Жизнь Кирилла до великоморавской миссии

Первые страницы ЖК повествуют о детстве Константина, ко­торый родился в городе Солуни от мужа богатого и именитого по имени Лев. К тому времени Солунь в значительной степени была заселена славянами, поэтому уже с детства Константин имел воз­можность познакомиться со славянским языком. Иногда высказы­валось мнение, что по своему происхождению Константин был славянином, но это мнение не подтверждается источниками.

Далее рассказывается о событиях детства, когда проявились необычные способности Константина к учению. С целью получения образования Константин перебирается в столицу — Констан­тинополь. «И в 3 месяца овладел он грамматикой и за иные взялся науки, научился же и Гомеру, и геометрии, и у Льва, и у Фотия диалектике, и всем философским учениям, а сверх того и рито­рике, и арифметике, и астрономии, и музыке, и всем прочим эллинским учениям». Все окружающие восторгались его зна­ниями и прочили ему великое будущее. Для того чтобы лишний раз убедить читателя в необычности своего героя, автор описывает спор между Константином и свергнутым патриархом Иоанном VII по поводу иконопочитания, противником которого был отстра­ненный от власти патриарх. Сомнительно, что такой спор был, так как с отстраненными от власти уже не спорят. Предполагают, что автор ЖК включил в ее состав часть работы Константина, написанной им против иконоборцев.

Победив «местного» оппонента, Константин пробует свои силы в споре с арабами, которые усомнились в логичности учения о Святой Троице. Сам император отправляет его для прений с ара­бами. В то время Византия находилась в постоянных войнах с ара­бами, поэтому миссия к ним могла быть отправлена только в моменты кратковременных перемирий. Скорее всего, поездка к арабам состоялась в период перемирия 855 — 856 гг., во главе миссии стоял не 28-летний Константин. Главная задача миссии — обмен пленными, а не теологические споры. Эти поправки не исключают того, что Кирилл, равно как и его брат Мефодий, был в составе делегации, отправленной на переговоры. Нельзя исключать и проведение религиозных диспу­тов во время переговоров. Достоверность поездки подтверждается таким любопытным фактом. Известно, что один из халифов, бо­ровшийся с христианами внутри своего государства, предписал рисовать изображения дьявола на дверях христианских домов. Этот факт известен автору ЖК. «Когда же дошли они туда, и были написаны снаружи на дверях у всех хрис­тиан изображения демонов, кривляющихся и ругающихся, спро­сили же Философа, говоря: "Можешь ли понять, Философ, что означают эти знаки?" Он же сказал: "Вижу изображения демонов и думаю, что внутри здесь живут христиане. Они же не могут с ними жить и бегут от них вон. А где нет этих знаков снаружи, с теми они, демоны, пребывают внутри"». Ответ, право, до­стоин хитроумного эллина. Эта маленькая деталь говорит о том, что писавший ЖК был знаком с тонкостями жизни христиан в арабском окружении. Не сумев победить Константина в споре, арабские оппо­ненты решают его отравить, но яд благодаря божественному вме­шательству не подействовал. Последнее сообщение, конечно же, носит явно легендарный характер.

По возвращении от арабов Константин живет в нищете, при­чину которой автор ЖК не объясняет. Вероятно, это связано с тем, что в 856 г. в Византии происходит переворот, в результате чего от власти насильственным путем отстраняются некоторые покровители Константина. Очевидно, с 856 по 860 г. Кон­стантин проживает в монастыре вместе с братом. Все эти годы его способности как полемиста и дипломата не востребованы.

