Рождение османской военной машины

Когда в 2-й половине XIII в. на землях в Малой Азии, пожалованных вождю тюрок-кайы Эртогрулу сельджукским султаном Ала-эд-дином Кейкубадом I, возникло небольшое пограничное княжество-удж, никто не мог предположить, что именно из него вырастет спустя двести лет могущественная держава. Она положит конец существованию Византийской империи и заставит трепетать перед собой и Европу, и Азию и во многом предопределит историю и Азии, и Европы. В самом деле, в то смутное время, когда Ближний Восток, Малая и Передняя Азия являлись ареной ожесточенной борьбы сельджукских и египетских султанов и эмиров, монголов, византийцев и крестоносцев, как писал отечественный византинист Ф.И. Успенский, «…таких небольших орд появилось много в связи с передвижениями монголов, и они обыкновенно гибли без следа или растворялись среди более крупных племен или государств…». Действительно, что можно было ожидать от небольшого полудикого племени (а если верить османским хроникам, то у Эртогрула в подчинении было поначалу всего лишь 400-500 кибиток — thor), полностью лишенного своих корней и попавшего волею обстоятельств в чуждую ему среду?

 

Однако Эртогрулу и его наследнику Осману в отличие от многих других тюркских уджбеев повезло. Как отмечал Ф.И. Успенский, «…своими успехами османы обязаны стечению благоприятных условий: слабости сельджуков, разгромленных монголами, и особенно анархическому состоянию восточных областей империи, обезлюдевших после восстаний при М. Палеологе, лишенных власти и ждавших своего завоевателя…». Возникший на месте рухнувших гигантов политический вакуум для только что родившегося Османского государства оказался как нельзя более кстати — оно получило шанс встать на ноги, окрепнуть, освоиться на новом месте и перейти к завоевательной политике.

 

Активная и успешная внешняя политика, без которой выживание княжества наследников Эртогрула оставалось проблематичным, была невозможна без мощной и боеспособной армии. Именно поэтому с самого начала существования Османского государства вооруженные силы играли в нем весьма и весьма значимую роль. Основанная мечом, Блистательная Порта не мыслила своего существования без дальнейших завоеваний, и потому правящая турецкая элита эпохи расцвета государства, основанного Эртогрулом и Османом, не жалела средств для поддержания своих армии и флота на должном уровне боеспособности. Отнюдь не случайно русский писатель 2-й половины XVII в. А. Лызлов в своей «Скифской истории» писал, что «…турки не мыслят и не тщатся ни о чем ином, точию о броне и оружии военном». И потому можно согласиться с неоднократно высказывавшимся мнением о том, что Османская империя была настоящим «военным государством», жившим войной и для войны, равно как и с господствовавшим в общественном сознании Ренессансной Европе XVI в. образом султана как могущественного и идеального государя, разумно управлявшего своей державой и обладающего мощными и чрезвычайно эффективными вооруженными силами.

 

В чем же был секрет военного могущества османов? Очевидно, что здесь сыграли свою роль несколько факторов. В первую очередь, это асинхронность развития. Затем нельзя не отметить то обстоятельство, что османская государственность на ранних этапах своего становления была достаточно гибкой и восприимчивой к иностранным влияниям. Наконец, сильной султанской власти подчинялись огромные территории в Азии, Европе и Африке, дававшие им в руки необходимые ресурсы для успешной экспансии. Все это позволило османам создать весьма совершенную для своего времени военную машину, обеспечившую Турции почти три века процветания.

 

Однако на заре существования Османского государства и его армии об этом говорить было еще рано. Что же представляла из себя армия молодого турецкого государства в первые десятилетия его существования, до начала военной революции? Очевидно, что на первых порах в основу османской военной машины была положена традиционная, отработанная веками кочевниками Азии система, основанная на взаимодействии многочисленной легкой и относительно незначительной по числу, но хорошо подготовленной и снаряженной тяжелой иррегулярной конницы.

