Суверенная Территория Техас, город Аламо. 22 год, 28 число 6 месяца, пятница, 21:10

 

Я раньше не видел, где живет Бонита. Оказалось, что она занимает второй этаж дома над магазином, который купила в кредит, и платит взносы и проценты по нему в Северный торговый банк. Платить осталось еще около двадцати восьми тысяч экю, на что у нее есть еще пять лет. Мы объехали магазин и оказались в маленьком дворике, где припарковали машины. Разгружать решили завтра с утра – все равно здесь с товаром ничего не случится.

В домике с этой стороны было две двери. Одна, поскромней, была черным ходом магазина, вторая вела на застекленную лестницу, которая карабкалась по наружной стене дома на второй этаж. Вытащив из машин и взвалив на себя те сумки, которые можно унести сразу, мы поднялись по лестнице, бухая ботинками по деревянным ступеням. Бонита отперла легкую деревянную дверь, и мы вошли в ее квартирку.

Квартира была во весь этаж, довольно большая. Спланирована как студия, отделена стенкой только ванная комната. А все остальное помещение служило и спальней, и столовой, и кухней, и гостиной, и кабинетом. Места, впрочем, на все хватало. Оформлено все было в мексиканском стиле, с плетеными ковриками на полу, глиняными тарелками на стенах, сундуками, глиняной же посудой в «кухонной стороне» квартиры. Со вкусом и изящно, под стать самой Боните. В углу стояло несколько черных ящиков неплохой стереосистемы, хорошие громкоговорители и большая коллекция компакт‑дисков с разной музыкой – от классики до пуэрториканской сельской. Все – с «той стороны», целый капитал для Новой Земли. И в музыке у моей девушки вкус есть. Как же я ее до сих пор мало знаю…

– Mi Corazon, у нас осталось меньше двух часов, – заявила Бонита. – Мистер Питерсон не потерпит надругательства над вечеринкой.

– Без ванны никаких действий предпринимать не намерен, – запротестовал я. – На мне пыль всех степей этого мира. После того, как помоюсь, согласен делать что угодно.

– Так не получится, – решительно заявила она.

– Почему? – не понял я.

– Потому что я не чище. И делать «что угодно» тебе придется раньше, под душем. Пошли.

В общем, мы почти не опоздали. Я даже успел погладить брюки и рубашку, a Mi Bonita просто взяла одежду с вешалок. Ей проше. Когда уже выходили за дверь, Мария Пилар остановила меня и сказала, что я одет неправильно. Я осмотрел себя, но никакого непорядка не нашел – в Аламо кроме джинсов и подобных брюк, и простых рубашек, ничего другого не носили.

– Что бы ты без меня делал? Пис‑то‑лет! Ко‑бу‑ра! – с каждым произносимым слогом она тыкала меня указательным пальцем в грудь. – Без них здесь неприлично, как голому ходить. И куда? В‑Стрелковый‑Клуб!

Да, забыл я о местных порядках. У Марии Бониты на поясе обтягивающих коротких шортов висела кобура с неизменным «глоком». Она уже приобрела привычный для Аламо вид Марии Пилар Родригез – топ с бездонным декольте, шорты и те самые сапожки из кожи убиенной ею гигантской ящерицы. Ну почти голая, зато с пистолетом, и все приличия соблюдены. А я, лопух, чуть не опростоволосился. Побежал обратно, расстегнул пояс и подвесил на него кожаную кобуру с парабеллумом. Парабеллум – это консервативно и стильно, как галстук от Geeves amp; Hawks.

Выбрали мы, какая из машин захламлена меньше, и она оказалась пикапом. И на ней мы поехали в клуб – время уже поджимало, и из‑за пешей прогулки даже по такому крошечному городу, как Аламо, мы могли неприлично опоздать. А так почти вовремя успели.

Мистер Питерсон расстарался. Во дворе и ресторане столы были расставлены a la buffet,[62] висели гирлянды, как на Новый год. Интересно, а Рождество здесь празднуют? А если празднуют, то когда? Спросить надо будет.

