Потребности и мотивы в общественных отношениях

Потребности и мотивы в общественных отношениях

Дилигенский Г.

Понятие потребности

Материал, изложенный в первой главе книги, показывает, как люди вырабатывают свое отношение к общественно-политической действительности, какие психические механизмы используют они для ее познания. В то же время рассмотрение познавательных механизмов и процессов не может дать ответа на вопрос о том, чем обусловлено конкретное содержание социально-политических знаний, представлений, убеждений людей, их отношение к явлениям, процессам и событиям, происходящим в обществе. Очевидно, межиндивидные и межгрупповые различия в восприятии одной и той же общественной действительности, да и вообще в содержательных аспектах социально-политической психологии нельзя объяснить только неодинаковыми - объективными и субъективными - познавательными возможностями людей. Ведь хорошо известно, что даже люди, принадлежащие к одной и той же культурной среде, обладающие одними и теми же источниками информации, сплошь и рядом резко различаются по своим социальным представлениям, взглядам, убеждениям.

Ограниченность когнитивистского подхода к психике, о которой уже говорилось выше, определяется тем, что продукты познавательного процесса нельзя понять из самого этого процесса, из его «технологии». Точно также нельзя понять из нее ни движущих сил этого процесса, ни его избирательной направленности на какие-то определенные «объекты», ни факторы, определяющие отбор людьми социальных знаний из того ассортимента, который предоставляют им их время и культура. Ответы на все эти вопросы можно получить, лишь поняв, что нужно людям и чего они хотят. Иными словами, необходимо обратиться к мотивационно-волевой сфере психики, к лежащим в ее основе потребностям индивидов и социальных групп.

«Энергетическая» основа психики

Значение этой сферы становится еще более очевидным, если вспомнить, что функционирование психики не сводится к познанию и мышлению. Психика человека направляет и регулирует всю его деятельность, поступки, поведение. А первичной побудительной силой любых действий людей, как и вообще всех живых существ, являются опять же их потребности. Стало быть, и действия индивидов и групп в социально-политической сфере, их общественное и политическое поведение нельзя понять, не обращаясь к стимулирующим его потребностям и мотивам.

В современной психологии потребности рассматриваются как энергетическое начало психики. Термин этот употребляется в условном, метафорическом смысле: речь идет не о каком-то особом виде энергии по типу, например, физической1. Он лишь подчеркивает, что и психические процессы, и действия субъекта приводятся в движение особыми - именно психическими - механизмами, принципиально отличными от физико-химической энергии организма, и представляющими собой поэтому особую сферу психологического знания. Потребности человека всегда интересовали научную мысль, но начало их изучению именно как энергетического «двигателя» психики было положено 3. Фрейдом. Эту роль фрейдовского психоанализа в развитии психологической науки признают даже психологи, не разделяющие его основных теоретических и методологических идей.

Говоря конкретнее, один из наиболее значимых выводов психоанализа состоит в понимании потребностей как содержащейся в недрах психики внутренней «силы», не сводимой к одним лишь осознанным желаниям или целям ее субъекта. Этот вывод позволяет выявить структуру и природу психики и поведения гораздо вернее, и глубже, чем психологические теории, описывающие человеческую активность просто как цепь реакций на стимулы внешней среды. Вместе с тем он как бы очерчивает поле научного поиска, генеральную задачу изучения потребностей - уяснение природы и источников этой внутренней силы.

Решение данной задачи (о чем также свидетельствует опыт психоанализа) крайне затруднено громадным многообразием человеческих потребностей. На эту трудность наталкиваются любые попытки выработать обобщенное понимание и определение категории «потребность». В качестве примера можно назвать гомеостатическую теорию потребностей, определяющую их источник как вызванное какими-либо причинами нарушение внутреннего психического равновесия (гомеостаза) субъекта и его стремление восстановить уравновешенное состояние. Критики этой концепции справедливо указывают, что она исключает из своего рассмотрения потребности развития, т.е. потребности, ориентированные на «движение вперед», создание новых объектов и ситуаций и противоположные стремлению к гомеостазу.

