Понедельник , 21 апреля 1986 года

 

Зазвонил телефон. Это был Эфраим. - Я вижу, ты прибыл вовремя, - начал он без всяких вежливых вступлений.

- Да. Как долго ты здесь?

- Я как раз прибыл из аэропорта. У тебя не появилось компании?

- Нет. Все в порядке. А ты?

- У меня тоже все хорошо. Не позавтракать ли нам вместе? Я умираю от голода.

- Хорошо. Мне нужно десять минут. Увидимся внизу в ресторане.

Он повесил трубку, я встал с кровати. Наконец-то началось! Чем быстрее я сделаю то, что должен сделать, тем быстрее все закончится, и я смогу сам управлять своей жизнью, сколько бы ее мне ни оставалось. Я не считал, однако, что я тогда выйду из игры, но я хотел получить надежную базу, с которой мог бы действовать, с семьей на моей стороне.

Я пошел прямо к столику Эфраима, который стоял в углу зала, у двери в бар.

Эфраим приветствовал меня широкой улыбкой. Перед ним стояла только чашка кофе. Когда мы сели, официант принес наш завтрак.

- Я позволил себе заказать и для тебя. Я не хотел ждать. У нас много дел.

Я посмотрел на мою тарелку, полную яичницы и ветчины и поднял вверх руки. - Нет проблем. Ты заказал как раз то, что я хотел. В углу было темновато, но запах свежего кофе и деревенской ветчины возбудили во мне такой аппетит, что я сам себе удивился.

- Ну, что мы теперь будем делать?

- После завтрака мы пойдем в мой номер и поговорим.

Мы захватили с собой в номер побольше пластиковых стаканчиков с кофе, чтобы не вызывать горничных. Его номер был на шестом этаже. В углу лежала маленькая дорожная сумка. - Где твой багаж? - спросил я, любопытствуя, зная, что Эфраим любит хорошую одежду, а в сумке места едва хватило бы на один запасной костюм.

- Здесь. Он показал на сумку. - Я не буду здесь долго оставаться. Я здесь только чтобы проинструктировать тебя, и когда ты пойдешь на задание, я исчезну.

- У меня не будет дублера?

- У тебя есть я и твоя подготовка. Что тебе еще нужно?

- Как же у меня есть ты, если ты опять будешь в Израиле?

- К этому мы еще вернемся. Когда ты узнаешь, в чем состоит твое первое задание, то ты...

- Стоп, стоп, - прервал его я. - Первое задание? Ты сказал “первое задание”?

- Да, а ты что думал? Бах - и все закончилось?

- Не читай мне проповедей. Мне нужен график.

Я знал, что могу выйти из дела в любой момент. Но Эфраим, перед лицом моего напора выговориться до конца, был уверен, что я останусь, и был прав. Я был как наркоман, который каждый раз говорит, что это его последний укол.

- В чем тут разница? У тебя есть работа, которую ты должен выполнить, и все кончится, если работа будет выполнена, все равно когда. Я не обещал тебе райские кущи, когда ты пришел к нам.

- Я знаю, и я не прошу тебя об этом. Когда я вступил в бюро, они подвергли Беллу строгой проверке и дали ей такое же свидетельство, как мне. Нам всегда говорили, что жена это часть команды и что мы не должны иметь секретов от нее. Пока я это говорил, Эфраим кивал мне, глядя сквозь стекла очков. - А теперь ты считаешь, что я даже не могу ей сказать, что я все еще работаю на Моссад. Я остановился. - Так я еще работаю на Моссад или нет?

- Нет, ты работаешь не на бюро, ты работаешь на меня. И о Белле. Ты прав на сто процентов. Но правила изменились. Это другая игра.

Он отклонился назад и поправил очки. - Знает ли Белла что-то о Дине, о Рути и о всех остальных? Знает ли моя жена о моих сладеньких секретарочках? Нет, они понятия не имеют об этом. Знают ли они о риске, которому мы подвергаемся, работая за границей? Разве ты приходишь после работы домой и рассказываешь Белле: “Представь себе, вчерашней ночью меня чуть было не убили в Австрии”, или “Есть много шансов, что они поймают меня во время моей следующей командировки в Испанию”? Нет, ты этого не делаешь. Когда тебя в армии посылают на патрулирование, с которого ты можешь не вернуться, разве ты звонишь жене и рассказываешь ей об этом? Мы постоянно принимаем решения, которые касаются их жизни, не прося у них совета. Мы говорим сами себе: “Если что-то произойдет, они поймут, что мы не могли поступить иначе". Так это происходит. Можем мы на этом закончить и перейти к делу?

- Мне нужны временные рамки, - настаивал я.

- Три недели и ты сможешь уйти, - прошипел он.

- Куда я смогу пойти?

- Какая разница? Ты будешь вместе с женой и детьми. Это я тебе обещаю.