Во дворе, возле сцены для музыкантов, стояла трибуна. Значит, будут речи. Ладно, послушаем, куда денешься. Народу во дворе тоже было множество. Работало несколько маленьких баров в разных углах двора, где молодые ребята и девушки, видимо взявшиеся подработать, разливали напитки желающим. Желающие были: над толпой витал эдакий дух готовности к празднику. Впрочем, помимо спиртного там были и лимонад, и какие‑то соки. Кому что.

Едва мы прошли на середину двора, как к нам подлетела Джей‑Джей. Выглядела она совсем не так, как еще с утра сегодня, испачканная в пыли, с изорванной о кусты одеждой, растрепанными волосами. Сейчас она почистила перышки и в обтягивающей майке с открытыми проймами, коротких шортах и высоких ботинках выглядела как персонаж из фильма про девушку, решившую стать морским пехотинцем и ставшую им, напинавшую в задницы всем отрицательным персонажам мужского пола, а потом пришедшую это дело отпраздновать. Стриженные таким загадочным игольчатым ежиком волосы хорошо сочетались с ее немного детским, но очень сильным лицом с коротким прямым носом, упрямым подбородком и немного выпяченной нижней губой. Фигура у нее была хорошей, разве только запястья и щиколотки немного толстоваты, на мой взгляд. Но это гармонировало со всем остальным – было видно, что Джей‑Джей любительница погреметь тяжестями в спортзале.

Почему я вдруг так подробно ее описываю? Потому что, подбежав к нам, она очень приветливо поздоровалась со мной, а вот Марию Пилар расцеловала так, что у меня челюсть отвисла.

– Я так могу взревновать, – шепнул я Боните на ухо.

– Джей‑Джей – не слишком сильное испытание для верности, – хихикнула Мария Бонита.

– А что, все же испытание?

– Если честно, то я сама не пойму, – покачала головой Бонита. – Иногда она меня пугает, но слишком далеко не заходит. А вообще она чудесная девочка. Замечательная.

Вот как. Было у меня такое впечатление, что Джей‑Джей ревнует Марию Пилар ко мне. Впрочем, неважно. Как бы то ни было, Джей‑Джей нам помогла, и благодаря ей мы так ловко управились с нашим дорожным происшествием. А поводы для ревности могут быть разными. Может быть, она решила, что я отбираю у нее самую лучшую подругу. Или просто она считала, что Мария Бонита достойна лучшего, чем сорокалетний мужик, неведомо откуда свалившийся на их голову.

Тем временем Джей‑Джей подошла ко мне и сказала:

– Папа рассказал, что вы потребовали разделить премию еще и со мной. Я очень благодарна, честное слово. Мой квад сгорел с пикапом Джонни, мне не на чем выступать в Порто‑Франко. А теперь с тем, что есть у меня, и тем, что я получу из премии, я куплю и построю себе новый. Единственное, что я могу сделать, – это написать на нем название ваших магазинов. И объявить спонсором. Между прочим, эту гонку показывают сразу по двум каналам.

Ну талант. Одно слово – талант! Как мне потом рассказала Мария Пилар, Джей‑Джей умеет писать картины и расписывать кузова, умеет чинить, переделывать, настраивать и водить машины, она выступает в гонках квадов, которые строит сама, и принимает участие в соревнованиях по дзюдо, в которых побеждает. Она стреляет ненамного хуже своего папаши и водит самолет – правда, от полетов ее временно отстранили за склонность к хулиганству. Внушительный список достоинств для восемнадцати лет. А главное – очень типичный для девушки. Не находите?

Тем временем народ все прибывал и прибывал. Почти все здоровались с Марией Пилар, но меня удивило и то, что многие, кого я даже не знал, подходили поздороваться со мной. Здоровались тепло, хлопали по плечу. Многие поздравляли с женитьбой на самой красивой девушке Техаса, хотя к Техасу, если быть честным, Мария Пилар Родригез имела очень опосредованное отношение. Впрочем, в Аламо ее явно считали своей и ею гордились, так что в чем‑то они и были правы.