От потребности к мотиву

Путь к ответу на эти вопросы намечают те концепции, которые различают условия генезиса потребности и факторы ее конкретизации, определения ее объекта («опредмечивания»). В концепции Нюттена генерирующие потребность условия как бы размываются в общем недифференцированном потоке активности, свойстве субъекта «делать что-то» в отношении среды. Между тем, то отношение человека с миром, которое порождает потребность, во-первых, конкретно и, во-вторых, не совпадает с тем, которое ее удовлетворяет. Одно дело - потребность в пище и другое - действия, направленные на выбор и присвоение удовлетворяющих ее продуктов. В первом случае перед нами объективные природные отношения организма с биосферой, во втором - деятельные отношения человека со средой, в которые включены его память и навыки, воля и разум. Конечно, в случае элементарных витальных потребностей, удовлетворение которых вписывается в повседневный жизненный цикл, фаза их генезиса может носить чисто физиологический характер и никак не выражаться в психике. Человек питается независимо от того, испытывает ли он острое чувство голода; психическое состояние, соответствующее генезису потребности, существует лишь в потенциальном виде - как «угроза» дефицита и дискомфорта.

Иначе обстоит дело с более сложными нефизиологическими потребностями. Например, рассмотренное выше явление (см. главу I) когнитивного диссонанса выражается вначале в состоянии психического напряжения, или дискомфорта, порожденном конфликтом между усвоенными человеком знаниями и новой информацией; это состояние и есть условие, порождающее потребность. Но само по себе оно не определяет конкретного содержания потребности: она может быть направлена на углубление и укрепление нового знания и соответствующее изменение поведения или же, напротив, на психологическую защиту от новой информации.

Различие между генезисом и «опредмечиванием» потребности последовательно обосновал А.Н. Леонтьев. Опираясь на физиологические и этологические (т.е. относящиеся к поведению животных) данные, этот автор выделяет такую ступень в развитии потребности, на которой ее предмет «отсутствует» или не выделен во «внешнем поле», и она порождает «поисковое поведение», «соотносительное именно потребности», а не ее предмету. «Потребность, - заключает Леонтьев, - сама по себе, как внутреннее условие деятельности субъекта, это лишь негативное состояние, состояние нужды, недостатка; свою позитивную характеристику она получает только в результате встречи с объектом («реализатором») и своего «опредмечивания». Потребность, нашедшая свой предмет, преобразуется, по Леонтьеву, в мотив, непосредственный стимул деятельности4.

Кратко резюмируя изложенное, мы можем сформулировать некоторые исходные методологические принципы исследования мотивационно-волевой сферы психики. Потребности возникают из отношений человека с природой и социальной средой и представляют собой, с психологической точки зрения, порожденные этими отношениями состояния напряженности, связанные с ощущением дефицита. Преодоление этого состояния может быть достигнуто лишь присвоением таких благ и условий, осуществлением таких видов деятельности, которые соответствуют отношениям, породившим дефицит. Психическая напряженность является «энергетическим» источником, «силой», стимулирующей активность, направленную на поиск предмета потребности (т.е. ее конкретизацию и осознание) и на ее удовлетворение. Мотив представляет собой «опредмеченную» потребность и непосредственный стимул деятельности.

Принцип выведения потребностей из отношений человека с миром позволяет правильно подойти к вопросу об их многообразии. Он означает, что лишены смысла попытки искать некую единую общую «базу» всех человеческих потребностей, ибо их источники столь же многообразны, сколь многообразны эти отношения. Данный вывод особенно важен для темы книги: из него следует, что потребности и мотивы, действующие в сфере социально-политических отношений, могут быть выявлены лишь в их причинно-следственной связи с этими отношениями. В то же время необходимо учитывать, что те отношения, которые функционируют на макроуровне - в масштабах «большого общества» - не автономны, не отделены китайской стеной от отношений микроуровня - тех, которые осуществляются в процессах труда, потребления, образования, межличностного общения, словом, в различных сферах повседневной жизнедеятельности людей; в значительной мере они являются продолжением этих отношений. Соответственно и многие потребности, проявляющиеся в социально-политической сфере, суть модифицированное выражение потребностей, функционирующих за ее пределами. Так, витальная потребность людей в пище модифицируется в потребность в макроэкономических, макросоциальных и политических условиях, необходимых для оптимального обеспечения населения продуктами питания.