По мне пронеслась волна оптимизма, я почувствовал себя помолодевшим. Только в такие моменты замечаешь, как плохо это все выглядит в своей собственной голове.

- О’кей. С этим я могу жить. Я должен был взять себя в руки. - Что мы будем делать в это время? Я ухмыльнулся.

- Ты будешь работать на одно иностранное государство.

- Работать?

- В спецслужбе. Как бывший офицер Моссад. Ты предложишь им работать на них, рассказывать, как мы проводим свои дела, о структуре, о персонале и так далее.

- Ты имеешь в виду, что я должен продаться, стать предателем!? Мне было тяжело даже выговорить это слово.

- Да, именно так.

- И на кого? Я поднял руку, будто говоря: дай, я угадаю. Он не отвечал.

- О’кей. Кто это может быть? Совет национальной безопасности? Нет, они не будут со мной иметь дела. ЦРУ? Тоже не думаю. Это, должно быть, ФБР. Конечно же, ФБР. Я был бы для них полезен в распутывании дел нашего отдела “Аль”.

- Нет. Ты будешь говорить с КГБ. Он встал и подошел к большому окну. Стекло было мокрым: дождь не прекращался уже целые сутки.

Я был совершенно ошеломлен. Это было похоже на удар. - Нет, правда? - переспросил я, пытаясь сохранить самообладание.

Эфраим остался у окна и лишь слегка повернул ко мне голову, так что я мог видеть его профиль. - Да, КГБ, Советы. Что здесь непонятного?

- До меня просто не доходит. Почему я должен это делать? Я имею в виду, с чего ты взял, что они захотят меня купить?

- Если ты правильно начнешь дело, они сделают это. Подумай. Как они могут отвергнуть тебя? Как свежий перебежчик из Моссад ты козырь в их руках. Со всеми своими арабскими партнерами они тебе руки будут целовать.

- А что, если они захотят, чтобы я поехал в Москву или еще что-то? Вдруг они работают как мы?

-Тогда ты поедешь. Ты должен думать, что делаешь это ради денег. Всегда думай так, иначе тебе не поверят. Используй для безопасности свое настоящее имя и свою настоящую биографию.

- А что, если они только выудят из меня информацию, а потом меня бросят? Я имею в виду, что мы тогда выиграем? Подумай. У меня уже нет доступа к какой-либо информации. Чем я смогу им тогда быть полезен?

- Ну, тогда ты скажешь, что все еще работаешь на бюро.

- Что ты несешь? Я должен рассказать им о тебе?

- Нет, конечно, нет. Ты расскажешь свою историю, но вместо того, чтоб сказать, что тебя уволили, скажи, что тебя просто отстранили от работы на время проверки. Пусть они думают, что ты еще сможешь вернуться к активной работе. Тогда они попытаются завербовать тебя.

- Эфраим, послушай-ка меня. Я хотел делать работу, если она разрушала Моссад, организацию, которая, в ее нынешнем виде, представляла опасность для Израиля как демократического государства. Но с другой стороны, я больше не хотел прыгать в любую яму с закрытыми глазами. Если меня убьют или посадят, то хотя бы за то, с чем я был согласен, за чем стоял я сам. - Я должен знать, что я там буду делать.

Он внимательно слушал. - Ты должен мне доверять, Эфраим. Моя жизнь в твоих руках, а ты говоришь, что твоя жизнь в моих. Тогда ты должен посвятить меня в тайну.

Он задумался об этом. Я встал и пошел в ванную. Когда я вернулся, Эфраим открывал новую пачку сигарет. Мы закурили по одной.

- О’кей, - сказал он, наконец, бросая дымящуюся спичку в переполненную пепельницу. - О’кей, тогда мы сделаем так, как ты хочешь.

- Спасибо тебе. Я пристально рассматривал выражение его лица, пока он говорил. Возможно, он заранее предусмотрел мою реакцию и подготовил историю, чтобы меня удовлетворить. Если это так, то я мало что смогу изменить, но он был хотя бы вынужден придумать для меня хорошую историю. Это поднимало меня в собственных глазах с положения робота до положения человеческого существа, пока непонятно, насколько уязвимого.

- Я хочу открыто поговорить с тобой, - начал он. Когда люди так говорят, я всегда чувствую себя не особенно хорошо, но сейчас я решил держать пока мой приговор при себе. - Твоя работа не так сложна, как ты думаешь. Единственное препятствие это станция наружного наблюдения ФБР, которая следит за советским посольством. Они сфотографируют тебя и проверят фотографию, сравнивая со своими досье, и если не найдут, то введут ее в свой компьютер. Он пожал плечами. - Ничего особенного. Если бы это было посольство арабской страны, они, вероятно, послали бы фото нам, я имею в виду, нашим людям там, неофициально, конечно.

- Значит, переодевание или что-то еще не нужно?

- Нет, нет, ты просто зайдешь в посольство. Не забывай, что и русские видят тебя, так что не теряй время на долгие приготовления. Ты просто придешь и зайдешь вовнутрь.