 

Характер вооружения и высокая подвижность османских ратей обусловила и присущую им ориентацию на ведение «малой» войны, на истощение неприятеля посредством стремительных набегов с целью опустошить территорию противника, захватить пленных, имущество и скот. Упор делался на скорость, маневренность, неожиданность, уклонение от генерального сражения с неприятелем. Если же дело все-таки доходило до генерального сражения, тогда в ход пускался традиционный сценарий битвы, включавший в себя, как указывал М.В. Горелик, три «соступа» — лучный, копейный и клинковый. «Метательным оружием расстраивались ряды противника, — продолжал историк, — шоковая атака с копьями полностью ломала строй врага и обращала его в бегство, клинками уничтожалась его живая сила…». При этом всадники накатывались на неприятеля волнами (арабск. ал-карр ва-л-фарр) — не сумев опрокинуть противники в первой атаке, они откатывались назад, а затем снова повторяли атаку и так до тех пор, пока дрогнувший враг не обращался в бегство.

Однако то, что хорошо зарекомендовало себя в ходе «малой» пограничной войны, не вполне соответствовало условиям гористой Малой Азии, где традиционные преимущества легкой иррегулярной степной конницы не могли быть в полной мере реализованы. Легковооруженные всадники-акынджи, составлявшие основу османского войска в XIII — нач. XIV в., как показал опыт сражений с византийцами в Малой Азии, обладали недостаточной боеспособностью. Они могли нанести поражение неприятелю, но тот всегда мог отойти по защиту фортификаций многочисленных городов и крепостей, против которых они были бессильны. Достаточно указать на ставший хрестоматийным пример с осадой турками г. Брусы. Не имея в достаточном количестве боеспособной пехоты и осадной техники, Осман и его сын Орхан были вынуждены установить полную блокаду этого города. Однако туркам потребовалось целых 10 лет для того, чтобы истощенные голодом защитники Брусы капитулировали.

Кроме того, явно недостаточной оказалась и подготовка акынджи, среди которых было немало добровольцев-гази, сражавшихся против византийцев и их союзников по религиозным соображениям. Будучи великолепными стрелками и индивидуальными бойцами, акынджи не слишком преуспевали в коллективных действиях. Первая же их встреча с воинами-профессионалами, каталонскими наемниками-альмугаварами во главе с Роже де Флором завершилась серией серьезных поражений для воинов Османа.

 

Для того, чтобы успешно противостоять европейским наемным солдатам-профессионалам, брать многочисленные крепости и укрепленные города и в Малой Азии, и во Фракии, превосходная иррегулярная турецкая конница нуждалась в срочном усилении пехотой и современной осадной техникой. Это было обязательным условием завоевания турецкими правителями гегемонии в Малой Азии не на словах, а на деле. Кроме того, османский бей нуждался в надежной военной силе, которая могла быть стать его личной армией, противовесом племенному ополчению, дружинам вассальных беев и отрядам гази. Необходимо было также поднять и уровень профессионализма конницы — этой главной ударной силы османского войска. Именно в этом направлении и развивалась армия молодого турецкого государства в последующие десятилетия.

Итак, необходимость действовать в гористой Малой Азии и штурмовать города и крепости византийцев, сербов и болгар заставила османов достаточно быстро дополнить легкую иррегулярную конницу акынджи отрядами пеших ополченцев-азапов (буквально «холостяки»), набираемых из числа свободных общинников по норме один полностью снаряженный воин от 20 семейств. Можно предположить, что на первых порах значительная часть их состояла из принявших ислам греков-акритов, опытных воинов-пограничников. Отряды акынджи и азапов, согласно сообщениям османских хроник, в 1329 г. были дополнены воинами поселенного войска яя ве мюселлем. Это войско было создано, согласно сведениям османских хроник, старшим братом Орхана Алаэддином, который после восшествия брата на трон занял пост везиря. Непосредственной причиной появления этого войска турецкие хронисты связывали с затянувшейся осадой Брусы, показавшей явно недостаточную неэффективность обычного по преимуществу конного ополчения.