Социально-политические потребности, таким образом, представляют собой, с одной стороны, продукт экстраполяции других потребностей людей в макросоциальную и политическую сферу, обычно вызывающей их модификацию. С другой стороны, содержание социальнополитических потребностей обусловлено отношениями и деятельностью, функционирующими в рамках самой этой сферы. Эти два источника могут вызывать к жизни потребности, направленные на совпадающие или различающиеся объекты (отношения), но, по всей видимости, психологические механизмы их осознания и функционирования имеют свои особенности и поэтому заслуживают особого рассмотрения. В данной связи возникают прежде всего два главных вопроса: какие именно потребности людей экстраполируются, т.е. преобразуются в потребности социально-политические, и как именно, на основе каких модификаций происходит это преобразование?

Типология потребностей

Первый из названных вопросов ставит нас перед необходимостью как-то классифицировать потребности. Эта задача вызывает немалые трудности. Прежде всего нелегко решить, какую выбрать основу классификации. Можно, например, попытаться классифицировать потребности по типам их объектов: например, материальные (в продуктах питания, жилье, одежде и т.п.) и духовные (в образовании, самоутверждении, информации, любви, дружбе и т.д.). Однако такой способ может больше устроить экономиста или социолога, чем психолога, которому хорошо известно, что психологические источники и содержание потребностей, направленных на одни и те же объекты, может быть совершенно различным. Если же обратиться к «внутренним» психическим источникам потребностей, то возникает трудность иного рода: многие мотивы людей имеют не один, а несколько таких источников, как бы накладывающихся один на другой. Мы это видели на примере познавательной потребности, которая часто проявляется не в «чистом» виде, а впитывает в себя потребности иного типа. Подобные трудности объясняют факт, хорошо известный всем, кто знаком с психологической литературой: почти любой психолог, пишущий о потребностях, предлагает свою собственную их классификацию...

Оптимальное решение проблемы состоит, на наш взгляд, в том, чтобы как можно больше «укрупнить» классификацию, выделив минимальное число групп потребностей, действительно различающихся принципиально по своим источникам и природе. Такому требованию отвечает применяемое некоторыми авторами выделение биологических и чисто «психологических» потребностей. Однако при своей видимой логичности оно не соответствует сформулированному выше принципу анализа потребностей в связи с конкретными отношениями человека. Дело в том, что на протяжении многих исторических эпох и тем более в современных условиях элементарные биологические нужды многих или большинства людей удовлетворяются не столько в процессе их прямых отношений с природой, сколько в превращенной, опосредованной форме отношений с другими людьми и социальными институтами.

С биологической точки зрения безразлично, съедаю ли я мясо убитого мною животного или купленное в магазине, но мои психические переживания, связанные с охотой на зверя, очень мало похожи на те, которые побуждают меня добиваться денежного дохода, обеспечивающего мясо на моем столе. В любом обществе, в котором существует разделение труда и товарно-денежные отношения, первичные биологические нужды порождают целый ряд потребностей в различных условиях и отношениях, которые необходимы для удовлетворения этих нужд. Их объектами является трудовая или иная деятельность, образующая источник достаточного для жизни дохода, соответствующее общее и профессиональное образование, социальное обеспечение, средства транспорта, связи, информации и многое многое другое. Важно, что психические состояния и процессы, в которых выражаются такого рода «вторичные» витальные потребности и их «опредмечивание», чаще всего отличаются от тех, которые имеют биологическую природу (например, ощущение голода) и не могут поэтому анализироваться психологическими как биологические. Кроме того и сами биологические потребности проявляются у человека в формах, соответствующих не только естественным нуждам его организма, но и обусловленным исторически и социально стандартам потребления. Но в то же время и «первичные» и «вторичные» потребности этого типа сохраняют свои биологические корни. Поэтому они могут быть выделены в отдельную большую группу потребностей физического существования людей.