- Ну, это я, видимо, и так сделал бы.

- Хорошо. Теперь к вопросу “почему”. От одного друга из ФБР я узнал, что они нашли у Советов данные, которые люди ФБР передали нам. Мой друг уверен, что американцы дали эту информацию только нам. Мы единственно возможный источник для Советов.

- “Крот” в Моссад? Я не мог в это поверить, я никогда не думал, что такое возможно.

- Гм, так это выглядит. И если мы позволим ему провалиться, то скандал заставит босса Моссад уйти в отставку.

- О’кей. Но как этому поспособствует моя деятельность у них? Мы этим достигнем только того, что у них будет еще больше информации о нас. Ты же не ждешь, что они расскажут мне, что у них есть “крот” в Моссад и кто он?

- Если ты придешь к ним с хорошей историей и хорошо сыграешь свою роль, то они захотят выяснить, вылетел ли ты из Моссад или просто находишься под проверкой. Эфраим загорелся, таким я его никогда не видел. Его лицо совсем раскраснелось. - Ты понимаешь. Если они поверят, что ты еще работаешь в Моссад, ты для них очень ценный кандидат.

- Но ты сказал, у них уже кто-то есть в системе.

- А что плохого в том, чтобы иметь двоих. Так можно уменьшить риск. Кроме того, мы не знаем, сколько их. Мы исходим из того, что только один. Я даже думаю, что это не офицер-разведчик. Возможно, машинистка или кто-то вроде того. Он сделал паузу и потушил сигарету. - Настоящий, живой, действующий “полевой” офицер-разведчик - для них это будет уловом года.

- И как они смогут это проверить?

- Они спросят своего ”крота”. Он был очень доволен собой. Я почти слышал, что он мурлычет, как кот. Внезапно все в моей голове соединилось в одну картину.

- Значит, я буду наживкой?

Он кивнул. - Тебя это смущает? Я думал, ты хочешь знать точно?

- Какой ответ ты ждешь? Что я воодушевлен?

- Итак, что?

- Я сделаю это. Что же еще? Я склонился к нему и сказал очень тихо: - Но одно ты должен знать. Если ты не говоришь мне правду, Эфраим, если ты просто ведешь со мной свою игру, то подумай дважды и лучше, наверное, не впутывай меня. Потому что, если ты не будешь на все сто процентов стоять на моей стороне, то я тебя убью, клянусь, даже если мне для этого придется прорыть подземный ход до Израиля голыми руками.

На его лице появилась мягкая улыбка, будто открылось окно, и за каменным фасадом показался человек. У меня было чувство, что это та сторона его личности, которую знают его семья и друзья. - Я никогда не сделаю то, что может навредить тебе. Я знаю, что то, что я требую, трудно. И я только приблизительно представляю, как ты сделаешь это. Но это не игра, я не обтяпываю какие-то свои дела. Это очень серьезно, и мы только теряем время. Я еще не даю сигнал к старту, но в этой гонке речь идет не только обо мне и о тебе. Если мы проиграем, то все будет проиграно, а если мы выиграем, то, возможно, не попробуем даже плоды нашей победы, ты знаешь.

- Так я уже думал. Я не был совсем уверен в моих чувствах. С одной стороны этим приступом откровенности он завоевал меня для себя полностью, с руками и ногами. С другой стороны я боялся, что я идиот. Я знал, что могу разыграть такое же хорошее шоу, как он. Но я решил поверить ему. Мне захотелось рассмеяться. Я чувствовал, как в моей голове исчезает туман. Сейчас я знал, о чем идет речь, и поэтому мог играть вместе с ним. Четкую директиву всегда легче выполнять, чем неопределенную инструкцию, которую приходится конкретизировать самому.

 

 

                      Глава 14

 

План был прост. Я иду в посольство СССР и устанавливаю там контакт с представителем КГБ. В общем, мы знали, что происходит, если кто-то приходит в посольство, чтобы предложить свои услуги. В конце концов, такое случается почти ежедневно в любом израильском посольстве. Мы исходили из того, что Советы мало в чем будут от нас отличаться.

- Я взвешу варианты, - сказал я. - Что, черт побери, может случиться? В наихудшем случае они задержат меня и попытаются вывезти в Россию, в ящике на корабле или по-другому. Мы оба засмеялись. Этот метод не раз применялся Моссад, когда надо было вернуть беглецов в Израиль.

- Когда я пойду туда?

- Сперва я должен вернуться в Израиль, потом ты приступишь к активным действиям. У меня, правда, сидит в архиве человек, который должен подготовить мне отчет до того, как он ответит на один запрос по определенной информации. Но мне больше понравилось бы самому присутствовать при этом.

- Почему? Если у тебя есть прикрытие, разве не лучше остаться здесь, на случай неудачи?

