Книга третья. Седьмой секретарь. Блеск и нищета Михаила Горбачёва

 

Глава тринадцатая. Муж судеб

 

Три Смерти

 

 

Явился муж судеб

Александр Пушкин

 

 

Большой Брат не может умереть.

Джордж Орвелл

 

Один за другим умирают три генеральных секретаря: в ноябре 1982 г. — Брежнев, в феврале 1984 г. — Андропов, в марте 1985 г. — Черненко. Невозможно придумать более красноречивого свидетельства глубочайшего кризиса, переживаемого системой. Жизненно необходим был новый Вождь, демонстрирующий, что восковые фигуры умирающих стариков, украшавшие трибуны съездов и телевизионные экраны, не означают конца первого в мире социалистического государства и последней империи XX века Интенсивность ожидания — уже после первой смерти — объясняет прием, оказанный Юрию Андропову. Появление во главе СССР человека, который 15 лет руководил самой могучей тайной полицией в истории, организатора жестоких репрессий, подозреваемого в создании мирового террористического интернационала, вызвало всеобщий восторг, причем особенно горячий на Западе. Редкие голоса предупреждения или критики заглушались могучим хором похвал.

Андропов быстро умер, но надежда продолжала жить. В напряжении оставались чувства, возбужденные предтечей, работала, на холостых оборотах, ожидая сигнала, пропагандистская машина. Приход Спасителя был неизбежен. Он явился.

Первая биография Михаила Горбачева вышла в свет в Нью-Йорке в день его избрания генеральным секретарем ЦК. За ней, с нарастающей быстротой, последовали другие: их писали журналисты (немецкий, индусский, французский), биолог, социолог и т. д. Книги под неизменным заголовком «Горбачев» выходили в Гамбурге, Лондоне, Париже, Дели и других городах мира. Только Александр Зиновьев, задумавшись над феноменом, назвал свое эссе «Горбачевизм, или силы иллюзии». Биографы располагали очень скудными источниками, необычайно бедными данными, обычно теми же самыми, что у всех других. Как правило, тон был благожелательным, естественным для жизнеописания Спасителя.

Удивительная оперативность биографов — результат журналистского подхода к сюжету. Авторы «Горбачева» выделяли, в первую очередь, элементы «новизны»: молодость нового генерального секретаря, а в связи с этим все положительные качества свежего взгляда на мир, первые инициативы, пробуждавшие большие ожидания, коммуникативность и т. п. Журналистский подход определяет, естественно, характер бесчисленных газетных и журнальных статей и комментариев, посвященных Горбачеву. Поставщики «новостей», журналисты сообщают только о том, что произошло сегодня, без учета прошлого, которое нередко меняет смысл сегодняшних событий.

Возможен и другой подход к феномену «Горбачев» — исторический. Меняя точку зрения, он позволяет увидеть минувшие пять лет в ракурсе 70 лет советской истории. К трехлетию горбачевского правления было зарегистрировано 12 его биографий. Первая биография Сталина была написана в 1931 г., через 9 лет после его избрания генеральным секретарем. Разрыв объясняется не тем, что жизнь и деятельность «чудесного грузина», как выражался Ленин, была менее интересной или значительной, чем деятельность и жизнь выпускника юридического факультета МГУ: в 1931 г. Советский Союз интересовал мир бесконечно меньше, чем в 1985.

Михаил Горбачев представляет интерес и сам по себе. Но прежде всего он важен, как — седьмой секретарь. С чисто формальной точки зрения этот порядковый номер может оспариваться: Ленин не был секретарем. В партии он был всего лишь одним из членов Центрального комитета, в котором секретари выполняли канцелярские функции. Создатель партии — Ленин не нуждался в официальном партийном титуле. Сталину, выбранному на новую должность генерального секретаря, принадлежит честь превращения функции, которая, по мысли Ленина, состояла только в надзоре за деятельностью младших секретарей, в символ Вождя партии и государства. Через несколько лет после избрания Сталина остроумец Карл Радек заметил, что история человечества, которая раньше делилась на две стадии, теперь делится на три: матриархат, патриархат, секретариат.

«Секретарелогия» — слово неизящное, но наука эта только рождается (потом ей найдется другое название). Это понятно: за первые 65 лет советской истории — с октября 17-го по ноябрь 82-го — сменилось всего четыре «секретаря». Материал — недостаточный для создания науки. Внезапно наступило ускорение: за два с половиной года в кресле генерального секретаря сменилось три обитателя. К власти пришел — Седьмой.