Принципиально иной природой обладают те потребности, которые не сводимы ни к биологическим нуждам, хотя бы и преобразованным общественным бытием человека, ни к материальным условиям, необходимым для их удовлетворения. Это те потребности, которые возникают из отношений между людьми - как из межличностных непосредственных, так и из всех других уровней отношений, которые связывают индивида с обществом. К ним относятся, например, «статусные» потребности, т.е. все те, «объектом» которых является психологически позитивное для индивида положение в социальной группе - в признании, уважении, власти, солидарности и т.п. В эту же группу входят потребности в эмоционально насыщенных позитивных межличностных отношениях - любви, дружбе, общении; разнообразные морально-этические потребности; в социально-значимой, т.е. ценной для «других», для социума деятельности. Все они могут быть определены как потребности социального существования людей.

Потребности двух названных основных классов различаются по источникам своего происхождения: они обусловлены разными типами отношений человека с миром. Кроме них человек обладает потребностями, которые порождаются не определенными типами отношений, но всей их совокупностью - самим фактом его взаимодействия с природой и социальной средой, его природой как активного действующего существа. Это познавательная потребность, о которой шла речь в первой главе книги, и потребность в самой деятельности, в которой, как упоминалось, некоторые авторы психологических теорий видят первоисточник всех остальных потребностей. Их особенность состоит в том, что они функционируют не отдельно от потребностей первых типов, но тесно переплетаются или даже сливаются с ними, как бы выполняя по отношению к потребностям физического и социального существования служебную роль. Так познавательная активность человека направлена - во всяком случае в большой мере - на выявление объектов и способов удовлетворения всех его потребностей. Что же касается потребности в деятельности, то она проявляется в действиях, опять же нацеленных на удовлетворение всех остальных потребностей.

Это «слияние» стремлений к познанию и к деятельности с потребностями физического и социального существования ни в коей мере не перечеркивает их вполне самостоятельного характера. В качестве таковых они существуют, как доказано современной наукой, не только у человека, но и у животных и нередко обладают у них большей «силой», чем витальные потребности. Что же касается собственно человеческой психики, то наличие в ней не подчиненного каким-либо утилитарным мотивам, «бескорыстного» интереса к познанию вряд ли нуждается в особых доказательствах. Точно также психологической наукой доказана самостоятельность человеческой потребности в деятельности. Изучены в частности состояния и переживания, обусловленные именно этой потребностью; например, обладающее большей психологической «силой» стремление к достижению цели и решению задачи, независимое от ее содержания, и отношения их (этой цели и задачи) к другим потребностям.

В социально-политической психологии так или иначе проявляются потребности всех названных типов. Однако специфику этой психологии и ее мотивационной сферы, очевидно, удобнее всего выяснять на материале потребностей физического и социального существования. Ведь именно эти потребности порождаются конкретными отношениями человека, именно на них должны прежде всего отражаться характер и структура социально-политических отношений. Поэтому мы последовательно рассмотрим, что происходит с потребностями этих двух типов, когда они превращаются в потребности социально-политические, при каких условиях происходит такое превращение.

Какие альтернативы?

Современная индивидуализация порождает стремление людей к свободному, самостоятельному установлению своих связей, свободному выбору объединяющих их идей, убеждений, вкусов, типов культуры и общественно-политического поведения. И в то же время - множественность этих связей, способность совмещать, интегрировать в своем индивидуальном мире самые разные «продукты» человеческой мысли и культуры. Этот человек нуждается в плюрализме, его потребности отличаются многообразием и динамизмом.