- А что случится, если запрос придет с неожиданной стороны? Если наш “крот” все-таки офицер? Кроме того, дело, ради которого я сюда приехал, почти сделано. Он улыбнулся. - Я здесь, чтобы удостовериться, что мы получаем заказ на “Мазлат”[24]. И я здесь, чтобы гарантировать, что деньги получит нужный человек, а другой будет так запуган, что он сделает то, что должен. Он имел в виду операцию, которой Моссад руководил из Израиля. Для этого использовался подставной лже-офицер израильских ВВС, который был в этом деле заодно с кем-то из бюро американских ВМС.

Эфраим закурил новую сигарету. От дыма воздух в комнате был, хоть топор вешай.

Я кивнул. Я знал о сделке по “Мазлату”, и я знал также, что мы получали определенную помощь изнутри. Для меня было бы лучше, если б Эфраим остался. Но я мог справиться и без него.

- Итак, когда ты улетаешь?

- Я смоюсь, после того, как приглашу тебя на обед.

- Куда мы пойдем?

Эфраим поднял телефонную трубку, повернулся ко мне и спросил: - А что бы ты хотел?

- Но только не это проклятое обслуживание в номере, - простонал я.

- Но на большее у нас нет времени.

- Ну ладно, - проворчал я. - Для меня гамбургер. Нет, лучше клаб-сэндвич.

Мы лишь наполовину закончили трапезу, когда он взглянул на часы - Мне надо уходить. У меня встреча с одним очень жадным молодым человеком.

- Послезавтра я сделаю дело, - сказал я. Тебе хватит времени, чтобы все решить и подготовиться.

- Хорошо. И будь внимателен. Это не упражнение в Академии, ты знаешь. В его голосе я почувствовал настоящую озабоченность.

- Не беспокойся обо мне. Позаботься о том, чтобы у тебя все прошло хорошо. И еще. Как с деньгами? У меня уже почти ничего не осталось.

- Мы помним об этом. Он передал мне конверт. Здесь немного денег, чтобы ты продержался первое время. Потом мы тебе еще кое-что подбросим. Пока пусть это останется между нами.

Я кивнул и пошел к двери с сэндвичем в руке. Я помолчал, спрашивая себя, не забыл ли я что-нибудь. Но ничего не пришло мне в голову, я открыл дверь и вышел. Я снова был один.

 

В Вашингтоне мне почти нечем было заняться. Я никого там не знал. Мне предстоял самый худший вид операции, который только можно было себе представить. Моей легендой был я сам, под настоящим именем и с настоящей биографией, кроме того, у меня не так уж много было денег на расходы. Эфраим дал мне 500 долларов, чего едва хватало для оплаты отеля. Настроение мое упало, все было очень похоже на “партач”, как мы в Израиле называем неудачу.

Я пытался почувствовать себя агентом-”бойцом” во враждебной стране, который полностью оторван от родины и семьи. Но мне было хуже, чем любому “бойцу” - «нелегалу”. Задание агенту-”бойцу” дается четкое и ясное; он знает, для кого работает и против кого борется. Кроме того, у него нет финансовых проблем, а его семья, насколько он знает, находится в хороших руках. То, что люди, которые якобы заботятся о его семье в Израиле, пользуются любой возможностью, чтобы попытаться затащить его жену в постель, если она хоть немного привлекательна, ему не мешает, потому что он этого не знает и, скорее всего, не узнает никогда.

Чтобы убить время, я бродил по улицам и все время выходил на одну и ту же большую площадь, где на деревянных скамейках вместе сидели “юппи” и нищие. ”Юппи” дышали свежим воздухом и жевали сэндвичи, а бездомные смотрели на них в надежде, что им кое-что достанется, что они смогли бы выудить из урны.

У меня было страстное желание пройтись мимо советского посольства, только чтобы посмотреть, где оно и как туда можно войти. Но я знал, что этим только привлеку к себе внимание наружного наблюдения. Лучше прийти туда пешком в последнюю минуту и прямо зайти вовнутрь.

Я сел на метро и поехал в Силвер Спринг, назад в гостиницу. Но я заметил, что слишком беспокоюсь, чтобы просто сидеть в номере и смотреть телевизор. Завтра я должен был устроить дело, я хотел, чтобы оно уже было сделано.

Вечером центр Вашингтона выглядел совсем иначе. Мужчины все еще были в своих костюмах и галстуках, хотя многие расстегнули воротники. Но женщины изменились, будто с ними произошла настоящая метаморфоза. Они были стройны и сексуальны, двигались как дикие кошки, а бары (более известные как мясные рынки) были переполнены.

Я прошел мимо некоторых, затем сел и немного развлекся. Но я был слишком возбужден, чтобы начинать что-либо. В 11 часов вечера я подумал, что пришло время идти спать.

 

Среда, 23 апреля 1986 года

 

Я встал рано, и когда оделся и выкурил третью сигарету, был полностью готов к бою.