Пять лет — слишком малый срок для ответа на вопросы, которые задаются архитектору «перестройки», слишком малое время, чтобы судить об успехе или неудаче Михаила Горбачева. Пять лет, однако, — достаточный срок для того, чтобы выявить черты сходства в поведении всех «секретарей», носителей высшей власти в советском государстве, чтобы проследить аналогии и различия в их подходе к кризису, который неизменно ожидал каждого после избрания. Впечатление deja vu не обманывает. Первородный грех советской политической машины, построенной Лениным, — умышленная неясность в определении высшей власти. Первая советская конституция — 1918 г. — говорила одновременно о Всероссийском съезде советов, о местных советах и диктатуре пролетариата. Главный комментатор конституции Ленин подчеркивал необходимость диктатуры партии и единоличной власти, «так или иначе, но беспрекословное подчинение единой воле...».

Для вождя революции не было сомнений относительно того, чьей воле необходимо беспрекословно подчиняться. Он взял себе пост председателя Совета народных комиссаров, т. е. возглавил правительство. Партию же Ленин возглавлял по праву отцовства; он придумал ее, сотворил по своему образу и подобию. И ему не было необходимости занимать в партийной иерархии особое место: он — просто член ЦК, с 1919 г. член Политбюро. Соперников у Ленина не было. Когда Сталин, избранный в 1922 г. генеральным секретарем по предложению Ленина, отвергнувшего другую кандидатуру (И. Н. Смирнова), начал свое «восхождение», понадобилось немало времени, прежде чем он реализовал всю власть, которую потенциально давал этот пост.

Власть генерального секретаря не зафиксирована в конституциях. Впрочем, в первых двух советских конституциях (1918 и 1924) не упоминается даже власть партии. Она — подразумевалась. В конституции 1936 г. ведущая роль партии определялась в статье 126, в действующей (1977) — в значительно расширенной статье 6. (После продолжительной политической борьбы эта статья была отменена.) Тем не менее, даже в конституции 1977 г. ничего не сказано о генеральном секретаре ЦК КПСС. Начиная со Сталина, каждый генсек стремится «легализировать» свою власть. В 1941 г. Сталин становится, сохраняя партийный пост, председателем Совета министров. Хрущев объединяет обе должности после пяти лет борьбы за власть — в 1958 году. Брежнев, обходя решение ЦК (после свержения Хрущева), запрещающее концентрацию функций главы партии и главы правительства в одних руках, избирает себя, оставаясь генеральным секретарем, председателем президиума Верховного совета СССР. Его примеру следуют Андропов и Черненко.

«Легализация» власти генерального секретаря, ее вписывание в конституционные нормы, становится как бы формальным завершением восхождения его на вершину власти. История семи «секретарей» свидетельствует, что главная их забота — овладение властью. Макиавелли заметил, что только вооруженным пророкам удавалось осуществлять свои идеи. Генеральные секретари стремятся к власти, объясняя это необходимостью иметь оружие для проведения реформ. Чем значительнее реформы, тем больше власти нужно. Для осуществления «революции сверху», подобной сталинской в первой половине 30-х гг. или горбачевской во второй половине 80-х гг., нужна тотальная власть. Реформы становятся оправданием власти и средством овладения ею. Возникает законченная формула: власть необходима для реализации реформ, реформы — для реализации власти.

11 марта 1985 г. генеральным секретарем ЦК КПСС был избран Михаил Горбачев. На пороге власти стал Седьмой секретарь.

 

Почему он?

 

 

Возьмите силлогизм: я гуманен, следовательно, меня любят. Меня любят, стало быть, чувствуют доверенность.

Ф. Достоевский, «Скверный анекдот»

 

Категория «любви» вряд ли принималась в расчет членами Политбюро — «великими электорами», решавшими 11 марта 1985 г. кто станет генеральным секретарем после смерти К. У. Черненко. Категория «доверенности», доверия, бесспорно принималась во внимание. Возникал, правда, вопрос: кто доверял кому? Строя политическую машину «нового типа», Ленин не включил в нее механизм наследования. Возможно потому, что был убежден в своем бессмертии: в дни Октябрьского переворота ему было 47 лет и мысль о наследниках в голову не приходила. Она пришла в 1922 г., после второго, тяжелейшего приступа болезни. Ленин диктует знаменитое письмо XII съезду партии, известное как «Завещание». Выделив шесть виднейших руководителей партии, Ленин каждому дает отрицательную характеристику, настаивая, что ни один из них самостоятельно не может заменить Отца-Основателя. Как свидетельствует Хрущев, Сталин хорошо понял смысл ленинского маневра, не раз повторяя: «Вот Ленин написал завещание и перессорил нас всех».