 

Созданное Алаэддином войско состояло из организованных по десятичному принципу (десятки во главе с онбаши и сотни во главе с юзбаши) отрядов пехоты (яя) и конницы (мюселлем). На первых порах было создано по 1-й тысяче конных и пеших воинов яя ве мюселлем, которые набирались из числа свободных тюрок-общинников, освобожденных в мирное время от уплаты налогов и трудившихся на своих участках земли (чифтликах). В военное время воины яя ве мюселлем выступали в поход по повелению правителя и за свою службу получали, помимо военной добычи, еще и жалование из казны бея в размере 1 акче в день. Как писал в середине XVII в. османский писатель Али Чауш, ополченцы яя ве мюселлем объединялись в оджаки (в середине XVII в. — по 30 человек), и от каждого очага в поход выступали по очереди 5 снаряженных бойцов. Эти полупрофессиональные воины считались приближенными османского бея, своего рода его гвардией, так что служба в рядах этих поселенных войск считалась весьма почетной и в то же время выгодной.

Однако ни акынджи, ни азапы или воины яя ве мюселлем стали своего рода «визитной карточкой» османской военной машины, и не они определяли ее лицо в период ее расцвета. Главным и наиболее характерным элементом османской военной машины, созданной и отработанной в годы завоевательных походов первых турецких султанов в Малой Азии и на Балканах, стали конная милиция тимариотов и капыкулу, корпус воинов-рабов, основу которого составили знаменитые янычары.

 

Тимариотская милиция (тимарлы сипахи) возникла очень рано. Османские хроники свидетельствуют, что основы поместной системы были заложены еще при бее Османе (1258-1324 гг.). Указ Османа в их изложении звучал следующим образом: «Тимар, который я дам кому-либо, пусть без причины не отнимают. А если тот, кому я дал тимар, умрет, то пусть передадут сыну его. Если сын мал, то все равно пусть передадут, чтобы во время войны слуги его ходили в поход до тех пор, пока он сам не станет пригодным…». Примечательно, что на первых порах речь можно вести не столько о поместьях, сколько о кормлениях — бей раздавал своим служилым людям в пользование на правах условного владения не только земельные участки с крестьянами, но также деревни, лавки, базары и даже города. В любом случае размер тимара характеризовался доходом, получаемым с него и количеством воинов, выставляемых в соответствии с этим доходом. И если на первых порах тимар являлся своего рода жалованием за любую службу, то со времен Мурада I и Баязида I окончательно установился порядок передачи тимара по наследству по мужской линии и запрет на раздачу тимаров невоенным, «калемие» («людям пера»). Только военная служба, пребывание в числе «сейфие» («людей меча») гарантировала получение пожалования от султана.

Тимар наименьшего размера, с которого выставлялся в поход один конный воин, именовался «кылыдж». В 1-й половине XVII в. в Румелии доход с кылыдж-тимара составлял 3 тыс. акче в год, тогда как в Анатолии — 2 тыс. акче. Раздаваемые с 1375 г. крупные тимары-зеаметы давали своим владельцам доход от 20 до 100 тыс. акче, а появившиеся позднее хассы имели доход от 100 тыс. акче и более. Можно предположить, что на первых порах количество выставляемых с каждого тимара воинов не было строго регламентировано и определялось в каждом конкретном случае условиями передачи прав на тимар от султана воину, но к середине XVI в. определенный порядок службы тимариота установился окончательно.

 

Итак, конный воин-сипахи, владелец тимара как служилый человек султана был обязан выступать в поход по первому же сигналу «конно, людно и оружно». В зависимости от размеров дохода с тимара он отправлялся на войну в сопровождении определенного количества конных ратников-джебелю и слуг-гулямов. Нормы выставляемых воинов и слуг согласно законам султана Сулеймана I Кануни показаны в следующей таблице:

Таблица 1. Соотношение количества выставляемых ратников и размеров дохода, получаемого с тимара согласно законам Cулеймана I.