Главное, чего они сумели добиться, – это моих сожалений, что на самом деле мы не женаты. Может, исправить это дело, а? Я там что‑то говорил о том, что быть женатым на Марии Пилар Родригез – это как вечная каторга под каблуком, и что‑то там еще? А вы мне не верьте. Далека от меня тогда была Мария Пилар Родригез, недоступна, вот я и придумывал себе оправдания.

Так мы и ходили под ручку среди доброжелательных людей, время от времени подходили с тарелками к буфетным столам, навещали и бары, где нас потчевали все тем же местным бурбоном «Одинокая звезда», который наливали на дно забитых льдом бокалов.

Затем возле сцены началась какая‑то суета, было слышно, как включился микрофон, потом в динамиках зашуршало, затем завыло акустической детонацией, отчего все сморщились как от лимона. Затем все наладилось, и на трибуну вышел невысокий упитанный дядька с лысиной, в белой сорочке и наброшенной сверху серой жилетке. В некоторых концах двора захлопали, засвистели. Он постучал по микрофону, улыбнулся:

– Леди и джентльмены. Сегодня в нашем городе праздник. Мы должны благодарить Всевышнего за то, что были чудесным образом спасены наши сограждане, наши соседи, наши родственники. Захваченные в плен с помощью сатанинской подлости и хитрости, они могли лишь уповать на Него и молить о чудесном спасении!

– Это кто? – шепнул я на ухо Боните.

– Мэр Куимби, – тоже шепотом ответила она. – Он же преподобный Куимби, лучший евангелист Техаса, как его называют.

– Здесь мэр – духовное лицо? – удивился я.

– Проповедник. Он вообще хороший человек, но теперь понимаешь, почему в этом городе лучше быть женатым? Здесь вся власть Территории из таких, как он.

– Теперь точно понимаю, – кивнул я. – Пошли срочно жениться.

– Прямо сейчас? – хихикнула она.

– Ну давай завтра.

– Я тебе дам завтра! – незаметно толкнула она меня локтем. – У меня гостей в списке знаешь сколько? Где я их в Аламо всех возьму? Не здесь и не завтра.

– А вообще согласна?

– Дурак. Согласна, конечно, – и крепко меня поцеловала.

Тут я и нить речи преподобного потерял. Но потом ничего, сконцентрировался. Интересно все же. Такое о себе не каждый день услышишь:

– …Пусть каждый, вставший перед выбором, тот, кто не может решиться совершить нечто, пусть он спросит себя: «Как бы поступил на моем месте Иисус?» Прошел бы Иисус мимо невинно терпящих муки, даже если бы спасение оных сулило Ему новую Голгофу? Нет, говорим мы! – Голос преподобного Куимби обрел невиданную до этого момента экспрессию: – Иисус принял муки во спасение наше, и принял бы вновь, потому что таков путь Его! Молился ли Иисус о чаше страданий в Гефсиманском саду? Да, ибо и Иисусу доступен страх! Тот страх, преодоление которого делает нас, людей, братьями во Христе! Ибо любовь к Иисусу помогает нам идти через темные долины страха и бедствий!

– А он ничего так… экспрессивен, – похвалил я проповедника.

– Преподобный Куимби в этом городе вроде пророка, – пояснила Бонита.

Тем временем преподобный уже метался по сцене с микрофоном, тыкая обличающим жестом куда‑то в публику, а прямо у него за спиной на стене высветился крест, образовавшийся от направленного на задник прожектора.

– …Когда Господь послал нам эту землю, не оскверненную неверием и грехом, в ее первозданной чистоте, не думал ли Он о том, что это и есть нам новое искушение и новое испытание? – вещал преподобный. – Построим ли мы здесь Землю обетованную, где воцарится царствие Его, или вновь, как иные, не отвергнувшие Сатану, превратим эту землю в пустыню греха? Или возведем новый Иерусалим, как сказано в Доброй Книге? «И вознес меня в духе на великую и высокую гору и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с Неба от Бога. Он имеет славу Божию; светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному. Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов… И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец… И не войдет в него ничто нечистое, и никто, преданный мерзости и лжи». Способны ли мы на такой подвиг изначально в Сердце своем? Способны ли мы отличать дела верные от неверных? И вновь нам открывается свет, когда мы спрашиваем себя: «А как бы поступил на моем месте Иисус?»…

– Что‑то преподобный на общие материи сбился, – посетовал я. – Пора уже хвалить, а он все про политику партии…

– Он всегда так, – шепнула Бонита. – Откроет бездны, а потом и к конкретному перейдет. Вот, началось, слушай.

