Ожидание длиной в десятилетие

 

Самый первый тест на отложенное удовольствие провели в конце 1960-х гг. Участники, которым на момент тестирования было по четыре года, вступили в подростковый возраст примерно в начале 1980-х, когда многие люди, не только бедные, но и представители среднего класса, вступали в брак до достижения 25 лет и когда выпускники школ без диплома колледжа могли найти работу с заработной платой не ниже прожиточного минимума. Разница в уровне оплаты труда специалистов с дипломом колледжа и не имеющих такого диплома была значительной (ежегодный доход выпускника колледжа в среднем составлял 20 тыс. долларов, в то время как у работника с аттестатом старшей школы – 13 тыс. долларов). Этот разрыв уже существовал некоторое время[224], и множество людей, которые не горели желанием получать образование, были готовы его терпеть. В начале 1980-х гг. разница в уровне зарплат начала увеличиваться. Тогда сложно было даже представить, насколько она вырастет в течение следующих двадцати лет.

Успех в профессиональной деятельности всегда был связан с тем, сколько лет работник тратил на обучение, и увеличение продолжительности подросткового периода только усилило эту корреляцию. По мере ужесточения требований к образованию для получения хорошо оплачиваемой работы те, у кого не было материальных средств для получения образования в колледже, оказались в крайне невыгодном положении. В начале 1980-х гг. средний доход выпускников колледжа примерно на 60 % превышал доход тех, кто поступал учиться в колледж, но так и не завершил обучение. К 2000 году выпускники колледжа получали в среднем в два раза больше денег, чем работники только с аттестатом старшей школы.

С точки зрения дохода учиться в колледже, но так и не получить степень бакалавра – пустая трата времени. В 2011 году выпускник после двух лет обучения в колледже, даже с дипломом младшего специалиста[225], располагал доходом всего на 10 % больше дохода выпускника старших классов школы, не обучавшегося в колледже. В 2012 году уровень безработицы среди людей, несколько лет обучавшихся в колледже, был примерно таким же, как среди людей со школьным образованием. Иными словами, чтобы иметь больший доход, чем работник только со школьным образованием, сегодня нужно не просто учиться в колледже, но иметь степень бакалавра. Для многих людей это самое настоящее «отложенное удовольствие».

По мере увеличения продолжительности подросткового периода пройти тест на отложенное удовольствие, который предлагает нам сама жизнь, становится все сложнее. Возбуждение подкрепляющей системы, которое стимулируется началом пубертатного периода, происходит все раньше и раньше. При этом требуется все больше времени на то, чтобы вступить во взрослую жизнь и начать достойно зарабатывать.

В XXI веке человеку, который не принадлежит категории людей с самоконтролем, придется туго. При выполнении абсолютного теста на отложенное удовольствие / отложенное дисконтирование, который предлагает сама жизнь, успеха будут добиваться люди, которые имеют сильный навык самоконтроля или менее восприимчивую подкрепляющую систему, а лучше и то и другое. В оригинальном тесте на отложенное удовольствие человек, проводящий испытание, выходил из комнаты всего на 15 минут. Можно сказать, что сегодня он вышел из комнаты на 15 лет.

 

История Анжелики

 

Рассуждения о том, как исправить то, что мешает нашим трудовым ресурсам, часто сводятся к следующему: нужно большему числу людей дать возможность получить хорошее образование. Добиться этого на практике не так просто, частично потому, что успех в обучении не всегда зависит исключительно от академических навыков. Убедительным подтверждением тому стала история, опубликованная в 2012 году на первой полосе газеты New York Times[226]. В ней рассказывалось о бедственном положении трех подростков из неблагополучных семей, живущих в городе Галвестон, чьи попытки добиться лучшей жизни благодаря высшему образованию полностью провалились, хотя в учебные заведения их зачислили за два дня и пригласили в специальную летнюю программу для подготовки к университету.

Одной из девочек, Анжелике, предложили обучение в Университете Эмори, который входит в число ведущих национальных университетов США и обеспечивает довольно щедрую финансовую помощь нуждающимся студентам. Анжелика прошла программу подготовки к университету и получила шанс бесплатного обучения в Университете Эмори. Через четыре года после школьного выпускного, когда Анжелика, казалось, должна была бы получать свой диплом на торжественной церемонии, она по-прежнему жила дома, в Галвестоне, работала продавцом в мебельном магазине, и у нее был долг 60 тыс. долларов. У остальных героинь этой истории судьба сложилась не лучше.