В 861 г. в Византию прибывает хазарская миссия, которая просит растолковать основы христианского учения. «Вашего совета спра­шиваем и просим от вас мужа книжного». В то время в Хазарии уже был распространен иудаизм, поэтому вряд ли они жаждали стать христианами. Просто автор ЖК обращает внимание только на те проблемы, которые непосредственно касались его героя, остав­ляя все прочее в тени. «Тогда стал искать цезарь Философа» — так говорится в ЖК. Можно предполагать, что Константин в это время находился не на виду, в забвении, поэтому императору при­шлось его «искать». «Итальянская легенда» добавляет, что импера­тор отправил Константина в Хазарию, «посоветовавшись с патри­архом». Патриархом был Фотий, один из учителей Констан­тина. Интересен разговор императора с Константином. Император направляет Философа в Хазарию, «ибо никто другой не может это­го достойно совершить». Услышав об этом, Философ говорит: «Если велишь, государь, с радостью иду на дело это и босой и пеший и не взяв ничего, что Бог не велел ученикам своим носить с собой». Ответил же цезарь: «Если бы хотел так сам для себя сде­лать, то верно бы мне сказал, но, зная власть и достоинство цесарево, достойно ступай с цесарской помощью». Конечно, «пе­ревод» беседы святого Кирилла с императором на бытовой язык затруднителен, но несложно восстановить и подтекст этого обмена репликами. Император, разыскав Философа в забвении, признает, что задачи миссии лучше всех может выполнить только он. Кон­стантин готов выполнять поручение «босой» и «пеший». Здесь он намекает на свое бедственное нынешнее положение, в чем в ка­кой-то степени виноват и император. Император отчасти принима­ет упрек, но говорит, что если бы Константин действовал от себя лично, то мог бы отправляться в путь в каком угодно виде, но так как его посылает император, то он должен быть «экипирован» как представитель царской власти.

По дороге в Хазарию Константин останавливается на длитель­ное время в Херсонесе (в том самом крымском городе византий­цев, который через сто с лишним лет будет брать русский князь Владимир). Там он выучивает еврейский язык для того, чтобы быть лучше подготовленным к спорам с хазарскими иудеями.

Здесь интересна еще одна подробность. Одно из самых спорных мест ЖК — это сообщение о том, что Константин «нашел же здесь Евангелие и Псалтирь, напи­санные русскими письменами, и человека нашел, говорящего на том языке, и беседовал с ним, и понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим языком, различил буквы гласные и согласные, и, творя молитву Богу, вскоре начал читать и излагать (их), и многие удивлялись ему, хваля Бога» (77 — 78). Наибольшей популярностью пользуется точка зре­ния, высказанная французским славистом А. Вайаном, который видел здесь позднейшее искажение. В первоначальном тексте, по его мнению, читалось «сурьские», т.е. сирийские, письмена. Сирийский язык, один из семитских языков, Константин знал. По представлениям того време­ни, сирийский язык — это общее наименование ряда арамейских диа­лектов. «Сирийский язык — это название того языка, на котором гово­рил Христос, т.е. палестинского арамейского». Возникает вопрос: поче­му именно в Крыму Константин изучает сирийский язык? Представите­ли этого народа там не жили.

Попытаемся прочесть в ЖК то, что в нем написано. К кому в IX в. могло относиться слово русский? Долгое время считали, что Констан­тин познакомился с текстами на готском языке, однако сегодня это мнение отвергается хотя бы по той простой причине, что Константин германских языков не знал и не смог бы изучить их с той легкостью, с какой это происходит в ЖК. Конечно, самое соблазнительное решение — признать, что речь идет о Евангелии и Псалтири, написанных именно на русском языке. Вспомним, что в Херсонесе Константин находился в 860 г., когда Русь совершила набег на Константинополь. Напавшая на Константинополь Русь крестилась. Трудно представить, что руководи­тели похода приняли решение креститься, вообще ничего не зная о христианстве. Сомнительно, что тогда русские знали греческий язык. Значит, кто-то еще до похода растолковал им основы христианского учения на их языке. Конечно, это вовсе не предполагает совершенно выполненных переводов. Кажется, многие исследователи и готовы при­знать письменность, с которой познакомился Константин в Крыму, русской, однако этому мешает то, что никаких следов этой письменно­сти мы не находим. Может, все дело в том, что 860 год — это один их последних годов существования Русского каганата, его разрушение привело к полному забвению письменной традиции среди восточных славян.

Если предположить, что Константин действительно имел дело с русским (=славянским) языком, то тогда становится понятным, поче­му он столь легко овладел им. Славянский язык он знал с детства, поэтому ему было достаточно понять логику письма, после чего про­блем с пониманием текста уже не должно было быть. Тем более что он читал хорошо известные ему библейские тексты. О том же говорит фраза, что Константин «понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим язы­ком... вскоре начал читать». Понять язык, сравнив его со своим, можно только в том случае, если сравниваемые языки являются близкород­ственными. Очевидно, что русский язык Константин сравнивал с извест­ным ему солунским диалектом славянского языка. Понятно также, по­чему Константин смог беседовать на русском языке с человеком, для которого тот язык был родным. Понятен и интерес Константина к язы­ку Руси, так как это был язык врага, общего для Хазарии и Византии.