Новый человек все заметнее проявляет себя в различных сферах современной жизни. Как участник производственного процесса, он отказывается видеть в заработке единственную значимую цель, ищет работу по своему вкусу. Как потребитель он не хочет подчиняться массовым «престижным» стандартам, пытается найти свой собственный, индивидуализированный стиль. В общественно-политической жизни его все менее устраивает однозначная приверженность к какой-то определенной «группе интересов» или институциональной политической организации, бездумное подчинение ее установкам. На Западе с этим связан «кризис доверия», который испытывают многие политические партии, пассивность и возрастающая неустойчивость их состава и массовой базы. И в то же время - подъем нетрадиционных массовых движений, ставящих проблемы, действительно волнующие людей, отражающие широкую гамму их интересов и потребностей, позволяющие им непосредственно участвовать в общественно-политической жизни.

Одна из важнейших особенностей нового автономного человека состоит в том, что он отказывается быть пассивным материалом, подчиненным императивам технического прогресса, экономического роста, институциональных или групповых интересов, далеких от его собственных индивидуальных запросов. Напротив, он стремится подчинить этим запросам и само развитие техники, и характер труда, и формы групповых сообществ, и деятельность общественных институтов. В самых различных сферах жизни он отстаивает принцип личной свободы и личной ответственности, свободу выбора и независимость от каких-либо внешних детерминантов. Главными ценностями для него все чаще становится содержание собственной деятельности, взаимообогащающие отношения с другими людьми и с природой, свободное созидание своей собственной общественной жизни. В литературе высказывается мнение, что становление такого человека означает исторический предел индустриальной (или техногенной) и рождение новой, антропогенной цивилизации.

Движение к антропогенной цивилизации не является ни фатально неизбежным, ни безальтернативным процессом. Те ее эмбриональные черты, которые просматриваются в сегодняшней действительности, могут развиваться в разных направлениях. Стремление к личной свободе может обернуться торжеством эгоизма и индивидуализма, индивидуализация потребностей - более утонченным гедонизмом и потребительством, освобождение от навязанных социальных связей и зависимостей - углублением атомизации общества, утратой человеческой солидарности, пренебрежением к нуждам обделенных людей, групп и народов.

Из всего сказанного ясно, что воздействие процесса индивидуализации на социально-политическую психологию, достаточно амбивалентно, противоречиво. Наиболее общим его знаменателем, очевидно, является ослабление, а в перспективе, возможно, и необратимый распад традиционных способов психологической интеграции индивида в большое общество. Таких например, как «замкнутые» идеологические системы, партийная деятельность, национально-государственные или классовые ценности.

Под вопросом во многих странах оказывается даже такая в прошлом бесспорная и общепринятая ценность, как патриотизм, в 1981 г. около половины опрошенных молодых (в возрасте 20-35 лет) мужчин западноевропейцев ответили отрицательно на вопрос, согласились ли бы они сражаться за свою родину. Ослабление чувства гражданского долга сочетается с обесценением демократических институтов, выполняющих функцию приобщения граждан к общественно-политической жизни. По данным того же опроса, уровень доверия западноевропейцев к парламенту значительно ниже доверия к армии, полиции и судебным учреждениям. Иными словами, государственные институты, выполняющие чисто служебную функцию - охрану безопасности граждан, признаются более важными, чем тот, который так или иначе позволяет им влиять на политику страны64.

Общество и его институты рассматриваются скорее как неизбежная «среда обитания», чем как поле активной жизнедеятельности индивида. Отношение к ним преимущественно инструментальное: они должны гарантировать порядок и безопасность (полиция и суды важнее парламента!) и если человеку плохо, обеспечить ему помощь и защиту. Если же все обстоит благополучно, главное требование к обществу: «не тронь меня!», смысл ценности свободы - невмешательство любых социальных инстанций в жизнь индивида. Свобода в таком понимании это уже не просто защита от политического принуждения и насилия, от ограничения личной инициативы, как в прошлом веке. Это глубоко интериоризированное стремление индивида жить и думать «по своему вкусу», быть свободным не только от давления институтов власти, но и от навязанных идей, ролей и стандартизированных мотивов, от социальных норм образа жизни и образа мысли. Эта свобода не только инструментальна, она обладает самоценностью: «...слово свобода, как отмечал французский социопсихолог Ж. Стотзель, - наполнено в Западной Европе аффективной ценностью»65.

