Улицы Исфахана в конце южной дороги и подвалы Сына Огня

 

Для Айши город Исфахан казался сплошным праздником. Шелка на базаре радовали глаз своим неповторимым блеском. Она покупала в больших количествах оранжевый, и фуксиновый, и великолепный пурпурный, в то время как Исхак, присматривавший за ней, ворчал, что это не вписывается ни в какие рамки, когда позволяют симпатичной рабыне делать самой покупки на базаре. Ее слух обострялся, заслышав любую сплетню, передаваемую шепотом, а в Исфахане сплетен передавалось хоть отбавляй. Все это было намного увлекательнее, чем сидеть в одиночестве в пустынном саду. Даже Исхак получал удовольствие от сознания своей важности – он нанял пару стражников, чтобы сопровождать их на всякий случай тогда, когда он не сидел в парадной форме у дверей нового дома Омара.

Его господин стал единственным фаворитом Малик‑шаха, и вход в его дом оказывался в настоящей осаде от соискателей покровительства. Их лошадей и конюхов можно было видеть с рассвета и до вечерней молитвы. Исхака распирало от счастья, когда он продержал весь день камергера Сипаф‑силара, командующего всеми армиями империи, пришедшего с просьбой, пока Омар не закончил чтение одной из своих книг.

– Не вытягивай ноги дальше своего коврика, – предостерегал Джафарак привратника, когда Исхак рассказал ему об этом, – а то ты узнаешь, как жалят скорпионы.

– Да ладно, мои ноги никогда не окажутся там, где должна быть голова.

Джафарак проводил время в скитаниях по пустым переулкам, и это казалось Исхаку безмозглым времяпрепровождением, когда у ворот дома Омара можно было делать большие деньги, поскольку каждый исфаканец, который приходил к дому Омара с просьбой, давал небольшую мзду привратнику. Исхак сильно сожалел, что его хозяин уделяет просителям так мало внимания.

Вместо того чтобы полностью игнорировать голытьбу, подыгрывать именитому дворянству и ради выгоды устанавливать связи с купцами, Омар слушал их с безразличием и разговаривал резко и бесцеремонно. Он даже умудрился уверить их, что не является тайным советником, когда все посетители прекрасно знали, что к нему прислушивается даже сам Малик‑шах.

– Это все потому, что он не может бросить свою тяжелую работу со звездами, – пришел к заключению Исхак, – он сердится. Вот ведь как, он самый разумный из ныне живущих, а все равно не знает, как ободрить эмира, который хочет купить пост лекаря султана. Валахи, что за несчастье!

Айша не задумывалась над этим, но она инстинктивно понимала, что, если Омар станет обычным царедворцем, Малик‑шах перестанет доверять ему столь безоговорочно. По ее мнению, самым правильным было просто получать покровительство человека, который в одночасье мог поставить четыреста тысяч сабель под свои знамена.

Она любила сидеть на затененном балконе их дома, наблюдая за площадью перед домом, когда Малик‑шах прибывал посмотреть игру в поло где‑то за полдень. Тогда она могла восхищаться тюрбанами высокопоставленных эмиров, кичливо украшенными драгоценными камнями, плащами из дамаста или шитыми золотом, да и самим султаном, сидевшим напротив под атласным навесом, с Омаром, стоявшим подле него. Всадники гоняли мяч, пытаясь попасть в тяжелые мраморные ворота, с криками и звоном, издаваемыми музыкантами, когда игра заканчивалась по единому слову Малик‑шаха, – все это, казалось, только усиливало положение Омара. Айша надкусывала обсахаренный имбирь и ревниво наблюдала за другими прикрытыми чадрой женщинами, которые, как ей казалось, ловили взгляды астронома султана.

Только когда она услышала, как он разговаривает с закутанным в шерсть суфием, сидя на крыше в одну из ночей, она запротестовала. Суфий заявил, что во все времена только Аллах знал, чему суждено быть.

– Следовательно, он знал, что я буду пить вино, – сказал Омар. – Тогда мне не остается ничего иного, как подчиниться ему.

Это напугало Айшу, и, когда суфий ушел, она подошла к Омару и прижалась щекой к его рукам:

– Ты плохо себя чувствуешь, о мое сердце, если высмеиваешь то, что предначертал Аллах. Посмотри на благополучие и роскошь, которые он обрушил на твою голову.

Он сразил ее своим взглядом – рабыня испугалась его демонического взгляда.

– Когда ты умрешь, Айша, сможешь ли ты забрать это богатство и роскошь с собой?

– Я не знаю, – ответила она, задумчиво трогая пальцами серебро на своих запястьях.

– Радуйся тому, что у тебя есть сейчас, поскольку, поверь мне, второй жизни не будет.

Губы ее дрогнули, и она сдержала всхлипывание.