После смерти Сталина выборы генерального секретаря происходили в Политбюро. Слово «выборы» следует понимать в его советском смысле. Не было голосования: «выборщики» договаривались о кандидате, из числа тех, кого в советской номенклатуре называют «старшими секретарями», т. е. секретарей ЦК, которые одновременно являются членами Политбюро. Правило это нигде не записано, но до сих пор строго соблюдалось.

Выборы после смерти Черненко произошли мгновенно. Еще не успел остыть труп покойного генерального секретаря. После смерти Андропова согласование кандидатуры преемника длилось три дня. Известно было, что избрание Андропова состоялось против воли Брежнева, который ничему помешать не мог, ибо уже умер, задолго до кончины, выбрав своим наследником Черненко. В советской печати — газетах, журналах 1988 г. — появлялись письма читателей, задававших вопрос: как можно было выбрать генеральным секретарем такого человека, как Черненко? Вопрос риторический, ответ подразумевается: механизм выборов не годится. Первый раз этот механизм был испытан в 1924 г. После смерти Ленина имелась значительная группа претендентов — шестеро названы в «завещании» — опытных партийных работников, совершивших революцию, победивших в гражданской войне, начавших реконструкцию (так в то время называлась перестройка) страны. Второе испытание состоялось в 1953 г. На этот раз кандидатами на трон Сталина были верные его сподвижники, руководившие коллективизацией, индустриализацией, войной с Германией, уничтожением в процессе строительства социализма десятков миллионов людей. Некоторые из них начали служить партии еще в ленинские времена (Молотов, Микоян), другие шли к власти вместе со Сталиным (Маленков, Берия, Хрущев, Булганин). Третья «война за трон» отличалась от предыдущих прежде всего резким повышением возраста претендентов. В 1917 г. Ленину не было 50 лет, Сталин был избран генеральным секретарем в возрасте 41 года, Хрущев стал первым секретарем в 59 лет, Брежнев — в 58. Власть досталась Андропову в 68 лет, а Черненко — в 73 года.

11 марта 1985 г. претендентов оказалось мало. В принципе, следуя обычаю выбирать только из числа «старших секретарей», «электоры» имели всего лишь двух кандидатов: Михаила Горбачева и Григория Романова. Романов имел скверную репутацию: в Ленинграде, на посту первого секретаря, он был известен не только своей жесткостью и догматизмом, но и страстью к гульбе. Ходили упорные слухи о коррупции. Мастер советской политической интриги, Ю. Андропов взял Романова в Москву, но не разрешил ему, как обычно бывает, выбрать кандидатуру своего преемника. Эта привилегия позволяет уходящему боссу быть уверенным, что скелеты из его шкафа не будут вытащены на белый свет. В архивах ленинградского обкома партии хранилось, несомненно, достаточно материалов, компрометирующих первого секретаря, которые ему не дали ни времени, ни возможности «просеять». На выборы преемника Романова в Ленинград поехал Горбачев: он предложил на освободившийся пост Льва Зайкова, занимавшего лишь шестое место в ленинградской номенклатуре. Зайков был избран. Дальнейшая его карьера пойдет в шлейфе Горбачева.

Кандидатура Романова, окруженная ароматом коррупции и пьяных скандалов, не имела шансов на победу в атмосфере чистки, начатой Андроповым, прерванной Черненко, но не сошедшей с повестки дня. Был, однако, еще один кандидат — первый секретарь московского горкома партии Виктор Гришин. Он не был секретарем ЦК, но с 1967 г. руководил московской парторганизацией, а с 1971 г. был членом Политбюро. Родился Гришин в 1914 г. Его избрание генеральным секретарем гарантировало продолжение брежневско-черненковской линии, но и скорые очередные похороны на Красной площади. В Москве в то время родился анекдот: — Ты опять был на Красной площади на похоронах? — Да, у меня абонемент.

Несмотря на казавшуюся очевидность кандидатуры Горбачева — оставался только он, — выборы не были легкими. Мешала прежде всего «юность» кандидата. Средний возраст членов Политбюро составлял 67 лет, секретарей ЦК, как и членов ЦК — 66 лет. Действовал физический закон однопартийной системы: при отсутствии серьезных внешних или внутренних раздражителей (революций, войн) вожди остаются у власти до биологического конца. Успехи медицины все более отдаляют конец и поэтому руководство социалистических стран было в 1985 г. самым старым в мире. Можно думать, что Юрий Андропов видел в Горбачеве будущего генерального секретаря, но рассчитывал, что созревание продлится — под его руководством — еще 5—10 лет.