Небо было покрыто облаками, моросил дождь. Лучшей погоды просто не могло быть. Я надел удобные брюки, простую рубашку и желтый пуловер. Наверх я натянул серую ветровку с капюшоном. Я хотел надеть капюшон на подходе к посольству, тогда наблюдатели не смогут подробно рассмотреть меня и сфотографировать мое лицо.

В 11 часов я был у посольства. Небо прояснилось, но повод надеть капюшон оставался. Решетчатые ворота были открыты и камеры наблюдения не шевельнулись в мою сторону. Я быстро поднялся по мраморным лестницам и вошел через главный вход.

В приемной были только я и не производящая особого впечатления блондинка в окошечке. Когда я вошел, она улыбнулась мне.

- Чем я могу Вам помочь, сэр? - спросила она меня с сильным русским акцентом. Я знал, что Советы стараются на все должности в своих посольствах принимать советских граждан.

Я был почти уверен, что приемная, в которую так легко можно было пройти, прослушивалась.

- Я хотел бы несколько брошюр о Советском Союзе, - сказал я.

- Какие брошюры?

- Те, которые у Вас есть.

Ее улыбка стала тоньше. - Минутку, пожалуйста. Она исчезла за маленькой стенкой. Я увидел на окошке блокнот и шариковую ручку на веревочке. Я нацарапал на бумаге: “Я хочу поговорить со спецслужбой". Когда она вернулась, то передала мне тонкую книжечку, изданную на уровне типографии 50-х годов. Если это была рекламная брошюра, то она вряд ли возбудила бы аппетит к поездкам в СССР. Я пододвинул к ней блокнот.

- Спасибо, это все, что у Вас есть?

Ее улыбка исчезла совсем, когда она посмотрела на меня снова. - Почему бы Вам не присесть? Я посмотрю, что у нас еще есть.

- Спасибо.

Я повернулся и сел на деревянную скамейку под плакатом с мавзолеем Ленина. Женщина снова исчезла за маленькой стенкой. Через несколько минут она вернулась и села на свой стул, не глядя на меня. Мне не было видно, что она делает за своим окошком, но она уделяла этому все свое внимание.

Я должен был терпеливо ждать; по крайней мере, они не потребовали от меня уйти. Я надеялся, что они правильно поняли мою записку и не позвонили в полицию. Ну да, на этот случай у меня была легенда, которой я, однако, совсем не хотел бы воспользоваться.

Минут через пятнадцать через дверь за спиной дамы в приемной появился хорошо одетый, выглядевший солидно мужчина. Он наклонился к женщине, сказал ей что-то и снова исчез. Она встала, улыбнулась и позвала меня. Я быстро подошел и склонился к окошку: - Да?

- Нам нужен Ваш паспорт для идентификации, если Вы хотите получить дальнейшую информацию.

Не задерживаясь, я вынул и протянул ей мой израильский паспорт. - Вот.

- Спасибо. Она встала. - Садитесь, пожалуйста. Она кивнула в сторону скамейки. Я нервничал и барабанил пальцами по подлокотнику. Женщина сразу же вернулась, а через пару минут появился мужчина, который жестом подозвал меня к себе. Когда я подошел к окошку, он поднял створку и впустил меня. Там он дал знак следовать за ним. Все происходило молча.

Мы прошли по узкому коридору и поднялись на несколько этажей. Ковер был потертым, а перила немного качались. Наши шаги по скрипучему деревянному полу были хорошо слышны - в посольстве мировой сверхдержавы я не ожидал увидеть такого.

Я оказался в маленькой светлой комнате с большим зеркалом на стене. Я почувствовал, что не испытываю страха, я наоборот был спокоен и доволен. Пока все шло хорошо.

Наконец-то мой гостеприимный хозяин улыбнулся мне и показал на деревянный стул у деревянного стола, стоящего напротив зеркала:

- Садитесь, пожалуйста, господин Островский.

- Спасибо.

- Что привело вас к нам? Существует ли угроза Вашей безопасности?

Оказалось, что процедура совершенно похожа на привычную рутину в наших посольствах.

- Нет, угрозы нет.

- О чем тогда идет речь?

- Я хочу работать на Ваших людей?

Человек медленно сел и откинулся на спинку стула. Его улыбка стала дружеской и приятной.

- Кого Вы называете “Ваши люди”?

- КГБ. Я хочу работать на КГБ.

- В каком качестве? Мужчина прекрасно сохранял самообладание. Видимо, он был первым ”буфером”, с которым почти ежедневно сталкивались всякие психи, “поехавшие” на спецслужбах.

- Ну, тогда Вы должны мне помочь. Я могу Вам только сказать, откуда я. Куда я пойду, это мы должны спланировать вместе.

- И вижу, что Вы израильтянин, господин Островский.

- Я сотрудник Моссад. Я сделал паузу. - Вы слышали о Моссад?