– Не переживай, Айша, – он взял ее за подбородок, – я не променяю тебя на все обещания рая.

– Даже на призрак, который ждет на плоту на озере?

– На кого? О… – Омар задумался и покачал головой. – Даже на нее.

Вдохнув удовлетворенно, Айша провела пальцем по его лбу, носу, губам. Но она продолжала ежедневно посещать самую большую мечеть и молиться. В глубине души она надеялась, что после того, как окончится ее жизненный путь здесь, на земле, ей будет позволено встретиться с Омаром в раю. Мысль, что неверная, сотканная из мечты златовласка, может ожидать его у порога рая, чтобы заключить его в страстные объятия, наполняла ее беспричинным гневом.

Малик‑шах не проявлял стремления освободить Омара от необходимости присутствовать на государственном совете. После смещения Низама султан сконцентрировался на постижении административных знаний под руководством своего астронома. Он полагал, что рост могущества империи и его собственные победы были достигнуты благодаря предсказаниям Омара. Без сомнения, в основе его деяний лежало провидение Всевышнего, но чтение по звездам определяло для него, что он должен делать.

– «Провидение доступно Аллаху единому», – прочитал он вслух однажды в Коране. – И здесь еще сказано: «И хотя мы посылаем ангелов к ним, и духи умерших говорят с ними, но не верят они, пока Всевышний не повелит им».

– Но если мне не суждено читать знамения правильно, о повелитель Востока и Запада, – что из того? У человека только одни глаза, чтобы видеть, и он может часто ошибаться.

Малик‑шах задумался и покачал головой:

– Сила Кааба, мне не следует этого бояться. Предсказатели со скудным умишком могут ошибаться, но ты достаточно преуспел в познании звезд. Каким образом может случиться, что ты ошибешься в простом их осмотре?

Малик‑шах просто выкинул эту тему из головы.

– Гляди, здесь написано, что даже у пророков есть враги, дьяволы и джинны, которые живут среди людей. Я, который является просто султаном, по воле Всевышнего имею намного больше врагов. Поэтому я больше нуждаюсь в правильных предсказаниях.

Закрыв тяжелые страницы Корана и приняв молчание Омара за знак согласия, он задумчиво добавил:

– Рядовой астролог мог бы быть подкуплен, чтобы сказать неправду. Такие мысли время от времени приходят мне в голову. Но я знаю, что целая башня золота не заставит тебя сказать «да», когда ты считаешь «нет».

Омар молчал. Никакие аргументы были не в состоянии поколебать веру султана в звезды.

– Низам ал‑Мулк никогда не предавал вас, мой господин, – произнес он решительно.

– Низам забрал в свои руки слишком много власти, принадлежащей трону. – И, как будто что‑то вспомнив, Малик‑шах перевернул страницы Корана и вынул небольшой клочок бумаги. – Это касается тебя, – добавил он.

На клочке бумаги было короткое послание, выполненное красивым, но торопливым почерком: «Если Палаточник напялит на себя одежды пророка, внимательно присмотрись, не шакал ли это в шкуре льва».

– Мне нет необходимости присматриваться к тебе, – заметил Малик‑шах прежде, чем Омар смог что‑либо вымолвить. – Я знаю тебя очень хорошо. С той битвы у Маласгирда наши судьбы переплетены слишком тесно.

Забрав назад послание, он смял его сильными пальцами. Затем разгневанно со свистом швырнул его в жаровню.

– Шпионы! – закричал он. – Хочу переловить их всех в своих владениях, а Низам утверждал, будто они – мои глаза и уши. Они сидят среди моих военачальников и стоят с моими слугами. Выходит, и те, кто боится меня и организует заговор против трона, также платят моим шпионам, чтобы те хвалили их мне. О‑алла, те, кто действительно любят меня, тем не приходит в голову платить им. В течение длительного периода времени я слышу много хорошего о моих врагах и почти ничего о друзьях. Но до этого мига никто не осмеливался пачкать твое имя.

– Я сам виноват! – выкрикнул Омар. – Мне нечего здесь делать. Позволь мне вернуться в «Обитель звезд»!

Малик‑шах удивленно посмотрел на него:

– О‑алла, ты мне нужен здесь.

– К тому же я почти закончил новую работу. Я открыл нечто новое в строении Вселенной.

– Ха! Новую звезду! – Султан обрадовался и подался вперед, чтобы взять с блюда, стоявшего перед ним, кисть отборного винограда, смоченную в вине. Виноград он передал Омару – знак высочайшего одобрения. – Истинно, наше владычество да укрепится твоей мудростью.

– Это не новая звезда. Я доказал, что Земля вращается во Вселенной и вокруг своей оси.