Эти сведения подтверждает в целом в своем трактате «Асаф-наме» великий визирь Сулеймана Лютфи-паша, который писал, что «…имеющий тимар [с доходом] шесть тысяч акче выставляет двух джебелю, [с доходом] десять тысяч акче — трех джебелю. Зе’амет [с доходом] двадцать тысяч акче выставляет четырех джебелю…». Об этом же спустя сто лет говорил другой турецкий писатель, Мустафа Кочибей Гюмюрджинский, предлагая вернуться к прежним порядкам как идеальным: «…Каждому займу следует вывести на каждые 5000 акча [дохода] одного снаряженного латника (джебелю), а владельцу тимара — на каждые 3000 акча [дохода] одного снаряженного джебелю. По древнему закону тимар с доходом до 20 000 акча дает трех джебелю». Для борьбы с дезертирством и недобросовестным отношением к службе султанские власти регулярно проводили проверки списочного состава тимариотской милиции — т.н. йоклама. Жесткий контроль, дисциплина и порядок, поддержанию которых на ранних этапах существования Османского государства уделялось большое внимание, успешные походы, приносившие огромную добычу — все это обусловило эффективность действия тимариотской системы. Как отмечал отечественный исследователь Д.Е. Еремеев, «…всю свою энергию феодалы (османские — thor) направляли на создание боеспособной армии и поддержание в империи строгой военной дисциплины. И в этом отношении османцы в начале своей истории были сильнее большинства современных им государств. Первоначально турецкая военно-ленная система была организована очень четко, действовала безотказно и обеспечила все успехи османских завоеваний…». Относительно дешево обходившаяся султанской казне, в известной степени самообеспечивавшаяся и вместе отличавшаяся на первых порах высокой боеспособностью тимариотская милиция быстро вытеснила акынджи и мюселлемов на вторые, вспомогательные роли и заняла их место в османском войске.

Расширение империи и сопровождавший ее рост численности тимариотского ополчения вызвал усложнение его организации. Изначально в основе ее лежал десятичный принцип — всадники-сипахи объединялись в десятки и сотни, которые, в свою очередь, сводились в тысячные полки-алаи во главе с алайбеем и его заместителем субаши. Однако по мере того, как росло число тимаров, а сам система распространялась на все новые и новые территории, в структуру сипахийской конницы вносились изменения. При Мураде I появились первые санджаки («знамена») — военно-административные единицы. Теперь сипахи выступали в поход по санджакам. Затем наступил черед более крупных округов — в 1362 г. был образован бейлербейлик Румели, раскинувшийся на европейских владениях султана, а в 1393 г. — бейлербейлик Анадолу, объединивший малоазиатские санджаки. Впоследствии число бейлербейликов значительно выросло и во времена Сулеймана I, к 1566 г., составило уже 16. Соответственным образом увеличилось и количество санджаков. Таким образом, была создана стройная система военно-административного управления империей. Тимариоты подчинялись санджакбею, а то, в свою очередь, бейлербею. При этом, как отмечала отечественный исследователь С.Ф. Орешкова, сформировалась тесная связка структур армейских и административных: «…формируясь в ходе завоеваний, османское государство свое внутреннее устройство базировало на армейских структурах. Провинциальные администраторы — бейлербеи и санджакбеи, были командирами войск сипахийской кавалерии, воины которой получали от султана для обеспечения свой жизни и военной экипировки земельное владение — тимар. Тимариоты в своих владениях выполняли функции полицейского, налогового сборщика, надсмотрщика за хозяйственной эксплуатацией земли, т.е. выступали как низшее звено государственной администрации. Именно на базе тимарной системы османы административно и хозяйственно осваивали территории, которые включили в состав своего государства в XIV — XV вв.».

 

Таким образом, военно-ленная система стала становым хребтом Османской империи, а ее интересы оказались тесно переплетенными с интересами государства. Образно говоря, что хорошо было для тимариотов, то было хорошо для империи, и то, что хорошо было для империи, обязательно должно было быть хорошо и для тимариотов. Иначе и быть не могло — от нормального функционирования тимариотской организации зависела нормальная и эффективная деятельность всего государственного организма, и наоборот.