Список литературы

1 См.: Ярошевский М.Г. Психология в XX столетии: Теоретические проблемы развития психологической науки. М., 1984. С. 287-289.

2 Объективная сторона потребностей изучается главным образом экономической наукой, социологией и другими общественными науками.

3 Nuttin J. Theorie de la motivation humaine. P., 1985.

4 См.: Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы, эмоции. М., 1971. С. 2-6. Несколько иной принцип дифференциации мотивационных явлений предлагает В.И. Магун. Он разделяет «потребности первого порядка» - в сохранении и развитии субъекта, и потребности более высоких порядков - в средствах, обеспечивающих такое сохранение и развитие. И те, и другие потребности обусловлены отсутствием удовлетворяющих их благ (т.е. выражают состояние дефицита). См.: Магун В.И. Потребности и психология социальной деятельности личности. Л., 1983. С. 10.

5 См.: Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 1993. № 4. С. 61. Далее: Экономические и социальные перемены.

6 См.: Там же. № 5. С. 33.

7 См.: Там же. № 4. С. 34, 67.

8 См.: Там же. № 5. С 56, 58.

9 Конкретные данные по Западной Европе см.: Stoetzel J. Les valeurs du temps present: une enquete europeene. P., 1983. P. 39-53.

10 Ibid.

11 Экономические и социальные перемены. 1993. № 5. С. 64.

12 См.: Там же. № 4. С. 7.

13 См.: Там же. С. 60-61.

14 См.: Там же. № 5. С. 64.

15 См.: Там же. С. 48.

16 См.: Там же. С 38.

17 Там же. № 4. С. 39.

18 Runciman W.C. Relative Deprivation and Social Justice A Study of Attitudes to Social Inequality in Twentieth-Century Britain. S. Fransisco, 1966.

19 Levin К. Vorsatz, Wille und Bedurfnis. В., 1926; McClelland D.C. and oth. The achievement motive. N.Y., 1953; Arkes H.R., Garske J.P. Psychological Theories of Motivation. Monterey, 1977. Ch. 7, 8.

20 См.: Магун В.С.,Литвинцева А.З. Жизненные притязания ранней юности и стратегии их реализации: 90-е и 80-е годы. М., 1993.

21 Там же. С. 48-49.

22 Экономические и социальные перемены. 1993. № 6. С. 46, 50.

23 См.: Там же. № 4. С. 42, 46.

24 См.: Там же. № 6. С. 43.

25 См.: Леонтьев А.Н. Указ. соч. С. 9-10.

26 Maslow А.Н. Motivation and Personality. N.Y., 1954.

27 Davies J.Ch. Maslow and Theory of Political Development. Getting to Fundamentals // Political Psychology. 1991. Vol. 12. N 3. P. 416, 417.

28 Юрьев А.И. Введение в политическую психологию. СПб., 1992. С. 88.

29 Maslow A.Н. Op. cit. P. 98-101.

30 Подробнее см.: Дилигенский Г.Г. В поисках смысла и цели. М., 1986.

31 Inglehart R. The silent revolution. Changing values and political styles among Western publics. Princeton, 1977; Idem. Value priorities and socieconomic change // Barnes S.H., Kaase M.K. Political action: Mass perticipation in five Western democracies. Beverly Hills. L., 1979. P. 305-342.

32 См.: Дилигенский Г.Г. Указ. соч. С. 127, 230.

33 Davies J.Ch. Roots of Political Behavior // Political Psychology / Ed. M.G. Hermann. P. 39-51.

34 Критический анализ концепции Реншона и других теорий «гуманистической психологии» см.: Шестопал Е.Б. Личность и политика. М., 1988, С. 141-150.