На мгновение Малик‑шах оцепенел от ужаса. Затем он кивнул понимающе:

– Кто защищен от подобных затмений разума? Мне самому однажды приснилось, что я падаю, падаю. Земля уходит из‑под ног, и я падаю в пустоту. Не думаешь ли ты, что это дьявольское знамение?

– Тот сон? Нет, звезды благоволят вашему знаку. Не беспокойтесь.

Омар хотел поведать Малик‑шаху, как он годами проверял свою теорию, что Земля, оставив все остальные планеты недвижимыми, вращается раз в сутки вокруг своей оси. Таким образом, вместо того чтобы быть больше Солнца или Луны, она в действительности является маленькой крупинкой во Вселенной. Но Малик‑шах никогда бы не поверил. И он начал медленно есть виноград, восхищаясь вкусом ягод.

– На днях, – подвел черту их беседе султан, – я созвал на свою большую охоту более девяти тысяч человек. Я вот думаю, правильно ли это – держать в услужении так много душ, принадлежащих Аллаху, для себя одного? И я решил раздать милостыню в сумме девяти тысяч серебряных монет во искупление.

– Бисмилля – во имя Всевышнего.

– Ай, возноси имя Аллаха. – Малик‑шах преданно наклонил голову. – Как‑нибудь в следующий раз, возможно, ты расскажешь мне. А сейчас я могу упустить момент для небольшого распутства.

Омар вышел после беседы с султаном через заполненную людьми прихожую в глубоком унынии. Пересекая площадь, на которой зажгли лампы, теперь подмигивающие ему сквозь легкую дымку пыли, он слышал за свое спиной шепот узнавания:

– Это Палаточник, который создал календарь… Смотри, идет ходжа имам Омар, который предсказывает, что случится в будущем… Друг неверных… он уничтожил стихи, которые написал, чтобы не…

Сказав всем, кто еще ждал аудиенции, что он никого не принимает, Омар прошел на ту половину дома, где располагался гарем и его ждала Айша. Она встретила его, изобразив девушку‑танцовшицу с насмешливой торжественностью. Она приняла ванну, принесла кое‑какие сладости с базара для него, купила шкатулку из лазурита, инкрустированную драгоценными камнями и золотом, подбросила в жаровню веток серой амбры, чтобы воздух был свеж для него, и сердце ее забилось нетерпеливо в ожидании.

Но Омар подошел к исписанным страницам. Он не склонен был разговаривать. Не замечал он и пряного запаха серой амбры. Когда Айша увидела, как он потянулся к перу, она отвернулась.

Некоторое время она занималась своей прической, затем ревниво спросила:

– Что там написано?

– Ничего.

– Это то, – она смотрела через его плечо, – что делает тебя печальным. Это заклятие? Что там сказано?

 

Я был тот ястреб, взмывший прямо в рай,

Чтобы похитить книгу судьб людских,

И вот отныне знаю я, не ведая друзей,

Ту дверь, откуда изгнан я в терзаниях своих.

 

– Ястребы не похищают книг, – заметила Айша зло. – Они камнем падают на птиц или зайцев. Звучит крайне глупо. Если ты был бы ястребом, то не смог бы думать, а если ты стал мужчиной, то не можешь летать. – Она демонстративно зевнула. – Только книжники и священнослужители несут такой бред.

Омар оглядел комнату, наполненную многочисленными сокровищами Айши. К блюду с угощениями, приготовленными специально для него, никто не притрагивался. Она ждала его, чтобы он попробовал их первым, хотя очень любила свежие фрукты.

Она лежала рядом с ним, ее тело было расслаблено, глаза закрыты. Когда Айша надевала тончайший шелк и накрашивала свое лицо, она напоминала странную райскую птицу, но когда она лежала вот так, без движений и забыв про него, он остро ощущал ее красоту.

Наклонившись, он нежно поцеловал ее в губы. Она ответила чувственным поцелуем, а нежные девичьи руки оплели его шею. Она вовсе не спала и ждала его, ее глаза победоносно взглянули в сторону клочка бумаги с четырьмя строфами на нем, который незамеченным упал на пол.

 

– Господин, – сказал Джафарак, – маги с твоих гор преследуют нас в Исфахане.

По крайней мере, как утверждал шут, странные вещи происходили на улицах города. Он слышал сплетню у ночных ворот главной мечети. Сплетники говорили о мужчине, который сорвал занавес между жизнью и смертью. Он умер, но потом он посетил рай пророка Мухаммада и вернулся на землю, чтобы поведать о нем.

– Что, – спросил Омар, – он видел в раю?

– Вино, бьющее из родника, ковры, расстеленные по траве, и темноглазую диву, которая заставила его испытать блаженство.

– А там, в раю, не было реки?

Джафарак энергично закивал. Он частенько пытался узнать, что ждет его за могильной чертой.

– Те люди, что слышали рассказ мертвеца, говорят иное. Там не было реки, только озеро под серебряной луной.