– …И в этот час волей Всевышнего, в том же месте, где уже торжествовал Сатана, появились трое. Их было трое, а против них – множество. Могли бы они пройти мимо и спасти себя и владение свое? Могли! Так в чем воля Его и милость Его, спросите вы? А в том, что послал Он на этот путь людей, которые находят в себе силы поступать так, Как‑Поступил‑Бы‑Иисус‑На‑Их‑Месте! Да, братья! Так Господь наш выбирает орудия воли Своей и орудия кары Своей! Посылая туда, где уже, казалось бы, восторжествовал Сатана, тех детей Своих, которые не могут поступить иначе, Чем‑Поступил‑Бы‑Иисус! И оказался посрамлен и отвергнут ныне Отец Лжи, ложью же пленивший наших сограждан. Невинные были спасены, а пошедшие по пути зла пали под мечом Его и отправились на суд Его! Так пусть же Господь даст нам разум поступать всегда так, Как‑Поступил‑Бы‑Иисус‑На‑Нашем‑Месте! Аллилуйя, братья! Аллилуйя! Аллилуйя!

Зал взревел, закричал «Аллилуйя!», многие обнимались, дамы рыдали. За спиной преподобного Куимби заиграл квартет, шесть тучных леди и джентльмен в очках, в длинных белых хламидах с голубой вертикальной полосой, запели на эдакий веселый мотивчик «Ведет меня Господь рукою твердой», ритмично пританцовывая и хлопая в такт. В общем, официальная часть праздника подходила к концу и близилась неформальная.

Маленький хор, допев, сошел со сцены, и поющие, снимая на ходу хламиды, присоединились к выпивающим. Преподобный Куимби тоже смешался с толпой. Квартет, состоящий из банджо, скрипки, ударных и гитары, заиграл кантри. Вокруг зазвенели стаканы и тарелки. К нам подошел Джо хлопнул меня по плечу, спросил: «Каково себя ощущать Десницей Господней, а?» – и чокнулся со мной бокалом.

Неожиданно возле нас появились шериф Мерфи и высокий седой мужчина лет шестидесяти, с небольшими седыми же усами и очень крупными кистями рук. Он приветливо приобнял Марию Пилар, протянул руку мне. Ладонь была очень крепкая и сильная.

– Будем знакомы, – сказал он. – Рой Питерсон, владелец и президент Стрелкового клуба Аламо.

– Очень приятно. Андрей Ярцев, торгую оружием.

В разговор вступил шериф:

– Он не только торгует, он еще и пользуется им. Я видел, как он стрелял из триста восьмого на восемьсот ярдов в этом клубе. А Рой у нас, – повернулся ко мне шериф, – лучший по скоростной стрельбе с двух рук. Так, как он, больше никто не умеет во всей Новой Земле.

– Не верь ему, – ненатурально запротестовал Питерсон. – Билл Мерфи самый известный льстец в этом клубе. Знает, что я падок на лесть, и надеется получить бесплатную выпивку. А вообще я подошел познакомиться и предупредить вас, чтобы вы никуда не уходили как минимум полчаса. Джей‑Джей, тебя тоже касается. Если опять выкинешь что‑то в своем духе и исчезнешь – пожалуюсь папочке, и он всыплет тебе ремня. Договорились?

– Насчет ремня?

– Насчет «не уходить»!

– Договорились, мистер Питерсон. Мне самой интересно, для чего нас тут собрали. Не только ведь для того, чтобы шериф бесплатно выпил? – с невинным видом спросила Джей‑Джей.

– Деточка, твой язык точно доведет тебя или до беды, или до всемирной славы, – прогудел Мерфи. – Шерифу вообще всегда должны ставить выпивку бесплатно. Тогда он будет чаще к вам заходить, а иначе как бы вы знали, что шериф о вас помнит?