35 Harpe R. Personal Being. A Theory for individual psychology. Oxford, 1983. P. 8.

36 Социальная психология / Под ред. E.G. Кузьмина, В.Е. Семенова. Л., 1979. С. 76.

37 Там же. С. 78.

38 Weber М. Gesammelte Aufsatze zur Wissenschaftslehre. Tubingen, 1951. S. 408-411.

39 См.: Выготский Л.С. Избранные психологические исследования. М., 1956. С. 379.

39 См.: Выготский Л.С. Избранные психологические исследования. М., 1956. С. 379.

40 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972. С. 147. Анализ этих идей Бахтина см.: Радзиховский Л.А. Проблема диалогизма сознания в трудах М.М. Бахтина // Вопр. психологии. 1985. № 6. С. 103-116

41 См.: Блумер Г. Общество как символическая интеракция // Современная зарубежная социальная психология. Тексты. М., 1984. С. 176.

42 Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 590.

43 Harpe R. Op. clt. P. 23, 26.

44 См.: Кон И.С. Социология личности. М., 1967.

45 Наrре R. Op. cit. P. 24-29, 186-187, 214-219.

46 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М, 1979. С. 366.

47 Абулъханова-Славская К.А. Соотношение индивидуального и общественного как методологический принцип психологии личности // Теоретические и методологические проблемы психологии личности. М., 1974. С. 79, 80.

48 Брушлинский А.В. Проблема субъекта в психологической науке (статья первая) //Психологический журнал. 1991. № 6. Т. 12. С. 5, 6.

49 Подробнее данная гипотеза обоснована в статье: Дилигенский Г.Г. Проблемы теории человеческих потребностей // Вопр. философии. 1976. № 9; 1977; № 2.

50 Toqueville A. de De la democratie en Amerique, P., 1961. P. 138.

51 Эта функция материального и культурного потребления наиболее глубоко раскрыта в концепции французского социолога П. Бурдье (Bouridieu P. La distinction. P., 1979).

52 См.: Анциферова Л.И. Некоторые вопросы исследования личности в психологии капиталистических стран // Теоретические и методологические проблемы психологии личности. С. 233.

53 Зинченко В.П., Мамардашвили М.К. Изучение высших психических функций и категория бессознательного // Вопр. философии. 1991. № 10. С. 37, 38.

54 Независимая газета. 1993. 15 апр.

55Arendt H. Condition de 1'homme moderne. P., 1983. P. 32-34.

56 У блаженного Августина понятие «начала» как возникновения чего-то нового (initium) выражает специфическую целевую функцию человека: «Человек и был создан для того, чтобы было начало...» (De civitate Dei. XII, 20). Комментируя этот тезис, Ханна Арендт справедливо отмечает связь обновленческой функции, присущей человеку, с его индивидуальностью - с тем, что «каждый человек уникален и таким образом с каждым рождением что-то новое приходит в мир». Arendt H. Op. cit. Р. 199-200.

57 См.: Лосев А.Ф. Одиссей. Мифы народов мира. М., 1982. Т. 2. С. 244.

58 См.: Там же. С. 243.

59 Vernant J.-P. Mythe et societe en Grece ancienne. P., 1982. P. 89, 94.

60 Mead M. Introduction // Cooperation and competition among primitive peoples. N.Y.; L., 1937. P. 16.

61 Оссовская М. Рыцарь и буржуа: исследование по истории морали. М., 1987. с. 106.

62 Lane R.E. Motives for Liberty, Equality, Fraternity: the Effects of Market and State // Political Psychology. 1979. Vol. 1. N 2.

63 Yankelovich D. New Rules. Searching for Self-Fulfillment in a World Turned Upside Down. N.Y., 1981.P. 185-186; Public Opinion. 1984. Vol. 7. N 2. P. 6-8.

64 Stoetzel. J. Op. cit. P. 57, 65.

65 Ibid. P. 81.

66 Yankelovich D. Op. cit.

67 Stoetzel J. Op. cit. P. 40.

68 Boutoul G. Sociologie de la politique. P., 1985. P. 22, 23.

 

Потребности и мотивы в общественных отношениях

Дилигенский Г.