Он совсем расплылся в широчайшей улыбке. - Да, слышал. Но откуда мне знать, что Вы это не выдумываете? Мир полон, как бы это сказать, странных людей. Мужчина говорил на прекрасном английском языке, хотя и с сильным акцентом. Мне надо было сконцентрироваться, чтобы понять все, потому что он говорил очень быстро.

Теперь наступала стадия, которую мы разработали с Эфраимом, и я был готов. - Ну что ж, я не могу Вам показать так много документов, как Вы могли бы подумать. Но я докажу это Вам, рассказав пару деталей о методах наших операций, конечно, не выдавая многого, - в конце концов, я хочу чтобы мне за это заплатили. Я усмехнулся ему.

- Я понимаю.

- Вы достаточно компетентны, чтобы принимать решения, или мне лучше говорить прямо в зеркало? - спросил я с легкой иронией. Человек улыбнулся. Между нами возникло невысказанное взаимопонимание, как будто мы входили в одну секту, с одними и теми же странными ритуалами. И хотя мы стояли на разных сторонах баррикады, мы были странно связаны.

- Нет, я не принимаю решений. Но я получу от Вас информацию, а там мы посмотрим.

Мы проговорили почти целый час. Он делал заметки в желтом блокнотике. - Я скоро вернусь, - сказал он, вставая. - Может быть, я могу предложить Вам что-то поесть или выпить?

- Кофе, только кофе, если это Вас не затруднит.

- Конечно. Он кивнул и пошел к двери.

- И кое-что еще.

Он замолчал и обернулся ко мне: - Что?

- Не упоминайте моего имени в Ваших отчетах в Москву.

- Я не понимаю Вас.

- Моссад давно раскусил Ваши посольские шифры и всегда узнает, когда Вы их меняете. Если Вы не против, то я буду Вам очень благодарен, если Вы не будете упоминать мое имя в обмене радиограммами.

- То, о чем Вы просите, невозможно, - ответил он мне с гордо поднятым подбородком.

- Бен-Гурион, первый премьер-министр Израиля, однажды сказал: “Самое трудное делается сразу, невозможное длится немного дольше".

- Я узнаю, что можно сделать. Он показался мне совсем несчастным, когда покидал комнату.

Через несколько минут женщина из приемной принесла мне чашку кофе, сливки и сахарницу. Сначала я не был уверен, должен ли я пить кофе, в конце концов, в него могли чего-то подмешать, но потом мне стало ясно, что в этом месте у меня все равно не будет шансов, если они захотят лишить меня возможности действовать. Меня беспокоило лишь то, что человек, с которым я говорил (или человек за зеркалом) может работать на Моссад, или на ЦРУ, или на ФБР, или на них всех вместе взятых. И то, что я, едва покинув здание, попаду к противнику. Но это был риск, с которым всегда сталкиваешься в нашей работе. Я спросил себя, действительно ли я еще работаю, или меня просто используют извне.

Я добавил пару капель сливок в кофе, и, подняв чашку, повернулся к зеркалу, будто говоря ему “Ваше здоровье!” Я был уверен, что вызвал этим у кого-то за зеркалом улыбку или, наоборот, заставил почувствовать себя не в своей тарелке.

Когда мой новый друг вошел, он задал мне несколько вопросов.

- Кофе хорошее?

- На удивление хорошее.

- Почему “на удивление”?

- Я ожидал, что чай будет хорош, но кофе - это было для меня приятной неожиданностью.

- Очень хорошо. Он присел. - Это не будет длиться долго.

Я закурил сигарету и предложил ему.

 - Спасибо. Он взял сигарету. - Американцы никогда не предлагают закурить.

- Это потому что, у них всегда есть свои сигареты, если они хотят курить.

Он кивнул, улыбаясь. - Мои друзья хотели бы знать, работаете ли Вы еще на Моссад, или работаете теперь самостоятельно.

- Я работаю самостоятельно как служащий Моссад. Кого Вы называете ”друзьями”? Обсуждается дело чертовым ”Комитетом” или еще кем-то? Я играл роль, которую я очень хорошо знал по моим контактам с агентами Моссад. Никто не хочет, чтобы его имя или деятельность стали публично известными, а даже группа из нескольких человек представляет собой определенную “общественность”.

- Нет, нет. Это просто такое выражение. Речь идет о моем шефе и обо мне. Он посмотрел в зеркало и заметил: - Он тоже говорит Вам: “Ваше здоровье!”.

- О’кей, значит так, я сейчас под проверкой. Проклятые засранцы думают, что они Господь Бог. Я совершил небольшую ошибку, и они хотят вышвырнуть меня. Я хочу Вам сказать: я покажу этим ублюдкам, откуда ветер дует.

- Как долго продлится проверка?

- Шесть месяцев. Из-за этого меня в этом году не направят на новое место, и я еще три года просижу в штабе, пока смогу снова приехать в Америку.

- А что Вы делаете в Америке?