Смущенно он поглядел на Омара. Часто Айша ревниво вспоминала, как Омар видел видение, когда боролся с магами в горах, и в том видении было как раз такое озеро. Но в отличие от человека, воскресшего из мертвых, Омар мало что мог рассказать об увиденном.

– Да, – согласился он, – озеро, а по тому озеру бесшумно плывет разукрашенный плот и спящий лебедь.

– Валлай, а что еще, о господин?

– Пробуждение поутру.

Джафарак вздохнул. Его суставы одеревенели, он чувствовал свои годы. И страстное желание появилось у него, невыразимая надежда, что после того, как ангелы смерти склонятся над ним, он, может быть, станет юным и сильным, прямым и стройным, как другие мужчины там, в раю пророка Мухаммада.

– Кто когда‑либо возвращался, – задумчиво размышлял Омар, – из этого длительного путешествия?

– Возможно, хотя бы один, но вернулся.

В глубине души Джафарак верил, что так оно и было на самом деле. Разумеется, Мухаммад обещал всегда полные фонтаны, и Омар, который никогда не обманывал, видел в своем видении, Айша была абсолютно в этом уверена, фонтаны с вином.

Поэтому разве мог он не поверить этому покойнику, восставшему из мертвых, который тоже говорил о фонтанах? Джафарак хотел верить, и он устремился к воротам главной мечети ночью, при этом его уши жаждали сплетен.

Дервиш заговорил с ним, тощий, в лохмотьях, дервиш, который тоже верил в это. Он поведал Джафараку, как лично присутствовал при рассказе восставшего из мертвых, когда тот явился избранным, и что мертвец вновь будет рассказывать в канун предстоящей пятницы, после последней молитвы, в доме ибн Аташа на улице, что позади Джами‑Масджид. Джафараку показалось, что, если уж дервиш подтверждает такое человеческое чудо, значит, это настоящее.

Он все рассказал Омару, который посмотрел на него задумчиво, но ничего не сказал. Но возбуждение охватило его до такой степени, что он не удержался от того, чтобы не сходить на улицу позади главной мечети и, оглядывая дома, не найти дом, принадлежащий ибн Аташу. На следующую ночь он пошел по тому же адресу, надеясь, что ему все‑таки удастся застать странника.

Вместо этого он увидел человека на лошади, наблюдавшего из тени, кто пройдет мимо.

– Что ты здесь забыл, о Джафарак?

Это был Тутуш, изнуренный и подозревающий всех и во всем. Больше чем одна тайна, как пояснил командир всех шпионов, случилась на улицах Исфахана.

В последние месяцы с устойчивой последовательностью исчезали люди. В этом, разумеется, не было ничего необычного. Но это были не обычные граждане или попрошайки. Богатые купцы, известные гости, главы больших родов – пятеро пропали без вести.

Они не были вывезены совершившими налет соплеменниками, поскольку они исчезли из виду внутри городских стен, и всегда – поздним вечером. Все пятеро ехали на лошадях или шли пешком в одиночестве, большинство из них возвращались домой из мечети.

Более того, и это было очень странно, все пятеро перед этим получили странные подношения. Опрашивая членов их семей, Тутуш установил, что в разное время исчезнувшие люди были разбужены ото сна тем, что обнаружили две свежевыпеченные лепешки хлеба рядом со своими головами.

– Как куличи могли оказаться в постелях у богатых? – спрашивал сам себя Тутуш в приливе гнева. – Ай, свежевыпеченный хлеб, как будто его в ту ночь привезли из пекарни?

Джафарак покачал головой. Подобные истории были нежелательны, но, видимо, Аллах предопределил, чтобы они случились. Они не были из области призраков, которых видел дервиш.

– Вот, смотри, – раздраженно ворчал Тутуш, – они возвращались домой пешком из мечети, трое из пяти в последний раз были замечены в Джами‑Масджид. Поэтому не следует ли мне осмотреть все дворы и расставить моих людей по крышам? Что мы увидим? Разве мы можем видеть в темноте? Друзья исчезнувших людей громко вопят и стенают в государственном совете о катастрофе, обращаются к управителю города, но что ты‑то делаешь в этом переулке, шляясь здесь каждую ночь?

– Я жду друга, который обещал вернуть долг. Нет, а может, все пять человек тайно бежали.

– Тогда куда они пошли? Стражники на городских воротах не заметили их. Кроме того, они были богатеями, а не какими‑то нищими крысами. Ты когда‑нибудь слышал, чтобы богатый человек с полными карманами золота выходил один, никого не взяв с собой?

Джафарак обрадовался, что тучный шеф шпионов перестал допрашивать его.

– Возможно, если они так богаты, они были похищены людьми вне закона, чтобы получить выкуп.