В общем, наша компания разрасталась, подходили еще люди, болтали с нами, отходили, приходили другие. Потом Рой Питерсон нас оставил, куда‑то заторопившись, мы болтали с шерифом и подошедшим Сэмом.

Неожиданно ансамбль замолчал, и на трибуну поднялся Рой Питерсон. Постучал по микрофону, привлекая внимание, затем сказал:

– Теперь я должен сделать пару объявлений. Первое объявление такое: в нашем клубе три новых члена. Кто они – вы, наверное, и сами догадались. Конечно, мы могли бы вручить им подарки или премии, но тогда бы меня через час вышибли с поста президента клуба за разбазаривание денег.

В зале в разных концах нестройно хохотнули.

– Поэтому мы нашли достойный и почетный способ проявить свое уважение и не заплатить при этом ни цента, – продолжил Питерсон. – Мы вручим сейчас три членских карточки. Их почти бесплатно печатает для нас Саймон Декстер в своей типографии, и мы всегда можем ими наградить того, кто этого достоин.

В зале снова засмеялись.

– Правила приема в наш клуб известны всем присутствующим, и не все из присутствующих удостоились чести получить такие дешевые, но очень красивые карточки. Для этого нужно по‑настоящему себя зарекомендовать в искусстве стрельбы, причем так, чтобы это признали достижением не меньше трех членов правления. Еще надо быть старше двадцати одного года и прожить в нашем городе не меньше пяти лет. Однако в этом случае правление единогласно решило даровать членство трем достойным людям, которые доказали в деле, что умеют пользоваться оружием, и пользоваться им для того, чтобы спасать хороших людей от плохих. Сейчас я начну по очереди вызывать новых членов и хвалить их на все лады, а вы будете свистеть и хлопать в ладоши. Если я услышу, что кто‑то сказал «Бу‑у», то он вылетит из этого двора, а впредь каждая выпивка здесь будет ему стоить вдвое против прежнего. Пусть умрет от жажды.

Снова смех в зале.

– Сейчас я приглашу сюда, ко мне, Джей‑Джей Дженсен, дочку нашего Джо Дженсена, которая умеет стрелять не хуже своего папаши, но до сегодняшнего дня мы считали, что она возрастом не вышла сидеть в одной компании со старыми и важными джентльменами. Джей‑Джей, проходи, проходи сюда.

Он махнул рукой, приглашая девушку на трибуну. Джей‑Джей не замедлила подняться и с радостным видом встала рядом с Роем Питерсоном. Он приобнял ее за плечи и обратился к залу:

– Наша Джей‑Джей, недостойная по возрасту занимать членское место в клубе, единственной сумела вырваться из засады, присоединиться к подоспевшей подмоге и так ловко маневрировать грузовиком, что всегда оставляла возможность стрелять хорошим ребятам и совершенно не давала возможности попадать плохим. Ее друзья, бывшие с ней в деле, считают, что без Джей‑Джей им совсем бы не светило остаться в живых. Поэтому мы посовещались и решили, что эта девочка может поучить пожилых и заносчивых джентльменов, как на самом деле ведется бой. К тому же ее храбрость проверена делом, а пожилые и заносчивые джентльмены блещут ею в основном на стрельбище – и то когда не забывают вставить в уши ватные затычки. Джей‑Джей, дорогая, это твоя членская карточка, и теперь ты вольна приходить в клуб в любое время, пользоваться арсеналом клуба и еще много чего, о чем мы расскажем тебе на ушко. Теперь вы все можете ее приветствовать и ей завидовать.

В зале засвистели, захлопали, закричали.

– Джей‑Джей, ты можешь вернуться в свою компанию, гордо задрав нос перед остальной публикой в зале. Многим из них еще много лет не светит получить членство в этом клубе. Я тебя поздравляю.

Джей‑Джей под свист и аплодисменты спустилась со сцены, а Питерсон откашлялся и продолжил:

– Теперь перехожу к следующему имени. Мария Пилар Родригез, самая красивая девушка в этом мире, любимица всего города, предмет обожании всего мужского населения Техаса. Мария Пилар, прошу сюда, на сцену.