- Я приезжаю в гости к отцу и пытаюсь наняться на работу в чужую спецслужбу.

Это показалось ему забавным. - А что Вы ждете от этого?

- Сколько Вы заплатили бы?

- Это зависит от того, что Вы принесете. Конечно, только в том случае, если мы заключим нашу сделку.

- Я хочу быть абсолютно честным с Вами. Известно, что Вы не можете похвастаться большими гонорарами, но зато заботитесь о Ваших людях в трудную минуту. Я хочу сказать, что мне не хотелось бы работать на того, кому нечего будет предложить в случае провала.

- Это очень разумная точка зрения. Он кивнул мне и зеркалу. Казалось, что я точно нашел правильные ответы. Беседа затянулась еще на один час, причем я узнал причину, почему американцы не предлагают ему закурить. Он выкурил почти все мои сигареты, не предложив мне ни одной из своих, которые были видны в кармане его рубашки. Он был типичный попрошайка.

- О’кей, мой друг, - сказал он, - и еще. Мы знаем, что Ваше общество каждые шесть месяцев проверяет всех своих людей на детекторе лжи.

Я согласно кивнул. Ублюдок знал свое дело. Эфраим не был уверен, что разговор коснется этой темы. - Не беспокойтесь. Я уже думал об этом, до того как пришел сюда.

- И каково же решение?

- Они задают привычные вопросы. Нужно только следить, чтобы не солгать. Итак, если они меня спросят, имел ли я контакты с агентом противника, я скажу: “Да".

- И? Он наморщил лоб.

- После этого они потребуют объяснений. Я расскажу им о брошюре. В Моссад всегда требуют приносить брошюры, обо всех местах мира, откуда возможно. Они потом попадают в библиотеку, где офицеры лепят свои легенды. Я еще раньше вписал имя Вашей страны в свой список.

Я видел, что русский просто забавлялся моим решением. Я же, с моей стороны, был счастлив, что он принял эту историю, потому что сам я не был уверен, что такой трюк сработает; если я согласен взять риск на себя, то они выйдут сухими из воды.

- Мы подумаем об этом и свяжемся с Вами в гостинице. Как долго Вы там еще пробудете?

- Не долго, надеюсь. Как только я получу Ваш ответ, я исчезну. Если Вы не позвоните в течение трех ближайших дней, я пойму, что сделка не состоялась.

- Вот. Он написал на маленьком клочке бумаги номер телефона. - Перед тем как уехать, пожалуйста, позвоните мне. Мы не хотим терять Вас только из-за технических проблем со связью.

- Спасибо. Я взял бумажку и последовал за ним вниз по лестнице. Перед тем как выпустить меня, он дал мне пачку брошюрок. - Не забывайте о цели Вашего прихода.

- Спасибо еще раз. Я взял брошюры и вышел под дождь, натянув капюшон низко, до глаз. Я был рад, оказаться на улице. Свежий воздух был мне как бы благословением. Свернув за угол, я начал свою проверочную пробежку - я хотел узнать, нет ли за мной ”хвоста”. Никогда нельзя быть достаточно осторожным.

Я был очень голоден. Когда я заметил, что никто за мной не следит, я остановился в “Дюпонт Сёркл”. Станция метро в Силвер Спринг была почти пуста. Я подошел к последнему в ряду телефону-автомату и заказал международный разговор. Эфраим был почти сразу же у аппарата.

- Ну, мой мальчик, что ты имеешь мне сказать?

- Я посетил моего дядю со старой родины. Мне не нужно было шифроваться, линия была выбрана случайно и потому не прослушивалась, его линия тоже была надежной - об этом он должен был позаботиться. Но это уже вошло в привычку.

- Как все прошло?

- Если у них нет возможности проверить с твоей стороны, то я точно буду их следующим Филби.

- Это было так хорошо?

- А ты на что рассчитывал?

- Тогда нам надо немного подождать, что произойдет потом. У меня хорошее предчувствие.

- Я иду назад в отель. Я не хочу, чтобы они позвонили и не застали меня.

- Хорошо, но ты не должен постоянно сидеть на телефоне. Если ты сыграл свою роль так, как мы оговаривали, то они ждут в твоем лице парня, который любит развлекаться, а не кого-нибудь, кто все свое время отдает работе. Иди и развлекайся. Этому ты, в конечном счете, обязан своей легенде. У нас еще после этого дела есть кое-что для тебя.

- С парой долларов, которые есть у меня, мне нелегко играть плэйбоя.

- Ясно. Скоро ты получишь деньги. Трать то, что есть, для поддержания имиджа.

- Когда мы увидимся?

- Когда этот твой эпизод закончится, я приеду.

- Что ты сделаешь, когда найдешь то, что искал?