Итак:

какая-то русь крестилась у стен Константинополя в 860 г.;

при крещении необходимо хотя бы элементарное разъяснение ха­рактера веры, которую ты принимаешь;

такое разъяснение могло быть сделано только на родном языке при­нявших крещение;

в том же, 860 году Константин, будучи в Крыму, знакомится с христианскими текстами на русском языке;

вскоре после этих событий Хазария, иудейская союзница христи­анской Византии, разрушает Русский каганат, после чего Византии уже невыгодно вспоминать о том, что она участвовала в разгроме государ­ственного объединения, готового принять крещение из ее рук;

естественно, что и о русских текстах христианского характера в этих условиях лучше не вспоминать.

Что в этих рассуждениях может вызвать возражение? Первое тради­ционно: никаких следов особой славянской письменности не сохрани­лось. Это возражение легче всего отвести. У нас не сохранилось никаких памятников, непосредственно восходящих к эпохе Кирилла и Мефодия (о чем подробнее далее). Не будем же мы на этом основании вообще отрицать саму деятельность братьев?

Другое возражение: почему автор ЖК не сообщает, что русский язык — это, по сути, и есть славянский язык? Во-первых, он мог не знать, с каким именно языком имел дело Константин в Крыму. Как было показано в предыдущей главе, как раз во время написания ЖК, во второй половине IX в., происходит смена этнического состава носите­лей имени «русь». Все чаще себя начинают так называть варяги, «поза­имствовавшие» это имя у донских славян. Во-вторых, признание русско­го языка славянским в какой-то степени принижало деятельность самих братьев. Кто может с уверенностью поручиться за то, что Константин не позаимствовал уже готовую письменность?

Конечно, предлагаемая нами версия далеко не безупречна. Слиш­ком мало известно нам о Русском каганате, являющемся в известной мере результатом исторической реконструкции. Тем более трудно гово­рить о духовной и религиозной жизни этого государственного объеди­нения.

Мнение С. Б. Бернштейна в отношении русского письма таково: «Ни­каких убедительных фактов, подтверждающих существование славянской письменности до 60-х гг. IX в., нет». Сегодня это мнение является обще­принятым. Впрочем, если даже Константин в самом деле имел дело со славянскими текстами, то они были созданы незадолго до его появле­ния в Херсонесе. Таким образом, даже если принять предлагаемую здесь точку зрения, то время появления славянской письменности едва ли отодвигается в прошлое более чем на 10 лет.

Современников Константина, очевидно, история с русскими письменами не очень волновала. Известность в христианском мире он получил благодаря открытию мощей Святого Климента, который был третьим епископом Рима и еще при римском императо­ре Траяне (годы правления 98—117) был сослан в далекий Херсонес за пропаганду христианства. Не сломленный выпавшими на его долю испытаниями, Климент продолжал на новом месте про­паганду христианского учения, за что принял мученическую смерть. Его тело с якорем на шее было брошено в море. Описание обрете­ния мощей Климента в ЖК абсолютно фантастично. «Когда же услышал, что Святой Климент еще лежит в море, помолився. сказал: "Верую в Бога и надеюсь на Святого Климента, что найду останки его и вынесу их из моря". А когда убедил архиепископа, и весь клир, и благочестивых мужей, сели на корабли и отправи­лись на то место. И когда море утихло, а они туда дошли, то нача­ли с пением копать». Перед нами типичный пример сугубо агиографической логики. Известно, что Климент был брошен в море, что Константин нашел его останки, что останки должны находиться в земле. Соединяя все это, получаем раскопки среди моря, которые просто нельзя вообразить; но зато именно такой рассказ связывает воедино все сведения, имевшиеся у автора ЖК. Как бы ни была фантастична описанная сцена, но она — один из самых достоверных эпизодов в жизни Константина, если досто­верность измерять исключительно количеством оставленных о со­бытии свидетельств.