Подробная жизненная история, рассказанная в статье, немного напоминает тест Роршаха[227]. Как отмечает автор, связи между социальным классом и уровнем образования бывают очень сложными. На пути героинь статьи оказалось столько препятствий, что сложно даже решить, с чего начать, чтобы найти логичное объяснение: семейные трудности, обязательства по отношению к родителям, финансовые ограничения, недостаточная осведомленность об области высшего образования. Как написал автор статьи, «на эту историю можно взглянуть под разными углами: как на историю о том, что элитный вуз не смог помочь нуждающемуся студенту, или как на историю о студенте, который не захотел, чтобы ему помогли». Однако я смотрю на эту историю абсолютно иначе. В глаза бросается один фактор: насколько неверными были суждения девушек, основанные на их привычке концентрироваться на немедленном вознаграждении и их отношении к отложенному удовольствию. Автор статьи не сделал на этом акцента, но для меня это очевидно.

Обратите внимание на следующие детали: Анжелика могла получить от Университета Эмори финансовую помощь, полностью покрывающую стоимость ее обучения, но она не заполнила своевременно необходимые документы, хотя представители университета несколько раз напоминали ей об этом. Она продолжила отношения с парнем, с которым встречалась еще в школе, хотя прекрасно знала, что он только тянет из нее деньги и оказывает на нее дурное влияние. Так как он нигде не работал, Анжелика влезла в долги и кредиты и была вынуждена сама найти работу и совмещать ее с обучением (что было бы необязательно, если бы она своевременно заполнила и подала документы на финансовую помощь от университета). Находясь в состоянии депрессии и сильного стресса ввиду сложившихся обстоятельств, Анжелика начала еще больше работать, уходить в загул и пропускать занятия. Неудивительно, что она покатилась вниз по наклонной.

Анжелика вызывает сочувствие по многим причинам, в частности потому, что от нее мало что зависело в ситуации, в которой она оказалась. Но даже когда она имела возможность действовать в своих собственных интересах, она отвлекалась на немедленное вознаграждение (отношения с приятелем) и не прогнозировала долгосрочные последствия своих действий (или бездействия). Я говорю не о том, что Анжелика сама виновата в тех трудностях, с которыми столкнулась, или что можно не обращать внимания на реальные сложности, стоящие на пути детей из бедных семей. Я хочу подчеркнуть, что проблемы Анжелики не связаны с академическими достижениями (у нее были хорошие оценки, высокие результаты тестов, и она прошла программу подготовки к университету) или с недостатком денег (Университет Эмори обеспечил бы ей финансовую поддержку, если бы она своевременно заполнила все документы). Недавняя оценка федеральных программ[228], направленных на подготовку студентов из необеспеченных семей к обучению в университете, показала, что единственная форма взаимодействия, которая считалась научно обоснованной – программа Upward Bound, – фактически не работала. Более того, в противовес распространенному мнению, исследования программ финансовой помощи и кредитов на получение образования[229] показали, что они не влияют на факт завершения обучения в высшем учебном заведении.

Соединенные Штаты столкнулись с нехваткой специалистов с высшим образованием. Те, кто считает, что эту проблему можно решить простым увеличением числа курсов подготовки к колледжу и объема финансовой помощи, заблуждаются. Так же как заблуждаются и те люди, которые полагают, что решить проблему трудовых ресурсов можно, убедив как можно больше молодых людей поступить в колледжи и университеты. Если в результате мы получим больше таких «Анжелик», то ничего не добьемся и только загоним многих бедных людей в долговую ловушку.

Урок, который можно извлечь из истории Анжелики, не в том, что не следует снижать барьеры для людей из необеспеченных семей, а в том, что любые попытки обречены на провал, если люди, которым дают возможность обучения, не горят желанием воспользоваться этой возможностью и извлечь из нее максимум выгоды для себя. Поощрять людей тратить все больше времени на получение образования, если у них отсутствует психологический настрой на достижение в этом успеха, – занятие безнадежное.

К сожалению, история Анжелики типична. Сегодня в США почти треть студентов, поступивших на очное двухгодичное обучение в колледже, бросает учебу после первого года; примерно то же самое происходит с 20 % студентов, поступивших на четырехлетние программы обучения в колледже. Объем финансирования в абсолютном и относительном выражении, который выделяется в США на высшее и среднее профессиональное образование, превышает данные практически любой другой страны мира. В США один из самых высоких среди развитых стран показателей по числу студентов, поступивших в высшие учебные заведения. И далеко не такие радужные цифры по числу выпускников[230]. Заставить американских подростков пойти учиться после школы не проблема. Проблема в том, чтобы они доучились.