 

Тимариотская милиция недолго оставалась в одиночестве. Как отмечал целый ряд специалистов, успешность функционирования османской государственной машины основывалась на системе сдержек и противовесов. Таким противовесом тимариотской милиции, ополченцам и добровольцам-гази и стал корпус капыкулу. Капыкулу, ядро которого составила знаменитая янычарская пехота, возник очень рано. Его создателем считается внук Османа Мурад I (1362-1389 гг.), который около 1363 г. при помощи кади Биледжика Джандарли Кара Халила сформировал первую тысячу «нового войска» — янычар. На первых порах их было немного — всего тысяча воинов, организованных по десятичному принципу, но впоследствии их становится все больше и больше по мере того, как османские правители убеждались в их надежности, преданности и боеспособности.

 

В отличие от яя, янычары считались собственностью султана, поскольку по своему социальному статусу являлись рабами. Отсюда и название гвардейского корпуса, в который янычары вошли как составная часть — капыкулу, букв. «рабы двора». Создавая корпус капыкулу, Мурад I продолжил давнюю, свойственную исламским государствам, традицию существования постоянного войска, находящего на содержании султана или эмира и состоящего из рабов. В разных мусульманских странах и в зависимости от происхождения рабов они назывались по-разному — гулямы, мамлюки и пр. Рабство играло во всех сферах жизни османского общества значительную роль, и вполне естественно, что рано или поздно должно было произойти его распространение и на военную сферу. Отечественный исследователь А.Д. Новичев отмечал, что Мурад I постановил, что 1/5 пленников, захваченных его воинами (т.н. «пенчик»), должна была отходить в собственность султана. Для этого, к примеру, в отряды акынджи был введен специальный чиновник — пенчикчи. Именно из этих pencik oglani, пленных юношей-христиан, на первых порах и формировался янычарский корпус.

 

Впоследствии система пополнения янычар была усовершенствована посредством введения системы девширме. Сама идея принудительного набора детей-христиан для последующих их отуречивания, исламизации и службы в корпус капыкулу была выдвинута еще в середине XIV в. османским ученым Кара-Рустемом, но окончательно сформировалась уже после того, как возник корпус капыкулу. Ее введение оказалось заторможено кризисом Османского государства, в котором оно оказалось после нашествия Тамерлана в начале XV в. Лишь в 1438 г. девширме окончательно был утвержден султаном Мурадом II, который и придал ей тот вид, в котором она и стала известна. Суть ее состояла в том, что примерно раз в 5 лет в европейских владениях султана офицер-яябаши, отвечавший за кадровый состав янычарской пехоты, получив султанский фирман, в сопровождении нескольких вербовщиков-сюрюджю отправлялся в определенную фирманом область на Балканах, населенную христианами, для набора мальчиков по норме 1 человек в возрасте от 8 до 20 лет от 40 дворов. Отобранные и занесенные в списки мальчики и юноши направлялись в Стамбул, где их распределяли по категориям и отправляли на длительное обучение тем навыкам, которые должны были пригодиться им на султанской службе.

 

Капыкулу с самого начала полностью находились на содержании султанской казны и долгое время вели образ жизни, схожий с монашеским. Главная цель их жизни — война против неверных, а основное занятие (на первых порах) — военные упражнения. Примечательно, что с самого начала янычары отдавали предпочтение луку и затем арбалету перед древковым холодным оружием. Вышколенные бойцы-профессионалы, отличавшиеся отменной дисциплиной, преданностью султану и религиозным фанатизмом, воины корпуса капыкулу быстро превратились в главную ударную силу османского войска и верную опору султана. Как отмечали авторы коллективного труда «Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV — XVI вв.», «…созданием янычарского корпуса, сыгравшего значительную роль в будущих завоевательных войнах и вообще в судьбах османского государства, турецкие правители обеспечивали себя надежным и хорошо обученным войском, не имевшим родственных отношений с османским обществом, не связанных с землей, зависящих исключительно от султана, его финансовых возможностей и функционирования бюрократического аппарата в его правление…».