Тутуш хрюкнул, перебирая пальцами бусинки своих четок:

– Они называют тебя дураком, но я знаю умных людей, у которых куда меньше здравого смысла. Нет, только не с целью выкупа, потому что все пять семей не получили требования выкупа. Хотя, Аллах керим, кто‑то может прийти за золотом. Проклятье висит на моей шее в любом случае.

– Пусть розыск ваш увенчается успехом.

Джафарак расстался с шефом шпионов и на миг засомневался в своих намерениях. Ему не доставило бы радости идти под наблюдением шпионов Тутуша, хотя ему очень хотелось вернуться в переулок на случай, если все же встретит дервиша, и услышать еще какие‑нибудь рассказы о приходящих призраках. Поэтому он поспешил к мечети, решив сначала заглянуть в калитку.

К тому моменту шел третий час ночи, и ночная молитва закончилась. В свете факела, укрепленного над аркой входа в мечеть, он разглядел пару мулл и копейщика, который сонно опирался на свое копье. Слепой человек со своей поклажей постукивал палкой, двигаясь в тени, и, когда Джафарак поравнялся с ним, тот обратился к нему с просьбой:

– Ай, будь столь любезен к убогому, не проводишь ли ты того, кто лишился зрения, до двери дома?

– Да, конечно, – согласился Джафарак, – а где твой дом?

– Он за мечетью. – Слепой взял протянутую руку и быстро пошел вперед. – Третья дверь слева, как раз за фонтаном. Это недалеко, на бросок камня как меры длины для того, кто лишен зрения. Ай‑я!

– Третий дом слева, – повторил Джафарак с пробудившимся интересом. – Это не дом ибн Аташа?

Слепой повернулся к нему, как будто хотел взглянуть ему в лицо:

– Ибн Аташ? Что ты знаешь о нем, о друг обездоленных?

– Я… я ищу его.

– Эх, многие разыскивают его.

Палка слепого отбивала ритм по спекшейся глине, когда они свернули за угол мечети и вошли в узкую улочку. Джафарак услышал шум фонтана и увидел в темноте третью дверь слева. Возможно, если слепой знает секрет этого дома, он смог бы выведать у него что‑нибудь.

– Вот и дверь. – Слепой отдернул войлок и застучал быстро своей палкой, пока дверь не открылась. – Пойдем со мной, – прошептал он, – о ночной друг, отдохнешь.

Перевалив весь свой вес на руку Джафарака, он шагнул вперед. Что‑то зашевелилось за их спинами, и рука схватила шута за горло. Предсмертные судороги пробежали по телу Джафарака, и он упал вперед в абсолютную темноту…

Айша вздрогнула и пробудилась ото сна. Ее обостренные чувства предостерегали от чего‑то неприятного или беды, поджидавшей ее у порога. Вытянувшись на ковре рядом с Омаром, а они оба спали на крыше, она прислушивалась к ночи, не двигаясь.

Она опять услышала слабый звук, разбудивший ее, босые ноги шлепали по черепице крыши. Незваный гость тяжело дышал так близко от нее, что ее нервы напряглись, как струны. Мягко зашуршала бумага, и странный запах ударил в нос. Девушка закричала и вскочила на ноги, как лань, вспугнутая со своего места.

Вскочив, она разглядела тень на фоне звезд. Босые ноги убегали прочь, а Омар, вскочивший на ноги, смог разглядеть тень человека, спускающегося по лестнице. С криками он бросился в погоню.

Но в темноте двора внизу он потерял след злоумышленника. Сонные слуги шумно сбежались из своих комнат, принесли факелы. Злоумышленник исчез, а Исхак, спавший у запертых ворот на земле, вознес девяносто девять молитв, что ворота оказались на замке.

– Взгляни, мой господин, – позвала Айша с крыши, – взгляни сюда.

Когда принесли факелы, Омар разглядел два предмета, положенные рядом с его стеганым одеялом, на котором он спал. Клинок без ножен и лепешка свежеиспеченного хлеба, еще пахнущего пекарней. Ничего подобного здесь не было, когда он ложился спать, и он понял, что злоумышленник рискнул своей жизнью во имя того, чтобы положить сюда эти предметы, или, возможно, это сделал кто‑то из его прислуги. Айша не сомневалась, что клинок не выпал из ножен, а его аккуратно положили в изголовье Омара.

Он внимательно изучил оружие и определил, что это кривой ханджар, кинжал, обоюдоострый короткий клинок, выкованный из прекрасной серой стали. Омар видел такое оружие раньше, за поясами у фидаистов в Аламуте, и он отложил его задумчиво.

– Но что это значит? – требовала объяснений Айша, которая была рассержена оттого, что страшно перепугалась. – Кинжал и этот хлеб…

– Одно означает «жизнь», – важно заметил Исхак, – другое – «смерть». Безусловно, это предостережение.