 

Чего не хватает Люси

 

Недостаток самоконтроля и неспособность стремиться к далекой цели – проблема не только представителей незащищенных слоев населения. Не так давно во время обеда со своим близким другом я пожаловался ему, что не в состоянии прогнозировать, кто из студентов, поступающих на нашу программу, в результате станет лучшим учеником и успешным ученым.

Я поделился с ним последним случаем, который стал для меня источником разочарования. Речь шла о моей студентке; ее оценки и результаты стандартизированных тестов были выше всяких похвал, однако в течение первых трех лет нашей докторской программы ее работа являлась абсолютно непродуктивной. Мы с Люси (имя студентки изменено) встречались, обсуждали идею, которая ее занимала, и я просил ее изложить эту идею в письменной форме, не больше пары страниц, и объяснить, чем она интересна. Исходя из практического опыта, я знаю, что, когда студенты формулируют свои идеи в письменной форме, это помогает им структурировать мыслительный процесс. Чтобы не делать это упражнение слишком официальным, я всегда прошу студентов не волноваться по поводу манеры изложения, а просто написать все так, словно они объясняют свою идею другу или члену семьи, которые ничего не знают о психологии.

Ситуация с Люси всегда развивалась по одному и тому же сценарию. После нашей встречи она уходила воодушевленная, а затем просто исчезала на несколько недель, всячески избегая контакта со мной. Когда же мне, наконец, удавалось ее поймать, и я спрашивал, как насчет изложения ее идеи, она пожимала плечами и смущенно улыбалась. Я предлагал назначить еще одну встречу, мы так и делали, и история неизбежно повторялась. Это продолжалось в течение нескольких лет, и я уже был готов предположить, что она решила сменить специальность или, по меньшей мере, научного руководителя.

Некоторые профессора проявили бы б о льшую настойчивость, пытаясь решить глубинную проблему, но это не мой метод, и это первое, о чем я ставлю в известность студентов, выказавших желание заниматься наукой под моим руководством. Для того чтобы добиться успеха на научном поприще, требуется способность самостоятельной мотивации и проявление инициативы: если ты преподаватель вуза, никто не проверяет, как ты проводишь свои исследования. Если человек хочет быть успешным ученым и надеется когда-нибудь получить контракт преподавателя без ограничения срока полномочий, он должен уметь контролировать себя и делать то, что надо, даже когда не хочется. Я хочу, чтобы мои студенты научились этому как можно раньше. Если я буду ходить за ними следом и постоянно проверять, сделали ли они свою работу, пользы от этого не будет ни для кого.

Я раздумывал о том, почему изначально решил стать научным руководителем Люси и что упустил в своей оценке. Мысленно я пробежался по списку из тридцати аспирантов, с которыми работал все эти годы, и попытался проанализировать, что неизменно отличало тех студентов, которые впоследствии добились успеха, от тех, которым этого так и не удалось. Это, несомненно, не был ни один из тех факторов, на основании которых принимается решение о зачислении: результаты теста GRE[231], общий средний балл в школе (GPA), рекомендательные письма, предыдущий опыт исследовательской деятельности, эссе с описанием цели поступления в университет или краткое личное собеседование. Пока я проделывал это упражнение, соотнося бывших студентов и их дальнейшую карьеру с моими воспоминаниями об их достижениях, когда они только поступили, меня поразило, что вся информация о студентах, на основании которой мы принимаем решение о зачислении их на обучение по докторской программе, не дает возможности предсказать, насколько успешными они окажутся в данной области.

Друг, с которым мы ели суши в тот день, является основателем признанной международной инвестиционной компании, управляющей миллиардами долларов институциональных инвесторов. В управлении этой компании находится целевой капитал частных фондов, некоммерческих организаций, ведущих университетов, пенсионные счета крупных корпораций и пенсионные фонды государственных организаций. Его мнение о ситуации на рынке ежедневно цитируется на страницах Wall Street Journal, Barron’s, Financial Times и других авторитетнейших финансовых изданий. Надо ли говорить, что когда его компания принимает на работу новых аналитиков, то мой друг выбирает их из лучших выпускников самых известных бизнес-школ в мире. Мне было любопытно, как он нанимает новых сотрудников и не случается ли у него промашек.