В зале заревели, местами вспыхнули спорадические аплодисменты.

– Мария Пилар не могла стать членом клуба потому, что ей не хватает двух лет проживания в этом городе. Такое у нас дурацкое правило, но менять мы его не будем. Однако с не меньшим единодушием правление признало, что наша прекрасная Мария Пилар полностью доказала свое право состоять в клубе стрелков, потому что настоящий стрелок не только должен уметь крутить револьвер на пальце, но и применять свое умение, чтобы иногда пнуть в задницу плохих ребят. Мария Пилар вчера выступила еще с двумя хорошими ребятами против семнадцати плохих, и шестнадцать плохих сейчас заселяются в свои номера в аду, а семнадцатого держит в своей клетке наш Билл Мерфи. Лучшего экзамена на членство в клубе она все равно сдать не могла, поэтому единственный способ, которым мы смогли отметить ее заслуги, – это принять ее в члены клуба со статусом ассоциированного Члена!

Зал просто взорвался, закричали, захлопали, засвистели.

– И теперь Мария Пилар Родригез имеет полное право тоже решать с нами, старыми олухами, кому из вас членство давать, а кому еще подождать лет десять. А учитывая, что Мария Пилар, как оказалось, обращается с пулеметом лучше, чем моя жена со взбивалкой для яиц, то вам лучше ее решения не оспаривать.

Засмеялись все.

– Мария Пилар, – обернулся он к ней, взяв ее маленькие ладони в свои большие. – Мы вас поздравляем и надеемся видеть здесь каждый день в любое время дня и ночи. Теперь хлопайте, уже можно! – крикнул он залу.

Началась овация с гиканьем, Мария Пилар дарила всех и каждого самой ослепительной и убийственной из улыбок и прошла через зал ко мне по быстро освобождающемуся и окаймленному хлопающими ладонями коридору.

– И у меня здесь еще одна карточка, которую тоже следовало бы отдать по назначению. Этого парня знают не все в нашем городе, а переехал к нам жить он всего лишь сегодня. Андрей Ярцев, прошу сюда.

Я пошел к сцене, меня приветствовали, хлопали по спине. Я оглядел зал. Никто не пил, не разговаривал, у всех был действительно написан на лицах интерес к словам Питерсона. Из пары мест гикнули, помахали руками.

– Получилось как в старом кино, когда крутой парень приехал в город. Впервые он приехал к нам несколько недель назад со своими друзьями, которые вели конвой. На них устроили засаду, но только обломали зубы. Они приехали с сорока семью скальпами на поясе, и Банку Ордена пришлось раскошелиться за каждый скальп. Как мы узнали от его друзей, именно он обнаружил и разведал засаду, придумал план, как превратить засаду в ловушку для этих плохих ребят из‑за гор, и сам поставил семь зарубок на свою винтовку.

Раздались аплодисменты, свист.

– Потом он покинул город и вновь вернулся к нам, чтобы вести честную жизнь оружейного мастера и торговца. И по пути угодил в ту самую заваруху, о которой все знают. Именно он придумал план боя и руководил им, построил все так, что у противника не осталось ни единого шанса, а заодно вновь показал, как надо пользоваться винтовкой. Мы тихонько выспросили у свидетелей, как шел бой, и свидетели сказали, что все истребление плохих заняло не больше двух минут, а этот парень может сделать на прикладе как минимум двенадцать зарубок! Если так пойдет и дальше, то уже через месяц нам придется заказывать новое ложе к его винтовке за счет города.

В зале захохотали, преподобный Куимби крикнул: «Мы заплатим!»

– И что важно – ни он, ни его друзья в этом бою не получили ни царапины, – продолжил Питерсон. – А это ли не показатель того, что боем командовали с умом? Поэтому мы не сомневались ни минуты и решили, что вручение карточки ассоциированного члена Стрелкового клуба Аламо сумеет удержать в нашем городе хорошего стрелка, если он вдруг решит переехать в другое место. К тому же у нас ожидается первый чемпионат Суверенной Территории Техас по стрельбе на тысячу ярдов, и отличный стрелок здорово поднимет шансы нашего города. Итак, мы поздравляем его и желаем, чтобы жизнь в Аламо пришлась ему по душе!