Обретение мощей Климента описано в ранее упоминавшейся «Итальянской легенде». Там изложение событий более «реали­стичное»: Константин и его спутники находят в море остров, на котором и обнаруживаются мощи Святого Климента. Правда, эта версия тоже не во всем безупречна. Если Климента бросили в море, то как на этом месте мог возникнуть остров? Такое крайне мало­вероятно, даже если после события прошло несколько веков. По еще одной версии, мощи Святого были обнаружены на берегу. Об открытии мощей знали и в Риме, в котором никто не сомневал­ся, что Константином были открыты именно мощи Климента

Миссия к хазарам описана весьма подробно, много страниц посвящено спорам Константина с иудеями по вопросам теологии. В соответствии с агиографической традицией говорится о том, что все язычники, включая кагана хазар, готовы были креститься. Правда, здесь же сообщается, что приняли крещение всего 200 человек. Вряд ли такой результат следует считать успехом миссии.

По возвращении из Хазарии Константин селится в монастыре.

Далее в ЖК сообщается о появлении в Константинополе по­сольства из Великой Моравии, о чем говорилось в главе, посвя­щенной истории славянских государств. Там же изложены основ­ные этапы деятельности Константина и Мефодия в этой стране.

Великоморавская миссия

Известно, что до того, как на­править миссию в Константинополь, князь Ростислав обращался с подобными просьбами и в Рим. Там он получил отказ. Именно это и привело его к необходимости направить миссию в Византию. Церковные отношения между Римом и Константинополем в то время складывались весьма сложно. На следующий год после отправки миссии в Великую Моравию происходит разрыв между патриархом Фотием и Римским папой Николаем. Поводом к раз­рыву послужили церковные разногласия из-за Болгарии и Мора­вии.

Можно предполагать, что Великоморавское посольство не было удачным. Действительно, посланники князя Ростислава просили:

- изложить христианское учение на славянском языке;

- прислать епископа.

Эти две просьбы содержатся именно в ЖК, тогда как в ЖМ их нет. В ЖМ посланники просто просят прислать кого-то для того, чтобы «научил народ всякой правде». Вероятно, самой главной была просьба о направлении епископа, т.е. человека, который имеет право рукополагать новых священников. Вряд ли социальная вер­хушка Великой Моравии доросла до понимания необходимости перевода церковной службы на славянский язык. В принципе ка­толическая церковь не возражала, чтобы какие-то фрагменты Свя­щенного Писания пояснялись в церкви на родном языке паствы.

Византия отнеслась к просьбе Ростислава без должного внима­ния. Братья Константин и Мефодий отправляются в Моравию, но ни того, ни другого не посвящают в сан епископа. В этих условиях задача, возложенная на братьев, делалась невыполнимой. Действи­тельно, как можно повлиять на церковную жизнь целой страны, не имея возможности назначать новых священников? Фактиче­ски Константинополь отказал в просьбе князю Ростиславу. Что­бы как-то смягчить отказ, и была направлена миссия братьев, не имевшая возможности как-то изменить религиозную жизнь страны. С одной стороны, это было формальное выполнение просьбы великоморавского князя, с другой — своеобразная разведка.

В ЖК вновь приводится разговор Философа с цесарем Михаи­лом. Император отправляет Константина с миссией, которую, по его словам, «никто совершить не может, только ты». Фило­соф отвечает: «Тело мое утомлено, и я болен, но я пойду туда с радостью, если есть у них буквы для их языка». И сказал цесарь ему: «Дед мой, и отец мой, и иные многие искали их и не обрели, как же я могу их обрести?» Философ же сказал: «Кто может запи­сать на воде беседу и кто захочет прослыть еретиком?» Отвечал же ему цесарь с дядей своим Вардой: «Если захочешь, то может тебе дать их Бог, что дает всем, кто просит без сомнения, и открывает стучащим»

Пока оставим в стороне филологическую часть разговора и обратим внимание на то, что «цесарь отвечал с дядей своим Вар­дой», который в то время реально и управлял империей. Можно предполагать, что только с Вардой и обсуждались детали, в том числе и филологические, всей миссии. С 858 по 867 г. патриархом в Константинополе был Фотий, но в ЖК он упомянут только один раз в числе учителей Константина. Это время, когда Фотий еще не был патриархом. «Итальянская легенда» упоминает, что в Хазарию Константина отправляют по совету патриарха. Странно, что именно латинский источник вспоминает о враждебном по отношению к Риму патриархе. Во всем ЖК патриарха как будто не существует. Все разговоры Константин ведет с императором Ми­хаилом Пьяницей. Создается впечатление, что императоры-алко­голики больше интересовались церковными вопросами, чем пат­риарх Фотий. Можно предположить, что Фотий изначально был настроен против отправки миссии в Великую Моравию. Так как патриарх был против, то в составе миссии и не оказалось ни одного епископа. В Великую Моравию Константин и Мефодий были направлены дядей императора Вардой.