– Правда, – Айша парировала, – если бы наши жизни были доверены твоей охране, о хранитель врат храпа, нас бы давно завернули в саван. Ай‑ва! Ты что‑то никогда не спишь, когда просители идут с серебром для твоего кармана, а когда жулики приходят ночью – где тебя искать?

– Поглядите! – воскликнул Исхак. – Здесь записка какая‑то.

Опустившись на колени, он поднял клочок рисовой бумаги и передал его Омару, который поднес его к факелу. Надпись была сделана по‑персидски – только одна строка без подписи.

– «Держи язык, – прочитал он вслух, – за… зубами».

– Держи язык за зубами, – глубокомысленно закачал головой Исхак. – Сколь справедливо это предостережение, о господин. Без сомнения, оно относится к Айше, смотрите, клинок имеет форму ее языка. Лучше бы она пекла хлеб и жила бы с миром.

Но Омар знал, что предостережение адресовано ему. И оно пришло, он был в том уверен, из Аламута, а то и от самого Хасана. Бумага была того же качества, что и в голубиной почте Повелителя Гор, и кто еще мог послать предупреждение без подписи? Да, в Исфахане Омар выбросил все воспоминания об Аламуте из головы и никому не рассказывал о том, что видел в кругу семиричников. Он хотел понять, почему вдруг Хасан послал ему хлеб и кинжал.

Вскоре после того, как рассвело, он получил разъяснения. Один из шпионов Тутуша пришел к нему домой и начал с велеречивого приветствия.

– В чем дело? – нетерпеливо спросил Омар.

– Кто знает, где найдет его смерть? О тень султана, гляди, с первыми лучами солнца мы, патрулировавшие без устали улицы города, нашли одного из твоих слуг лежащим в водосточной канаве. Идем посмотришь, мы принесли его.

Спустившись во двор, он провел Омара к носилкам, оставленным в тени, рядом с которыми сгрудились несколько его товарищей. Носилки были прикрыты холстом.

Твердой рукой Омар отдернул покрывало и отпрянул, подавляя тошноту, подкатившую к горлу.

То был труп Джафарака, с почерневшим лицом и горлом, перерезанным ниже подбородка. Из разреза торчал язык Джафарака, как будто он был оторван от всего, кроме своего основания.

– Аллах всемогущий! – всхлипнул уличный стражник. – Я никогда не видел раньше, чтобы кого‑то так убивали. К тому же он в годах и калека.

Омар накинул покрывало и глубоко вздохнул. Он знал, что с исполнителя спрос невелик.

– Ты подчиняешься Тутушу? Быстро пришли своего начальника ко мне, мигом.

Тутуш появился так быстро, словно поджидал своего человека за углом. Без лишних слов Палаточник повел шефа шпионов в угол двора, где их никто не мог подслушать. Тутуш промокал пот со своих щек концом тюрбана и нервно перебирал четки, он не забыл, как этот самый Джафарак направил гнев Омара на его голову много лет тому назад. Исподтишка он изучал лицо хозяина дома и не находил в нем ничего обнадеживающего.

Но Омар думал только об убитом Джафараке. С убийством доверенного шута была порвана последняя нить, связывавшая его с беспечными днями юности, с Рахимом.

– Кто мог это сделать? – спросил он. – У него не было врагов. О бог, он был безобиден как ребенок.

Тутуш почти достал пола в своем приветствии.

– Во имя всего святого, это какая‑то страшная тайна. Клянусь бородой Али, он разговаривал со мной вчера вечером недалеко от Джами‑Масджид, и я предостерег его, пусть Аллах покарает меня еще сильнее, если я лгу, чтобы не шлялся по улицам. Более того, я проводил его до безопасного места, – по мере того как он оправдывался, все больше таинственности звучало в его словах, потому что Тутуш боялся гнева Омара больше, чем сожжения на костре или удара сабли, – и оставил его в добром здравии. Я клянусь…

– Где вы нашли его?

– Один из моих людей нашел его на улице недалеко от реки, далеко от мечети. Но убили его не там, никаких следов крови в пыли. Послушайте меня, о достопочтенный, клянусь Хасаном и Хусаином, святыми мучениками…

– Заткнись! – процедил Омар сквозь зубы.

Хасан! Хасан – сын Сабаха. Хасан только что предупредил его держать язык за зубами. И язык Джафарака был наполовину вырван из тела прошлой ночью. По какой причине, по какой земной причине? Если только люди Хасана не решили, что он следит за ними. Чем занимался Джафарак последние дни? Ничем, кроме того случая с мертвецом, от которого несло Аламутом. Мертвец, рассказывающий о рае в доме ибн Аташа на… Омар вздрогнул, память обострилась, – да, дом рядом с Джами‑Масджид. По улице за Джами‑Масджид в ночь на пятницу. Вот разгадка.