Мне захлопали, раздался свист, где‑то в углу что‑то скандировали хором, но я не понял что. Если честно, я разволновался. Я вообще не люблю лезть на глаза и даже не люблю, когда меня хвалят, но у них получилось так доброжелательно и искренне, что я почувствовал настоящую благодарность. Я спустился со сцены и пошел к стоящей в конце людского коридора Марии Пилар как к своему главному призу и награде. Она улыбалась и, когда я подошел, обняла меня и поцеловала.

Между тем Питерсон продолжал:

– Теперь перехожу ко второму объявлению. Так случилось, что двое наших новых ассоциированных членов клуба отправились путешествовать вместе. Мы знаем, к чему приводят подобные путешествия! Мы смотрим кино про красоток и стрелков, отправляющихся вместе через прерию в другой штат. Даже дети знают, что кино никогда не врет, и так случилось и на этот раз. Поэтому мы должны объявить всему залу, что первая красавица этого города, Мария Пилар Родригез, влюбилась в лучшего стрелка из винтовки Андрея Ярцева, а тот, как и подобает стрелку, влюбился в первую красавицу. И они вернулись в город мужем и женой!

В зале заорали – видимо, это для многих еще оставалось новостью. Для нас по большому счету тоже.

– К сожалению, тем самым они поставили нас в безвыходное положение, – развел руками оратор. – Мы собирались отделаться членскими карточками и даже собирались заказать их на две больше, тем более что Саймон Декстер при увеличении объема заказа делает еще и скидку. Но потом прочитали в своих же правилах, что нельзя одного человека считать двумя членами клуба, а двух человек четырьмя. Не повезло.

Снова смех в зале.

– Тогда нам пришлось думать, как поздравить молодоженов, но так, чтобы не слишком тратиться. И вспомнили, что у нас в сейфе клуба лежат уже готовые подарки, которые мы не дарим кому попало. И не можем этого делать без согласия мэра нашего города. Поэтому мы посовещались с преподобным Куимби, и тот тоже решил, что такой способ поздравить самый хороший, и даже организовал на подарках дарственную надпись. Вот здесь, в этих коробках, лежат две легенды американского оружейного мастерства. В каждой из них пистолет «Кольт Дельта Элайт»[63] калибром десять миллиметров. Их выпустили очень мало, и все ли пистолеты сразу оказались чертовски дорогими. Каждый из этих пистолетов могуч, как Гнев Божий, и надежен, как Его Любовь. Поэтому мы вручаем двум стрелкам самый подходящий для них подарок – вот эти пистолеты. Я попрошу вас подойти сюда и принять наш дар.

– Пошли, не стой, – шепнула мне Mi Guapa, и мы с ней уже вдвоем вернулись на трибуну. Зал кричал, свистел, хлопал, топал ногами.

Нам вручили коробки из орехового дерева с логотипом «Кольт» на крышке, выполненным из бронзы и изображающим вставшего на дыбы коня. Мы открыли коробки и увидели внутри, на красном бархате, вороненые пистолеты с обтянутыми черной резиной рукоятками, с красными треугольниками на боках, заключенными в кружки, а возле них, в отдельных гнездах, по два магазина, шестнадцать отполированных патронов и набор для чистки. Мы подняли коробки, показывая их залу, и снова раздались свист, крики, хлопки. И в этот момент со стрельбища донеслись хлопки петард, и начался фейерверк.

Вечеринка в клубе затянулась надолго. Было много выпивки, музыки, была певица, удивительно напоминавшая Линду Ронстадт и певшая ее песни, были благодарственные речи спасенных вчера и пьяных сегодня, потом разыгрывалась какая‑то благотворительная лотерея в помощь уже не помню кому. Были повальные танцы, Джей‑Джей подозрительно много обнимала Бониту, но, в общем, в рамках приличий.

Разошлись окончательно все ближе к утру, тем более что вчера была пятница, а сегодня – выходной. Мы рухнули в постель совершенно обессиленными и мгновенно уснули.