В Политбюро выборы Горбачева прошли быстро. В частности и потому, что на заседании отсутствовали три члена Политбюро: первый секретарь Украины Владимир Щербицкий был с делегацией в Сан-Франциско, первый секретарь Казахстана Динмухамед Кунаев не успел прилететь из Алма-Аты, Виталий Воротников был в Югославии. Тем не менее, сообщение о выборе нового генерального секретаря содержало тонкость, на которую обратили внимание все «кремлеведы». Андрей Громыко рассказывает в своих воспоминаниях: «...сразу (после смерти Черненко) встала задача избрать нового Генерального секретаря ЦК КПСС. По этому поводу прежде всего должно было сказать свое слово Политбюро. И оно сказало: единодушно, дружно выдвинуло кандидатуру М. С. Горбачева». Экспертов удивило слово «единодушно». В сообщениях об избрании (решение Политбюро автоматически утверждается ЦК) Андропова и Черненко говорилось, что их кандидатура проходила «единогласно». В случае Горбачева подразумевалось, что все были за него «душой», но все ли реально поддержали юного кандидата?

После смерти Черненко в Политбюро оставалось 10 человек. Трое отсутствовали. Осталось семь. И, как в романе Агаты Кристи, исчезали «негритята», не поддерживавшие Горбачева. В марте 1987 г. драматург Михаил Шатров, автор семи пьес о Ленине, один из вернейших рыцарей перестройки, сообщил финской газете «Суомен Кувалехти», что сначала голоса разделились поровну между Гришиным и Горбачевым. Как могут семь голосов разделиться поровну — неясно. Во всяком случае, по словам Шатрова, Громыко отдал свой голос Горбачеву и перетянул чашу весов. Биографы Горбачева — индусский журналист Дев Мурарка, многолетний корреспондент в Москве, и Жорес Медведев, биолог и историк, живущий в Лондоне, сообщают, что перевесил голос председателя КГБ Виктора Чебрикова. Кандидат в члены Политбюро, он не имел права «голосовать», но зато мог говорить и привести данные, компрометирующие Гришина. Оба биографа согласны, что Чебриков, в частности, объявил членам Политбюро, что сын Гришина был женат (а к тому времени уже разведен) на незаконной дочери Берии.

1 июля 1988 г., выступая на 19-й партконференции, Егор Лигачев дополнил историю выборов Горбачева некоторыми деталями: «Надо сказать всю правду; это были тревожные дни (имеются в виду дни после смерти Черненко. М. Г.)...Могли быть абсолютно другие решения. Была такая опасность. Хочу вам сказать, что благодаря твердо занятой позиции членов Политбюро, тт. Чебрикова, Соломенцева, Громыко и большой группы первых секретарей обкомов на мартовском пленуме ЦК было принято единственно правильное решение». Как сказано выше, Чебриков не был членом Политбюро. Лигачев подчеркивает, что он выступил в поддержку Горбачева. Он подтверждает, что за юного кандидата были Громыко и Соломенцев. Лигачев выступил не для того, чтобы сообщить известные факты. Он просто счел нужным напомнить Горбачеву, что благодарность является добродетелью. Накануне, 30 июня, делегат конференции В. Мельников потребовал привлечь к персональной ответственности тех, кто «в прежние времена активно проводил политику застоя». По настоянию Горбачева, прервавшего выступление, Мельников назвал «в первую очередь» Соломенцева, затем Громыко, главного редактора «Правды» В. Афанасьева, директора института США и Канады Г. Арбатова. К осени 1989 г. на своем посту из них остался только Г. Арбатов. Горбачев следовал золотому правилу тиранов: не правят вместе с теми, кто помог захватить власть. Поспешно созванный пленум ЦК КПСС утвердил «рекомендацию» Политбюро. Громыко вспоминает: «На мартовском (1985) пленуме ЦК я по поручению Политбюро выступил с предложением избрать Генеральным секретарем Михаила Сергеевича Горбачева и обосновал это предложение. Речь была опубликована в печати...» Вопреки обыкновению, речь Громыко не была опубликована в ежедневных газетах. После двухнедельного перерыва она появилась — как можно судить — в «исправленном» виде в журнале «Коммунист», а потом отдельной брошюрой. Громыко обосновал, как он пишет, предложение выбрать Горбачева. Он не расхваливал деятельность кандидата — хвалить было не за что: сельское хозяйство, которым Горбачев, как секретарь ЦК, руководил в 1978—1983 гг., переживало в эти годы кризис, сравнимый только с катастрофой эпохи коллективизации: от нового голода спасали лишь массивные закупки зерна за границей. Громыко представил кандидата как «выдающегося деятеля», подчеркнул, что он был «поражен способностями» Горбачева. Громыко не скупился на похвалы: кандидат на пост генерального секретаря проявил себя блестяще, председательствуя на заседаниях Политбюро в отсутствие Черненко; всегда умеет найти решение, соответствующее линии партии; ясно, с ленинской прямотой, выражает свое мнение; очень образованный; обладает способностью аналитически подходить к проблемам — разложить проблему на составные элементы и исследовать их, прежде чем прийти к заключению. Самый знаменитый комплимент Горбачеву, сделанный Громыко, не вошел в опубликованный текст его речи. Его повторяют все биографы генерального секретаря, он стал известен в Москве в день избрания Горбачева. «У него милая улыбка, но железные зубы», — якобы заявил Громыко. Как говорят итальянцы: если это не правда, то хорошо придумано.