Нельзя исключать того, что Фотий был противником славянской письменности вообще. Поэтому не случаен диалог между Кон­стантином и императором. Константин настаивает на том, что для успеха миссии необходимо иметь письменность на славянском языке. Император говорит, что предшествующие попытки обрес­ти письменность были неудачны. Константин заявляет, что изобретение новой письменности может быть воспринято как ересы. Здесь в разговор вступает Варда, который говорит о том, что если захочешь обрести письменность, то Бог тебе поможет. Фактически с Константина снимается возможный будущий упрек в ереси, если он вдруг изобретет славянское письмо. Далее рассказывается о том, как в результате молитвы Господь помог Константину сложить письмена.

По прибытии в Великую Моравию Константин со своими уче­никами «перевел весь церковный чин и научил их утрене, и часам, и обедне, и вечерне, и повечерию, и тайной молитве». Имеются предположения, что в этот период был осуществлен перевод всей Библии, однако этот перевод, как и многое другое, до нас не дошел. Деятельность братьев продвигалась успешно, но скоро они столкнулись с трудностями, которые были запрограм­мированы еще в Константинополе. «И так 40 месяцев провел в Моравии и пошел рукоположить учеников своих». По пути братья с учениками оказываются у паннонского князя Коцела (тог­да уже давно признавшего над собой власть Великой Моравии), который дал им 50 учеников и сам научился читать славянские книги.

Остается открытым вопрос, куда именно, в Рим или Констан­тинополь, следовали братья для того, чтобы рукоположить своих учеников. Возможно, они рассчитывали на помощь епископа Ве­неции, хотя вопрос в данном случае был настолько деликатным, что мог решиться только на самом «верху». Вряд ли епископ Вене­ции мог решиться на рукоположение учеников братьев без согла­сования этого вопроса в Риме. Это мнение подтверждается тем, что именно в Венеции происходит знаменитый диспут Констан­тина со сторонниками триязычия. Вероятно, сам диспут мог воз­никнуть вследствие отказа церковных властей Венеции рукополо­жить учеников Константина и Мефодия. Оппоненты Константина заявляли: «Скажи нам, как ты теперь создал для славян письмена и учишь им, а их не обрел раньше никто другой, ни апостол, ни папа римский, ни Григорий Богослов, ни Иероним, ни Авгус­тин? Мы же знаем лишь три языка, на которых подобает Бога с помощью особых письмен славить: еврейский, греческий и латинский». В ответ Константин произнес такую речь: «Не идет ли дождь от Бога равно на всех, не сияет ли для всех солнце, не равно ли все мы вдыхаем воздух? Как же вы не стыдитесь лишь три языка признавать, а прочим всем народам и племенам велите быть слепыми и глухими? Скажите мне, зачем делаете Бога не­мощным, как если бы не мог дать народам своего письма, или завистливым, как если бы не хотел дать? Мы же знаем многие народы, что владеют искусством письма и воздают хвалу Богу каждый на своем языке. Известно, что таковы: армяне, персы, абхазы, грузины, согдийцы, готы, авары, турки, хазары, арабы, египтяне, сирийцы и иные многие». Далее Константин привел многочисленные высказывания из Священного Писания, подтверждающие его правоту.

Из Венеции братья отправляются в Рим, где их ждала торже­ственная встреча Римского папы Андриана II. Братья передают в дар Риму мощи Святого Климента, обретенные Константином в Крыму. Были приняты и освящены славянские книги. Ученики братьев были рукоположены. Главная цель братьев была достиг­нута.

Неожиданно Константин заболел. Перед смертью он постригся в монахи и принял имя Кирилл, под которым и стал известен посмертно. Похоронен он был в церкви Святого Климента, мощи которого им были доставлены в Рим.

