письма русского путешественника (Карамзин).

Развитие сентиментализма

1 период. С 60х до первой половины 80х годов (до первых произведений Радищева и Карамзина). Свои произведения создают Херасков, Ржевский, Домашнев, Нарышкин, Санковский. Сентиментализм проявил себя прежде всего в прозе.

2 период. С середины 80х до 1802\3 года. С начала активной деятельности Карамзина и Радищева до смерти Радищева и последних повестей Карамзина. 1ая повесть Карамзина – «Евгений и Юлия» напечатана в журнале «Детское чтение для сердца и разума».

В период сентиментализма происходит масштабное обновление русского литературного языка. В русском сентиментализме выделяются 2 течения:

психологический. Был господствующим. Представители: Карамзин, Дмитриев, Мелетинский-Мелицкий

социальный. Представители: Смирнов, Мартынов

Издания сентименталистов: «Московский журнал» Карамзина, «Чтение для вкуса, разума и чувства», Приложение к газете Московские ведомости, «Ипокрена, или Потехи любословия»

Начинается эпоха альманахов. Своеобразный манифест сентименталистов – статьи «Что нужно автору?», «Нечто о науках, искусствах, просвещении»

Русский сентиментализм носил преимущественно дворянский характер в силу недостаточного развития новой буржуазной идеологии. Отрицательное отношение к реакционному правительственному режиму было характерным для писателей сентиментализма. Однако Карамзин и его последователи стояли в пассивной оппозиции, выражая свое недовольство и неуверенность в завтрашнем дне утверждением свободы человеческой личности от обязанностей по отношению к государству и необходимостью искать успокоения и счастья в своем внутреннем мире, в нравственном самоусовершенствовании. Это уводило от действительности, наполненной глубокими социальными противоречиями. В отличии от Карамзина Радищев искал разрешения выдвинутых жизнью проблем в общественно-политическом, социальном аспекте.

В основе художественного метода сентиментализма, провозгласившего культ чувства – «чувствительность» вместо культа разума – отвлеченного рационализма и ценности человеческой личности вместо подчинения личности интресам государства, лежит авторское индивидуальное «я». Авторская личность, авторское миросозерцание выступают на первый план.

Раскрытие человеческих чувств и переживаний человека способствовало развитию таких жанров, как письма, дневники, путешествия, повести, а в поэзии самыми распространенными жанрами стали элегии, послания, идиллии.

Стиль сентиментальной прозы Карамзина и реформа русского литературного языка.

Одна из важнейших заслуг Карамзина перед русской культурой – это произведённая им реформа русского литературного языка.

Карамзинская реформа была подготовлена усилиями его предшественников.

Карамзин чувствовал, что новые задачи, поставленные им перед собой как литератором, не могут быть воплощены в формах старого языка, недостаточно гибкого, лёгкого и изящного. Он выступил против церковной ориентации «высокого штиля» литературы восемнадцатого века, видя в ней, с одной стороны, реакционную церковно - феодальную тенденцию и провинциальную оторванность от западной языковой культуры, с другой – патетику гражданственности, слишком радикальную для него (тип использования славянизмов у Радищева). Решившись создать новый литературный стиль, Карамзин не захотел обратиться и к источнику народной, живой, реалистической речи.

Эстетизация мира у Карамзина была способом набросить на действительность покров искусства, покров красоты, измышлённой и не выведенной из самой действительности. Изящно – жеманный язык Карамзина, изобилующий округлыми и эстетическими перифразами, заменяющий простое и «грубое» для него название вещей эмоциональными узорами слов, чрезвычайно выразителен в этом смысле.

Карамзин в своей реформе был европейцем, западником, стремившимся насытить русскую речь достижениями западной культуры притом культуры передовой.

Строя свой стиль, Карамзин обильно использовал французские конструкции, фразы, французскую семантику. Он сознательно подражал на первых порах иностранцам, не считая грехом сближения с ними. В языке Карамзина исследователи установили немалое количество элементов французского происхождения. В его произведениях начала 1790 годов много варваризмов. Варваризмы совсем почти исчезают в «Истории Государства Российского», где Карамзин возвратился и к элементам славянизации речи, и к некоторой сознательной архаизации её.

Карамзин добился от языка лёгкости, свободы выражения, гибкости. Он стремился сблизить литературный язык с живой разговорной речью дворянского общества. Он стремился к произносимости языка, лёгкому и приятному звучанию его. Он сделал созданный им стиль широкодоступным и читателям, и писателям. Он радикально переработал русский синтаксис, пересмотрел лексический состав литературной речи, выработал образцы новой фразеологии. Он успешно боролся с громоздкими конструкциями, работая над созданием естественной связи элементов фразы. Он «разрабатывает сложные и узорные, но легко обозримые формы разных синтаксических фигур в пределах периода». Он отбросил устаревший словарный балласт, а на его место ввёл много новых слов и словосочетаний.

Он строил русский слова вновь иногда по принципу так называемого калькировния, переводя, например, французское слово семантически аналогичным построением, иногда творя слова западного образца.

Ввёл ряд новых слов: общественность, всеместный, усовершенствовать, человечный, общеполезный, промышленность, влюблённость и т. д. Целому ряду старых слов Карамзин придал новые смыслы, новые оттенки значения, расширяя тем самым смысловые, выразительные возможности языка, он расширил значения слов: образ, потребность, развитие, тонкости, отношения, положения и многих других.

И тем не менее Карамзин не смог совершить великого дела, которое выпало на долю Пушкина. Он не создал того реалистического, живого, полноценно – народного языка, который лёг в основу развития русской речи в дальнейшем, он не явился создателем русского литературного языка.

Он приблизил письменную речь к разговорной, и в этом его большая заслуга, но его идеал разговорной речи был слишком узок; это была речь дворянской интеллигенции, не больше. Он был слишком чужд стремления к подлинному языковому реализму.

Карамзин в принципе отменил деление на три стиля, введёное Ломоносовым. Он выработал единый, гладкий, изящный и лёгкий слог для всякой письменной речи. Для Карамзина не столько интересно, о чём говорится, сколь интересен говорящий, его психологический мир, его настроения, его оторванное от действительности внутреннее бытие.

Проза Карамзина стремится быть поэтической. Мелодия и ритм играют в её организации существенную роль, аккомпанируя раскрытию психологической темы. Самое словотворчество Карамзина, самое новаторство его во всех элементах языка имеет прежде всего психологическую направленность. Он ищет новых слов и словосочетаний не для более точного изображения объективного мира, а для более тонкого изображения переживаний и их оттенков, для изображения их оттенков и чувств.