Понятие потребности

Материал, изложенный в первой главе книги, показывает, как люди вырабатывают свое отношение к общественно-политической действительности, какие психические механизмы используют они для ее познания. В то же время рассмотрение познавательных механизмов и процессов не может дать ответа на вопрос о том, чем обусловлено конкретное содержание социально-политических знаний, представлений, убеждений людей, их отношение к явлениям, процессам и событиям, происходящим в обществе. Очевидно, межиндивидные и межгрупповые различия в восприятии одной и той же общественной действительности, да и вообще в содержательных аспектах социально-политической психологии нельзя объяснить только неодинаковыми - объективными и субъективными - познавательными возможностями людей. Ведь хорошо известно, что даже люди, принадлежащие к одной и той же культурной среде, обладающие одними и теми же источниками информации, сплошь и рядом резко различаются по своим социальным представлениям, взглядам, убеждениям.

Ограниченность когнитивистского подхода к психике, о которой уже говорилось выше, определяется тем, что продукты познавательного процесса нельзя понять из самого этого процесса, из его «технологии». Точно также нельзя понять из нее ни движущих сил этого процесса, ни его избирательной направленности на какие-то определенные «объекты», ни факторы, определяющие отбор людьми социальных знаний из того ассортимента, который предоставляют им их время и культура. Ответы на все эти вопросы можно получить, лишь поняв, что нужно людям и чего они хотят. Иными словами, необходимо обратиться к мотивационно-волевой сфере психики, к лежащим в ее основе потребностям индивидов и социальных групп.

«Энергетическая» основа психики

Значение этой сферы становится еще более очевидным, если вспомнить, что функционирование психики не сводится к познанию и мышлению. Психика человека направляет и регулирует всю его деятельность, поступки, поведение. А первичной побудительной силой любых действий людей, как и вообще всех живых существ, являются опять же их потребности. Стало быть, и действия индивидов и групп в социально-политической сфере, их общественное и политическое поведение нельзя понять, не обращаясь к стимулирующим его потребностям и мотивам.

В современной психологии потребности рассматриваются как энергетическое начало психики. Термин этот употребляется в условном, метафорическом смысле: речь идет не о каком-то особом виде энергии по типу, например, физической1. Он лишь подчеркивает, что и психические процессы, и действия субъекта приводятся в движение особыми - именно психическими - механизмами, принципиально отличными от физико-химической энергии организма, и представляющими собой поэтому особую сферу психологического знания. Потребности человека всегда интересовали научную мысль, но начало их изучению именно как энергетического «двигателя» психики было положено 3. Фрейдом. Эту роль фрейдовского психоанализа в развитии психологической науки признают даже психологи, не разделяющие его основных теоретических и методологических идей.

Говоря конкретнее, один из наиболее значимых выводов психоанализа состоит в понимании потребностей как содержащейся в недрах психики внутренней «силы», не сводимой к одним лишь осознанным желаниям или целям ее субъекта. Этот вывод позволяет выявить структуру и природу психики и поведения гораздо вернее, и глубже, чем психологические теории, описывающие человеческую активность просто как цепь реакций на стимулы внешней среды. Вместе с тем он как бы очерчивает поле научного поиска, генеральную задачу изучения потребностей - уяснение природы и источников этой внутренней силы.

Решение данной задачи (о чем также свидетельствует опыт психоанализа) крайне затруднено громадным многообразием человеческих потребностей. На эту трудность наталкиваются любые попытки выработать обобщенное понимание и определение категории «потребность». В качестве примера можно назвать гомеостатическую теорию потребностей, определяющую их источник как вызванное какими-либо причинами нарушение внутреннего психического равновесия (гомеостаза) субъекта и его стремление восстановить уравновешенное состояние. Критики этой концепции справедливо указывают, что она исключает из своего рассмотрения потребности развития, т.е. потребности, ориентированные на «движение вперед», создание новых объектов и ситуаций и противоположные стремлению к гомеостазу.