И еще одну любопытную деталь приводит в мемуарах самый знаменитый дипломат XX в. За три дня до смерти ему позвонил Черненко: «Андрей Андреевич, чувствую себя плохо... Вот думаю, не следует ли мне самому подать в отставку?.. Советуюсь с тобой... Мой ответ был кратким, но определенным: — Не будет ли это форсированием событий, не отвечающим объективному положению? Ведь, насколько я знаю, врачи не настроены так пессимистично. — Значит, не спешить. — Да! Спешить не надо, это было бы неоправданно, — ответил я». Громыко не хотел, чтобы Черненко спешил: еще не все было готово для выборов Горбачева.

Эдуард Шеварднадзе, преемник Громыко, кандидат в члены Политбюро во время выборов, отверг мнение, что «при избрании нового Генерального секретаря ЦК КПСС в марте 1985 г. могли быть абсолютно другие решения». Шеварднадзе категоричен: «Иного выбора просто не могло быть. И это был по существу выбор всей партии».

Ответ на вопрос: почему он? — не оставлял сомнений. Потому, что он — молодой, талантливый, преданный линии партии, умеющий работать с людьми и т. д. и т. д. Через некоторое время, после изгнания Гришина из Политбюро, начнут открыто говорить о глубокой коррумпированности московского партаппарата. Были, следовательно, серьезные причины (кроме оккультной связи с покойным Берия) не сажать его в кресло генерального секретаря. Выборы 1985 г., когда два из трех кандидатов на высший пост в стране были явно замешаны в темных делах, — это красноречивый знак разложения системы. Началось оно сразу же после захвата большевиками власти. В 20-е гг. Христиан Раковский говорил об «автомобильно-гаремном синдроме» высшего слоя советских руководителей. О преступной деятельности в окружении Брежнева стали говорить еще при его жизни. М. Горбачев в этом отношении, казалось, был чист. Необходимость говорить о моральной чистоплотности кандидата на пост генерального секретаря свидетельствовала о длинном пути, проделанном государством, рожденным Октябрьской революцией.

 

Детство и юность героя

 

Биография нового генерального секретаря, сообщенная советскому народу, была исключительно лаконичной: родился 2 марта 1931 г. в станице Привольная Ставропольского края, в 1950 г. поехал в Москву учиться, окончил юридический факультет МГУ, вернулся в Ставрополь, работал там на комсомольских и партийных должностях, с 1970 по 1978 г. на посту первого секретаря обкома, был вызван в Москву, избран секретарем ЦК, затем (на следующий год) кандидатом в члены Политбюро, а еще через год — членом Политбюро.

Простота, прямолинейность жизненного пути Михаила Горбачева — очевидны. Как очевидно и нежелание официальных биографов вдаваться в подробности, которые могут осветить характер человека, собирающего в своих руках необъятную власть. Встречая Горбачева в Вашингтоне 8 декабря 1987 г., президент Рейган цитировал Эмерсона: «Собственно, истории нет, есть только биография». Президент США имел, очевидно, в виду значение роли личности в истории. В Советском Союзе, где культ генерального секретаря принимает формы обожествления, нет биографий тех, кто является предметом культа. Нет биографии Ленина, биографии Сталина (страдая от ее отсутствия, вождь народов заказал свое «Житие» и лично отредактировал его), биографии Хрущева, Брежнева и т. д. Впрочем, если, как выяснилось официально в 1988 г., в Советском Союзе нет даже истории — был отменен экзамен для выпускников школ[59] — то естественно не иметь биографий.