Джафарак, видимо, мог быть убит рядом с мечетью, а тело его отнесли подальше от того места.

– Что ты знаешь о доме Сына Огня (ибн Аташа) на аллее позади мечети? – спросил он.

– Ничего… Я никогда не слышал это имя.

Омар привстал, готовый отправиться именно в тот дом и узнать все на месте. Затем он опять присел на ковер, и Тутуш снова вздохнул. Нет смысла искать следы убийц, если они уже совершили преступление. В этот миг они могут молиться с дервишами в мечети.

– Я знаю одно, – размышлял вслух астроном. – Этой ночью вор доставил мне в изголовье послание, предупреждая меня держать язык за зубами.

Тутуш открыл рот, подумав о смерти Джафарака.

Сзади из‑за дальней решетки раздался голос, прервавший их беседу.

– Прости меня, мой господин, расскажи ему также о кинжале и свежевыпеченном хлебе.

– Айша, – произнес Омар спокойно, – иди назад в гарем.

Послышалось шуршание одежды, затем наступила тишина.

– Лепешка хлеба! – прокричал шеф шпионов.

– Да… что из того?

– Йа‑алла! И кинжал?

– Ты слышал об этом?

На мгновение Тутуш замолк. Затем он рассказал обстоятельства исчезновения пятерых известных людей в течение нескольких дней после того, как те находили хлеб в изголовье своих постелей.

– Думаю, они положили мне хлеб после того, как убили Джафарака, – медленно произнес Омар. – Полагаю, это один почерк.

– Без сомнения, – подумав, согласился Тутуш. – К тому же Джафарак ждал по ночам в том месте у мечети, рядом с которым пропали трое.

– Это работа фидаистов, – сделал вывод Омар.

Слова произвели странное впечатление на Тутуша. Рот его открылся, а потом закрылся, по коже под тюрбаном заметно побежали мурашки. – Ч…чья? – заикаясь переспросил он.

– Посвященных, пожирателей наркотиков, носителей кинжалов Повелителя жизни и смерти, Хасана ибн Сабаха. Он – владыка Аламута, и часто его величают господином семиричников.

Тутуш умоляюще воздел руки к небу, оглядываясь по сторонам от неожиданно охватившего его страха:

– Не произносите это имя, о достопочтенный.

Омар посмотрел на него:

– Выходит, ты знаешь о них и что это – их работа?

– О Повелитель Звезд, я ничего не знаю. Только отдельные доносы. Люди боятся имени, которое вы, ваша светлость, упомянули.

– А теперь ты мне расскажешь все, что знаешь об этих людях.

Это было нелегко – заставить Тутуша рассказать все, что было у него на уме. Его страх перед семиричниками не уступал его страху перед Омаром. Наконец он поведал шепотом, постоянно озираясь на далеко отстоявшую от них решетку, словно за ней было скопище змей.

Низам приказал Тутушу провести расследование, он настаивал на этом, потому что считал последователей Хасана еретиками. Низам записал все сведения о тайном братстве, вторгнувшемся из Египта. Он распорядился вскрыть эти бумаги только после своей смерти. Он, Тутуш, является исполнителем, который подчинялся приказам. Последние слова он произнес громко и отчетливо.

Хасан, как установили люди Тутуша, приобретал власть, внушая страх правоверным мусульманам и слугам трона. Он терроризировал богатых купцов до тех пор, пока те не выплачивали ему большие суммы денег. Как правило, он посылал своих фидаистов оставить лепешку свежевыпеченного хлеба подле спящей жертвы как знак того, что этот человек обязан сделать подношение владыке гор. На следующий день нищий приходил к дверям дома жертвы, прося самого хозяина дома подать ему хлеб из своих рук. Вместо хлеба нищий уносил полный мешок золота, а откупившийся таким образом избегал нависшей над ним угрозы.

– Пока мы не знаем, придумал ли это сам Хасан или это работа кого‑то, кто служит ему. Мы старались схватить его, но все впустую. Да, он осмелился прийти в Дар‑аль‑Каттаб в Рее и сидеть в присутствии Низама, никто не знает его в лицо и каково его настоящее имя. Когда мы искали его потайные убежища, он всегда растворялся как снег на поверхности пустыни.

Совсем недавно угроза нависла и над жителями Исфахана. Тутуш так ничего не и узнал о пятерых, не заплативших отступного и исчезнувших. Было куда страшнее думать, что их просто похитили с улицы, чем найти их тела, даже убитых как Джафарак. Он полагал, что ассасины имеют твердую поддержку в городе, но не был в этом уверен.

– Как ты назвал их? – поинтересовался Омар.

– Ассасины – по‑арабски гашишины – пользователи гашиша. Это наркотик, который подвигает их на дьявольские проделки.