Это отдельная проблема. Я не могу просто танцевать вокруг да около и кого-то обвинять. Я должен поманипулировать одним человеком, которого я знаю в ”Шабак” и навести его на след, не рассказывая слишком много. Но не думай об этом. Если он здесь есть, мы возьмем его на горячем, а ты получишь один балл в свою пользу.

- Да-да, - ответил я, - этот балл мне точно пригодится.

- Он тебе даст очень много, когда ты вернешься с холода.

Короткое время царила тишина. Я весь был взбудоражен. Я всегда представлял себе, как меня забудут после выполнения задания, и я смогу жить с Беллой и детьми где-то в Канаде, делая то или другое. Но “вернуться с холода!” - об этом еще не было речи. А теперь Эфраим сказал так, как будто для него это уже решенное дело. - О возвращении ты еще никогда ничего не говорил.

- А как ты думал?

- Не знаю. Честно говоря, я об этом вообще еще не думал.

- Делай свою работу, мой мальчик, и мы позже потолкуем об этом. Твой звонок длится слишком долго для моей системы. Если что-то случится, я позвоню тебе. Ты мне тоже звони, если будет что-то новенькое.

Он повесил трубку. Я постоял пару минут, пытаясь осознать, что он мне сказал. Возврат в нормальную жизнь возможен. Внезапно все перестало выглядеть так сумрачно, как я думал раньше.

Я был в очень хорошем настроении, когда вышел со станции. Я решил позволить себе провести приятный вечерок. В конце концов, это входило в мою работу, как сказал Эфраим.

 

 

                      Глава 15

 

Я был в прекрасном настроении, когда вошел в отель. Меня самого удивил мой эмоциональный подъем, ведь я все еще бежал по краю пропасти. Это точно было старое чувство силы, которое я так давно не испытывал. Только мои сомнения причиняли мне боль. По своей натуре я пессимист, хотя я вел такую жизнь и подвергал себя таким опасностям, как великий оптимист. Я с удовольствием узнал бы, что происходит в советском посольстве.

Я был достаточно уверен, что они, как обычно, послали сообщение обо мне со всеми данными в Москву и попросили инструкций.

Посидев некоторое время в баре отеля, я решил остаться дома и не ездить в город. Это был мой первый вечер в гостинице, и меня удивило, как быстро он наполнился смыслом. Здесь было интересней, чем в городе. Я сел за столик для пятерых и скоро еще пара человек составили мне компанию. Я подружился с ними, это были простые, нормальные люди, которых можно найти в любом американском городе, честные, порядочные и очень ранимые. Один занимался малярным ремеслом, а другой был немного странный тип, выполнявший повременную работу в городском отделе садоводства. Он недавно развелся и был в довольно стесненных обстоятельствах.

Владелец малярного предприятия был большим, полным, дружелюбным мужчиной и играл роль защитника своего странного друга. Большую часть своего времени он рассказывал всем, кто хотел его слушать, сколько денег он заработал за день, особо не напрягаясь. Но когда он описал все, что сделал, мне показалось, что он громадным потом заработал каждый свой цент. Когда он закончил этот рассказ, то перешел к тому, что он собирается сделать завтра. Эти простые и очень честные люди принесли в мою жизнь что-то освежающее. Я завидовал их простой жизни и тому, что они с достаточной уверенностью могут планировать свое будущее. Я все время спрашивал себя, что они сказали бы, если б узнали, кто я и что собираюсь сделать.

Следующие четыре дня ничего не произошло. Я начал беспокоиться и позвонил Эфраиму. Его не было дома, и автоответчик не записывал сообщение. Это означало лишь то, что возникли проблемы. Неужели они в штабе напали на след Эфраима?

В такой ситуации очень трудно реагировать правильно. Можно подумать, что ты находишься в относительно безопасной ситуации в приятном месте. Не зная, есть ли реальная опасность или это только недоразумение или техническая проблема, нужно внезапно все отставить в сторону. Шансы того, что это просто недоразумение составляют пятьдесят на пятьдесят. Но если не среагировать на настоящую проблему, то цена, которую придется заплатить, очень высока.

Этим утром я заплатил за гостиницу и выяснил, что у меня осталось только пятьдесят долларов. Это серьезно обеспокоило меня. Одно дело - быть изолированным, намного хуже - оказаться в один момент совсем нищим.

Тут я впервые подумал, что рискованное предприятие может не очень-то окупаться. Хотя у Беллы, которой я тоже позвонил, ничего нового не было, что меня в какой-то степени успокоило, у меня не возникало сомнений, что она поостереглась бы сказать мне так, если б Моссад узнал о моем посещении советского посольства. Я мог это себе ясно представить: Эфраим, который хотел таскать из огня свои собственные каштаны, быстро меняет свои взгляды и сдает им меня, указывая возможность, как можно меня взять и вернуть. Если мне и следовало беспокоиться, то из-за него.

Если они к этому времени выяснили, что я вошел в контакт с КГБ, то они сделают все чтобы поговорить со мной для того, чтобы выяснить размер нанесенного им мной