В жизни Горбачева — до его вознесения на пост генерального секретаря — можно выделить несколько эпизодов, определивших его характер. Начать следует с года и места рождения.

Михаил Горбачев родился 2 марта 1931 г. в селе Привольное, которое по тогдашнему административному делению входило в Северо-Кавказский край. На огромной территории между Волгой, Черным и Азовским морями и предгорьем Кавказа жили украинцы, русские, донские, кубанские и терские казаки, чеченцы, адыгейцы, ингуши, кабардинцы, черкесы и другие кавказские народы. Коллективизация, начавшаяся в конце 1929 г., встретила особенно упорное сопротивление в Северо-Кавказском округе. В этих местах еще свежи были воспоминания гражданской войны, в которой значительная часть казаков сражалась против красных. Кавказские народы помнили не только гражданскую войну, но и длившееся десятилетия завоевание Кавказа русскими в XIX в. Строительство колхозов на этой территории осуществлялось с помощью регулярных воинских частей. Две стрелковые дивизии были направлены еще в конце 1929 г. на Северный Кавказ в поддержку милиции. К весне 1931 г. около 90% крестьян округа «коллективизировали». Дед Горбачева был организатором колхоза в деревне, поэтому можно считать, что Миша родился в колхозной семье. «Мой дед по матери, — рассказал Горбачев, — один из организаторов тозов — товариществ по совместной обработке земли, а затем колхозов, многие годы был председателем колхоза... Отец 40 лет проработал механизатором...». Первая же колхозная осень продемонстрировала пользу объединения крестьян: государство смогло гораздо легче забирать у них хлеб. Волна сопротивления поднимается на Северном Кавказе. Ее подавляют с беспримерной жестокостью. Репрессиями руководит первый секретарь окружного комитета Борис Шеболдаев. Сталин, недовольный недостаточными, по его мнению, размерами террора, посылает на Северный Кавказ специальную комиссию во главе с Кагановичем. В каждый район назначается уполномоченный по борьбе с врагами. Конфискуется все зерно: планомерно и методически организуется голод.

Сегодня есть уже немало описаний голода, наверное, самого большого — по количеству жертв — в истории человечества. Резюмирует Василий Гроссман: «Пошел по селу сплошной мор. Сперва дети, старики, потом средний возраст. Вначале закапывали, потом уже не стали закапывать. Так мертвые и валялись на улицах, во дворах, а последние в избах остались лежать. Тихо стало. Умерла вся деревня. Кто последним умирал, я не знаю. Нас, которые в правлении работали, в город забрали. Власти называли это: „Кладбище суровой школы“».

В 1930 г. население Северо-Кавказского края составляло около 9 млн. человек. От голода в 1932—33 гг. умер 1 млн. человек. Ни в одной из войн нашего времени такой процент потерь не известен.

Михаил Горбачев был слишком мал, чтобы видеть коллективизацию и террор голодом, как называет это время Роберт Конквест. Но он знает о нем от своих родителей. Героиня повести Гроссмана, рассказывающая об умершей деревне, не случайно подчеркивает: умерли все, кроме членов правления: «Нас, которые в правлении работали, в город забрали». Дед Горбачева, как вспоминал внук, был организатором и первым председателем колхоза. Отец — механизатором, работал на тракторе. Это была новая деревенская «знать». Тем более элитарная, что механизаторы не были членами колхоза, даже если и жили в деревне. Они работали на машино-тракторных станциях (МТС), подчиненных государственным органам и созданным для контроля производства в колхозах. Михаил Горбачев родился в знатной сельской семье.

Будущему генеральному секретарю было одиннадцать с половиной лет, когда немецкие армии — летом 1942 г. — прорвали фронт советской обороны и рванулись на Кавказ. Советские войска оставляют в июле Ростов-на-Дону, 5 августа — Ставрополь. Оккупация продолжается 5 месяцев. Немцы не могли держать свои части во всех населенных пунктах и, вполне вероятно, что в Привольное лишь время от времени появлялись патрули. Военный эпизод в жизни Горбачева имел одно, особое значение. Отец его был на фронте, в преданности семьи советской власти нет никаких сомнений. Но во всех анкетах, которые Миша начнет вскоре заполнять во всех случаях жизни, ему придется отвечать утвердительно на зловещий вопрос: находился ли на оккупированной территории? Мало того, сама эта территория, Северный Кавказ, имела плохую славу: немедленно после освобождения Красной армией началась оттуда массовая депортация целых народов в Сибирь, Казахстан, Среднюю Азию. В числе «наказанных народов», как назвал их Александр Некрич, было и население Карачаево-Черкесской автономной области, входившей в Ставропольский край (выделенный из Северо-Кавказского края). Юный Горбачев вряд ли мог видеть депортацию карачаевцев — всех поголовно: детей, стариков, старух, мужчин, женщин. Но, несомненно, он видел их возвращение в 1958—59гг.: к этому времени он уже состоял в комсомольских властях Ставрополя, вернувшись после учебы из Москвы.