Янычары в силу своего профессионализма и преданности султану представляли весьма серьезную силу, тем более что в последующем корпус капыкулу стал включать в себя и другие рода войск. Султан Мурад II (1421-1451 гг.), фактически восстановивший исчезнувших было после ангорской катастрофы янычар, дополнил их орты подразделениями конницы (алты бёлюк халкы, улюфели сипахлар, капыкулу сюварилери) и артиллерии (топчу оджагы). Во 2-й половине XV в. к ним добавились подразделения топ арабаджи, обслуживавших артиллерийский обоз, джебеджи — оружейников и сака — водоносов. Таким образом, корпус капыкулу стал вполне самодостаточным. Заслуживает внимания тот факт, что султаны обзавелись постоянной армией с очевидными признаками регулярности, а именно таковыми и были воины капыкулу, на столетия раньше, чем это было сделано в Европе. Кроме того, стоит обратить внимание и на то, что длительное время османы уделяли главное внимание качеству капыкулу, а не его количеству. Отнюдь не случайно Лютфи-паша, великий везир Сулеймана I Кануни, в своем трактате об искусстве управления писал: «Занимающему пост великого везира следует прежде всего добиваться превышения дохода над расходом, а также воздерживаться от увеличения численности янычарского войска. Войско должно быть немногочисленным, но отборным (выделено нами — thor)…».

 

Таким образом, в эпоху своего расцвета (2-я половина XV — 1-я половина XVI вв.) классическое османское войско (сейифийе) включало в себя три основных компонента (не считая флота): милиционные провинциальные войска (эялет аскерлери); постоянное султанское войско (капыкулу аскерлери), а также вспомогательные и обслуживающие части. Первые включали в себя прежде всего конные отряды тимариотов, а также ерлыкулу пия-деси — пехоту из числа азапов и яя ве мюселлем. О составе корпуса капыкулу было сказано выше. К вспомогательным же войскам к этому времени относились акынджи, юрюки, а также отряды, выставляемые христианскими вассалами султана (войнуки, мартолозы и пр.). Такая армия в целом соответствовала потребностям и возможностям развивающегося многоукладного османского государства и общества, где крепнувшая центральная власть, приобретавшая все более и более деспотический характер, сосуществовала с элементами местного самоуправления.

 

Основу этой военной машины и ее главную ударную силу составляли, как уже отмечалось выше, тимариотская милиция и ее противовес — капыкулу. Численность первой и ее боеспособность прямо зависели от количества тимаров и их доходности. Чем больше тимаров, тем больше сипахи, джебелю и гулямов вставали под знамена, и чем успешнее поход, чем больше добыча, тем лучше будет оснащен каждый тимариот и его свита — в отличие от гази, военная добыча для тимариота была одной из важнейших составляющих его дохода. Особенно важным это стало во 2-й половине XVI в., когда в результате начавшейся революции цен доходность тимаров стала резко снижаться, а вместе с нею — и боеспособность тимариотов. Тимариоты и джебелю, рассчитывавшие получить тимар и подняться по социальной лестнице на ступень выше, были, по словам С.Ф. Орешковой, «…той силой, которая постоянно подталкивала Османскую империю к продолжению завоевательной политики, так как только она давала возможность для этих воинов как-то отличиться на поле брани, а также формировала земельные резервы для новых тимарных раздач…». Увеличение численности капыкулу как противовеса эялет аскерлери также требовало дополнительных расходов на его содержание. Все это с неизбежностью стимулировало все новые и новые завоевательные походы — война, и война победная, успешная, была необходимым условием дальнейшего безмятежного существования Османского государства. Именно поэтому турки не могли не обращать самого серьезнейшего внимания на развитие военного дела, тем более что по соседству, в Европе, как раз именно в это время началась военная революция.