Омар вспомнил вино, которое пил в Аламуте, и трех фидаистов, которые прыгнули с крепостного вала в бездну. Да, обитатели Аламута являлись ассасинами, рабами гашиша.

– Возможно, сегодня, – продолжал Тутуш, – к тебе придет дервиш за подаянием. Было бы разумно хранить молчание и отдать ему немного денег.

– Не думаю, что они попросят у меня денег.

– Нет… я совсем забыл. Ведь уже этот купец, Акроенос его зовут, ушел с товарами и казной от каравана вашей светлости. Тот уже взял дань с вашего богатства. Хотя, может, им захотелось большего.

– Теперь платить придется им, за смерть Джафарака.

Тутуш вздрогнул, его пальцы при этом лихорадочно вцепились в четки.

– Лучше залить уголья гнева водой спокойствия. Что может сделать достопочтеннейший против них?

Проповедники и люди, облеченные властью, публично выступали против семиричников, ассасинов. А затем, немного времени спустя, они умолкали, если не начинали восхвалять тех же самых сектантов. Кто ответит почему… или как? Эти ассасины путешествуют, притворяясь погонщиками верблюдов, купцами, дервишами. Да и сейчас по меньшей мере один из них работает слугой здесь, в доме вашей милости.

Омар вспомнил евнуха, который часто посещал Каср‑Качик, и задумался над тем, кто бы из его многочисленных слуг мог положить хлеб и кинжал с запиской этой ночью.

– Вот уже, – продолжал Тутуш, – они держат в оковах страха горный массив от Касвина до Рея. Их эмиссары прибыли и в Нишапур. И здесь, в Исфахане, их видели на руинах старинного Замка Огня на вершине горы Диз‑Кох. А как исчезли эти пять горожан Исфахана? Бог мой! Если б я только знал! Их убили, но тайно, как других, они не покидали ворот Исфахана, и никаких следов убийства не осталось. Страшное дело может случиться. Будьте разумны, достопочтенный Омар, и не досаждайте этим людям… Ха… этим людям гор.

– Они используют гипноз, магию и трюки. Значит, есть только один путь разрушить их защиту таинственности.

– Вы… вы займетесь их поисками?

– Нет, они сами сорвут завесу своей тайны.

Тутуш быстро поднялся. Истинная правда, он верил, что Омар Палаточник владеет сверхъестественной силой и может противостоять магам своими чарами. Но Тутуш хотел бы держаться подальше от подобного конфликта.

– Достопочтеннейший, – прошептал он, – ручаюсь моей жизнью за все, о чем рассказал вам сейчас. Но я… я не хотел бы связываться с потусторонними силами. Позвольте мне уйти!

Когда последние лучи заката уступили свое место звездам в ночь накануне пятницы, Омар покинул свой дом. Он вышел черным ходом, и из всех обитателей дома только Айша знала, как он изменил внешность. Человек, пересекавший огромную площадь раскачивающейся походкой уроженца пустынных районов, был одет в черный просторный плащ из верблюжьей шерсти, характерный для арабов из хораишского клана.

Свободная одежда скрывала его фигуру и короткую кривую саблю, заткнутую за кушак, в то время как верхняя часть наряда скрывала его лицо. Даже голос приобрел неприятные гортанные интонации представителей этого рода.

В час наиярчайшего сияния звезд, время последней молитвы, Омар оказался в Джами‑Масджид среди сотен молящихся. Выйдя с толпой из мечети, он повернул в сторону в поисках переулка позади мечети. Какие‑то еще люди свернули туда же, и он замедлил шаг, чтобы убедиться, что они вошли в дверь дома по левой стороне этой узкой улочки.

Какой‑то человек сидел перед дверью. Он задрал голову при приближении Омара, как это делают слепые, в руке у него был посох. Омар остановился напротив него и заговорил:

– Я разыскиваю дом ибн Аташа.

– О товарищ пустынь, ты его нашел. А зачем тебе нужен ибн Аташ?

– Я слышал рассказ одного человека, который поведал, будто он был в раю.

Слепой присел на корточки, довольно похихикивая:

– Ай‑ай! Так уж и в раю!

Поскольку он ничего не добавил к своим словам, Омар вошел внутрь через темный вход. Где‑то рядом, на расстоянии вытянутой руки, чей‑то голос говорил нараспев, но ничего не было видно. Протянув руку, он отдернул тяжелый занавес и отбросил его в сторону.

К его лицу поднесли свечу, и тощий дервиш стал внимательно его рассматривать. Видимо, осмотр дал положительный результат, так как дервиш отошел к занавесу у себя за спиной, и Омар проник в большую комнату, набитую до отказа. Взгляды людей сосредоточились на тяжелом меховом пологе, закрепленном на дальней стене.

Перед этим пледом стоял маджхаб, ме