Немецкая оккупация задержала нормальный ход школьной жизни: Михаил окончил 10-й класс ставропольской средней школы только в 1950 г. Мало известно о его детских и юношеских годах. Никто из школьных друзей не выступил с воспоминаниями о совместных шалостях, прогулках, рыбной ловле и т. п. Благодаря журналу «Тайм», пользующемуся особой благожелательностью Горбачева, мы знаем фотографию 19-летнего Миши: круглое лицо, твердо сжатые губы, на голове лихо сдвинутая на ухо кубанка, из-под которой выглядывает обязательный казачий чубчик.

В ноябре 1989 г. итальянский журнал «Дженте» опубликовал фотографии из семейного альбома Горбачева, в том числе три, изображающие его в театральных ролях. В юные годы Михаил любил играть в самодеятельном театре. Фотограф запечатлел его в ролях князя Звездича («Маскарад» Лермонтова) и Леля («Снегурочка» Островского). Неожиданное разнообразие репертуара свидетельствует, видимо, об актерском таланте, проявившемся еще в молодости. В свою биографию Сталин, уже будучи гением всех времен и народов, тоже дал юношескую фотографию: на ней он студент духовной семинарии, в подряснике, прямо, но несколько недоверчиво глядящий в мир. Что-то мы хотим сказать, публикуя — по выбору — свои фотографии...

В «кратких биографических данных», составленных после избрания Горбачева в 1979 г. кандидатом в члены Политбюро, в частности сказано: «В 1946—1950 — помощник комбайнера МТС в Ставропольском крае». Известно, однако, что в это время Михаил учился в школе. Он счел нужным подчеркнуть свое трудовое прошлое. Выступая в июне 1988 г. на партконференции и вспоминая о первой послесталинской попытке реформ сельского хозяйства, генеральный секретарь рассказывает: «Я работал в то время механизатором МТС». Известно, однако, что в 1950—55 гг. Горбачев был студентом московского университета. В «Страницах биографии» он поясняет: «В общей сложности в МТС проработал пять лет, совмещая учебу и труд в поле».

Сочиняя биографию, генеральный секретарь не обманывает: он смещает акценты. Он действительно работал в школьные и университетские каникулы, помогая своему отцу-комбайнеру. Уборка урожая в ставропольских степях — тяжелая работа, и Горбачев может с гордостью вспоминать о ней. Тем более, что именно в поле вытянул он счастливый жребий. В 1949 г. в группе передовиков сельского хозяйства Ставропольского края он был награжден орденом Трудового Красного знамени. Для получения такой высокой награды недостаточно было трудиться по-стахановски. Списки награждаемых составлялись в крайкоме партии, где выбирали людей проверенных, верных. В 1988 г., во время поездки по Сибири, Горбачев снова вернулся к «трудному хлебу сорок восьмого года», к воспоминаниям о том, как он с отцом работал на комбайне.

Было два семейных экипажа, два отца и сына: «Намолотили, легко запомнить, 8888 центнеров. Отцы тогда получили ордена Ленина, а сыновья — ордена Красного знамени». В самой организации труда — два семейных экипажа — видна рука мастеров пропаганды, работников райкома партии.

Орден стал счастливым жребием, позволившим Михаилу Горбачеву поехать в столицу и поступить в Московский университет, самое престижное учебное заведение в стране. Жесточайший конкурсный экзамен при поступлении давал очень небольшие шансы обычному выпускнику ставропольской средней школы. Как свидетельствует аттестат зрелости (фотография в «Дженте»), Михаил Горбачев имел отличные отметки по всем предметам, кроме иностранного языка, по которому у него было — 4, и в результате по окончании школы он получил серебряную медаль, а не золотую, что давало бы ему больше шансов: по статуту обладатели медалей принимались тогда в вуз без экзамена. Известно зато с его слов, что он хотел поступить на физический факультет. «Я, например, поступил на юридический факультет, — рассказал Горбачев итальянской газете „Унита“, — но сначала хотел на физический». Физика была в первые послевоенные годы самой модной наукой: совсем недавно в мир явилась атомная энергия и причастность к таинственной ядерной силе была высокой привилегией. Борис Слуцкий написал в то время знаменитые стихи «Физики и лирики», которые начинались словами: «Что-то физики в почете. Что-то лирики в загоне». Можно предположить, что Михаил Горбачев не сумел поступить на физический факультет и получил возможность попасть на юридический.