Компания моего друга известна своим подходом к инвестированию – точным, скрупулезным, основанным исключительно на анализе данных. В отличие от других инвестиционных фирм, которые полагаются в своей работе на совокупность точных данных, общего впечатления и интуиции, его аналитики строят сложные статистические модели на основании огромного количества данных. Качество инвестиционных решений компании зависит исключительно от точности этих моделей.

Учитывая приверженность моего друга к точным данным и тот факт, что по роду своей деятельности он сам занимается прогнозированием, я предположил, что он должен безошибочно использовать точные данные, чтобы определить, кто из претендентов на работу будет самым эффективным аналитиком. Каково же было мое удивление, когда он признался, что не всегда удачно выбирает новых сотрудников. Мы начали делиться своими историями о лучших (и худших) студентах и сотрудниках. Он согласился со мной, что те люди, которые впоследствии стали лучшими аналитиками его компании, не всегда были самыми блестящими студентами или выпускниками самых престижных программ, но у них всех была одна общая черта, которая становилась очевидной только тогда, когда они уже некоторое время работали в компании. Все очень просто: они работали гораздо усерднее. Как и все остальные аналитики, они строили статистические модели на основании сотен данных. Но когда они искали данные, они копали глубже. Они читали больше отчетов, привлекали больше экспертов, собирали информацию по большему числу показателей деятельности компании. Для них не было мелочей.

Эта черта была у всех моих успешных студентов, и именно этого не хватало Люси. Дело совсем не в интеллектуальных способностях. Дело в способности сосредоточиться на задаче вплоть до ее выполнения. Настойчивость важнее таланта.

 

Намерение добиться успеха

 

Если бы несколько десятилетий назад вы поинтересовались у специалистов, что отличает молодых людей, которые хорошо учатся в школе, от тех, которые учатся плохо, вы услышали бы в ответ, что успех непосредственно связан с интеллектуальными способностями: те, кто учится лучше, обычно умнее. Специалисты спорили, как лучше всего оценивать интеллектуальные способности, какие их аспекты более важны, существуют ли разные типы интеллектуальных способностей или стилей обучения, насколько достоверны разные типы тестов на оценку интеллектуальных способностей, но у них даже не возникало сомнений в том, что именно интеллектуальные способности, как бы их ни оценивали, определяют успешность процесса обучения.

Насколько бы очевидным ни казалось это утверждение, когда социологи взялись за изучение доказательств, они пришли к выводу, что оно верно лишь отчасти. Результаты тестов на коэффициент интеллектуального развития тесно связаны с тем, какие результаты человек показывает при выполнении стандартизированных тестов, например SAT, но это происходит потому, что многие элементы этих тестов похожи, а также потому, что некоторые люди просто хорошо справляются с тестами. Только 25 % успеха в процессе обучения зависят от интеллектуальных способностей. Остальные 75 % определяются чем-то другим[232].

Прогнозы на основании других способов оценки интеллектуальных способностей также не слишком надежны. И результаты тестов на IQ, и результаты других тестов могут прогнозировать оценки ученика, но с низкой степенью вероятности. Если бы вы взялись прогнозировать, кто из отличников сделает успешную карьеру ученого, и полагались при этом исключительно на результаты стандартизированных тестов, то гораздо чаще вы бы ошибались, чем были правы.

Это верно и в отношении противоположной шкалы спектра. Результаты стандартизированных тестов, таких как GRE (который сдают для поступления в аспирантуру или магистратуру), LSAT (для поступления в юридическую школу) и GMAT (для поступления в бизнес-школу), коррелируют с оценками студента, но не слишком сильно. А если вы попробуете предсказать успешность студента после первого года обучения, результаты этих тестов вообще окажутся бесполезными. Вероятно, так происходит потому, что чем выше ступень обучения, тем меньше результативность процесса зависит от выполнения тестов. Как и тесты на интеллектуальные способности и прогнозирование успешности обучения в начальной школе, стандартизированные тесты, результаты которых учитываются при приеме на программы высшего образования и профессиональные программы, довольно редко правильно предсказывают, кто добьется успеха в реальной жизни. Это не говорит о том, что эти тесты бесполезны – просто они не являются панацеей.