Деятельность Мефодия

Оставшись один, Мефодий продолжает просветительскую дея­тельность среди славян. К сожалению, ЖМ очень краткое. Воз­можно, оно и мыслилось как продолжение ЖК, поэтому все то, что относится к совместной деятельности братьев, было либо опу­щено, либо изложено чрезвычайно лаконично. О Мефодий мы узнаем, что еще до его участия в хазарской и великоморавсюк миссиях император, «узнав о быстроте ума его, дал ему править славянским княжеством, скажу я, как будто предвидел, что по­шлет его к славянам как учителя и первого архиепископа, чтобы научился всем славянским обычаям и понемногу к ним привык». Исследователи по-разному определяли, где именно находи­лось княжество, в котором правил Мефодий, но единство мне­ний так и не было достигнуто. После исполнения административ­ной должности Мефодий удаляется в монастырь: после того как «увидел многие беспорядочные волнения этой жизни, сменил стремление к земной тьме на мысли о небе». В этих словах можно усмотреть как намек на какие-то административные неудачи, которые вынудили Мефодия оставить службу, так и разо­чарование в светской жизни вообще.

Далее в ЖМ кратко говорится об участии его вместе со своим братом в хазарской миссии. Сразу после этого следует сообще­ние о прибытии посольства из Великой Моравии. Ранее было показано, как много проблем возникло у братьев из-за того, что они не были епископами и не имели возможности рукополагать своих учеников. ЖМ заранее стремится объяснить это не враждеб­ным отношением к миссии со стороны патриарха Фотия, а скром­ностью самого Мефодия, который отказался от посвящения в ар­хиепископы. Интересно, что в ЖМ отсутствует просьба со сторо­ны мораван прислать именно епископа. Вероятно, это не случай­но. Тексты посланий из Великой Моравии в ЖК и ЖМ не совпадают. Из этого можно заключить, что авторы Житий не имели в своем рас­поряжении этих документов, а восстанавливали их на основе уст­ного предания.

О деятельности братьев в Моравии в ЖМ практически ничего не говорится. Сообщается только: «И когда минуло три года, воз­вратились из Моравии, учеников научив». Кажется, что речь идет о возвращении в Византию, но о пребывании там ничего не говорится. На основании этого очень неопределенного свидетель­ства некоторые исследователи делают вывод, что в 867 г. братья посещали Константинополь, но никаких других явных свидетельств этого события не осталось. Вероятно, речь идет о том, что братья действительно собирались покинуть Великую Моравию и возвра­титься к себе на родину. Намек на окончание миссии в этом году содержится и в ЖК, где приблизительно к этому же времени от­носится такая фраза: «И не взял ни у Ростислава, ни у Коцела ни золота, ни серебра, ни чего иного по слову евангельскому, кроме пищи». Очевидно, князья хотели расплатиться с братьями по завершении миссии, но те отказались от богатых даров. Тем не менее эти не вполне явные свидетельства говорят о завершении миссии.

Перед смертью Константин напутствует брата такими слова­ми: «Вот, брат, были мы с тобой парой в одной упряжке и пахали одну и ту же борозду, и я на поле падаю, окончив день свой. Ты же очень возлюбил гору, но не смей ради горы оставить учитель­ство свое, ибо чем иным можешь ты лучше достичь спасения?». Гора — это монастырь, в котором жили братья до своей поезд­ки в Моравию.

Князь Коцел обращается к Римскому папе с просьбой при­слать Мефодия в его княжество, однако папа отвечает, что «не тебе одному только, но всем тем землям славянским посылаю его учителем от Бога и от святого апостола Петра...». Далее в уста Римского папы вкладываются слова, в которых он разъясняет Коцелу сложность положения братьев, оказавшихся между Ри­мом и Константинополем: «Ибо не только у этого святительского престола просили учителя, но и у благоверного цесаря Михаила, чтобы послал к вам блаженного философа Константина с братом его, пока мы не были готовы помочь. Они же, узнав, что ваши земли находятся под властью апостольского престола, не сделали ничего противного канонам, но пришли к нам и принесли с со­бой мощи Святого Климента». Здесь сам папа снимает возможный упрек братьям за отступление от принятого в Риме канона.