В одной из самых первых биографий Горбачева Жорес Медведев, размышляя о причинах, побудивших будущего генерального секретаря выбрать юридический факультет, предполагает, что, возможно, толчком послужили жестокие репрессии периода коллективизации, о которых мальчик узнал от своих родителей. Английскому читателю, для которого предназначалась книга Медведева, могла показаться естественной мысль о справедливости, рождающейся в душе впечатлительного ребенка, решающего служить справедливости. Дело в том, однако, что Горбачев поступил на юридический факультет Московского университета в стране, в которой понятия о справедливости носят особый характер. К тому же, еще до поступления в университет, юноша, едва ему исполнилось 18 лет, подал заявление о поступлении в партию. Куда и был сразу же принят в качестве кандидата.

Юридический факультет был самым молодым факультетом МГУ — до войны в университете юристов не готовили. Будущих советских прокуроров, следователей, судей выпускали юридические институты, где курс наук продолжался 4 года. В университете он был 5 лет. Только после войны Сталин решил, что советское правосудие нуждается в юристах со всесторонним университетским образованием. Повышая престижность «закона», Сталин ввел в органах юстиции мундиры и звания (как, впрочем, в большинстве министерств). Впрочем, особой нужды в юристах страна, видимо, не испытывала. В 50-е годы юридические науки изучало 45 тыс. студентов — ничтожный процент от 1,2 млн. советских студентов.

Университетские годы Горбачева известны плохо. Имеется всего лишь несколько свидетельств людей, знавших его в то время. Причем эти свидетели живут на Западе. Годы учения Михаила Горбачева примечательны тем, что сами занятия отодвинуты куда-то на задний план. С первых дней в университете юный студент ищет возможности сделать карьеру в комсомоле. Его выбирают комсоргом группы, потом — секретарем бюро курса. Для этого необходимо было, прежде всего, желание отдавать время общественной деятельности, руководить. В 1952 г. Михаил Горбачев, переведенный из кандидатов в члены партии, избирается секретарем бюро юридического факультета. Для этого понадобилась уже рекомендация университетского комитета ВЛКСМ.

Фридрих Незнанский, учившийся вместе с Горбачевым, а потом работавший в прокуратуре в Ставропольской области, вспоминает своего бывшего сокурсника как честолюбивого оппортуниста. Лев Юдович, также выехавший из Советского Союза, окончил юридический факультет на два года раньше Горбачева. Он помнит его как активного комсомольского организатора, деятельно участвовавшего, например, в антисемитской кампании 1952 г. По свидетельству Незнанского и Юдовича, будущий генеральный секретарь не выделялся из массы активистов ничем, кроме, может быть, особенно развитого честолюбия.

Иначе вспоминает Горбачева Зденек Млинарж, посланный учиться в Москву из Чехословакии. Нет ни одной биографии Горбачева, буквально ни одной, которая не цитировала бы воспоминаний Млинаржа о студенческих годах на юридическом факультете МГУ. Хотя бы поэтому то, что он рассказал, заслуживает внимания. Важно и другое. Вернувшись в Чехословакию, Млинарж начал делать карьеру в своей партии, в то время как его друг и сокурсник Горбачев делал ее у себя на родине. Бесспорно, Зденек делал ее значительно быстрее, чем Михаил. К тому же первый делал карьеру в столице своей страны, а второй — в глубокой провинции, в Ставрополе. В 1968 г. Млинарж — активный деятель пражской «весны», он избирается членом Политбюро ЦК компартии Чехословакии. Разгром «весны», оккупация Чехословакии кладут конец его карьере. В 1970 г. он был исключен из партии, в 1977 г. эмигрировал.

История приобщения Юрия Андропова к лику блаженных у всех в памяти. Не успел многолетний председатель КГБ стать генеральным секретарем ЦК КПСС, как масс-медиа начали распространять «информацию» о любви бывшего шефа всесильной полицейской машины к цыганским танцам и виски, американским полицейским романам и диссидентам, с которыми он проводит ночи напролет у камина, беседуя о душе и либеральных реформах. Источником всех этих достовернейших сведений были два бывших сотрудника КГБ, в свое время выбравших свободу и поселивших