Одна из причин, почему на основании тестов на оценку интеллектуальных способностей, таланта или творческих наклонностей невозможно сделать прогноз для обучения, работы или жизни, в том, что эти тесты не учитывают такие личностные характеристики, как упорство, настойчивость или «хватка»[233]. Под упорством я подразумеваю несколько больше, чем желание и способность много работать (хотя это, несомненно, составляющая этого качества). Люди, обладающие упорством, способны концентрироваться на своей цели и сохранять эту концентрацию, даже когда обстоятельства складываются не в их пользу. Упорство в моем понимании включает в себя осознанность, упрямство и устойчивую приверженность своим намерениям. Оно требует отложенного удовольствия – затрат времени и энергии на деятельность, которая может не нести немедленной отдачи; выполнение сейчас той работы, вознаграждение за которую может прийти гораздо позже или не быть вовсе. Это покажется странным, но не существует корреляции между упорством и интеллектуальными способностями, творческими способностями или талантом.

Очевидно, что упорство само по себе не служит гарантией успеха. Если у вас нет базовых навыков строительства, никакое упорство не поможет вам самому построить хороший дом. Но и один талант без упорства имеет мало шансов на успех. Мы все знаем многих талантливых людей, которые просто не хотят или не могут усердно работать. Искусный строитель, который не в состоянии довести дело до конца, тоже вряд ли построит хороший дом.

 

Некогнитивные навыки

 

Упорство – это часть того, что специалисты в области образования называют «некогнитивными навыками»[234]. В ходе изучения школьного образования и академических достижений пристальное внимание уделяется этим факторам успеха в учебе, а не традиционным академическим способностям. Сегодня многие эксперты считают, что именно некогнитивные факторы отличают детей, которые добиваются успеха, от тех, кому это не удается[235].

И хотя я всецело согласен с этим мнением, все же склонен считать название «некогнитивные навыки» не совсем корректным. Отличие заключается не в том, чтобы думать или не думать. Разница заключается в факторах, которые являются интеллектуальными, и теми, которые являются мотивационными.

Этимология этих двух слов прояснит это различие. Прилагательное «интеллектуальный» происходит от латинского корня, обозначающего «понимать», а «мотивационный» – от латинского корня «двигать». Суть сегодняшней революции в образовании – в смещении акцента с того, как научить детей понимать суть вещей и явлений, к тому, как стимулировать их использовать полученные знания.

Кроме того, мне кажется некорректным определение «навыки». Упорство, постоянство, настойчивость сложно назвать навыками в прямом смысле слова, как навык езды на велосипеде, использование текстового редактора или игру на скрипке. Упорство, постоянство, настойчивость – это скорее способности, которые можно развить, а не навыки, которые можно приобрести.

Это различие между способностями и навыками является принципиально важным, поскольку механизмы развития интеллектуальных способностей и стремления добиться успеха в корне разные.

Используя кусочек мела и доску, можно научить ребенка отмечать части речи в предложении или вычислять площадь прямоугольника. Можно помочь ребенку понять причины гражданской войны в США между Севером и Югом или представить образ женщины в ранней американской литературе, если прочитать лекцию на эту тему. Прочитав учебник по химии или географии, ребенок сумеет выучить таблицу Менделеева или все реки Южной Америки. Но ни огромное количество мела, ни часы лекций или чтения не помогут ребенку развить в себе достаточное упорство, чтобы сидеть и готовиться к экзамену по грамматике или геометрии вместо того, чтобы играть в видеоигры, или потратить весенние каникулы на дополнительные исследования для курсовой работы вместо того, чтобы рвануть с друзьями на Ямайку.

Почти 20 лет назад мы с коллегами провели масштабное исследование академической успеваемости в старшей школе. Его результаты изложены в книге под названием «За пределами учебного класса» (Beyond the Classroom). Из всех представленных результатов наибольший интерес вызвал тот, который касался этнических различий учеников с различной степенью успеваемости. Исследование проводилось на базе девяти самых разных школ, и в нем приняли участие больше двадцати тысяч школьников. Успеваемость подростков, имевших азиатские корни, была стабильно выше, чем у любых других групп. Азиатское происхождение было более верным признаком успеха в учебе, чем то, что подросток живет в обеспеченной семье или в полной семье с двумя родителями (эти две демографические переменные стабильно связывались с хорошей успеваемостью в школе в сотнях других исследований).

Мы обнаружили, что подростки-азиаты в большей степени убеждены, что затраченные усилия окупятся впоследствии. В результате они тратили на учебу в два раза больше времени, реже пропускали занятия, были более внимательными на уроках и почти всегда выполняли домашние задания. Они получали более высокие оценки по той же причине, по которой лучшие аналитики моего друга были более успешными: работали гораздо усерднее.

Упорству в стремлении к успеху невозможно научить теоретически. Понимание того, что стимулирует этот фактор, очень важно для того, чтобы помочь детям и подросткам добиваться успеха в школе, на работе и в жизни.