Будучи посвященным в епископский сан, Мефодий отправля­ется в славянские земли, однако по дороге его задерживают ба­варские священники, и почти два года он проводит в монастыр­ском заточении. Весной 873 г. в результате прямого вмешательства папы Мефодия освобождают, и он отправляется в Моравию. За время отсутствия Мефодия там произошли большие изменения. Ростислав был свергнут собственным племянником Святополком. О том, каким образом пришел к власти Святополк, ЖМ ничего не говорит. Для того чтобы обеспечить себе относительное спокойствие, Святополк признает себя вассалом немецкого короля. Вероятно, потребовались и какие-то церковные уступки. Свято­полк, в отличие от Ростислава, явно не сочувствовал просветительской деятельности Мефодия. Двойственную позицию зани­мал и Римский папа, который, с одной стороны, хотел опереть­ся на огромный авторитет Мефодия, с другой — не очень привет­ствовал богослужение на славянском языке. Славянский язык не запрещается, но если можно обойтись без него, то это только приветствуется. Сохранились послания того же папы, в которых литургия на славянском языке прямо запрещается. Этим пользовались немецкие священники, постоянно обвинявшие Мефодия в ереси.

В 880 г. Мефодий был вызван к папе, перед которым вновь вынужден был оправдываться. Папа не нашел в деятельности Ме­фодия ничего, что нарушало бы установленные обряды. Очевид­но, что церковную службу Мефодий приспособил к требованиям Рима, считая главным сохранение в литургии славянского языка. Таким образом, Рим целиком одобрил деятельность Мефодия. Это не могло не смущать сторонников Восточной церкви. Сразу же после того, как папа дает высокую оценку деятельности Мефо­дия, следует рассказ о поездке Мефодия в Константинополь. Яко­бы цесарь послал Мефодию письмо такого содержания: «Честный отче, очень желаю тебя видеть. Так сделай милость и потрудись прибыть к нам, чтобы увидеть тебя, пока мы еще на этом свете и молитву твою примем». После этого Мефодий, согласно ЖМ, совершает поездку в Константинополь, где встречается с императором и патриархом, которые одобряют его деятельность. Равно­весие восстановлено. Деятельность Мефодия признана как Ри­мом, так и Константинополем.

Тем не менее есть серьезные сомнения в том, что такая поезд­ка действительно состоялась. В 881 г. (предположительное время поездки) императором Византии был Василий I, убивший организаторов великоморавской миссии — Варду и Михаила III. Ско­рее всего, о миссии он вообще мог не знать. Правда, к тому вре­мени на патриарший престол вновь возвращается Фотий, кото­рый, как было показано ранее, негативно относился к идее самой миссии. При этом Фотий не изменил своего мнения и позже. Ста­ло быть, никакого смысла предпринимать поездку в Константи­нополь не было, она понадобилась агиографу, чтобы вновь свя­зать деятельность братьев с Византией.

Последние годы жизни Мефодия проходят в борьбе с немец­ким епископом Вихингом, который добивается ограничения пол­номочий Мефодия. Вихинга поддерживает Святополк. Славянское богослужение в Великой Моравии последние годы держалось ис­ключительно на авторитете Мефодия, после его смерти, последо­вавшей в 885 г., сторонников славянской письменности изгоняют из Великой Моравии.

Таковы основные вехи деятельность Кирилла и Мефодия. Рас­сказывая об их жизни, мы не скрывали того, что источники не во всем последовательны. Зачастую они содержат информацию, в достоверности которой многие современные исследователи сомне­ваются. Пожалуй, наиболее критическая точка зрения на связи солунских братьев с Византией была изложена в одной из работ Г.А.Хабургаева. Он исходил из того, что ЖК и ЖМ, написан­ные на славянском языке в период борьбы католичества с пра­вославием, не могут не быть тенденциозными. Отсутствие упо­минаний о солунских братьях в византийских источниках и изве­стность их в Риме привели его к предположению, что Кирилл и Мефодий были «вольными» проповедниками христианства на территории славян. Их заслуга состоит в том, что они первыми ис­пользовали в своей деятельности письменность на местном, славянском языке. На начальных этапах своей деятельности братья организационно не были связаны ни с Римом, ни с Византией. Именно этим Хабургаев объясняет то, что братья почти никогда не стремились к поездке в Константинополь. У Мефодия были все возможности, чтобы восстановить связь с Константинополем, но он этого не делает. До конца своей жизни он связан с Римом. Версия Хабургаева не принята многими специалистами, которые с большим доверием относятся к сведениям, изложенным в Жи­тиях Кирилла и Мефодия.